| Начиная с XVII в. в науке постепенно установилось мнение, согласно к-рому А. п. является иудейским псевдоэпиграфом, созданным в апологетических целях. Составитель письма выдает себя за грека, поклоняющегося Зевсу (§ 16), однако его знание Иерусалима и храмового богослужения (§ 83-118) и в целом расположение к евр. народу и благоговение перед евр. Законом (§ 5, 31) дают право утверждать, что автор - иудей. В подлинности послания заставляет усомниться наличие анахронизмов и др. исторических неточностей, к-рые невозможны в описании событий очевидцем, напр. тот факт, что Деметрий Фалерский после смерти отца Филадельфа Птолемея I Лага был удален от двора и вскоре умер, или упоминание дня победы над флотом царя Антигона Гоната, о к-рой не сообщает никто из др. древних писателей, а также общий ретроспективный взгляд автора на эпоху Птолемея Филадельфа (§ 28, 182) ( Елеонский. С. 20-25; Иваницкий. С. 167; Князев. С. 126). Псевдоним Аристей, возможно, указывает на то, что послание было предназначено для греков-язычников и написано с целью пропаганды иудаизма в их среде. Однако выбор этого псевдонима сам по себе вряд ли мог привлечь внимание широкого круга греч. читателей, скорее иудей, выдававший свой труд за «письмо» грека-язычника и царского друга Аристея, следовал традиц. лит. приему, распространенному в иудейской апологетической лит-ре III-I вв. до Р.Х. (ср.: 3 Сивиллина книга; Псевдо-Гекатей; Hengel. S. 206, 373f, 392). Датировка написания А. п. остается предметом дискуссий, т. к. ссылка на егип. царя Птолемея Филадельфа и использование послания Иосифом Флавием (Иуд. древн. XII 2. 118) достаточно широко раздвигают временные рамки его возможного возникновения. Все предложенные датировки распадаются на 3 группы: ранняя - 250-200 гг. до Р. Х. (Э. Шюрер, Р. Трамонтано, свящ. А. Князев), средняя - ок. 150-100 гг. до Р. Х., к-рой придерживаются большинство совр. исследователей, и поздняя - I в. по Р. Х. (Г. Грец, Х. Вильрих) ( Jellicoe. P. 48-50; ср.: Князев. С. 129-131; Иваницкий. С. 180-197). Историчность |
| Птолемей второй, по прозванию Филадельф, построив библиотеку в городе Александрии, в так называемом Врухие, местности, находящейся в том же городе, поручил эту самую библиотеку попечению некоего Димитрия Фалерейского, приказав ему собрать в нее отовсюду книги поэтов и других писателей. Когда же собрано было книг до пятидесяти четырех тысяч, тогда царь посылает к иерусалимлянам письмо и золотую трапезу весом во сто талантов вместо трапезы, захваченной из святого места в Иерусалиме, прося прислать ему все Священное Писание евреев. Они же, с радостью и без замедления переписав книги золотыми еврейскими буквами, выслали ему именно двадцать одну книгу, а по их исчислению, двадцать две книги канонические и семьдесят две апокрифические. Но царь, получив книги и раскрыв, не мог прочитать их, а потому вынужден был написать им другое письмо, прося выслать к нему толковников, которые могли бы перевести ему написанное по–еврейски на греческий язык. Тогда учители евреев, избрав семьдесят два толковника из мужей от каждого колена, посылают их к царю по примеру того, как некогда сделал Моисей, восходивший на гору по повелению Господню и услышавший слова: «Возьми с собою седмьдесят мужей и взыди на гору» (Исх.24:1.12). Он же взял от каждого колена по шести, а всех вместе семьдесят два. Так сделали и они и послали семьдесят двух мужей, которые вместе с царем спали попарно на тридцати шести постелях, чтобы не поколебаться мыслью от соглашения с другими, и таким образом совершали свое дело. Ибо Птолемей, устроив раньше упомянутые домики и разделив каждый из них надвое, заключал в каждый по двое с утра до вечера, а вместе с ними заключал и по два отрока для услужения и для приготовления пищи, также и скорописцев. И не в стенах тех домиков устроил оконные дверцы, а сверху, в крыше, сделал отверстия, называемые анафотидами. Таким образом, проводя время с утра до вечера запертые на ключ, они совершили перевод. Каждой паре толковников дана была для перевода одна книга, как, например, Книга Бытия — одной паре, Исход сынов Израилевых — другой паре, Левит — третьей и прочие, подобно этому. И таким образом явилось Писание, переведенное тридцать шесть раз. Когда же окончен был перевод всех книг, царь воссел на высоком престоле и тридцать шесть чтецов сели на полу, имея перед собою книги. И когда один читал, то не оказалось никакого разногласия. Столь чудесное дело Божие дает ясно видеть, что оные мужи имели дар Духа Святого. Где было убавлено у них что–либо, там убавлено было у всех вместе, и в убавленном не было нужды, а прибавление было нужно. Так переведенные на греческий язык книги положены были в первой библиотеке. А после нее построена была и иная библиотека, названная дочерью первой, в Серапиуме. |
| Безвестный же русский живописец, которому, видимо, эта гравюра попалась на глаза, в свою очередь, предпринял " обратный перевод " сюжета: снабдил фигуру Спасителя благочестивыми, на его взгляд, одеждами, заменил ангелочков аллегорическими изображениями евангелистов и убрал следы крестных ран с тела Богочеловека. То есть о прямой цитате говорить тут не приходится, но сюжетное заимствование налицо со всей очевидностью». Второй раздел выставки посвящен персонификации смерти. Здесь преобладают собирательные образы мертвеца и скелета, получившие распространение в западном искусстве после выкосившей треть европейского населения эпидемии чумы 1348—1350 годов, а также фигур из традиционной восточной иконографии Апокалипсиса, вооруженных трезубцем, пищалью или косой. Но подлинные жемчужины здесь представила Государственная Третьяковская галерея. Это две работы из так называемого псевдоушаковского ряда — талантливые подделки под стиль и приемы знаменитого царского изографа Оружейной палаты. «Речь идет не о моленных образах, а о малоизвестных на Руси живописных притчах, — замечает Светлана Липатова. — Первая повествует о египетском царе Птолемее Филадельфе — монархе просвещенном и неизменно державшем на своем столе человеческий череп, как сказано в подписи, " дабы с фортуною сего света не возвышал и за бессмертного себя не почитал " . Более того, продолжает автор развернутого текстового комментария, царь еще и специально приказал слуге приходить к нему и ежедневно обо всем этом напоминать: " Познай, царю, чья сия голова по смерти и будет такова твоя " . Аккомпанирует этой работе пример противоположного, недальновидного отношения к бренности человеческого бытия. " Смертный человек, бойся того, кто над тобой " , — обращается к зрителю автор, изобразивший богатого вельможу, который упрямо не замечает ни подставки под собственными ногами в виде гробовой крышки, ни притаившейся буквально за спиной смерти». Современные иконы из собрания Валаамского монастыря Где: Собрание мастеров Гильдии храмоздателей (2-я ул. |
| Во II в. главными оппонентами христианства стали автор сочинения «Истинное слово», направленного против христиан, Цельс и наставник императора Марка Аврелия Фронтон. Они рассматривали христианство как учение, которое полно фанатизма и предрассудков и угрожает античному миросозерцанию. Кроме этого, о христианах распространялось множество сплетен и клеветы, вызванных отчасти закрытостью их собраний. Задача древнехристианских авторов заключалась в том, чтобы с самых разных сторон продемонстрировать приемлемость христианства языческому миру – философско-богословской, гражданской, культурной, религиозной и т. д. [Васильев, 2012, с. 55–58]. Прежде всего, древнехристианские авторы старались опровергнуть клевету, возводимую на христиан, и ответить обвинителям Церкви, говорившим о том, что она – угроза государству. Также они раскрывали безнравственность и абсурдность язычества, его божеств и мифологии и утверждали, что единственно верным учением о мире и Боге обладает христианство. Они опровергали аргументы философов и показывали, что сама их философия не может достичь истины, имея человеческий разум единственным обоснованием. Кроме того, они опровергали возводимые на христиан обвинения в чудовищных преступлениях (эдиповы кровосмешения, каннибализм, атеизм и др.), доказывая их абсурдность и невозможность [Плотников, с. 2011, с. 81–90]. Вместе с тем предыстория переворота, осуществленного христианством в средиземноморской литературе, началась еще за три века до возникновения самого христианства – с создания Interpretatio Septuaginta Seniorum («Перевод семидесяти толковников») 1 . Александрийские евреи в годы царствования монарха Птолемея Филадельфа II (285–246 гг. до н. э.) перевели на греческий язык Пятикнижие, то есть пять первых и самых важных книг Ветхого Завета. На этом переводческая работа не остановилась: уже ко второй половине II в. до н. э. на греческий были переведены почти все книги Ветхого Завета. В скором времени появилось в греческом переводе и все остальное [Кащеев, 1997, с.11–19]. |
| Вторая книга Маккавейская заключает в себе и некоторые события, предшествовавшие началу первой. Не касаясь нашествия Птоломея, первого Царя Египетского, который при Первосвященнике Онии первом, овладел Иерусалимом и увел множество пленников в Александрию; не говоря о том, как при Первосвященнике Симоне праведном, Птоломей Филадельф потребовал от него семьдесят толковников, для перевода Священного Писания на язык Греческий; умалчивая о бедствиях, какие терпела Иудея от междоусобий Птолемеев с Антиохами, – книга сия начинается временем добродетельного Первосвященника Онии III. – А третья книга Маккавейская описывает предшествовавшее сему гонение четвертого Птоломея, при Архиерее Симоне II. Филопатор, обрадованный своим успехом, против Антиоха великого, посещал ближние города и капища, желая привлечь к себе народ; Иудеи принесли ему дары, но сей убийца своих родителей и братьев, по принесении жертвы во храме Иерусалимском, пожелал войти во Святое Святых, не смотря ни на представления священников, ни на слезы и смятение народа. Первосвященник видя, что Бог один может сохранить от осквернения избранное им место, пал пред святилищем на колена, и молился. Тогда Царь, сотрясенный внезапным трепетом, лишился сил и языка, и вынесен был из священной ограды телохранителями. Однако, не тронувшись сим наказанием, он с угрозами возвратился в Египет, и сперва повелел отнимать право гражданства у тех из Иудеев, которые не поклонятся идолам; потом, когда узнал, что большая часть их остается непоколебимы в своей вере, и даже гнушаются отступившими от нее, осудил их строгим указом, как презрителей царской власти, и в оковах отовсюду собрал их в Александрию, чтобы истребить слонами. Сие гонение прекращено было новым чудом, уже назначен был день кровавого зрелища: но, по причине долговременного сна Птоломея, оно не открылось; на другой день, по необычайному забвению и замешательству его мыслей, отсрочено было до следующего утра; в третий, явлением на месте казни двух Ангелов, приведенный в смятение Царь, возвратил узникам свободу, и назначил им семидневный пир. Он признал, пред всем своим государством, невинность Иудеев и поборающую по них руку Божью, и дал им власть наказать отступников от их веры, как скоро представили ему, что изменники алтаря не могут быть верными престолу. |
| е. атеистов в совр. смысле этого слова), было мало; об этом говорит «список атеистов», составленный автором трактата «Об учениях философов» Клитомахом. Цицерон , опиравшийся на многочисленные доксографические материалы, в кн. «О природе богов» (I 2; I 63) к атеистам причисляет поэта Диагора Мелосского, философа Феодора из Кирены и философа-софиста Протагора (ок. 480 - ок. 410 до Р. Х.), к-рый, предвосхищая мысль И. Канта о невозможности доказательства как бытия Бога, так и Его небытия, утверждал: «О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду. Ибо многое препятствует знать это: и неясность вопроса и краткость человеческой жизни» (Diels. B 4; см. также А 23). Соч. Протагора о богах было сожжено, и автору пришлось бежать, спасаясь от преследования. Секст Эмпирик в кн. «Против ученых» кроме названных атеистов упоминает софистов Продика и Крития (IX 1. 50-57), а к занимающим среднюю позицию в вопросе о существовании богов относит Эпикура (341-270 до Р. Х.), к-рый, «по мнению некоторых, сохраняет бога для толпы, но не признает его с точки зрения сущности вещей» (IX 1. 58; см.: Epicurus. Epist. ad Menoeceum. 123), а также предшественников европ. позитивизма - скептиков, к-рые, полагая, что боги существуют и их надо почитать, избегают «опрометчивости в философском исследовании» (IX 1. 49) и не смеют сказать о богах ничего определенного. Особое внимание Секст Эмпирик уделяет Евгемеру из Мессины (кон. IV - нач. III в. до Р. Х.), к-рый, по-видимому, впервые выдвинул социологический аргумент, сводя происхождение греч. религии к общественной жизни, и объяснял в кн. «Священная запись» веру в богов существованием в древности великих людей - основателей религии и культа, обожествленных и почитаемых за свои деяния. О том, что эта теория могла казаться в древности убедительной, говорят факты обожествления греч. царей (потом рим. императоров) после смерти, а иногда и при жизни - Птолемей II Филадельф (IV в. до Р. Х.) еще при жизни получил титул «бога Филадельфа»,- впрочем, это не означало, что «обожествленных» почитали наравне с традиц. |
| е. черты больших форм искусства - скульптуры и живописи. Для печатей знаменитого резчика Дексамена Хиосского (2-я пол. V в. до Р. Х.), где сохранилась подпись мастера, характерны такие черты, как использование красоты камня, классическое совершенство пропорций, тонкий рисунок, едва уловимые градации рельефа (геммы с изображением летящей цапли, ГЭ, геммы с изображением коня и с портретом неизвестного, Музей изящных искусств, Бостон). Самым знаменитым резчиком IV в. до Р. Х. был Пирготель, к-рому было предоставлено исключительное право гравировать портреты Александра Македонского. Бегущий конь. Камея. 2-я пол. V в. до Р. Х. Мастер Дексамен (ГЭ) Бегущий конь. Камея. 2-я пол. V в. до Р. Х. Мастер Дексамен (ГЭ) В Грецию после походов Александра Македонского стали ввозить многоцветные вост. минералы: алые гранаты, лиловые сир. альмандины, фиолетовые аметисты, зеленые цейлонские бериллы, инд. сардоникс, сочетающий белый и желтый цвета с теплыми красновато-коричневыми, араб. сардоникс, в к-ром преобладали холодные сине-черные и голубоватые оттенки. При дворах греч. монархов особого расцвета достигла портретная Г. На рубеже IV и III вв. до Р. Х. в моду вошли камеи из многослойного, многоцветного сардоникса, нередко большого размера (напр., «камея Гонзага», или Мальмезонская камея) с изображением егип. царя Птолемея II Филадельфа и его жены Арсинои, III в. до Р. Х., ГЭ). К концу эллинистического периода производство предметов Г. стало массовым на всех территориях, затронутых влиянием греч. культуры (от Испании, Карфагена и Юж. Италии до Крыма, Колхиды, Бактрии). Помимо редких камей в основном изготавливались перстни-инталии (δκτυλος, annulus - отсюда дактилиотека) с портретными изображениями, с мифологической сценой, с образом божества или героя или только с именем владельца (σφραϒς, σφραϒδιον - отсюда сфрагистика). Имп. Юлиан Отступник. Бюст. 60-е гг. IV в. (ГЭ) Имп. Юлиан Отступник. Бюст. 60-е гг. IV в. (ГЭ) К посл. четв. I в. до Р. Х. увлечение Г. распространилось в Риме, куда с падением царства Птолемеев (30 г. |
| «Когда нам передали эту икону из частного собрания А.М. Иванова, мы даже не знали, как назвать сюжет, - куратор обращает внимание еще на один памятник изобразительного искусства второй трети XVIII века из-под Вологды. – Согласитесь, необычная компоновка: будто парящий на массивной фигуре Агнца Христос «пригвождает» одним Своим взглядом символизирующий смерть скелет, в немом ужасе схватившийся своей правой кистью за череп! И только когда в Российской государственной библиотеке мы подбирали экспонаты для выставочного ряда, почти случайно наткнулись на гравюру Схелте Адамса Болсверта – голландского художника, работавшего при мастерской Питера Пауля Рубенса. У Рубенса, как известно, есть похожее изображение Христа, попирающего смерть ногами. Гравер Болсверт разнообразил композицию группой ангелочков, воздевающих лавровый венец триумфатора и удерживающих апокалиптического Зверя древком копья. Безвестный же русский живописец, которому, видимо, попалась на глаза эта гравюра, в свою очередь, предпринял «обратный перевод» сюжета: снабдил фигуру Спасителя благочестивыми, на его взгляд, одеждами, заменил ангелочков аллегорическими изображениями евангелистов и убрал следы крестных ран с тела Богочеловека. То есть о прямой цитате говорить тут не приходится, но сюжетное заимствование налицо со всей очевидностью». Второй раздел выставки посвящен персонификации смерти. Здесь преобладают собирательные образы мертвеца и скелета, получившие распространение в западном искусстве после выкосившей треть европейского населения эпидемии чумы 1348-1350 годов, а также вооруженных трезубцем, пищалью или косой фигур из традиционной восточной иконографии Апокалипсиса. Но подлинные жемчужины сюда представила Государственная Третьяковская галерея. Это две работы из так называемого псевдоушаковского ряда – талантливые подделки под стиль и приемы знаменитого царского изографа Оружейной Палаты. «Речь идет не о моленных образах, а о малоизвестных на Руси живописных притчах, - замечает Светлана Липатова. – Первая повествует о египетском царе Птолемее Филадельфе – монархе просвещенном и неизменно державшем на своем столе человеческий череп, как сказано в подписи, «дабы с фортуною сего света не возвышал и за бессмертного себя не почитал». Более того, продолжает автор развернутого текстового комментария, царь еще и специально приказал слуге приходить к нему и ежедневно обо всем этом напоминать: «Познай, царю, чья сия голова по смерти и будет такова твоя». Аккомпанирует этой работе пример противоположного, недальновидного отношения к бренности человеческого бытия. «Смертный человек, бойся того, кто над тобой», - обращается к зрителю автор, изобразивший богатого вельможу, который упрямо не замечает ни подставки под собственными ногами в виде гробовой крышки, ни притаившейся буквально за спиной смерти. |
| Несмотря на псевдоэпиграфичность, послание содержит исторически достоверную информацию об обстоятельствах перевода евр. Закона на греч. язык, напр. о том, что процесс этот начался при Птолемее Филадельфе (что подтверждается философом Аристовулом (II в. до Р. Х.), не зависящим от А. п.) и сначала было переведено только Пятикнижие; что перевод был осуществлен в Египте, и в частности в Александрии, и для этого могли быть специально приглашены сведущие в Законе палестинские книжники; перевод был одобрен александрийскими иудеями ( Елеонский. С. 27-39; Князев. С. 131). А. п. остается ценным источником по истории возникновения Септуагинты. Сторонники существования более ранних, чем Септуагинта, переводов евр. Торы на греч. язык приводят в качестве аргумента сообщение § 30, согласно к-рому книги иудейского Закона отсутствовали в Александрийской б-ке, потому что они были «написаны (λεγμενα) еврейскими буквами и на [еврейском] языке, но были истолкованы (σεσμανται) слишком небрежно и не так, как должно». Если принять перевод греч. слова «σεσμανται» как «истолкованы» (англ. interpreted), то это предполагает существование более ранних, хотя и неудовлетворительных, переводов Закона на греч. язык; в таком случае А. п. рассказывает не о первом переводе Торы, а об исправлении уже существовавших ( Kahle Р. The Cairo Geniza. Oxf., 19592. P. 212). Согласно др. т. зр., σεσμανται означает «переписаны» (transcribed), тогда в § 30 говорится не о др. греч. переводах Закона, а о ненадежных евр. рукописях и автор А. п. защищает перевод 72 толковников перед альтернативными переводами (M. Orlinsky; F. M. Cross; H. H. Rowley; S. Jellicoe). Богословие А. п. прежде всего характеризуется стремлением найти возможность примирения евр. монотеизма и языческого политеизма . В § 16 «язычник» Аристей сообщает царю: «Они [т. е. иудеи], царь, чтут [Того же] Зрителя всяческих и создателя - Бога, Которого [почитают] и все, а мы [лишь] иначе называем Его Зевсом и Дием. Древние дали это удачное наименование Тому, Кем оживотворяется и [Кем] создано все; Он же управляет и владычествует над всем». Данное утверждение автора-иудея не находится в рамках ветхозаветной традиции, запрещающей поклонение др. богам, но исходит из распространенной среди образованных греков начиная с эпохи раннего эллинизма теории евгемеризма , согласно к-рой все боги прежде были людьми, но по причине их благих деяний и изобретений стали почитаться как боги (§ 134-137). |
| Однако в середине ХХ в. были обнаружены и опубликованы Кумранские рукописи, значительно более ранние (II в. до Р. Х. — I в.), чем все известные до тех пор еврейские списки Библии. Кумранские списки, в ряде мест расходящиеся с масоретским текстом, а также друг с другом, показывают, что в самих истоках еврейской рукописной традиции, до введения масоретами жесткого контроля за перепиской библейских книг, еврейский текст подвергался исправлениям и искажениям столь же часто, как и другие рукописные тексты древности и Средневековья, будь то греческие рукописи Нового Завета или древнерусские летописи. Таким образом, масоретский текст не тождествен протографам еврейской Библии. Некоторые места еврейского текста уже в глубокой древности (до становления масоретской традиции, до перевода Библии на греческий, до Кумранских свитков) были искажены при переписывании настолько, что их невозможно понять. К сожалению, стопроцентно убедительное воссоздание протографа таких мест исходя из наличествующего у нас материала невозможно. Текстологи могут приблизиться к протографу — но не могут достичь его. Очень важно избегать терминологической путаницы. Когда мы говорим о «еврейском тексте Ветхого Завета» — что мы имеем в виду: недошедший до нас, но реконструируемый протограф? Или дошедший до нас, стандартизованный, но местами явно ошибочный масоретский текст? Нужно всегда четко различать эти две вещи. Греческий текст Ветхого Завета Что касается Септуагинты (греческой Библии), принято считать, что Пятикнижие было переведено на греческий язык в первой четверти III в. до Р. Х. при Птолемее II Филадельфе (285–246). Чуть позже — остальные книги. Это древнейший из переводов Библии на какой бы то ни было язык. Роль Септуагинты для воссоздания еврейского протографа огромна — и была бы еще огромнее, если бы мы могли однозначно восстановить протограф самой Септуагинты. Дело в том, что начиная с глубокой древности Септуагинта постоянно редактируется, сверяется с еврейским текстом, подвергается влиянию более поздних переводов Ветхого Завета с еврейского на греческий (переводы Акилы, Симмаха, Феодотиона, которые появляются в начале нашей эры). Поэтому расхождения разных рукописей Септуагинты между собой едва ли не многочисленнее, чем расхождения между Септуагинтой и масоретским текстом. А задача воссоздания протографа Септуагинты — столь же трудновыполнима, как задача воссоздания еврейского протографа. |
|
|
