| Классическое предание о переводе Семидесяти, основные черты которого узнаваемы в трактате Софрим, отличалось от своего позднейшего оттиска прежде всего высокой оценкой значения этого труда, который никогда не представлялся как удовлетворение простой прихоти царя Птолемея 78 . Имеющиеся в нашем распоряжении материалы, позволяющие судить о ходе создания Септуагинты, делятся на две категории. В первую включены литературные произведения, составляющие канву предания и образующие в итоге некую целостную, хотя и полную противоречий картину. Вторую представляют памятники, косвенно свидетельствующие о существовании Септуагинты в тот или иной период времени. Ценность косвенных показаний, как непреднамеренных, очевидна. Но следует помнить и о том, что молчание одних источников не должно быть приравниваемо к голосу других: «доказательство от молчания» часто бывает ошибочным из-за того, что применяется без предварительного обоснования подбора свидетелей. Если бы мы захотели ограничиться артефактами и другими материальными уликами для построения картины события по линии критики предания о нем, то научный рассказ, в силу неизбежного произвола в реконструкции, сам превратился бы в легенду. Скептические же выводы критики как меланхолический орнамент каталогизированного материала и вовсе излишни: можно было бы ограничиться изданием каталогов. Поскольку, таким образом, элемент «рассказа» из науки неустраним, честнее перед культурой пользоваться уже существующими рассказами, чем изобретать свои. Научный характер использования в этом случае определяется критическим отношением к противоречиям и нестыковкам. Именно такой подход применяет большинство исследователей к т.н. Письму Аристея и другим важнейшим историческим документам. Письмо Аристея, телохранителя царя Птолемея II Филадельфа (годы царствования 283–246 до н.э.), адресованное им своему брату Филократу, повествует о посольстве в Иерусалим к главе теократического еврейского государства, входившего в состав греко-египетской монархии, – первосвященнику Елеазару (годы правления 284–247 до н.э.) – и последовавших затем событиях. |
| 1. Перевод LXX-mu. – Древнейший из сохранившихся до нас переводов Ветхого Завета есть греческий, александрийский перевод LXX-mu, сделанный за 270 л. до Р. X. О происхождении этого перевода существует следующее сказание некоего Аристея, которого считают иудейским прозелитом и который сам себя называешь начальником стражи Птолемея Филадельфа и принимал сам лично участие в деле перевода. Египетский царь Птоломей Филадельф, желая собрать в своей знаменитой библиотеке и издать законодательные памятники разных народов, повелел с этою целью перевести книги иудейского Закона на греческий язык. За переводчиками обратились к иерусалимскому первосвященнику Елеазару, который избрал из каждого колена по 6-ти ученейших мужей и послал их в Египет, вручивши им кодекс Моисеева закона, написанный на пергамене золотыми буквами. Эти 72 толковника, или переводчика, на острове Фаросе, в присутствии и под наблюдением библиотекаря Димитрия Фалерейского, совершили перевод книг Моисеевых в продолжении 72 дней. Переводчики с соизволения царя читали свой перевод пред собранием александрийских иудеев 4 . Из этого рассказа и из свидетельства Филона и Флавия видно, что на этот раз были переведены только книги Моисеевы. Но если и так, то все-таки с достоверностью можно предположить, что вскоре за сим и все книги канонические Ветхого Завета были переведены в Александрии на греческий язык тамошними иудеями эллинистами; потому что уже, напр., писатель книги Премудрости Соломоновой читал (приблизительно за 200 л. до Р. X.) в греческом переводе пророков ( Прем.2:12 сл. Ис.3:10 по переводу LXX-mu и с подлинником), а переводчик книги Премудрости Иисуса сына Сирахова свидетельствует (приблизительно за 200 слишком лет до Р. X.) в прологе следующее: «не равную имеет силу одно и тоже читаемое на еврейском и переведенное на другой язык; так даже и самый закон и пророчества и прочие книги не мало имеют отличия (т. е. отличия от перевода их греческого), читаемые в подлиннике». В состав этого перевода, известного под именем LXX-mu толковников, вошли и известные неканонические книги Ветхого Завета, которые и дошли до нас большею частью только в этом переводе. |
| 3. И Симон пал жертвой измены и насилия, совершенного над ним во время пира его же собственным зятем, Птолемеем. Одновременно с убийством тестя Птолемей заключил в темницу его жену и двух сыновей и послал палачей для умерщвления еще третьего сына, Иоханана, прозванного Гирканом. Но юноша был предупрежден о грозящей ему опасности и поспешил в Иерусалим в полной уверенности, что народ из благодарности к подвигам его отца с презрением отшатнется от преступного Птолемея. С другой стороны, через другие ворота пытался проникнуть в город также и Птолемей; но народ, успев уже принять Гиркана, оттолкнул его от себя. Последний немедленно отступил к Дагону - одной из тех крепостей, которые возвышаются над Иерихоном; Гиркан же, возведенный в сан первосвященника, совершил жертвоприношение и спешил догнать Птолемея с целью освободить из его рук свою мать и братьев. 4. При наступлении на крепость он был хотя сильнее осажденного, но понятная сердечная боль делала его слабым; каждый раз, когда Птолемей видел себя в опасности, он приказывал выводить на стену мать и братьев Гиркана и бичевать их на его глазах, грозя при этом сбросить их со стены, если он тотчас не отступит. При виде этого Гирканом овладевал не столько гнев, сколько жалость и страх. Тщетно мать, хладнокровно вынося удары и не робея пред угрожающей смертью, простирала руки к сыну, умоляя его не щадить злодея из жалости к ее пыткам, тщетно она уверяла сына, что она предпочтет жизни смерть из рук Птолемея, если только последний понесет заслуженную кару за преступления, совершенные им против их дома; каждый раз, когда Гиркан, изумляясь твердости своей матери, слышал ее мольбы, он с неудержимою яростью возобновлял атаку; но как только на стене начиналась ужасная сцена истязания старухи, его сердце охватывала боязнь и жалость и он делался мягким и чувствовал невыносимую боль. Так осада затянулась и продлилась до наступления субботнего года, который празднуется иудеями через каждые семь лет, точно так же, как суббота - в седьмой день недели. Освобожденный вследствие этого от осады, Птолемей умертвил братьев Иоханана вместе с его матерью и бежал к филадельфийскому тирану Зенону, прозванному Котилой. |
| Attische Feste. 2 Aufl. Berlin. 1956. S. 40 ff., cf. Robert C. Athena Sciras und die Scirophorien Hermes. 1885. 20. S. 367 ff.) 40 Hatch E. The influence of Greek Ideas on Christianity. New York, 1957. p. 290. 41 Мф.13:11; Мк.4:11; Лк. 8:10; Рим.11:25, 16:25; 1Кор.2:7, 4:1, 13:2, 14:2, 15:51; Еф.1:9, 3:3—4, 9, 5:32, 6:19; Кол.1:26—27, 2:2, 4:3, 1Тим.3:9, 16; Откр.1:20, 10 42 Жан Пепен, говоря о риторическом использовании языка мистерий христианскими авторами, ссылается прежде всего на «Увещевание» Климента Александрийского (120, 1—2) (Pépin J. Christianisme et mythologie. Jugements chrétiens sur les analogies du paganisme et du christianisme/Pépin J. De la philosophie ancienne à la théologie patristique. Variorum reprints. London, 1986. VIII. p. 20). 43 Ср.: Eur Bacch., 470 сл. 44 Hatch E Op. cit. p. 305—306. Впрочем, уже Иустин Мученик использует для крещения термин «просвещение» (1 Апология, 61), ср.: Hatch E Op. cit. p. 295. 45 Ibid. p. 307. 46 Мистический культ Деметры и Коры существовал и в Александрии, где был даже пригород, именовавшийся «Элевсин». Античный толкователь Каллимахова гимна в честь Деметры приписывает Птолемею Филадельфу введение обряда шествия с кошницей «в подражание Афинам». Ф.Ф. Зелинский полагает, что перенесение всего элевсинского культа в Александрию могло состояться еще при Птолемее I Сотере (Зелинский Ф.Ф. Религия эллинизма. с. 27—28). 47 В «Строматах» Климент пишет даже, что Бог даровал философию эллинам через низших ангелов (Clem. Strom., VII (2) 6, 4). 48 Ср.: Tert. Apol., 17. 6. 49 Татиан, например, в «Речи против эллинов» (16, 1) заявляет, что демоны, повелевающие людьми, не есть души людей. 50 Учение Платона о демонах, конечно, сложнее, чем можно заключить на основании этих двух мест; см., например, Plat. Resp., X, 617e, 620 de; Phaed., 107d; Symp., 202e; Tim., 89e-90a; Leg., 717a-b. 51 См. также Ios. Bell. Jud., 7. 6, 3; Iust. Apol., 1, 17 – о душах умерших, вселяющихся в живущих. 52 « злоупотребили и своим естеством, и предоставленной им властью. |
| II, 5). Отцы Церкви передают то же свидетельство. Так, Иустин Философ воспроизводит Флавиев рассказ с дополнением, что переводчики находились в 72 кельях. В конце рассказа он замечает: «мы не басню вам говорим, а историю. Когда мы были в Александрии, то видели на острове Фаросе остатки келий, в которых находились переводчики, и слышали эту историю от жителей острова» (Аполог. 1,31. Увещание к Эллинам 13 гл.). То же сказание повторяют, с признанием полной его достоверности, Ириней, Климент Александрийский , Кирилл Иерусалимский , Августин и Епифаний. Последний изменяет только число келий и переводов, говоря, что переводчики были по два в 36-ти кельях и изготовили 36 сходных переводов (De ponder. et mens. 3, 6. 9–11). В вавилонском талмуде упоминается о 72 толковниках, переводивших закон в 72 кельях и составивших согласный перевод (Soferim. l, 7; Megilla f. 9). Только уже впоследствии, в период полемики с христианами, у евреев появились замечания о «несчастии дня перевода LXX и затмении солнца, сопровождавшем его три дня» (Sefer-tora, l, 8; Megilla Taanit. 12). У врагов иудеев, самарян, есть некоторые, хотя очень незначительные, части того же сказания. По их преданию, Птоломей Филадельф на 10 году своего правления обратил внимание на раздоры иудеев и самарян и пожелал примирить их. Он пригласил старших и мудрых представителей обеих сторон и велел им изготовить по греческому переводу их законов. Из этих переводов он узнал, что иудеи и самаряне имеют различные законы, причем самарянский закон лучше иудейского. Прежде всего, согласно этому сказанию, в Александрии жило много иудеев. В Египет они начали переселяться еще по разрушении Иерусалима Навуходоносором ( Иер.41:17; 43–44 гл.). Александр Македонский много поселил их в Александрии. Это поселение увеличивалось, как вследствие торгового значения этого города, так отчасти вследствие и насильственных переселений по распоряжению греческого правительства. Так, Птолемей Лаг поселил насильно много иудеев в Александрии и во всей северной Африке. |
| Аналогичные фрагменты можно найти у св. Иустина Мученика , Оригена и других апологетов. 2. Нравственный Этот способ истолкования священного текста восходит к «Письму Аристея» – иудео-эллинистическому памятнику, предположительно, II в. до н.э., описывающему возникновение Септуагинты, первого в истории перевода Библии на язык европейской культуры. Одним из важнейших сюжетов «Послания» является посольство египетского царя Птолемея II Филадельфа к иерусалимскому первосвященнику Елеазару, который, отвечая на вопросы послов об иудейском законе, дает этическую интерпретацию пищевым запретам Пятикнижия. Первосвященник объясняет запрет на ядение плотоядных птиц их хищным нравом, а предписание употреблять в пищу парнокопытных – символическим шифром понятий «нога» (которая указывает на путь) и «раздвоение» (которое выражает разборчивость в выборе пути). «Все птицы, которыми мы питаемся, – ручные, чистые, питающиеся овощами и пшеницей... А в ряду запрещенных птиц ты найдешь диких, плотоядных, порабощающих, благодаря своей силе, остальных... Поэтому, назвав их нечистыми, [Моисей] обозначил этим, что те, для кого назначено законодательство, должны быть справедливыми по душе, никого не угнетать, полагаясь на свою силу, и ничего не похищать, но управлять своею жизнью, согласно справедливости... А, если этих, вследствие их природных особенностей, не должно даже и касаться, то как же не охранять себя всячески от того, чтобы наши нравы не извратились в подобном [их повадкам]. И все о разрешении этих и других животных изложено нам в форме символов. Так, раздвоенность копыт и разделение когтей является символом того, чтобы разграничивать каждое из дел, стремясь к прекрасному» (Письмо Аристея, 145–151). Аналогичные интерпретации встречаются и у Филона Александрийского. Нетрудно заметить, что их логика тяготеет к аллегорезе. Однако, не следует смешивать эти два жанра: тогда как аллегория представляет собой оторванный от реальности смысл события или повествования, наделенного при этом своим собственным, буквальным смыслом, нравственное толкование является для пищевых запретов их единственным смыслом: по букве, они в глазах толкователя и его аудитории бессмысленны. |
| до Р. Х. 2 Цар 22). Формирование следующего раздела евр. канона, Пророков (Невиим), приходится на эпоху после возвращения из вавилонского плена и обычно связывается с деятельностью книжника Ездры и его окружения (сер. V в. до Р. Х.), хотя первое упоминание этого раздела наряду с Законом встречается только в предисловии к Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова (132 г. до Р. Х.). Последний разд. Писания (Кетувим) оформляется не ранее кон. I в. по Р. Х.; условно принята дата Иавнийского Синедриона - 90/100 г. по Р. Х. Критерием каноничности в раннем иудаизме служили представления о принадлежности книг ко времени пророков (от Моисея до времени правления персид. царя Артаксеркса I (2-я пол. V в. до Р. Х.) - Ios. Flav. Contr. Ap. 1. 8). Представление о том, что Ездра был последним пророком, определило результаты канонизации книг раздела Кетувим, к-рые традиционно датировались временем до Ездры, и отказ от мн. писаний эллинистического периода. Прор. Ездра. Роспись " дома собраний " в Дура-Европос (Сирия). Ок. 250 г. Прор. Ездра. Роспись " дома собраний " в Дура-Европос (Сирия). Ок. 250 г. Александрийский канон Б. представлен Септуагинтой, или переводом Семидесяти (LXX), названным так по числу 72 толковников, к-рые, согласно преданию, по просьбе егип. царя Птолемея II Филадельфа (285-247 гг. до Р. Х.) перевели Тору на греч. язык (см. ст. Аристея послание к Филострату ). В период между 285 и 150 гг. до Р. Х. в среде александрийских иудеев, для к-рых греч. стал родным, сформировался перевод Свящ. Писания, включивший в свой состав также ряд книг, отсутствовавших в палестинском каноне (далее отмечены Порядок книг и их группировка в LXX отличаются от принятых в евр. Б. и основаны на содержании и лит. форме соответствующих книг (есть рукописи, в к-рых последние 2 разд. расположены в обратном порядке): 1) законоположительные и исторические (Быт, Исх, Лев, Числ, Втор; Нав, Суд, Руфь, 1-4 Цар, 1-2 Пар, 1 (в слав. и рус. 2 Езд), 2 Езд (Езд-Неем), Есф, 1-4 2) поэтические и лит-ра премудрости (или учительные) (Пс [позднее христиане добавили библейские песни ], Притч, Еккл, Песнь, Иов, [в поздних рукописях иногда добавлены Пс Сол]); 3) пророческие (Ос, Ам, Мих, Иоил, Авд, Иона, Наум, Авв, Соф, Агг, Зах, Мал; Ис, Иер, Плач, Посл Иез, Дан (добавлены рассказы о Виле и Неканонические (т. |
| Здесь возможны только предположения. Возможно, Аристей писал о прошедших событиях уже в глубокой старости, и некоторые детали выпали из его памяти. А возможно о многих событиях, в том числе о морской победе при жизни царицы не сохранилось ныне исторических данных. В то время не всех писателей волновало полное изложение исторических подробностей происходящего. Вот что, например, пишет Плутарх, написавший более 50-ти биографий знаменитых людей того времени: «мы перечислим не все знаменитые подвиги этих людей и не будем обстоятельно разбирать каждый из них… И не всегда в самых славных делах бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городов» 5 . Иудей Аристовул, живший около 185 – 180 годов до Р.Х. говорит, что при Птолемее Филадельфе и Димитрие Фалерийском был составлен греческий перевод ветхозаветного закона 6 . Итак, хотя и могут быть «подпорчены» некоторые второстепенные детали письма Аристея, но основа этого повествования исторически достоверна. Все же не стоит забывать, что множество достойных вероятия лиц древности упоминают о письме Аристея без тени сомнения (см. выше). Существует еще одно разногласие. Многие святые отцы говорят о переводе 72-мя старцами всего Ветхого Завета, а Филон, Аристовул, вавилонский талмуд говорят о переводе ими только закона, то есть только Пятикнижия Моисея. Но здесь следует заметить, что словом «закон» обозначается иногда и весь Ветхий Завет . Иероним придерживался мнения о переводе только Пятикнижия, так как различие перевода отдельных книг Ветхого Завета указывает на различие переводчиков 7 . Но мнение святых отцов для нас является очень весомым, и мы не можем так просто его игнорировать. На самом деле, по-видимому, здесь нет разногласия. Во время событий, указанных в письме Аристея старцы перевели Пятикнижие, а потом они же и их помощники в течение довольно продолжительного времени, возможно, даже до начала II века до Р.Х. |
| «Но хотя таков был Альбин, преемник его Гессий Флор доказал, что в сравнении с ним и его предшественник был весьма хорош, Тот вредил, по крайней мере, скрытно и обманом, а Гессий производил свои злодеяния явно, как бы для прославления. Посланный как бы не для управления страной, а палачом для наказания преступников, он не пренебрег ни грабежами, ни мучениями всякого рода. В делах, требовавших милосердия, он был жесточайшим, в постыдных –бесстыднейшим. Никто более его не показывал презрения к истине и никто не изобрел более хитрых способов злодеяния. Ему казалось мало получать пошлину с каждого, он грабил целые города сразу и губил множество народа, не объявив только вслух всей страны, что всем позволено грабить, если только он будет получать часть добычи. Наконец произошло то, что от его жадности разорилась вся страна, так что многие, покинув дома отцов, выселялись в чужие страны» 7 . Его-то жестокости, по словам Флавия, и побудили народ к войне, которой он желал, чтобы скрыть свои злодейства. Эта война началась в 12 год царствования Нерона; замечательно, что она с начала до конца носит один и тот же характер: те же безрассудные восстания иудеев против римлян и те же ужасные, кровавые усмирения их со стороны последних; те же междоусобия с резней в среде самих жителей Палестины. Эго было начало болезни, которая до конца оставалась тою же. Приведем здесь некоторые факты и цифры из истории этой войны, о которых повествует Флавий. Во времена Флора в Кесарии и Иерусалиме избито 6 300 иудеев 8 . С Сирии – более 20 000 9 . В ответ на это рассвирепевшие иудеи опустошают, разрушают и жгут Филадельфию, Гевонитиду, Геразу, Пеллу, Скифополь, Иппон, Гавланитиду, Севастию, Аскалон, побивая их жителей, при чем и сами погибают во множестве. «Ужасное смятение ταραχ – ср. Мар. 13:8 ) было во всей Сирии», говорит Флавий. В одном Скифополе избито до 13 000 иудеев; имения разграблены 10 . В Аскалоне убито 2 500 ч., в Птолемаиде–2000 11 . Между иудеями рассеяния также начались мятежи. В Александрии избито до 50 000 человек 12 . В Иоппии до 8 400 13 . В Галилее правильную войну с иудеями начинает Кестий Галл, избивая до 2 000 ч. и подступив к Иерусалиму, но неудачно 14 . Между тем в Дамаске побито до 10 000 иудеев 15 . Иудеи нападают на Аскалон, причем убито их сначала 10 000, а потом 8 000 16 . Кестия Галла сменяет Веспасиан, который начал систематическое нападение на галилейские города. Берет Гадару, избивает её жителей и поживает окрестные села и города 17 . |
| Однако поблекшая в веках слава крупнейшего эллинистического города познавалась не только в великом, но и в малом: παρδοξα – так греки называли диковинные вещи, привозимые путешественниками и купцами из разных стран. Лагиды предпринимали экспедиции в глубь Африки, торговали с Персией, Сирией, Индией и Китаем. Птолемей I был страстным собирателем экзотических животных, растений и книг. Современники блистательной, по отзывам позднейших историков, эпохи Сотера и Филадельфа оказались вдруг наследниками целой мировой культуры. Но как ею распорядиться, они не знали. Поэтому ранняя Александрийская эпоха во многом напоминает современную: для нее коллекционирование было приоритетнее вдумчивого исследования, классификация феноменов – предпочтительнее углубления в их сущность. Именно в Александрии впервые сформировалась культура компиляции как самостоятельного литературного жанра: вызвано это было, конечно, не столько упадком творческих сил Античности (данная оценка представляется в целом сомнительной), сколько необходимостью ввести мощные потоки знания в новые шлюзы, позволяющие сохранить сам формат классического образования. Перед наплывом «парадоксов» из всех достижений греческой мысли наиболее сильным оказался скептицизм, в лице которого западный ум ушел в «глухую оборону», не имея ответа на духовные запросы ума восточного. Вместе с тем интересы государства требовали организации систематической науки. В отличие от Афин, Александрия не создала классической научной традиции, а организовала ее. Ученые приглашались из разных городов на средства царского двора. Такие условия были особенно благоприятны для развития «свободных искусств» – придворной поэзии, прозы, риторики. Но даже самые талантливые авторы этой эпохи были гениальными подражателями, принципиально не желавшими вводить новые формы. Александрийские филологи подробно кодифицировали Гомера и других классиков, довели до совершенства их стиль, впервые провели критические исследования подлинности древних текстов. Так возникли канон классической литературы (греч. κανν правило, мера) и литературоведение, включавшее в себя филологию и герменевтику (от греч. ρμηνεω толковать, изъяснять). |
|
|
