| В этом послании король говорит, что до него дошли вопли и просьбы его подданных поводу того, что легаты производят разные неслыханные доселе притеснения и вымогательства, которые истощают народ, как духовенство так и мирян, и повлекут за собою в будущем, если потворствовать им, великое зло. Тронутый жалобами, король теперь приказывает легатам, чтобы они отныне не смели предпринимать в его владениях относительно духовенства и мирян чего–либо такого, что было бы оскорбительно для короны и королевского достоинства. В том же году король пишет другое предписание к одному из тех же легатов. «До сведения вашего дошло, пишет король, что вы требуете и собираете динарий св. Петра не так, как это было обычно во времена наших предшественников, налагая при этом тяжкие церковные наказания к великому беспокойству и вреду подданных нашего королевства, которые и обратились теперь к нам с жалобою и просьбою о защите». Вследствие этой просьбы король и приказывает далее, чтобы легаты не смели взимать с поземельных угодий и аренд динарий св. Петра в какой–либо иной форме или иным каким–либо способом, нежели как это было обычно при его предшественниках и с начала его правления до тех пор, пока дальнейшие меры не будут установлены в высокой палате парламента по совету нобльмэнов и пэров королевства, без обиды для короны и без вреда для подданных. За нарушение этого приказа король угрожает легату тяжким наказанием 50 . Но ни одна эпоха Английской истории, до самых времён реформации, не изобилует так столкновениями с папством и не представляет вниманию исследователя такой массы разного рода мер, направленных против папских притязаний, как царствование Эдуарда III–ro, который занимал престол Англии более полувека и был современником Авиньонского пленения пап, т. е. той эпохи, когда папские злоупотребления достигли чрезвычайного развития и когда, следовательно, и Англия должна была терпеть от них более, чем когда–либо. Струя общественного недовольства против папских притеснений и вымогательств проходит чрез все царствование Эдуарда 3–го, проявляясь в различных оттенках и направлениях, а потому потребуется слишком много места и времени, если проследить в полноте все проявления этого недовольства. |
| Оправившись от первых обворожительных впечатлений нового знакомства с иноземцами, пришедши в некоторое самообладание, но уже не в силах будучи освободиться вполне от нового настроения, которое овладело его душей, он выбрал из нового учения то, что прямо или косвенно давало ответ на ряд гражданских и церковных вопросов его времени, вызванных реформой Петра. Одного из самых главных положений протестантства, оправдания одной верой он не заимствовал и никому не проповедовал о нем. Сам громовой обличитель его, Стефан Яворский , утверждал, что «иные выводы Тверитянова от своего вымыслу в новую догму написаны», что некоторые из них согласны с учением православной церкви, а иные не признаются и противниками ее. Видно, что это был человек, глубоко возмущенный низким нравственным уровнем современного ему общества, его суеверием, религиозным формализмом, невежеством, человек, который желал выхода к лучшему, требовал новых наставников и руководителей для народа, радел о его благе, умственном преспеянии. Выводы тетрадей Тверитянова, некоторые главные положения его учения, по их мотивам и целям, не те ли, которые мы встречаем в законодательных актах Петра, (в пунктах, напр., о монашестве), в духовном регламенте, в проповедях и трактатах Феофана Прокоповича ? Но желая вместе с чужими людьми блага своему народу, он, к прискорбию, делает ему больше зла. Желая заимствовать от наставников самое лучшее: свободу мысли, глубину исследования, дух критицизма, он незаметно для себя самого перенимал и усвоял едва ли не самое худшее. Вместо преследуемого им обновления и созидания общества, он вносит в него разорение, разрушение, со своими наскоро схваченными у других разрушительными тенденциями, необдуманными, неприязненными к условиям и потребностям своей местной среды, он все ломает и сокрушает, ничего прочного не созидая. Стараясь искоренить дух заблуждения и пороки времени, он вводит другие пороки и заблуждения, так что не столько служит своему народному делу, сколько незаметно для себя самого, становится послушным орудием в чужих руках, распространителем идей своих наставников. |
| Вслед за этими наилучшими местами сочинения, обличающими в авторе самостоятельного писателя и искусного диалектика, встречаются тирады с дословным переводом с подлинника, которые однако же не бросают ни малейшей тени на ученые его достоинства: потому что по роду приводимых здесь доказательств, состоящих исключительно из неоспоримых исторических фактов, автору не было нужды пускаться в собственные изыскания, исследования и размышления, а достаточно было точно воспроизвести готовые факты и несколько иначе распланировать их. Такой именно перевод и перетасовку находим в последней главе Апокрисиса, оспаривающей ложную мысль Скарги, будто папы были председателями на всех соборах 878 . Порядок размещения заимствованных мыслей в Апокрисисе иногда несколько разнится от расположения их в Институциях. Понимание первоверховенства апостола Петра в смысле первенства порядка и места, а не первенства власти и старейшинства, и изъяснение этого первенства из личного характера Петра (энергичности, пламенности духа, остроты в рассуждениях) в Апокрисисе поставлено в конце 1-й главы, а в Институциях – в начале отдела (5-го), 10-й и 7-й отделы Институций слиты вместе; но большей частью расположение мыслей в Апокрисисе совершенно обратное в сравнении с Институциями. Метод изложения в Институциях строго соблюдается прагматическо-исторический; в последней, например, главе, оспаривающей председательство пап на соборах, сперва приводятся постановление о данном предмете соборов вселенских 1-го, 3-го и 5 го, потом поместных: карфагенского и аквилейского. Апокрисис же, избрав себе исключительно исторический метод и начав с поместных соборов, по переходе ко вселенским вдруг делает скачок из 4-го века в 6-й, потом возвращается в 5-й век 879 . Вот немногие заимствования Филалета из самого первоисточника реформатской мудрости. Во всем настоящем отделе они составляют лишь десятый процент, а во всем объеме сочинения какой-либо сотый. Воспитанный и развившийся на классической протестантской литературе, автор вполне усвоил истинно научный ее дух и направление, самостоятельность в изысканиях, глубину и производительность мысли, богатство и изобретательность слова. |
| 562 В виду сего Смарагд хлопотал, чтобы «при удобном случае, когда все казённые имения по Витебской губернии отдаются на 12 лет в аренду, обращено было особенное внимание на истребление польского духа между казёнными крестьянами; а это не иначе может быть, как через отдачу тех имений в руки арендаторов православных» (см. письмо С.Д. Нечаеву от 7 февраля 1835 г. у о. Г.И. Шавельского, Последнее воссоединение с православной церковью униатов Белорусской епархии, стр. 34). Ходатайствуя о сём, Смарагд 20 января 1835 г. обращается к кн. Н.Н. Хованскому: «к невозможному никого обязывать не можно; по крайней мере, соблаговолите, М.Г., представив кому следует всю важность настоящего предмета, дать в сём случае елико возможно ощутительнейший перевес в пользу нашего русского православия»; 12 марта 1836 г. он просит об аренде им. Станиславово (в Полоцком у.) для Ивана Соколова , а 30 марта о том же по имению Струнь для Луки Ульяшенки. Напротив, православных и даже лютеран всячески отстраняли католики. Так, «при бывших в Витебской Казённой Палате на казённые имения торгах» «польский помещик г. Подвинский единственно из фанатизма и чтобы не допустить исповедников Греко-российского или Евангелического исповедания до взятия в (12 летнюю) аренду имения (Спас и Юревичи в Полоцком у.), вероятно по наущению целого общества здешних Белорусских помещиков наддал (к прежней цене 8.500 руб.) ещё 1.700 руб., несмотря на то, что не имеет благонадёжных залогов», дабы отвести поверенного барона Корфа, Динабургского купца лютеранина Ивана Кранихфельда (ср. выше стр. 310, 67 абзац начало: «Напр., И.Ф. Глушкову... о некоем Кранихфельде...». – Редакция Азбуки за которого 18 апреля 1835 г. и ходатайствует Смарагд пред кн. Н.Н. Хованским (см. в Витебском Губернском Архиве 1837 г. по описи, св. 2, д. 148, л. 1–70). 563 Так, Смарагд 3 января 1836 г. пишет губернатору Н.И. Шредеру, что униаты крестьяне казённого имения Чемес (в Полоцком у.) «лично взошли к нему с прошением» о желании принять православие, «но по сие время удерживаются от торжественного изъявления оного арендатором Чемесского имения католиком Мисуною и соединённым с ним связями, – к изнурительному отягощению их тяжкими работами в пользу арендатора сверх назначенных в контракте, – старостой Никифором Кирилловым. Первый из них, узнав о намерении всей волости обратиться в православие, самыми жестокими словами бранил одного из крестьян Петра Семёнова, называя его схизматиком, жидом и бунтовщиком, угрожая содрать кожу, если он осмелится сам поступить и соглашать других к православию. А другой староста Кириллов даже осмелился тяжко побить выборного Петра Феодорова, чтобы отклонить от присоединения и устрашить этим примером прочих крестьян, желающих присоединиться». См. в Витебском Губернском Архиве 1836 г., св. 3, д. 3, л. 1–24. |
| Максим Соколов: «Империя, которой боялся мир, возможно, жива» 23.10.2021 12:22:12 Ровно триста лет назад, осенью 1721 года, был подписан Ништадтский мир, закрепивший победу над Швецией и ознаменовавший окончание более чем двадцатилетней (с 1700 года) Северной войны. Мир отмечался пышными торжествами и увеселениями, кульминацией которых стало 22 октября по старому стилю (2 ноября — по новому). В этот день канцлером Гаврилой Ивановичем Головкиным от имени Правительствующего сената была оглашена просьба к Петру — " принять титул Отца Отечества, Петра Великого, Императора Всероссийского " . То есть был соблюден изящный этикет — " уступая всеподданнейшим просьбам господ сенаторов " . Примерно как девять с лишним веков назад, когда в Риме на Рождество 800 года папа Лев III провозгласил Карла Великого римским императором. Что, согласно официальной версии, было для Карла сюрпризом. В 1721-м с заменой папы на Гаврилу Ивановича получилось то же самое. С тех пор почти двести лет, до сентября 1917-го, когда была провозглашена Российская Республика (тогда в общем крушении эта прокламация осталась почти не замеченной, да и Россия стремительно делалась неизвестно чем), это звание оставалось неизменным. Казалось, что навеки. Внешнеполитическое значение провозглашенной империи сказалось, понятное дело, не сразу. Даже и в наши дни, когда во внешних сношениях действует либеральный принцип " хоть горшком назови " , добиться международного признания удается не сразу. Что же говорить о начале XVIII века, когда титул был совсем не пустой звук. Старшинство, права и привилегии держав определялись по четко прописанной схеме, вверху которой обретался римский император, восседавший в Вене, — глава Священной Римской империи, он же австрийский кесарь. Вклинивание в эту схему новоявленной Российской империи все меняло. Притом что официальное признание имперского достоинства России случалось медленно. Сразу признала титул только очень тогда невеликая Пруссия, в 1722-м — Голландия, в 1723-м — Дания, тогда как Австрия только в 1747 году, Франция и вовсе в 1757-м. Все зависело от весьма запутанной и многовекторной европейской политики, то нуждающейся в России, то не очень. До горделивых речей екатерининского канцлера графа Безбородко: " При нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела " (да и точно ли не смела?) — было весьма далеко. |
| Между тем полной картины масштабных правительственных мероприятий рубежа XVII–XVIII вв. по-прежнему не сложилось. Лучшей иллюстрацией этого тезиса является выход новейших статей Н. В. Соколовой, в которых введен в научный оборот важный источник, ранее не привлекавший должного внимания исследователей – переписные книги патриарших вотчин 1701–1703 гг. Рассматривая историю создания переписных книг в едином контексте со смертью патриарха и началом Северной войны, исследовательница вполне аргументированно обосновала тезис о том, что «неудачное для России начало Северной войны… оказалось тем исторически случайным фактором, ускорившим принятие решений», а необходимость покрывать колоссальные расходы на войну способствовала активизации наступления на церковные имущества и секуляризировать патриаршие владения. Как ни парадоксально, в более ранней литературе практически нет упоминаний о проведении описания и последующей секуляризации патриарших владений. Работы Соколовой значительно расширяют исследовательский горизонт проблемы. Наряду с экономическими преобразованиями более внимательного рассмотрения требуют в этом контексте и административные реформы, затронувшие систему патриаршего управления – патриаршие приказы. Патриаршие приказы являлись уникальной административной структурой. Их существование и деятельность зафиксированы в отдельной 12-й главе Соборного уложения. Вопрос о времени и причинах возникновения приказов при патриархе продолжает оставаться дискуссионным. Весьма устойчива традиция, связывающая их становление с началом патриаршества Филарета (Романова) (1619–1625 гг.) . Существует версия о возникновении патриарших приказов в конце XVI в. Д. В. Лисейцев вполне аргументированно обосновал тезис о том, что начало формирования патриарших приказов во временном отношении совпало со складыванием приказного аппарата Московского государства в 1560-х гг. В XVII в. система патриарших приказов достигла своих классических форм, а особое положение этих органов было зафиксировано в период патриаршества Филарета. |
| Тезисы к сочинению И. Соколова: отношение протестантизма к России В XVI и XVII веках 1. С каждым царствованием, начиная с Василия III-ro, число поселившихся в России протестантов увеличивалось, гражданское положение их и все условия, необходимые для организации церковных общин их в центре и на окраинах России улучшались, если не было препятствий к тому со стороны самих протестантов. Веротерпимостью они пользовались здесь более широкой, чем в зап. католических странах, хотя она, по настоянию народа, оказывалась до Петра в видах политических, культурных, а не по чисто нравственным мотивам. 2. Со стороны тайных агентов и с успехом по отношению к отдельным лицам и небольшим кружкам весьма возможна была протестантская пропаганда на Руси. 3. Пропаганда совершалась через проповедь , школы, книги, искусства и обычаи. 4. Началась она еще в 50-х гг. 16 ст., имея предвестником и пособником бывший на Руси рационализм, которому она старалась навязать все почти свои верования, начиная с иконоборческих идей. Модное на первый раз протестантствование, например, Башкина скоро встретило себе сильную реакцию. 5. Замолкнув на 30, 40 лет, пропаганда снова принялась за распространение иконоборческих идей; в течение лет 30 старалась, по видимому, провести в убеждения русских людей не всю разом систему своих верований, как было прежде, но сперва все главные свои верования и учреждения, потом все остальные в настоящем их виде, но испытав в том и другом неудачу, решилась придать своему вероучению оттенок одной внешней обрядовой разницы от православия, воспользовавшись для того прениями православных с датским королевичем Вальдемаром, и самый брак королевича с Ириной Михайловной силилась устроить, по всей вероятности, в своих затаенных интересах. Но эти замыслы и подделка также не имели успеха. Все это можно видеть преимущественно из противолютеранских сочинений того времени и из сопоставления их с иностранными протестантскими известиями. 6.Через 30 лет нового перерыва, пропаганда действует, через польский энциклопедизм в России и кружок Белободского; затем, при введении новой цивилизации на Руси, через партию Тверитянова распространяет преимущественно религиозно-культурные идеи, в первом случае опять принимая личину православия, во втором прикрываясь содействием общественным реформам Петра. Но чем относительно успешнее становится она под конец века, тем более основательных и правдивых протестов раздается против нее. Литературная полемика против партии Тверитянова есть последнее слово и наилучшее завершение всей предшествовавшей полемики. |
| Уж как не хотелось уезжать в летнюю пору из Гребнева! Мы катали Коленьку в колясочке, он начинал ходить. Погода стояла чудная, все цвело, благоухало, птицы пели в роще. Но в половине июня я очутилась на пыльных душных улицах Москвы. Черная гарь оседала на столах, на белье, даже при закрытых окнах — до того загрязнен был воздух столицы в летнюю жару! Ждала родов, как и первых, в конце июня. Но с Колей получилось на две недели раньше, а второй ребенок будто не хотел расставаться с мамой. Прошел уже день Петра и Павла. «Значит, не назовем дитя уже этими именами», — решили мы с Володей, но кто-то еще родится? А я ходила очень солидная, врачи обещали мне двойню. На этот раз я все документы выправила, а крест решила не показывать и не говорить никому, кто мой муж. На следующий день после Петра и Павла мама отвезла меня в роддом. И попала я в какой-то «пробный» роддом. И чего только не выдумывали при советской власти! В этом роддоме отменили палатных врачей, врачей по отделениям, так что не стало никакого контакта больного с врачом. Ежедневно приезжали поочередно врачи из разных роддомов: отдежурили свою смену, сдали рожениц другому и уехали, так что никто не отвечал за состояние здоровья матерей и детей, не на кого было нам надеяться. Один директор да заведующий обегал «тяжелые случаи», а «своего» врача никто не имел. «Ничего не попишешь», — говорили. Субботу я пролежала безрезультатно, скучала по Коленьке до того, что даже слезы текли, ведь я впервые с ним рассталась. «Наверное, ищет повсюду свою маму», — думала я. А в воскресенье к началу обедни в храме мне было уже не до чего. Когда отвезли меня в родильный кабинет, то схватки стали ужасно сильные. Я рычала, как дикий зверь. На меня сердились, меня ругали, но мне казалось, что это не я рычу. Какая-то сила охватывала меня, вместе с дыханием вырывались звуки, похожие на львиный рев. Я просила дать мне лечь на пол, но меня держали, называли сумасшедшей. И вдруг около девяти утра всю меня свело, как судорогой. Я поднялась не на ноги, а на плечные лопатки и затылок. |
| Большая или меньшая продолжительность пребывания в том или другом из этих двух дворцов зависела впрочем не столько от каких-либо установленных правил, сколько от личного расположения того или другого папы. Пий IX, например, в первое время своего правления постоянно жил в Квиринале. Здесь разыгрывалась вся история его первоначальных либеральных увлечений, закончившаяся для него весьма печальным финалом. Отсюда, вынужденный революционным настроением подданных, папа, в ночь на 25-е ноября 1848 года, переодетый простым патером, бежал из Рима и своих владений, чтобы укрыться под покровительством неаполитанского короля в Гаэте и затем вернуться в свою столицу уже при содействии французских штыков. Когда, после почти полуторагодового пребывания в Гаэтском изгнании, Пий IX 12-го апреля 1850 года возвратился в Рим, он не пожелал, чтобы его нога ступила еще раз в тот дворец, где пришлось ему пережить столько унижений и дойти до постыдного бегства. Совершив благодарственное молебствие в храме Св. Петра, он тотчас же водворился в Ватикане, который с той поры стал его неизменной резиденцией и зимою, и летом. А после сентября 1870 года, если бы папа и захотел быть в Квиринале, ему уже не было к тому возможности: Квиринальский дворец сделался местопребыванием короля объединенной Италии, а римский первосвященник превратился в ватиканского узника, так что и конклав 1878 года для избрания преемника почившему Пию IX имел место уже в Ватикане. Главный парадный вход ватиканского дворца с площади св. Петра. Здесь, на правой стороне, в том месте, где колоннада, описав свой полукруг, поворачивает по прямой линии к портику храма, в самом углу под колоннами виднеются массивные бронзовые двери (Portone di bronzo), переступив порог которых вы уже вступаете в знаменитые чертоги Его Святейшества. Первое, что невольно бросается в глаза самой двери, – это весьма живописная, но уже совсем архаическая фигура воина, подобных которому приходится встречать только на балетной или оперной сцене. Из-под блестящих металлических лат с наплечниками видны рукава и полы короткого камзола, материя которого представляет собою ярко-пеструю причудливую смесь широких продольных полос красного, черного, желтого и белого цвета. |
| На площади колоннады нам невольно бросилось в глаза какое-то особенное оживление. Пред портиком храма стояла цепь жандармов, а чрез нее почти непрерывною вереницей спешил к главному входу народ, предъявляя при этом свои входные, паломнические, зеленого цвета, билеты. Заинтересованные происходящим, мы обратились к какому-то, толкавшемуся тут, господину в пиджачке и с котелком на голове, прося его, если можно, сообщить нам, что такое совершается в храме Св. Петра. Котелок, как оказалось, свободно объяснялся по-французски и, конечно, тотчас же видя в нас иностранцев, любезно разъяснил нам, что в храме, в половине двенадцатого будет торжественный выход папы для приема паломников. Мало того, – обязательный господин стал нас убеждать, чтобы мы не пропускали удобного случая полюбоваться на интересную церемонию, а что касается входных билетов, то он может снабдить нас ими немедленно. На мое замечание, что мы уже присутствовали на таком же приеме в палате беатификаций, котелок стал уверять меня, что в храме Св. Петра церемония происходит много торжественнее и имеет гораздо более внушительный вид, а потому и в другой раз посмотреть ее не мешает. Его уверения возымели свое действие и нам действительно захотелось взглянуть еще раз на знаменитого старца, особенно в величественной обстановке грандиозного храма, чтобы таким образом унести из Рима впечатление папы в его главном соборе и у того алтаря, на котором никто кроме него священнодействовать не может. Однако на наш взгляд возникало некоторое весьма серьезное препятствие: мы с дочерью были одеты уже по-дорожному, – я в синей тужурке, а она – в ярко-красной кофточке. Припоминая обстановку первого приема, мы находили свой костюм совершенно непозволительным и совсем не желали становиться в неприятное положение того серого пиджака, которого на наших глазах ловили тогда охранители прохода. Наш случайный и не бескорыстный покровитель постарался, однако, успокоить нас и в этом отношении. Он начал с толкования текста входных билетов, резонно указывая нам, что относительно черной одежды там говорится только „possibilmente», т. |
|
|
