| Апостол Сибири святитель Иннокентий и писатель Иван Гончаров В жизни писателя Ивана Александровича Гончарова была необыкновенная встреча с человеком, который впоследствии был признан святым и канонизирован Русской Православной Церковью. Возвращаясь в 1854 г. с Дальнего Востока в Петербург через Сибирь, автор «Фрегата " Паллада " » в Якутске лично познакомился с будущим московским митрополитом, а в то время архиепископом Камчатским, Курильским и Алеутским Иннокентием (Вениаминовым). Святитель Иннокентий Святитель Иннокентий (в миру Иван Евсеевич Попов-Вениаминов; 1797–1879) был выдающимся церковным деятелем, миссионером, просветившим светом Евангелия народы Восточной Сибири и Русской Америки. Сначала он был священником в Иркутске, в 1823 г. вызвался ехать священником на остров Уналашку, где обратил в христианство алеутов. Для этого он изучил алеутский язык. Благодаря его стараниям, христианство распространилось по всем Алеутским островам. Затем он был переведен на остров Ситху, где распространил христианство среди колошей. В 1840 г. по смерти жены он принял монашество и стал епископом Камчатским, Курильским и Алеутским. Двадцать семь лет длился его апостольский подвиг в Восточной Сибири. Святое Писание было переведено на якутский, алеутский и Курильский языки. В 1868 г. был назначен митрополитом Московским и Коломенским и стал руководить миссионерским обществом. Честная кончина святителя Иннокентия последовала в страстную субботу в 1879 г. Это ли был не ясный знак его святости? Ныне его святые мощи покоятся в Свято-Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры. Нужно сказать, что Гончаров со свойственным ему чутьем осознал необычный масштаб личности владыки, о котором ко времени их встречи уже писали в русских газетах и журналах. Готовясь к путешествию, Гончаров много читал, в том числе и о миссионерской деятельности Русской Церкви в Сибири. Прежде всего прочел он книгу самого преосвященного владыки, тогда еще протоиерея, «Записки об островах Уналашкинского отдела» (1840). Книгу писатель оценил высоко: «Прочтя эти материалы, не пожелаешь никакой другой истории молодого и малоизвестного края. |
| 1063 Имеется в виду высокопреосвященный Иннокентий (в миру свящ. Иоанн Евсеевич Попов-Вениаминов; 1797–1879), свт.; просветитель алеутов; еп. Камчатский и Алеутский (с 1840; архиеп. с 1850), митр. Московский и Коломенский (с 1868); духовный писатель. 1064 Прот. Стефан Иванович Зернов (1817–1886), магистр МДА (1844), бакалавр библейской истории и греческого языка в МДА (1844–1846); настоятель московской церкви Свт. Николая на Студенцах, затем – Свт. Николая Явленного на Арбате; духовник Сковронской; вместе с Гиляровым принимал активное участие в деятельности Московского комитета по вспомоществованию бедным лицам духовного звания (Братства св. Николая). См. подробнее о прот. С. И. Зернове ниже нашу статью «К истории благотворительности в России». 1065 Иосиф Васильевич Варвинский (1811–1878) – известный московский врач, профессор госпитальной терапевтической клиники. 1067 Конфидентка – женщина, с которой ведут интимные разговоры, которой поверяют секреты, сердечные тайны. 1074 Одна из редакционных регистрационных книг. Была еще Синяя книга (см.: Письма к Гальперсон. С. 250). Эти названия, вероятнее всего, восходят к известным сборникам дипломатических документов. Гиляров писал в одной из передовых статей: «...европейские населения имеют пред нами преимущества в том отношении, что там повсюду есть разного цвета книги, заведенные наподобие английской синей, в которой обнародываются подлинные документы дипломатических сношений за известный период времени» ( < Гиляров-Платонов Н. П.> . Москва, 29 декабря//СИ. 1880. 30 дек. 359. С. 2). 1080 Дуняша – вероятно, мещанка Сергиева Посада Авдотья Николаевна Тягалина, близкая подруга Сковронской. 1085 Старший сын Гилярова (1854–1909), служивший в конторе «Современных известий». По воспоминаниям проведшего в его доме свои детские годы С. И. Уманца, «Николай, ввиду врожденной слабости здоровья на почве общего рахитизма, выразившейся в довольно значительной хромоте, очень во многом, конечно, уступал своему исключительно талантливому младшему брату и, к сожалению, не мог докончить своего образования, ограничившись гимназией. Однако и он был по природе развитой молодой человек и помогал отцу по конторе и редакции «Современных известий " » ( С. У. Мозаика: (Из старых записных книжек)//ИВ. 1912. Т. 130. Дек. С. 1057 ) . |
| Митрополит Московский и Коломенский Иннокентий (в миру Иван Евсеевич Попов-Вениаминов; 1797–1879) — первый православный епископ Камчатки, Якутии, Приамурья и Северной Америки, сподвижник генерал-губернатора Восточной Сибири графа Николая Муравьёва-Амурского в освоении Дальнего Востока и просвещении его коренных народов. Наряду с последним считается основателем Благовещенска, прославлен в лике святых как святитель. Изучив алеутский язык, он составил для него азбуку, написал грамматику этого языка, перевел на него Катехизис и Евангелие от Матфея, обучал алеутов грамоте. Построил на острове училище для мальчиков и сам учил их, написав для них учебники. Вниманию читателя предлагается Евангелие от Матфея на алеутском языке с параллельным русским текстом. Данный труд святителя Иннокентия (Вениаминова), митрополита Московского пока не переведён в текстовый формат. В виде сканированного документа вы можете ознакомиться с ним по ссылке ниже. Читать в формате pdf . Читать в формате pdf Предлагаем помочь распознать текст этой книги и открыть его для тысяч читателей. Это можно сделать самостоятельно или привлечь профессионала. Предварительно просим уточнять, не взята ли эта книга на распознавание, написав по адресу otechnik@azbyka.ru Читать далее Источник: Господа нашего Иисуса Христа Евангелие написанное апостолом Матфеем/С рус. яз. на алеутско-лисьевский перевел свящ. Иоанн Вениаминов... - Санкт-Петербург : Синод. тип., 1806. - 234 с. (Digital Typographe. www.asna.ca. 2006). Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| Нельзя сказать, чтобы работа была проделана с великой тщательностью. Во всех толковых версиях устранение толкований было произведено с некоторыми небрежностями, оставившими после себя следы толкований, компиляция из 36 стихов в Еккл. 1 (см. § 9) не была выявлена и устранена. Новгород XV в. был, несомненно, крупнейшим центром славянской письменности, где можно было найти все необходимое для составления полного библейского кодекса. Трудно понять, почему для Песни песней не был взят текст по четьему мефодиевскому переводу, в котором не было лакун (см. § 5). В одновременной работе Матфея Десятого преимущество совершенно справедливо было отдано четьему типу Песни (см. § 14). Большой интерес представляют собою культурно-исторические обстоятельства этой работы. По мнению Горского и Невоструева, стимулом к собиранию полного кодекса Библии послужила борьба новгородского архиепископа Геннадия с жидовствующими еретиками (Описание, т. 1, с. 136–137). Евсеев был убежден, что создание ГБ на основе печатной латинской Вульгаты знаменовало собою победу католической пропаганды в столь важной области церковной жизни, как Св. Писание. Евсеев привел интересные факты и наблюдения о том, что доминиканский орден отличался активным прозелитизмом в XV в. (это «иезуиты до иезуитов»), что Геннадий неоднократно вступал в контакты с римско-католической курией и стремился использовать некоторые иезуитские приемы борьбы с еретиками, что Вениамин мог быть специально направлен католическими кругами в Новгород в 1490 г. в составе посольства от германского императора (Евсеев 1914, с. 13–16). Затем Евсеев (1916, с. 17–20) привел выписки из Екклисиаста, в которых отметил разительное сходство с хорватскими глаголическими текстами XIV в. (принятыми в католической церкви) как доказательство целенаправленного искажения славянской традиции под влиянием Вульгаты. Несмотря на весь блеск и увлекательность аргументации Евсеева, к ней нужно отнестись с большой осторожностью. Проверка текста Екклисиаста по другим славянским рукописям, независимым от ГБ, показала, что отмеченные Евсеевым чтения известны всей рукописной традиции и, следовательно, должны восходить к архетипу IX в.; они находятся в согласии с греческим текстом LXX (Алексеев, Лихачева 1978, с. 70–71). Столь же неудачна оказалась попытка Г. Фрейдгофа (Freidhof 1972b), пошедшего по стопам Евсеева, доказать влияние глаголического текста Евангелия от Луки на ГБ; в действительности речь идет, по всей вероятности, о текстовых особенностях «четвертой» редакции (Алексеев 1979, с. 41). |
| Нет надобности припоминать внешнюю историю “жидовской ереси” и стараться восстановить еретическую “систему” в целом. Всего вернее, что еретического сообщества и вообще не было. Были известные настроения, именно “шатание умов,” вольнодумство... Исторический смысл “жидовского” движения станет яснее, если его сопоставим с другими обстоятельствами тогдашней Новгородской жизни. Прежде всего, можно догадываться, что Новгородские еретики стояли, по-видимому, на Московской точке зрения, почему Иван III и вывел “душевредных протопопов” на первые места в Кремлевских соборах. Покровительство и поддержку еретики находили именно в Москве. А в Новгороде в это время производилась большая и очень важная богословская работа, — составление и обработка первого полного славянского библейского свода. И вот неожиданным образом эта работа оказывается в латинских руках. Общее смотрение и руководство официально принадлежало владычнему архидиакону Герасиму Поповке. Но в действительности решающее влияние имел некий доминиканец Вениамин (м. б. прибыл из Кракова или Праги), “презвитер, паче же мних обители святого Домника, именем Вениямин, родом словенин, а верою латынянин.” Вряд ли этот Вениамин оказался в Новгороде случайно. Есть основание предполагать, что он был и не одинок. Уже при Евфимии архиепископе (1430—1458) в Новгороде собирались иноземцы, — “от странных же или от чуждых стран приходящих всех любовию приимаше, всех упокоиваше” (Пахомий). Во всяком случае, при Геннадии мы наблюдаем в Новгороде целое движение латинского стиля. По-видимому, Вениамин имел с собой готовые библейские тексты (влияние хорватского глаголита чувствуется в языке). Ни к греческим рукописям, ни даже к греческим изданиям в Новгороде не обращались. Не были в достаточной мере использованы и вполне доступные славянские материалы (из богослужебных книг). Зато очень чувствуется влияние Вульгаты. Иные книги и вообще просто переведены с латыни: Паралипоменон, 3 Ездры, Премудрость, 1 и 2 Маккавейские. Вводные статьи взяты из немецкой Библии, изд. 1500 г. В свод включены и второ-канонические книги, тоже по латинскому примеру. “Пестрый хитон, сшитый из разнообразных лоскутьев и заплат,” характеризует Геннадиевскую Библию современный ее исследователь, И. И. Евсеев, — и с недоумением говорит о неком “невидимом сближении” с латинством (“сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское”), о “весьма сгущенной католической атмосфере” вокруг Геннадия, даже о прямом “проявлении воинствующего католического духа в русской церковной жизни...” |
| Переводчиком с латинской Вульгаты был доминиканец Вениамин (серб или хорват по происхождению), через перевод которого, по мнению проф. Евсеева, открылся доступ католической пропаганды в среду православных (первой победой католичества на русской почве, по его мнению, было введение в канон Св. Писания неканонических книг, переведенных Вениамином). Таковы, вкратце, тезисы проф. И. Е. Евсеева о Геннадиевском рукописном своде Св. Писания 1499 года. Теперь обратимся к трудам ученого, занимающегося изучением славянских текстов Св. Писания в наше время. А. А. Алексеев , наш современник, много сделал и делает для славянской библеистики. В перечень его трудов 385 , приведенных в «Словаре книжников и книжности Древней Руси» Вып. I (XI – первая половина XIV в.) Л., 1987, хронологически необходимо внести и две важные для нашей темы работы: «Текстологическое значение Геннадиевской Библии» 386 и «Место Острожской Библии в истории славянского текста Священного Писания» 387 . Вторая работа дублирует необходимую часть первой, которую мы и приведем в тезисах. 1. Псалтирь, а также отрывки из некоторых других книг, переведенные одновременно с Псалтирью в качестве Библейских песен, входили в состав Паримийника. Перевод этих текстов был выполнен свв. Кириллом и Мефодием в ходе их просветительской миссии у славян. 2. Книги Притчей, Екклезиаст, Иисуса Сирахова, пророков Софонии, Аггея, Захарии и Малахии. Эти тексты появились при переводе св. Мефодием незадолго до его кончины в 885 г. в ходе перевода основного корпуса священных книг, как об этом сообщает его «Житие». Для перевода этих книг характерна большая свобода, в сочетании с точностью и легкостью языка. 3. Книги Царств, Иова, Апокалипсис. В основных своих чертах эта группа близка предыдущей, однако, здесь можно встретить ошибки и неточности перевода, а также некоторые языковые черты, характерные для болгарских переводов Симеоновской школы. Зту группу можно назвать околомефодиевской. Предполагается, что переводом этих книг занимались те «попы-скорописцы», о которых упоминает ЖМ, как о его помощниках в деле перевода. |
| Нет надобности припоминать внешнюю историю «жидовской ереси» и стараться восстановить еретическую «систему» в целом. Всего вернее, что еретического сообщества и вообще не было. Были известные настроения, именно «шатание умов», вольнодумство… Исторический смысл «жидовского» движения станет яснее, если его сопоставим с другими обстоятельствами тогдашней Новгородской жизни. Прежде всего, можно догадываться, что Новгородские еретики стояли, по-видимому, на Московской точке зрения, почему Ubah III и вывел «душевредных протопопов» на первые места в Кремлевских соборах. Покровительство и поддержку еретики находили именно в Москве. А в Новгороде в это время производилась большая и очень важная богословская работа, — составление и обработка первого полного славянского библейского свода. И вот неожиданным образом эта работа оказывается в латинских руках. Общее смотрение и руководство официально принадлежало владычнему архидиакону Герасиму Поповке. Но в действительности решающее влияние имел некий доминиканец Вениамин (м. б. прибыл из Кракова или Праги), «презвитер, паче же мних обители святого Домника, именем Вениямин, родом словенин, а верою латынянин». Вряд ли этот Вениамин оказался в Новгороде случайно. Есть основание предполагать, что он был и не одинок. Уже при Евфимии архиепископе (1430–1458) в Новгороде собирались иноземцы, — «от странных же или от чуждых стран приходящих всех любовию приимаше, всех упокоиваше» (Пахомий). Во всяком случае, при Геннадии мы наблюдаем в Новгороде целое движение латинского стиля. По-видимому, Вениамин имел с собой готовые библейские тексты (влияние хорватского глаголита чувствуется в языке). Ни к греческим рукописям, ни даже к греческим изданиям в Новгороде не обращались. Не были в достаточной мере использованы и вполне доступные славянские материалы (из богослужебных книг). Зато очень чувствуется влияние Вульгаты. Иные книги и вообще просто переведены с латыни: Паралипоменон, 3 Ездры, Премудрость, 1 и 2 Маккавейские. Вводные статьи взяты из немецкой Библии, изд. 1500 г. В свод включены и второ-канонические книги, тоже по латинскому примеру. «Пестрый хитон, сшитый из разнообразных лоскутьев и заплат», характеризует Геннадиевскую Библию современный ее исследователь, И. И. Евсеев, — и с недоумением говорит о неком «невидимом сближении» с латинством («сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское»), о «весьма сгущенной католической атмосфере» вокруг Геннадия, даже о прямом «проявлении воинствующего католического духа в русской церковной жизни…» |
| Влияние католичества вокруг Геннадия проявляется особенно ярко в его расправе с жидовствующими и в его церковно-имущественной идеологии. Жестокое до бессмысленности издевательство Геннадия над еретиками стоит совершенно особняком в древней истории Новгорода и явно ведет свое начало от практики Филиппа испанского, о чем «цесарский посол» имел беседу с Геннадием, из практики инквизиции. Защита церковных имений, выпущенная в это время от имени ревнителя православия–архиепископа, несомненно, Геннадия, проведена в духе и форме римских иерархических воззрений 10 . Совершенно в духе этой обстановки, в московской литературе появляется с 1490 г. пропагандист единения католичества с православием Николай Немчин (из Любека), написавший в 1016 г. целое послание по этому предмету, а в переводе библейских книг, по-видимому, с того же 1490 г., принимает участие доминиканец Вениамин, «родом славянин, а верою латинянин». Кто был этот Вениамин, по языку его перевода несколько ясно. 11 Он употребляет формы 1 лица единств. числа настоящего времени на – им и – ем: да пред Богом сие сотворими кровь мужей тех пием (I Паралип. XI)=ut faciani... bibam. Формы эти в XV в. по преимуществу свойственны сербскому языку. Изредка встречающиеся у него формы, чуждые церковно-славянскому и русскому языку, как в углох стенах=in angulis murorum (2 Паралип. XXVI) также по преимуществу сербские. В словарном материале перевода Вениамина бросается в глаза целый ряд слов или необычных для церковно-славянского и русского языков, или употребляемых в необычном для этих языков значении: ковач=faber, краты=vices (по кратих=per vices 1 Паралип. XXIII), однож=unaque вместе, скважня – foramen. Екклис. XII3. Это слова сербские: ковач, крат, т. д. В синтаксисе также проявляется одна сербская особенность – употребление формы дат.пад. без предлога при глаголах движения, на вопрос куда: возвратися дому ахавлю=everteret domum Achab ( 2Nap.XXII ); обратней Иерусалиму reversus est Ierusalem ( 1Nap.XXI ). Но всем этим основаниям, при полном отсутствии полонизмов и чехизмов в языке перевода Вениамина, можно с уверенностью полагать, что этот славянин-католик был хорват – глаголит из приморской Хорватии, хорошо знакомый с церковно-славянским языком по своим богослужебным книгам и, как католик, владевший и латинским языком 12 . |
| А в Новгороде в это время производилась, по благословению Архиепископа Геннадия, большая и очень важная богословская работа, – составление первого полного славянского библейского свода. Библия изначально была переведена на славянский не как целая и единообразная книга – скорее как собрание богослужебных чтений, основанное на порядке и цикле литургического года. Этот перевод охватывал не весь Библейский текст: второканонические книги Ветхого Завета переведены не были, и лишь много лет спустя некоторые из них появились в Восточных лекционариях. Общее смотрение и руководство официально принадлежало владычнему архидиакону Герасиму Поповке. Но реальным духовным вождем был доминиканский монах по имени Вениамин, согласно свидетельству летописца, “презвитер, паче же мних обители святаго Доминика, родом словенин, а верою латынянин”. Мы мало знаем о нем. Но вряд ли доминиканский монах из Хорватии оказался в Новгороде случайно. Очевидно и то, что он привез с собой полный текст Библии. В Геннадиевском Библейском Своде чувствуется сильное влияние Вульгаты. Именно Вульгата, а не греческие рукописи, служила образцом для составителей. Второканонические книги включены в Кодекс сообразно с использованием их у католиков. Книга Паралипоменон, Третья книга Ездры, Премудрость и первые две книги Маккавейские полностью переведены с латыни. Один ученый, изучавший рукописную традицию славянской Библии [проф. И.Е. Евсеев ] характеризует Геннадиевскую Библию как “сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское”. Не забудем, что первая печатная русская Библия – “Острожская” (1580) основана именно на Геннадиевской Библии. Разумеется, текст был пересмотрен и сличен с печатной греческой Библией – историческое значение Острожской Библии в том и состоит, что она основана на греческом тексте – однако постоянное соскальзывание на латинский путь осталось непреодоленным до конца. Острожский текст с некоторыми изменениями был воспроизведен в “Елизаветинской Библии” 1751 года – и по сей день используется 4 . В “Архиепископском дому” Геннадия вообще много переводят с латыни. В процессе работы над новым богослужебным уставом была переведена, по крайней мере в извлечении – очевидно, для справок – знаменитая работа В. Дурантия “Rationale divinorum officium” [Распорядок божественной службы]. По языку в переводчике угадывается иностранец – не был ли это тот же монах Вениамин? К тому же времени относится переведенное с латыни “Слово кратко противу тех, иже в вещи священныя, подвижныя и неподвижныя, соборныя церкви вступаются” – слово в защиту церковных имуществ и полной независимости духовного чина, который имеет при том право действовать “помощию плечий мирских”. Хорошо известно и многозначительное упоминание о “спанском короле”, который, как рассказывал цесарский посол, с помощью государственного преследования “свою очистил землю” от еретиков 5 . |
| Итак, у нас есть основания говорить о “невидимом сближении с латинством” [ И.Е.Евсеев ] в окружении Геннадия. В пятнадцатом-шестнадцатом веках западные мотивы проникают и в русскую иконопись: из Новгорода и Пскова они приходят в Москву, где в определенных кругах вызывают протест как “новшества” и “искажения”: здесь лежит историческое значение известного “сомнения” дьяка И.М.Висковатого о новых иконах. Однако церковные авторитеты принимали эти новшества с восторгом, видя в них что-то древнее. Во всяком случае, западное влияние утвердилось даже в священном искусстве иконописания 6 . “Западное” в этом контексте, разумеется, означает “римское”, “латинское”. Символом этого движения на Запад стала “свадьба Царя в Ватикане”. Действительно, этот брак означал не столько новый подъем византийского влияния, сколько сближение Москвы с Италией. Не зря в это же время итальянские мастера обстраивают и перестраивают Кремль. Естественно, новые постройки проникнуты, как пишет Герберштейн, “итальянским духом” [more Italico] 7 . Еще показательней то, что Максим Грек , вызванный в Москву из Афонского монастыря Ватопед для помощи в переводах, не нашел в Москве ни единого человека, знавшего по-гречески. “Он сказывает по-латински, а мы сказываем по-русски писарем”. Переводчиком стал Дмитрий Герасимов, бывший ученик и помощник Вениамина 8 . Разумеется, неверно было бы объяснять эти факты как проявление католических симпатий Новгорода или Москвы. Русские люди усваивали чуждые духовные ценности полубессознательно, с наивным убеждением, что смогут при этом остаться верны родной и привычной истине. Так “западная” психология странным образом соединялась в России с нетерпимостью к Западу. § II. По другую сторону Московской границы общение с Западом было более близким и непосредственным. Литва и Польша столкнулись сперва с Реформацией и “социанизмом”, затем с Римской Церковью , иезуитами и “Унией”. Борьба за Православие была напряженной и трагической, а заимствования у инославных союзников, соперников, противников, даже врагов – психологически неизбежны. Вначале в Острожском кружке и в Лемберге (Львове), в доме самого князя Острожского ориентировались на греков, велико было стремление к созданию единой славяно-греческой культуры. По многим причинам от этот замысел оказался неосуществимым. Даже в самом Острожском кружке мнения разделились, а общее настроение было неустойчивым. |
|
|
