| Задача не в том, чтобы продолжить и сохранить непрерывность византийских традиций, но и в том, чтобы заменить или как-то повторить Византию. Надо построить новый Рим взамен прежнего, павшего и падшего, на убылом месте. И очень точно в этом смысле заметил Каптерев: «Московские цари хотели быть наследниками византийских императоров, не выступая из Москвы и не вступая в Константинополь». Так на Руси происходит сужение православного кругозора. И уже недалеко и до полного перерыва самой греческой традиции, до забвения греческой старины, т.е. самого отеческого прошлого. Уже серьезно возникает опасность заслонить и подменить вселенское церковно-историческое предание преданием местным подобно католикам, и замкнуться в случайных пределах своей поместной национальной памяти. Владимир Соловьев удачно назвал это «протестантизмом местного предания». А в Новгороде в это время производилась по благословению Архиепископа Геннадия большая и очень важная богословская работа: составление первого полного славянского библейского свода. Библия изначально была переведена на славянский язык не как целая и единообразная книга – скорее как собрание богослужебных чтений, основанное на порядке и цикле литургического года. Да и этот впервые предпринятый перевод охватывал не весь Библейский текст. Реальным духовным вождем начатого предприятия по переводу был доминиканский монах по имени Вениамин. Согласно свидетельству летописца: «презвитер, паче же мних обители святаго Доминика, родом словенин, а верою латынянин». Мы мало знаем о нем. Но вряд ли доминиканский монах из Хорватии оказался в Новгороде случайно. Очевидно и то, что он привез с собой полный текст Библии. В Геннадиевском Библейском Своде чувствуется сильное влияние латинской Вульгаты. Характерно и даже удивляет то, что именно Вульгата, а не греческие рукописи, служила образцом для составителей. Один ученый, изучавший рукописную традицию славянской Библии (проф. И.Е. Евсеев) характеризует Геннадиевскую Библию как сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское. |
| чтения. Лат. «g» перед гласными непереднего ряда, как правило, передается как «г»: Asiongaber > Асионговер (2 Пар 8. 17), Envagan > Енъвагана (2 Езд 8. 45) и т. п. Однако в этой же позиции зафиксировано отсутствие слав. аналога буквы «g»: Gazer > Jaзep (1 Макк 5. 8) и Gabbai > Еваи (Неем 11. 8), последний пример соотносим с соответствием в чеш. переводе Библии (Praha, 1488): Gebbai. При передаче «g» в позиции перед гласными переднего ряда «г» зафиксировано наряду с «j»: Gersom > Герсонь (2 Пар 29. 12), Genthon > Енфон (Неем 10. 6), Agista > Аиста (3 Езд 5. 32). «H» получило 2 варианта отражения: «г»/«х» или отсутствие графемы: Hur > Гур (1 Пар 2. 20), Misahel > Мисагель (Неем 8. 4), Hore > Хоре (1 Пар 2. 43), Hiera > Хера (1 Пар 8. 7), Hus > Ус (1 Пар 1. 42), Heman > Емань (1 Пар 25. 1). Подобное прочтение «g» и чтение «h», произносившегося в средние века лишь в герм. и западнослав. языках, вместе восходят к чеш. способу чтения лат. текстов и соответствуют отражению данных фонем в чеш. средневек. переводе Библии. Кроме того, для Г. Б. характерна передача лат. «u» через слав. «о» в заимствованных из латыни словах, напр. «кардос» (2 Пар 25. 18; лат. cardus ), что также характерно для чеш. средневек. латыни. Встречающиеся в текстах лексические богемизмы часто сопровождаются рус. соответствиями на полях, напр. к слову «мста» (1 Пар 2. 23) дана глосса «городкы» (лат. oppida ; ср. чеш. msto - город). В лат. переводах Г. Б. присутствуют также лексические и грамматические заимствования из сербохорват. языка. Характерной особенностью перевода является употребление сербохорват. форм родительного падежа мн. ч. существительных жен. рода: «въсходы горах» (Иф 4. 6). На основании языковых данных большинство исследователей в нач. XX в. (А. И. Соболевский , Евсеев) считали переводчика Вениамина выходцем из Хорватии. В последние десятилетия получила распространение гипотеза о том, что Вениамин был чехом, а сербохорват. языковые элементы появились в переводе вслед. того, что в Эммаусском мон-ре использовались списки Библии на хорват. |
| Первые серьезные исследователи труда Геннадия-Горский и Невоструев объясняли появление в Геннадиевом своде Библии латинских привносов предположением, что у составителей этого свода могло не быть греческих рукописей или переводчиков, знающих греческий язык. Под руками оказалась латинская Библия, нашлись знатоки латинского языка– отсюда естественно явились восполнения из латинской Библии 5 . В виду идейной значительности этих восполнений, мы думаем, что дело обстояло не так просто. А то обстоятельство, что переводчик с латинской Вульгаты был не свой новгородец, а доминиканский иеромонах Вениамин, пришедший издалека, заставляет спрашивать, почему новгородский владыка для важного дела редактирования и упорядочения славянской Библии не мог пригласить ученого грека и достать греческую Библию. Едва ли выполнить обычный для тогдашней Руси прием обращения к греческим источникам было труднее, чем обзавестись латинским переводчиком. Нам дело представляется так, что в этом неожиданном появлении в XV в. в составе славянской Библии знаменательного добавления неканонических книг (и части кн. Есфирь, 11–16 гл.) в переводе с латинской вульгаты, появилось насильственное воздействие на каноническую особенность восточного православия католической пропаганды 6 . Для нас совершенно невероятно, чтобы в таком существенном пункте разногласия между православием и католичеством, обсуждавшемся на множестве соборов, начиная с IV века, Геннадий в XV в. с легким сердцем, сознательно и добровольно пошел на капитуляцию и признал необходимость восполнять источник своего исповедания добавлениями католическими, решительно отвергавшимися до того времени православной церковью. Психологически, с церковно-бытовой точки зрения, для архиепископа XV века, по-своему ревнителя чистоты православия, подобная растерянность трудно допустима. Подобных безусловных уступок в этой существенной области вероисповедных разногласий–без всякого обсуждения и борьбы – история решительно не помнит. Натиски католичества на Русь известны издавна. |
| Настоящая услуга Риму со стороны хорватов в лице Марнавича-Леваковича не единственная. Об одной такой услуге мы упоминали раньше: это деятельность доминиканца Вениамина в составлении Геннадиевской Библии. Другая, не связанная непосредственно с пользованием священным текстом, построенная на более широких основаниях и замыслах, только недавно раскрылась для нашей науки; она связана с именем хорватского миссионера в Московской Руси в XVII век – Юрия Крижанича. Одновременно с деятельностью Марнавича, Левановича и еп. Мефодия Терлецкого конгрегация пропаганды имела своего миссионера, по обстоятельствам времени тайного, в Московской Руси. Это был Юрий Крижанич (1618–1683), хорват родом, сверстник и единомышленник тогдашних деятелей унии – Рафаила Леваковича и Мефодия Терлецкого, с которыми Крижанич состоял в близких сношениях. Под видом панслависта, Крижанич пробрался к московскому двору, своими предложениями услуг старался расположить к себе московское правительство, вообще всеми силами подготовлял почву для унии Москвы с Римом, о чем и сообщал в своих отчетах в конгрегацию пропаганды. Характерны его предложения московскому правительству – поручить ему устройство школьного преподавания, исправление и печатание церковных книг в Венеции, издание славянской Библии, на смену вышедшего из продажи Острожского издания. В своих сочинениях, где это было возможно, по тогдашним условиям, напр. в Толковании исторических пророчеств, Крижанич непременно выступал со своею излюбленной идеей о соединении церквей, т. е. о подчинении православной церкви папе 154 . Для нас нет сомнения, что деятельность хорватских глаголитов в области превозношения глаголического текста, и старательного сближения его с русским церковно-славянским текстом стояла в неразрывной связи с униональными замыслами конгрегации пропаганды в пределах православных славян. Издания Леваковича легли в основу последующих исправлений служебника и часослова. Перепечатки часослова 1688 г. и служебника 1706 года были произведены трудом аббата Яна Пастрича, из Спалато. Исправление этих книг перед изданием доставило Пастричу немало затруднений, и существенную помощь в этом деле он так же, как и Левакович, нашел в русских церковно-славянских книгах и у двух русских священников, по всей вероятности,из униатов, проживавших в Риме, неизвестных по имени. Об этом сам Пастрич рассказывает в примечаниях к своему изданию бревиария 155 . В своих исправлениях Пастрич был осторожнее своих предшественников; по выражению Шафарика, он меньше своих предшественников поправил, но и меньше их внес искажений 156 . |
| Особенности языка Вениамина обрисовывают его облик и с более частных сторон. Он часто передает латинское b через славянское в: Иоав, Аминадав, василика: латинское с через к: Кис, камбал, кентурион. Отсюда можно заключить, что он знал греческий язык. По-видимому, есть у него следы знакомства с итальянским языком (=фряжским); ветигал=vestigal ( 1Eзд.IV ), костелла=casmra ( 1Nap.XXI ). Церковно-славянский язык того времени, помимо указанных выше сербских особенностей, содержитследы русского, псковского наречия: кром=агх, как в псковских летописях, кремль=castrum, посад=urbs, ларец=arca и т. п. 13 Причину появления хорватского глаголита в Новгороде А. И. Соболевский указывает очень простую: он мог, прийти сюда с попыткой поискать счастья в мало кому известной тогда России. Путь его из приморской Хорватии мог лежать через Прагу и Краков, где в это время, по-видимому, еще раздавалось славянское богослужение. Но нам эта случайность кажется положительно невероятной. Чтобы случайный искатель приключений так легко произвел завоевание своему духовному отечеству в той области, на которую были обращены большие силы систематической атаки, это недопустимо. Да он и не может быть назван случайным гостем: он был вполне вооружен тем оружием, какое требовалось для данного момента. Мы не имеем возможности сопоставить текст Геннадиевской Библии в частях переводных с латинского с текстом глаголических хорватских бревиариев и миссалов: глаголические тексты с латинского оригинала еще не изданы. Но мы произвели проверку правленной при Геннадиевском собрании книги Екклисиаст с глаголическим текстом I Вербницкого бревиария нач. XIV в. и отчасти (с XI в.) бревиария собрания коллегии пропаганды XV в., по изданию Вайса 14 , и можем свидетельствовать о значительной степени совпадения текстов. И это в особенности нам кажется ценно потому, что здесь мы имеем дело с переводом с греческого: геннадиевский список книги Екклисиаст взят был в переводе с греческого и сопоставлен с глаголическим текстом, переведенным с латинской вульгаты. |
| «По сведениям из официальных источников, в некоторых губерниях России по случаю недорода хлебов в нынешнем 1911 году население испытывает крайний недостаток в пропитании. По сочувствию к бедственному положению голодающих, желая прийти на помощь правительству в деле доставления продовольствия бедствующим, – предлагаю сделать распоряжение о производстве в церквах г. С.Петербурга и всей Петербургской епархии в Воскресенье, 27 ноября, денежного сбора на голодающих» 1031 . Драматические события 1918 года, первого года большевистского правления, не способствовали успехам в области сельского хозяйства. Голод предвиделся уже на рубеже 1918–1919 годов. Далекий, казалось бы, от практики профессор Петроградской духовной академии И.Е. Евсеев не только предостерег о надвигающейся трагедии, но и дал деловой совет о том, как избежать ее. Он писал: «Дело помощи народу должны взять на себя все умные и порядочные руки и прежде всего те трезвые русские люди, которые в годину разрухи объединились и объединяются под стягом церкви» 1032 . К сожалению, этого не случилось: «умные и порядочные» куда-то попрятались, и матушка-Русь оказалась под игом «военного коммунизма». Когда в 1921 году коммунистические эксперименты наложились на природное бедствие (засуху), произошло то, что не могло не произойти: 34 губернии с населением в 20 миллионов человек охватил голод. Судя по бездействию властей в дни, когда поступают сводки о сборе урожая, в Кремле меньше всего проявляли заботу о судьбе русского крестьянства. Первыми забили тревогу общественные деятели старшего поколения, имевшие опыт борьбы с голодом 1891–92 годов. Их имена были хорошо известны за рубежом, и только они могли обеспечить международную помощь стране, правительство которой многие государства продолжали считать незаконным. В сложившейся обстановке Совнарком вынужден был разрешить организацию «Всероссийского комитета помощи голодающим» (Помгол), который объединил широкий круг российской общественности. 21 июля 1921 года председатель ВЦИК М.И. Калинин подписал положение об этом комитете. |
| I В течение XVIII и большей части XIX века в центре внимания книжных справщиков и церковной власти находился библейский текст. В 1712–1751 гг. редактировался славянский текст Священного Писания (Елизаветинская библия). В 1769 елизаветинский текст вошел в богослужебные книги [Евсеев 1995:18–19]. В 1812 г. начинается работа над русским переводом Библии, которая была завершена лишь к 1876 г. Можно предположить, что вплоть до 1869 г. целенаправленная работа над языком и текстом богослужебных книг не велась. Редактирование ограничивалось решением рутинных проблем подготовки новых изданий и не осознавалось как самостоятельная задача. Между тем, постепенно в процессе работы над русским переводом Библии формулировались новые требования и к славянскому тексту. Если прежде основной задачей книжной справы было сделать текст более «правильным» – в богословском, источниковедческом или языковом плане, то теперь к этим требованиям добавляется еще одно – понятность. Славянский текст должен стать понятным для носителя русского языка. Программа исправления богослужебных книг в соответствии с этим новым требованием будет частично выработана лишь в 1907–1917 годах, в процессе работы Комиссии по исправлению богослужебных книг, возглавляемой митр. Сергием (Страгородским) 1 . Первые же опыты в этом направлении были предприняты в 70-е годы XIX в. Поводом для начала работ послужило заявление митр. Московского Иннокентия (Вениаминова) об ошибках в некоторых изданиях Московской Синодальной типографии. Корректоры типографии указали на ряд орфографических различий между московскими, петербургскими и киевскими изданиями богослужебных книг. Для устранения подобных разночтений был создан Комитет по пересмотру славянского текста Евангелия, Апостола, Следованной Псалтири, Требника и Часослова. Начав работу над текстами, члены Комитета почти сразу столкнулись с рядом проблем, выходящих за пределы их компетенции. Нормализация употребления знаков препинания повлекла за собой обращение к греческому оригиналу, что, в свою очередь, поставило ряд текстологических вопросов. Работа над славянской Псалтирью заставила обратиться к проблеме соотношения греческого и еврейского текста. |
| Независимо от сего предлагаю Совету поручить кому-либо из гг. профессоров и преподавателей Академии рассмотрение и оценку докторской диссертации г. директора на- —721— родных училищ Таврической губернии Сергея Маргаритова под заглавием: «История русских мистических и рационалистических сект». Симферополь, 1910 г., так, как и второй, назначенный Советом, рецензент (первым быль экстраординарный профессор Академии И.М. Громогласов) – и.д. доцента по кафедре истории и обличения русского сектантства И.Г. Айвазов – переведен на службу в Императорскую Петроградскую Духовную Академию. Определили: 1) Соглашаясь с предложением Преосвященного Ректора Академии, дела о соискании степени магистра богословия кандидатами Академии – Сергеем Чистосердовым, Тихоном Петровым, Дмитрием Зубковым, Николаем Гальковским, священником Вениамином Платоновым и Сергеем Знаменским считать прекращенными, предоставив названным лицам вновь возбуждать таковые по окончательном исправлении или напечатании их диссертаций. – 2) Предложить гг. профессорам и преподавателям Академии возвращать докторские и магистерские диссертации их авторам для исправления или напечатания не иначе, как с ведома Совета Академии. – 3) Рассмотрение и оценку докторской диссертации г. директора народных училищ Таврической губернии Сергея Маргаритова поручить и.д. доцента Академии по кафедре истории и обличения русского сектантства А.В. Ремезову. XV. Отношение Преосвященного Ректора Императорской Петроградской Духовной Академии, Анастасия, Епископа Ямбургского, за 3006: «Императорская Петроградская Духовная Академия, с разрешения Святейшего Синода, предпринимает, при посредства особой Комиссии, научное издание славянской Библии. Значение издания, задачи и способы его осуществления изложены в прилагаемой при сем записке профессора И.Е. Евсеева . Согласно утвержденному Св. Синодом предположению Академии, Комиссия по изданию Библии образуется из представителей соответствующей специальности из состава профессоров духовных академий, университетов, а также членов других ученых и учебных установлений. В надежде на такое отзывчивое участие представителей нашей |
| Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать 78 . Это письмо тоже памятник. Только уже большевистской мысли. Кстати сказать, оно помогает понять, почему Ленин прочно стоял во главе кремлевской нечисти, не прибегая к внутрипартийным интригам. Все, что думали Троцкие, Бухарины, Зиновьевы, думал и чувствовал он, но кроме этого в Ленине была еще сила, позволяющая придать их, зачастую иррациональной, ненависти к России и православию политическую осмысленность. Причем, как всегда у Ленина, решение рождается в абсолютно конкретной ситуации, в абсолютно реальном пространстве и времени. Ленин не борется с ситуацией, не поправляет, а осёдлывает ее. Он как бы аккумулирует в себе стихийно-местечковые выплески русофобии, преобразует их в мощную энергию сатанизма и возвращает назад, на места... К сожалению, не удалось найти никаких документов, которые позволяли бы расшифровать, как появляется в письме Ленина название Петрограда. Возможно, информация о «подготавливающемся черносотенцами в Питере сопротивлении Декрету об изъятии церковных ценностей» почерпнута из телеграммы, отправленной 15 марта в Реввоенсовет Троцкому. Но это не столь уж и важно. В дьявольском озарении Ленин как бы мгновенно сумел увидеть и рассмотреть весь паучий клубок Зиновьевых и Комаровых, Бакаевых и Введенских и, как Гоголевский Вий, указал пальцем. Город был назван. § 7. 20 марта в Москве заседало Политбюро. Был принят весь пакет директив, подготовленных Львом Давидовичем Троицким: «В Москве к изъятию приступить не позже 31 марта. Полагаю, что в Петрограде можно было бы установить тот же приблизительно срок по согласованию с т. Зиновьевым, ни в коем случае не форсируя слишком компанию и не прибегая к применению силы, пока политически и организационно не вся операция обеспечена целиком». В этот же день в Петрограде пол председательством Григория Евсеевича Зиновьева снова заседал Петросовет. Была принята резолюция: «Приверженцы митрополита Вениамина пытались мобилизовать против голодающих часть купцов и спекулянтов Сенного рынка». |
| По подробному исследованию Горского – Невоструева, этих книг и фрагментов не было и в Чудовом монастыре (Москва), где свт. Геннадий был до своего архиепископства архимандритом. Где же они были найдены? Евсеев считал, что все эти книги входили в единый сборник, который имел южнославянское или западнославянское происхождение: его принес хорват (может быть, серб) Вениамин, монах-доминиканец, посланный, якобы, для подрывной деятельности среди православных. Католический же сборник был тем орудием, при помощи которого должно было бы производиться «развращение» народа (см.: Евсеев И. Е. Очерки по истории славянского перевода Библии. Пг., 1916. С. 16–17, 20–22; и его же: Рукописное предание Славянской Библии//Ученые записки... Вып. 1. М., 1995. С. 25–26). Во второй половине XX в. Я. С. Лурье вполне убедительно доказал, что «латинский» сборник Вениамина составлялся не за рубежом, а в Новгороде, при «доме св. Софии» и, что он носит «явные следы творческой работы, совершавшейся именно на русской почве» 356 . Т. о., нужда в этих книгах для Новгорода (и для других русских городов) была ликвидирована. Оставалась, однако, другая проблема. Нужно было все остальные имеющиеся тексты выбрать из сборника, сравнить и, отобрав из них лучший, укомплектовать в единый свод. Источников для этого было три: богослужебный, четий и толковый. Об их составе мы уже говорили выше. Подробно же, из какой группы что было взято, мы скажем в отделе «Характер и научная ценность текстуального состава первого кодекса Славянской Библии». Сейчас же только отметим одну характерную особенность, какая была присуща данной эпохе. Она ведь исторически явилась кануном книгопечатания в российских землях (на западе печатание книг уже набирало обороты); т. е. копирование текста все еще производилось вручную, что, в известной степени, ограничивало стабильность и стандартность библейских текстов. Как пишет современный исследователь славянских библейских кодексов, «между двумя списками одного и того же произведения всегда были различия, и к этому явлению писатели, переписчики и редакторы волей-неволей должны были относиться с большой долей терпимости. |
|
|
