| Мало что я читал столь сильное. Только я ждал, откуда отпор, возражение и разъяснение, но еще не дождался». Замечание Победоносцева очень взволновало писателя, и он ответил ему из Эмса (24 августа 1879 г.). Это один из важнейших комментариев автора к «Братьям Карамазовым». «Мнение ваше о прочитанном в Карамазовых, — пишет он, — мне очень польстило (насчет силы и энергии написанного), но вы тут же задаете необходимейший вопрос: что ответа на все эти атеистические положения у меня пока не оказалось, а их надо. То-то и есть, и в этомто теперь моя забота и все мое беспокойство. Ибо ответом на всю эту отрицательную сторону я и предположил быть вот этой 6–й книге «Русский инок», которая появится 31 августа. А потому и трепещу за нее в том смысле — будет ли она достаточным ответом? Тем более, что ответто ведь не прямой, не на положения прежде выраженные (в В. Инквизиторе и прежде) по пунктам, а лишь косвенный. Тут представляется нечто прямо противоположное выше выраженному мировоззрению, но представляется опять-таки не по пунктам, а, так сказать, в художественной картине. Вот это меня и беспокоит, то есть буду ли понятен и достигну ли хоть каплю цели? А тут вдобавок еще обязанность художественности: потребовалось представить фигуру скромную и величественную, между тем жизнь полна комизма и только величественна лишь во внутреннем смысле ее, так что поневоле, из-за художественных требований, принужден был в биографии моего инока коснуться и самых пошловатых сторон, чтобы не повредить художественному реализму. Затем есть несколько поучений инока, на которые прямо закричат, что они абсурд, ибо слишком восторженны; конечно, они абсурдны в обыденном смысле, но в смысле ином, внутреннем, кажется, справедливы». Итак, «Русский инок» задуман как теодицея. Писатель отказывается от схоластических «доказательств бытия Божия» по пунктам и параграфам. Логической аргументации Ивана Карамазова противоставляется религиозное мировоззрение старца Зосимы. Эвклидов разум отрицает, мистический опыт утверждает. |
| Особенно поражала их огромная конная статуя Юстиниана, вознесенная на высокую колонну в центре Константинополя. Вслед за автором анонимного «Хождения» конца XIII — начала XIV в. ее описывали и Стефан Новгородец, и троицкий инок Зосима . Восхищаясь размерами, величием, реалистичностью скульптурной группы, русские книжники пытались усмотреть в ней некое конкретное и одновременно символическое содержание, которое менялось (!) в зависимости от социально–исторической ситуации в Царыраде. Автор конца XIII — начала XIV в. увидел Константинополь в период последнего расцвета стольного града при Палеологах, когда византийцы еще жили иллюзией возрождения былой мощи и величия империи. Поэтому в скульптурной группе Юстиниана он усматривает символ этого величия. «Поганые цари» преклонили колена перед великим императором, изрекающим под пером русского книжника гордую фразу: «Вся земля Сорочиньскаа под моею рукою» (КХ 83). Инок Зосима побывал в Царыраде, со всех сторон обложенном турками, за три десятилетия до его окончательного падения. Великодержавные иллюзии уже рассеялись, и русский книжник по–новому осмысливает группу с конной статуей Юстиниана, который всё так же гордо «зрит на восток, хвалится на сорочинские цари». Те же, однако, «противу ему стоять, болваны медяны, держать в руках своих дань и глаголють ему: не хвалися, господине, на нас, мы ся тобе ради пративити (сопротивляться) начнем» (122). По характеру описания Зосимы чувствуется, что он знал текст «Хождения» начала XIV в., но в интерпретации скульптурной группы не согласился со своим предшественником. Реальное историческое положение Царьграда заставило его увидеть новый, практически пророческий, смысл в древнем произведении искусства. Усмотрение смысла в произведениях искусства, в частности в пластике, составляет одну из главных черт экфрасиса этого времени. Восхищаясь «живоподобной» и искусной формой византийской скульптуры, русский паломник стремился понять и ее содержание. Тот же Зосима описывал еще одну скульптурную группу, установленную перед церковью Св. Апостолов: « и на столпе стоит аггел страшен, велик и держит в руце скипетр Царя града и противу ему стоить царь Константин как живой, держить в руках своихь Царь град и даеть аггелу тому на соблюдение (под охрану)» (123). Как видим, смысловой аспект изображения интересует русского автора начала XV в. больше, чем внешний вид. |
| Мало что я читал столь сильное. Только я ждал, откуда отпор, возражение и разъяснение, но еще не дождался». Замечание Победоносцева очень взволновало писателя, и он ответил ему из Эмса (24 августа 1879 г.). Это один из важнейших комментариев автора к «Братьям Карамазовым». «Мнение ваше о прочитанном в Карамазовых, — пишет он, — мне очень польстило (насчет силы и энергии написанного), но вы тут же задаете необходимейший вопрос: что ответа на все эти атеистические положения у меня пока не оказалось, а их надо. То-то и есть, и в этомто теперь моя забота и все мое беспокойство. Ибо ответом на всю эту отрицательную сторону я и предположил быть вот этой 6–й книге «Русский инок», которая появится 31 августа. А потому и трепещу за нее в том смысле — будет ли она достаточным ответом? Тем более, что ответто ведь не прямой, не на положения прежде выраженные (в В. Инквизиторе и прежде) по пунктам, а лишь косвенный. Тут представляется нечто прямо противоположное выше выраженному мировоззрению, но представляется опять-таки не по пунктам, а, так сказать, в художественной картине. Вот это меня и беспокоит, то есть буду ли понятен и достигну ли хоть каплю цели? А тут вдобавок еще обязанность художественности: потребовалось представить фигуру скромную и величественную, между тем жизнь полна комизма и только величественна лишь во внутреннем смысле ее, так что поневоле, из-за художественных требований, принужден был в биографии моего инока коснуться и самых пошловатых сторон, чтобы не повредить художественному реализму. Затем есть несколько поучений инока, на которые прямо закричат, что они абсурд, ибо слишком восторженны; конечно, они абсурдны в обыденном смысле, но в смысле ином, внутреннем, кажется, справедливы». Итак, «Русский инок» задуман как теодицея. Писатель отказывается от схоластических «доказательств бытия Божия» по пунктам и параграфам. Логической аргументации Ивана Карамазова противоставляется религиозное мировоззрение старца Зосимы. Эвклидов разум отрицает, мистический опыт утверждает. |
| А над всем облик старца Зосимы – как свет немеркнущий. Любовь, кротость и сострадание. Если б не встретил его Достоевский лицом к лицу, если бы дважды, наедине, как на исповеди, быть может, в слезах, как та баба, не изливал душу – не было бы таинственного заднего плана, полуневидимого, но чувствуемого, во всей части романа, посвященной старцу Зосиме. Константин Леонтьев , барин, эстет, душа редкостной одаренности, жизнелюб и прожигатель жизни, в духе языческом, но и отравленный иным миром, кончал дни при Оптиной. О Достоевском полагал, что христианство его «розовое». Сам был довольно суров. Ему бы все подсушить, «подморозить». Ему и на Афоне, где бывал, нравились больше облики властные, водители с железным посохом (Иероним). Да и само православие его с железным посохом. Но тогда, пожалуй, и старец Амвросий слишком мягок? Добр, сострадателен и снисходителен? Его тоже бы подморозить? Достоевского пленил Амвросий. Конечно, в старца Зосиму он вложил и другое. Возможно, что упреки Достоевскому за Зосиму, – если смотреть на него, как на портрет Амвросия, – отчасти правильны («русский инок не совсем таков, крепче и мужественнее» – не один Леонтьев так считал). Главное, однако, остается. Зосима – христианнейший образ, в высшем смысле глубоко православный. Шестую книгу «Карамазовых» («Русский инок») Достоевский написал через год, летом 79-го года, в Старой Руссе, в трудных условиях. «Я все время был здесь, в Руссе, в невыносимо тяжелом состоянии духа. Главное, здоровье мое ухудшилось… Все время писал, работал по ночам, слушая, как воет вихрь и ломает столетние деревья». Очень Достоевский: ночь, буря, одиночество, чувство недалекого конца и чувство, что создастся великое, надо успеть его закончить – жить оставалось полтора года. «Сам считаю, что и одной десятой не удалось того выразить, что хотел. Смотрю, однако, на эту книгу шестую, как на кульминационную точку романа». Точка высокая, но еще выше – заключительная глава седьмой книги («Кана Галилейская») – вся книга седьмая названа «Алеша». Она и ведет к победе. Она и две следующие, 8-я и 9-я, кончены к январю 1880 года – последнего в жизни Достоевского. |
| „Мы люди – братья. И чувство братства „Нам дало страданье. „И в братском чувстве всех со всеми станут „Безчисленные муки бытия нам выносимее». Русский поэт Минский в юные годы писал: „В минуту тоски безысходной „По счастье, разбитом судьбой, „Прислушайся к скорби народной „И слейся с народной душой! „В ее безысходном страданье „Потонет отдельное горе, „Как тихое речки журчанье „В могучих рыданиях моря. „Воскреснут в груди твои силы „В борьбе за народное знамя. „И будет до самой могилы „Гореть благородное пламя». Значение болезни. Исаак пресвитер многие годы лежал в тяжелой болезни. Сострадательный инок приготовил ему вкусную похлебку и принес. Старец, пристально взглянув на принесшего кушанье, сказал: „брат, воистину говорю, желал бы я, чтобы Бог попустил мне страдать в этой болезни еще другие тридцать лет». И инок отнес приготовленное в свою келью. Подобное сообщается и о преп. Пимене Многоболезном. Зачем нужна была этим подвижникам болезнь? Видимо, затем, что она укрепляла их душу. Внешний человек тлел, а внутренний, несочувствующий суете жизни, обновлялся. Народ наш любит ходить к болящим старцам и старицам, годами прикованным к постели. Этим страдальцам болезнь сообщает трогательное внимание к чужим нуждам, духовную проницательность, дар совета и утешения, иногда дар вспомоществующей молитвы. И не мудрено: душа их постоянно пребывает в Боге, в мысли о Нем, о вечности, услаждается терпением, утончается, как утончается и самый их внешний вид: лице становится белым, впалые глаза как-то блестят и кожа делается тонкою и как бы прозрачною. Здоровье в болезни. Папа Григорий Великий († 604) рассказывает об одном страдальце следующее: „В арке, ведшей в храм св. Климента, лежал христианин, по имени Сервилий. Его знали многие из ныне живущих, знал и я. Он, нищий, богател Богом, хотя был изнурен длительной болезнью, расслаблением членов с детства до конца жизни. Он не мог не только стоять, но и сесть прямо на своей постели, не мог руку приблизить ко рту или перевернуться на другой бок. Мать и братья ухаживали за ним, добрые люди оделяли его милостыней, но он все получаемое раздавал нищим. Читать он не умел, но приобрел для себя Библию и всех грамотных посетителей упрашивал прочесть сколько-нибудь из нея. И чрез это он ознакомился со всею Библией . Телесные скорби не подавляли в нем восторженного духа, хвалящего Бога день и ночь. Чувствуя близость кончины, он пригласил своих посетителей для псалмопения. Подпевая и сам, он вдруг воскликнул: „тише! разве вы не слышите, как на небе восхваляют Господа!» |
| Беседа разумного старца сильно подействовала на несчастного брата: он принял ее с полным убеждением и доверчивостью и поступил так, как ему посоветовал старец. В первый же день, когда кончились работы, на которых был и русский инок, действительно, во время вечернего келейного правила явился ему Ангел. Но, спокойно продолжая молиться и класть поклоны, инок не обращал на него никакого внимания и даже не взглянул на него. Светлый Ангел взбесился; вместо прекрасного и молниезрачного юноши вдруг очутился гадкий эфиоп с сверкающими как огонь глазами и пустился скакать пред молившимся братом. Напрасно тот крестился и учащал поклоны, надеясь уничтожить демона, – демон не исчезал и препятствовал иноку совершать канон. Это огорчило брата. В досаде и негодовании на демона он взмахнул четками что было мочи, поразил ими призрак, и демон, ударив по уху инока своею бесовскою лапою, как дым исчез. С той поры несчастный брат оглох и поныне тем ухом, по которому ударил его демон, ничего не слышит. Таковы следствия нашего самочиния в пустынных афонских киновиях . Прощай пока. Живопись итальянской и византийской афонской школы Ваши картины получены мною на Афоне в среду Страстной седмицы. Как Вы порадовали меня присылкою этих драгоценных для меня залогов Вашей внимательности ко мне и искренности Ваших дружеских отношений! Несколько раз я перебирал и пересматривал Ваш подарок, и чем долее гляжу, чем более любуюсь на картины, тем они дороже становятся моему сердцу, тем милее для меня воспоминание о родине и об оставленных на ней друзьях моих. Только Вы, кажется, слишком пленяетесь вымыслами итальянской школы и слепо веруете произведениям современного вкуса, не обращая внимания на то, близок ли современный характер живописи к древнему, истинно творческому, и в родственных ли отношениях между собою итальянская и византийская афонская школы? Этот вопрос важен сам по себе, и ответ на него должен быть удовлетворительный. Я не берусь отвечать за Вас, а только замечу, что две из Ваших картинок меня заняли особенно: я смотрел на них и смотрю; смотрел на подпись и не знаю, чему верить: подписи ли или самым изображениям? |
| Наружный вид последнего более сходился с видом тогдашних светских щеголей в красивых магирках с перьями. Не вытертые, намазанные дёгтем чеботища русского духовного лица стучали чересчур резко для ушей тех, которые привыкли ходить в шёлковых башмаках на тоненьких подошвах с высокими звонкими подковками. Но ещё более отвращал светских уровень образования тогдашнего русского монаха или попа. «Русский духовный, – говорили они – тот же хлоп; не умеет держать себя в хорошем обществе; и поговорить с ним не о чем!» Зато православный монах раздражался против мирской прелести, когда светские люди смеялись над его не вытертыми черевиками и чеботищами. Он в свою очередь говорил: «Я на своём чеботище твёрдо стою, а ты, кривоногий башмачник, на своих тоненьких подошвах переваливаешься с бока в бок, а особенно когда перед паном стоишь: оттого, что у тебя в носках, загнутых к верху, бес сидит. Инок с тобой не умеет беседовать, потому что не о чем: ты добродетели учился у прелестницы, благочестию навыкал у шинкарки; что ты слышать мог умного от дудки и от скрипки? С кем ты мог вести разговоры о духе и о духовных предметах? С трубачом, сурмачём, пищальником, шамайником, органистом, регалистом, инструменталистом или бубенистом? Кто тебя учил богословию? Охотники – собачьи пастухи, или скакуны, или повара да пирожники?» 251 Правда, большая часть духовных и чёрных, и белых не отличалась на деле тою постническою строгостью, какую одобряли по книгам. Монахи как люди, поддавались искушениям – к соблазну светских, которые, подмечая что-нибудь хоть малое, не пропускали случая рассказать подмеченное возможною чернотою. «Монахи корыстолюбцы, – вопияли светские, 252 – они дают нам взаймы деньги и берут большой рост. Они нам про пост твердят; а сами в монастырях учреждают пиры и попойки и напиваются до упаду, а иные по корчмам шатаются». – Что же, – отвечали им иноки, – бывает и с нами грех; случаются и пиры и пьянство; да зато не бывает у нас проклятой музыки; притом если инок когда-нибудь напьётся, то не разбирает и не привередничает, горькое или сладкое попадётся ему, пиво ли мёд... |
| инок Всеволод Скачать epub pdf Глава первая. Христианское учение о богообщении Богообщение является некоей священной солью христианства. Как хорошо приготовленные яства, если не будут осолены, могут оказаться не годными к употреблению, так и внешне благополучные христиане, если не будут видеть смысл своей жизни в непрестанном богообщении, соделаются непригодными для Царствия Небесного. Поэтому, как в ветхозаветные времена все жертвы были осоляемы, так и ныне вся жизнь христиан должна быть оживотворяема богообщением. Под непрестанным богообщением святые отцы понимают, собственно, непрестанную молитву. Каждый православный христианин со смирением приступающий к сей молитве – уже вступает этим в область богообщения. Ведь наше покаянное обращение, наша мольба к Богу Живому есть начало сего священного богообщения, даже если, до времени, наша молитва , как бы остается без ответа. Вместе с непрестанной молитвой, богообщение проявляется, как: страх Божий, постоянное памятование Бога, хождение пред Богом, жизнь во Христе. Все это лишь разные выражения единого, по своей сущности, явления – живого и деятельного богообщения. Истинное, не прелестное, не мечтательное богообщение приносит подвизающемуся законный плод – благодатное обожение, сиречь блаженное состояние богоподобия, утраченное после грехопадения. Путь к сему вышеестесвенному богообщению назван святыми отцами умным деланием. На современный русский язык это словосочетание можно перевести, как духовное делание, (т.к. одно из значений слова ум в церковнославянском языке это – дух , т.е. наивысшая часть человеческой личности). Христианин легко может узнать путь умного делания из писаний отцов-исихастов, опытно познавших, что через богообщение достижимо обожение. Но сии святые мужи не измысливали какого-то нового христианства, они основывались на учении предложенном Самим Христом и Его апостолами. При поверхностном взгляде на Священное Писание Ветхого и Нового Заветов может показаться, что там нет ясного учения об умном делании, которое развивали в своих трудах отцы-исихасты. Но при внимательном чтении становится очевидным, что это учение в той или иной форме, излагается всем содержанием Священного Писания . И откровения Бога – человекам, и пророчества святых, и примеры из жизни угодников Божиих, и, конечно же евангельское служение Спасителя; все это научает страху Божию, любви к Богу, памятованию Бога, непрестанной молитвы, хранению умно-сердечной чистоты. Одним словом – научает умному деланию. |
| «Лестовка имеет 4 лапостка, коими исповедуются четыре евангелиста (лапостки – треугольные кусочки кожи, обшитые материей. Они пришиваются в месте соединения двух концов лестовки, там где у обычных четок имеется шерстяное кропило-кисточка – ин. В.), обшивка около лапостков – евангельское учение... 9 крупных ступеней означают 9 чинов ангельских». Начало и конец лестовки имеют промежутки без ступеней, это символ земли и Неба. Лестовка разделяется на четыре неравных части. Об этих частях говорится: «12 ступеней – 12 апостолов с Господом ходили. 38 ступеней – 38 недель Богородица во чреве Христа носила. 33 ступени – 33 года Господь по земле ходил. 17 ступеней – 17 пророчеств о Христе было. Подобает христианину всегда лестовку в руках держати и молитву Иисусову непрестанно творити; и в церкви и дома, и на торгу ходишь, стоишь ли, сидишь ли, и на всяком месте. Творити же молитву тако: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Кто молитву сию Иисусову творит непрестанно, како воздухом дышет, то... после третьяго же года... внидет в него и обитель в нем сотворит Святая Троица. И поглотит молитва сердце человеку тому и сердце поглотит молитву. И станет взывати непрестанно сию молитву днем и нощию. И будет свободен человек той от всех сетей вражиих. Хочешь ли, брате, научитися умственной молитве сердечной? Внимай прилежно. Прежде бо тебе подобает говорить молитву Иисусову негромко вслух тихим гласом. Когда же насытятся уста произношением молитвы , тогда глас стихает. Затем шепотом продолжается. И тогда умом подобает взирати и приникати к произносимому в гортани. Таковым образом, как бы сама собой начнет приходити в движение и действовати умственная сердечная молитва, на всяко время, во всяком деле, на всяком месте. Вначале противу воли подобает творити молитву, принуждая себя усердно, и егда навыкнет, то станет, аки птица парящая, сама обращатися в уме человека...». Вот такое возвышенно-поэтическое завещание о лестовке и о молитве Иисусовой оставил нам неведомый древне-русский инок. Уставы |
| В непросвещенный дальний край, И там юнейших братьев смело Христовой вере наставляй. И пусть за подвиг благородный Тебя Всевышний осенит И в Судный День Единородный Твои заслуги наградит. Священник Ф. Пестряков Странник Божия свеча Далеко от своей родины, в знойной Африке, умирал русский монах, проповедник веры Христовой. Он лежал в палатке под сенью столетних деревьев, чуждых его далекой и милой родине. Всю свою молодость отдал он чужим людям, этим простым дикарям, что окружали его теперь, и не жалел, что это сделал. «Такова воля Божия...» – думал он. Умирающий вспоминал, как он старался заронить в простые души язычников любовь к Богу и искры веры Христовой. И редкие из них не заплатили ему сердечной привязанностью и заботой. Дикари всячески старались вылечить проповедника слова Божия. Но это не удавалось... Жизнь таяла с каждым днем. Инок не мог двинуться с места, не мог шевельнуть рукой... Но мысль его работала неустанно. Вспоминалась вся жизнь... Вот детство, которое пролетело быстро. За ним учение. Вспомнил умирающий, как на школьной скамье в его душу запало желание быть полезным людям и отдать им свои силы. Закончив свое учение, юноша стал монахом. Как удивило всех это решение образованного и богатого человека! Его отговаривали, умоляли, рисовали жизнь, полную наслаждений. Но все было напрасно. За торжественной литургией, в присутствии множества молящихся, юноша принял иноческий сан. Отныне он не принадлежал себе, он отдал себя Богу и тем дикарям, что бродят во тьме язычества и ждут луча истинной веры Христовой. Вот он и в далекой Африке... Здесь проповедник столкнулся с недоверием дикарей, терпел нужду и лишения, но все выдержал и преодолел инок, желавший, чтобы имя Божие светилось среди языческой тьмы, и скоро святое семя Евангелия дало плоды. Но не выдержало тяжелого подвига слабое здоровье инока, и он слег. Тихо умирает он теперь вдали от родины. Смерть веет на него неземным спокойствием. Ему грезится далекая отчизна, слышится гул колоколов, а уста шепчут слова молитвы: «Да святится имя Твое...» Второе прошение молитвы Господней |
|
|
