| Христиане из разных стран, взятые в плен болгарским князем Крумом, при Льве Армянине. Все они: епископы: Мануил Адрианопольский, Георгий Деволтский, Леонтий Никейский, пресвитеры: Петр и Парод, воеводы: Иоанн и Леонт и прочие 377 христиан, приняли мученическую кончину от Муртагона, между 814 и 817 г. Пролог, (Act SS. iann. II. р. 441, Assem, Kal. un. eccl. II, р. 353). Мес. В. Св . преподобному ч. Анастасия Печерского. Диакон обители Печерской; преставился страдальчески в XI веке. Киев. Месяц. (1837). 23 Св. священномуч. Климента епископа Анкирского, и св. муч. Агафангела, и прочих с ними. Св. Климент родился в царствование Валериана, в 258 году. Будучи не более 20 лет, сделан епископом Анкирским (в Галатии); после 28-летних страданий в разных местах 4 , обезглавлен в Анкире во время служения, в царствование Максимина, около 312 г. Агафангел, Римлянин, обращенный ко Христу св. Климентом, и с ним страдавший, преставился 5 ноября. Из дружины св. Климента именуются в житии его: Христофор и Харитон клирики, умерщвленные с ним; Фенгон и Евкарпий, воины, умученные в Амасии. Чет. Минея от Метафраста и иных вкратце. (Act SS. iann. II. р. 458) Мес. В. Март. Р. В службе канон Феофана. Св. Павлина милостивого, еп. Ноланского. Понтий Мероний Павлин славился милосердием и ученостью в Кампании, во времена нашествия Вандалов на Италию; умер около 431 года, оставив по себе 51 послание, и несколько стихотворений. Чет. Минея из Григория Двоеслова (III. 4), Августина и Урания священника (Fabr. IX. 315); Март. Р. 22 июня. Преп. Мавсимы Сирина. Сельский священник близ г. Кира, в Сирии, знаменитый нестяжательностию и нищелюбием, скончался в конце 4 века. Пролог. (Феодорит в Богод. ист. гл. 14. Act SS. iann. II. р. 490). Мес. В. Преп. Саламана молчальника. Пресвитер из местечка Каперсаны при Евфрате, неподалеку от Самосаты; умер около 400 года. Пролог. (Феодорит в Боголюб. Ист. гл. 19. Act SS. iann. II. р.120) Воспоминание 6-го Вселенского, 3 Константинопольского, собора. Созван был Константном Погонатом в 681 г. на монофелитов. Собор постановил исповедовать во Христе »две воли и два хотения, во двою естеству и действу, не в разделении ипостаси«. Пролог (Act. SS. iann. 1. р. 623). |
| Это был человек богато одаренный, в душе которого ключом била поэзия. Он любил украшать церкви, слагал превосходные церковные песни, воздвиг дом для странников и вел переписку с современниками, которая имеет высокую цену через проникающее ее глубокое религиозное настроение. Но высший подвиг, им показанный, был таков. В то время на Италию часто нападали сарацины-арабы и уводили жителей в плен. Пришла к Павлину бедная вдова, у которой только что арабы увели сына. Она просила помочь ей выкупить пленника. Епископ долго думал, откуда достать для нее денег, так как у него не оставалось решительно ничего. Наконец он вышел к ней, предлагая продать себя в рабство, чтобы выкупить сына. Долгое время женщина не могла понять, что предложение это серьезно; она думала, что Павлин над ней издевается. Епископ отправился в Африку и предложил себя в рабство взамен сына вдовы. Сделка состоялась, так как Павлин был человек трудолюбивый и знал хорошо садоводство. Он был приставлен к винограднику. Сын вдовы вернулся к матери. Впоследствии хозяин Павлина узнал тайну его происхождения и с миром отпустил его. Вот до каких вершин доходила в христианах любовь и самопожертвование. Одним из любимейших духовных сказаний в русском народе является сказание о святом Филарете Милостивом, жившем на севере Малой Азии. Филарет занимал высокое общественное положение, был женат на знатной и богатой девице, у него было много стад, плодоносных нив, во всем широкое изобилие. Множество рабов и рабынь служили ему. Дом был полон сокровищами, но славнее всего был он милосердием своим. Вот рассуждения, которыми руководствовался Филарет в своей жизни: «Ужели Господь дал мне так много для того, чтобы я питался всем один, жил в наслаждениях, угождая своему чреву? Не должен ли я разделить великое богатство, посланное мне Богом, с нищими, вдовами, сиротами, странниками и убогими? Всех этих людей Господь на Страшном Суде перед Ангелами святыми не постыдится назвать Своими братьями. Какая польза будет в день Страшного Суда от всех моих имений, если их сохраню лишь для себя? Но нужны ли мне там мои имения и земли и мои одежды? Лучше через нищих отдать Богу, как бы взаймы, и Бог никогда не оставит ни жены моей, ни детей моих. Ведь не напрасны слова пророка: “Я был молод и состарился, и не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба”». |
| —291— нительно с классическими образцами: часто заметны у него удлинение короткого слога в повышении стопы и укорочение долгого в ее понижении; неправильная просодия иностранных слов (особенно idolum), затем весьма нередко конечный краткий слог удлиняется под влиянием сочетания согласных cl, cr, fl, tr, gl, pl, pr, sc и т.п., начинающих следующее слово (в данном случае Пруденций следует, впрочем, примеру Ювенка). С Пруденцием сопоставляют обыкновенно другого выдающегося христианского поэта, св. Павлина Милостивого, называемого часто по месту его епископского служения Павлином нольским (ноланским) в отличие от других одноименных святых Павлина миланского, пеллейского и из Перигё (Perigeux). Св. Павлин (353–431 гг.) был младшим современником Пруденция, но если принять во внимание, что Пруденций выступил на писательское поприще сравнительно поздно, то хронологическая разница между обоими поэтами должна значительно сгладиться. Выше сказано было, что на талант Пруденция оказало известное влияние его испанское происхождение; то же приходится упомянуть и о св. Павлине, который был родом из Галлии. Насколько краски Пруденция ярче и пестрее, настолько же у Павлина они нежнее и мягче; заметно, что он умышленно старался воздержаться от особой манерности и напыщенности. Разнятся также оба поэта в отношении к христианству. Пруденций смотрит на него более теоретически и стремится в дидактических поэмах проникнуть в его догматы , тогда как взгляд св. Павлина в этом отношении более практически, и он, видимо, хочет проводить аскетическая идеи. С этой практической точки зрения св. Павлин смотрел и на свою литературную деятельность, именно: он предъявлял к поэтам прямое требование отказаться от трактования мифологических сюжетов и обратиться к христианскому дидактическому эпосу, хотя сам странным образом не писал его. Но он ввел в область христианской поэзии другие новые формы. Такова прежде всего стихотворная парафраза псалмов – род литературы, который не прекращается и до сих пор; затем – впервые также св. Павлин пишет христианское приветствие по случаю брака, так наз. «Эпиталамии». |
| Жил святой на юге Франции в V веке, когда шла война с вандалами. Слово “вандал” стало нарицательным, оно обозначает грубого, жестокого, необразованного человека — варвара, который портит и уничтожает произведения науки, культуры, искусства. Жили вандалы по ту сторону Средиземного моря, в Северной Африке. Многих жителей Франции (тогда называлась она Галлией) и Италии они уводили к себе в плен. Епископ Павлин выкупал пленных на волю и оказывал им всевозможную помощь из своих личных средств и из церковных денег. Сам же пребывал в крайней бедности. Однажды пришла к нему вдова, умоляя выкупить ее сына. Но у святого Павлина в ту пору денег совсем не было. Вдова плакала и в горести упрекала епископа, что, помогая другим, он не хочет пожалеть ее. Тогда святой Павлин предложил вдове, чтобы она или продала его самого в рабство, или обменяла его на своего сына. И вот что значит материнское сердце: вдова приняла эту жертву и согласилась продать в рабство епископа ради спасения сына! Они собрали последние крохи денег и, сговорившись никому не открывать своих планов, отплыли в страну вандалов. Узнали там, что сын вдовы находится в услужении у зятя царя этой страны. Хозяин пленника согласился променять его на другого раба. Епископ Павлин не знал никакого ремесла, но мог принять на себя роль садовника, что вельможе этому как раз и требовалось. Итак, вдова с сыном отправились на родину, а святой Павлин добровольно отказался от величайшего дара — свободы и остался в качестве раба у вандалов. Впрочем, хозяин обращался с ним милостиво, не притеснял его и, заметив усердие и добросовестность своего садовника, удачу в делах его и необычную для раба серьезность и благоразумие, часто приходил к нему и беседовал с ним. Однажды этот вельможа собрался ехать по делам и сообщил об этом святому Павлину. Тот посоветовал пока не ездить и открыл ему тайну: царь должен на днях умереть, а престол перейдет к хозяину Павлина, если он будет здесь. Если же уедет — враги его воспользуются этим и не только отнимут престол, но могут впоследствии убить и его самого. Хозяин святого Павлина рассказал обо всем царю, и тот пожелал увидеть этого прозорливца. Условились, что святой Павлин принесет фрукты и овощи к столу царя, когда там будет в гостях его зять. Вглядевшись в раба, царь тихонько сказал зятю, что это не простой человек и что надо узнать его происхождение. Особенно поразило царя то обстоятельство, что в эту ночь он видел во сне этого человека и беседовал с ним, еще не будучи знаком. |
| – У служби Преподобномученици пева се: С десне стране Спаса стала си, страдалнице и мученице, обучена у врлине непобедива, украшена чистоте. – У служби Христа ради вели се: Свима врлинама украсио си себе, блажени; стога те и неисказана радост и Царство небеско. – Човече ти си лествицом врлина узишао у небески и тамо си угледао Христа. – У подвижника врлина се Дух Свети. Сваки преподобни „правило врлине општепознато“. Преподобни се од младости Богу врлина. – Светом Великомученику се молимо: врлина покажи ме миомиром Христовим, ум облагодати. Богородица „красота врлина“. – Светог Великог величамо: Сабрао си врлине свих светих, оче наш – Светом се молимо: Узишавши на небо превисоких врлина, показао си се чудотворац, славни. – Богородици, нам Свеврлину=Господа Христа родила, и сама Свеврлина постала, ми молитвену благодарност узносимо: Украшена красотом врлина, Богомати чиста, зачела си истинитог Бога, нас просветио божанским врлинама. – Свети Велики „познато правило врлина“, и се сваки може научити врлини. – Свети престо, на коме Архиепископ Српски Сава Други, назива се у хвалитним стихирама „жертвеник врлина“. – У тропару Светом Великом певамо: постом и постигао си „савршенство врлина“. У Преп. Серапиона Синодита читамо: „Он у себи све врлине и беше савршен – τλειος“. У Богоносног Максима Паликолибе вели се: стекао „божанствено почетак и корен свих врлина“. – Своме ученику Светом Св. Велики каже: „Ти после мене бити наследник врлина“. Значи: врлине су духовно свето – се за свето ми се молимо: Нека ми свето буде „на пораст врлине и савршенства“. Нема свете врлине су срце свих Светих“. су тиме свети што су Христоносци, што живе Господом Христом. Отуда су они и обрасци, обрасци и свих светих врлина. Они, по речима Светог Апостола Петра: врлине Онога нас дозва к чудноме виделу своме. 2679 су свети у свему свом, и то по Свецу их позвао, по Господу Христу. 2680 Господа Христа светих и светих врлина, они сами обрасци светости, обрасци врлина. Тако, ако до ма врлине, ено их све оличене у Ако до савршене смирености, ено у Светом Павлу Препростом; ако до послушности, ено у блаженом и преподобном ако до ено у светом апостолу Богослову; ако до вере, ено у светом апостолу Павлу; ако до наде, ено je у светом многострадалном свештеномученику Клименту Анкирском; ако до кротости, колико образаца ако до сваки свети Мученик образац ако до милостивости, ено Светог Милостивог, Светог Филарета Милостивог, Светог Павлина Милостивог, и свих светих Бесребреника; ако уопште до ма свете врлине, ено их оличених у Нема сваки образац свих врлина. |
| И вообще в громадном количестве «бескорыстных» подражаний в природе – в существовании так называемых гомологических рядов; в наличии не выполняющих никаких функций огромных ложных цветков у некоторых голосемянных растений; в способности многих птиц говорить; в том, что на панцире японского краба изображён портрет самурая, а на спинке одного из бражников – человеческий череп; в том, что у рыбы саланкс на голове начертан герб клана токугава, а рисунок хвоста шипоглава выполнен в виде арабских букв, причём на одной стороне можно прочесть «Нет бога, кроме Аллаха», а на другой – «Бойся Аллаха»; в обнаруженных недавно английским энтомологом на крыльях местной бабочки микроскопических буковок всего латинского алфавита. Раз тут нет никакой целесообразности, значит, этого не должно быть в природе. Но сама же наука удостоверяет, что это в природе есть. Что же из этого следует? Следует из этого то, что в природе господствует не только сухой расчёт, но и фантазия, что сотворение видов есть не только выполнение определённой программы, но отчасти и игра, которой развлекаются те, кто эти виды придумывает. Никакого другого вывода из того, что мы видим перед собой, сделать нельзя. Ну и шалуны эти демиурги, как резвятся и забавляются они в тех пределах, которые Верховный Творец милостиво отводит им для проявления их собственной инициативы! Представляю, как Он с доброй улыбкой смотрит на их материализованные в живых существах чудачества, вроде веерообразного хвоста павлина, и говорит про себя: «Пусть развивают своё воображение, лишь бы общий Замысел не нарушали…» Интересно, как выглядят эти подмастерья, назначенные ответственными за воспроизводство живой природы, начиная с пятого дня творения? Они ведь не того чина, что ангелы-вестники, так что, наверное, не имеют крыльев. Зато уж точно обладают колоссальными счётными и логическими способностями, ибо в живом организме каждого вида надо все согласовать, гармонизировать и подчинить задаче выживания и размножения. А что касается их внешности – может, она отразилась в тех деталях внешности подопечных существ, какими Господь разрешил им снабжать эти существа по своему усмотрению? |
| Мы милостиво изъявили согласие на то, чтобы вы переменили вашу прежнюю фамилию Ле Мове , столь подходящую к вашей физиономии, на другую. В семьдесят четвертом году, к великому неудовольствию нашего дворянства, мы пожаловали вам разноцветный герб, который делает вашу грудь похожей на грудь павлина. Клянусь Пасхой, и вы все еще не объелись? Разве ваш улов не обилен? Разве вы не боитесь, что еще один лишний лосось – и ваша ладья может перевернуться? Тщеславие погубит вас, милейший. За тщеславием всегда следуют по пятам разорение и позор. Поразмыслите-ка над этим и помолчите. При этих строгим тоном произнесенных словах лицо мэтра Оливье вновь приняло присущее ему нахальное выражение. – Ладно! – пробормотал он почти вслух. – Сейчас видно, что король нынче болен. Все отдает врачу. Людовик XI не только не рассердился на эту выходку, но сказал довольно кротко: – Постойте! Я и забыл, что назначил вас своим послом в Генте при особе герцогини. Да, господа, – проговорил король, обернувшись к фламандцам, – он был послом. Ну, милейший, – продолжал он, обращаясь к мэтру Оливье, – довольно сердиться, ведь мы старые друзья. Теперь уж поздно. Мы кончили наши занятия. Побрейте-ка нас. Читатель, без сомнения, давно узнал в «мэтре Оливье» того ужасного Фигаро, которого провидение – этот великий создатель драм – столь искусно вплело в длительную и кровавую комедию, разыгранную Людовиком XI. Мы не намерены заниматься здесь подробной характеристикой этой своеобразной личности. У королевского брадобрея было три имени. При дворе его учтиво именовали Оливье ле Ден; народ называл его Оливье-Дьявол. Настоящее имя его было Оливье ле Мове. Итак, Оливье ле Мове стоял неподвижно, дуясь на короля и косо поглядывая на Жака Куактье. – Да, да! Все для врача! – бормотал он сквозь зубы. – Ну да, для врача! – подтвердил с необычайным добродушием Людовик XI. – Врач пользуется у нас большим кредитом, чем ты. И это понятно: в его руках вся наша особа, а в твоих – один лишь подбородок. Ну, не горюй, мой бедный брадобрей, перепадет и тебе. Что бы ты сказал и что бы ты стал делать, если бы я был похож на короля Хильперика, имевшего привычку держаться рукой за свою бороду? Ну же, мой милый, займись своими обязанностями, побрей меня! Пойди принеси все, что тебе нужно. Оливье, видя, что король все обращает в шутку, что рассердить его невозможно, вышел, ворча, чтобы исполнить его приказание. Король встал, подошел к окну и, внезапно распахнув его, в необычайном возбуждении воскликнул, хлопая в ладоши: – А ведь и правда! Зарево над Сите! Это горит дом судьи. Сомнений быть не может! О мой добрый народ! Вот и ты, наконец, помогаешь мне расправляться с дворянством! |
| Не покрывайте меня ароматами, – от этой почести никакой мне нет пользы; благовония возжигайте в святилище, а мне споспешествуйте молитвами; ароматы посвятите Богу, меня погребите с псалмами... Не кладите меня в ваши гроба: ваши украшения ни к чему мне не послужат. Я обещал Богу быть погребенным между странниками; странник я, как и они; так положите меня, братия, у них. Воззри Господи, умоляю Тебя: умилосердись надо мною. Молю Тебя, Сыне Милостивого – не воздай мне по грехам моим». (Из кн. «Историч. учение об отцах Церкви» Филарета, архиеп. Черниг. и Нежинского. Т. П. Спб. 1882 г. стр. 8З-84). III. Блаженный Иероним, хотя и имел степень пресвитера, но на самом деле оставался простым монахом, считая себя недостойным служить у престола Божия. IV. История представляет много замечательных примеров, когда лица самые достойные считали себя недостойными высоких церковных степеней; это можно видеть из описаний св. Амвросия, Павликиана, брата Иеронимова, Аммония, Павлина Ноланского , Илария Арелатского. Церковный историк Созомен рассказывает следующее поучительное приключение: в Египте, в городе Герасе умер епископ, и граждане решили, чтоб в их церкви предстоятельствовал монах Ниламмон. Так как известно было, что Ниламмон избегал священства, то к нему отправился сам патриарх Александрийский Феофил, чтобы уговорить его принять епископское достоинство, но нашел двери кельи Ниламмона заваленными камнями и должен был объясняться с ним, не видя его лица. Феофил всячески убеждал отшельника принять епископство, но получал в ответ решительный отказ; наконец подвижник сказал патриарху: «Завтра, если угодно, сделаю это, а сегодня позволь мне распорядиться собой». На другой день приходит патриарх, двери оказались по-прежнему заваленными камнями; на требование его принять епископство, Ниламмон отвечал: «Но прежде помолимся, владыко». Стали молиться, молились долго. Уже наступил вечер. Тогда начали просить Ниламмона, чтобы он отворил двери, но он не подавал голоса. Это встревожило присутствующих; решили разбросать камни и открыть дверь. Когда это было сделано, нашли лишь бездушный труп Ниламмона. Скорбь, что его хотят возвести на такую высокую должность, как епископство, – была причиною смерти смиренного инока. V. Также о блаж. Августине рассказывают, что он в продолжение трех лет заботливо остерегался входить в какой-либо из северо-африканских городов, где епископская кафедра была праздною, из опасения, чтобы его не принудили принять епископства. VI. Св. Григорий В. (Двоеслов) только после долгого сопротивления принял папское достоинство; подобное же известно об архиепископе Раввенском Марианиане. |
| Но не довольствуясь этим, а может быть и в чувстве бессилия причинить существенный ущерб влиятельному положению своего противника, Евфимий вздумал набросить неблагоприятную тень на нравственное достоинство самой личности Симеона. В числе мелких его произведений до нас дошло одно сатирическое «слово», в котором он изображает хитреца, соблазняющего людей своими льстивыми речами, чтобы удобнее их обмануть и погубить. Зная отношения и заветные стремления Евфимия и сопостовляя с этим время написания «слова», нет возможности сомневаться в том, что оно было направлено именно против Симеона. Изображаемый здесь Евфимием злой хитрец отличается крайним лицемерием и двоедушием: этот человек «смиренно челом бьет и кланяется до земли, дабы камение собрал и на главу твою метал; он сказует: виноват, а за дверми наготовил на тебя сем лопат. Симерние его волчее, а не овчее...» Поэтому Евфимий представляет далее как опасно и безрассудно отвечать доверием на льстивые уверения подобных людей. Такие люди, говорит он, «словами ласкательными глаголют и пред собою зряще хвалят и яко с любовным беседуют, отшедши же уничижают и оклеветают; они устами осклабляются и почнут хвалити: как премудр, как честен, как учен! Головщик, читатель, сказатель искусный!.. Но никако то правда, обманует, прельщает: потоля тебя хвалит, поколя не обманет, а как обманет, абие тебе аки волк потребит...» В заключение слова Евфимий не преминул бросить саркастический отблеск на нестоятельность честолюбивых и заносчивых порывов Симеона. Для этого он пользуется старинным олицетворением суетного и надменного тщеславия в образе павлина: «О паве поведают, ако взирая на перье ошиба своего красное, начнет надыматись и гордо ходити: егда же возрит на ноги своя черныя, абие умильно вопиет и перье опущает, аки бы познав свою совесть, видя, что не согласуется красное перье с ногами черными. Такожде и многие человеци, видяще себе честно аки перьем пестрым украшенных, начинают напыщатися, иныя охуждающе, аки бы во всем были совершенны: егда же некогда приходяще в чувство и себе познают и свое оскудение и злобу сразумеют, откидают фарисейское возношение и приемлют мытарево смирение...» 283 Так характеризует Евфимий своего литературного противника, питая к нему, очевидно, сильнейшую личную неприязнь, помимо общей совершенной противоположности в их литературных направлениях. Но и стрелы сатиры, которыми облегчал свою душу этот фанатический приверженец «греческаго учения», видимо не достигали своей цели; по крайней мере, нам ничего неизвестно о том, чтобы царь Алексей Михайлович когда-либо изменялся в своем милостивом расположении к Симеону, неизменно сохранявшему до конца его жизни влиятельное общественное положение. |
| Так, человеку не надо наблюдать и объяснять мироздание в его предметном обстоянии, в его целокупном и таинственном существе. Исследователь вынужден интенционально (т. е. силою своего сосредоточенного разумения) «вырезать» свой, подлежащий исследованию, опытный «участок», свое изучаемое и познаваемое содержание; ему приходится «аскетически» довольствоваться одним «отрывком» или одною «нитью» и сосредоточиваться на таком урезанном, оскудевшем содержании. Согласно этому историк, например, выделяет из всеединого и величавого мирового процесса одну ограниченную эпоху или один единичный «облик» этой эпохи (фигуру императора Карла Пятого, или жизнь Леонардо да Винчи, или эпоху Возрождения, или русскую Смуту); юрист изучает кодекс Юстиниана или французскую конституцию 1791 года; энтомолог пишет трактат о цейлонской белой бабочке типа Hestia Jasonia или об одной из групп «прыгающих прямокрылых» (саранча); физиолог – о функциях тригеминального нерва; экономист – о строении и формах английского кооперативного движения в девятнадцатом веке; филолог – о предлогах «» и «» у греческого оратора Лисия и т. д. То, что исследователь выделяет и описывает, на самом деле включено и вращено в великий процесс всеединого и таинственного мироздания . Только интенциональное внимание исследователя «вырезает», «отвлекает», «изолирует» изучаемое содержание, причем иногда природа милостиво дает ему соответствующий образцовый экземпляр (в виде бабочки, или белого павлина, или орловского рысака), а иногда ему приходится самому изготовлять себе необходимый «препарат» (в анатомии, физиологии, гистологии). Но в общем исследователь всегда имеет дело с содержанием своего опыта, которое он должен всегда мысленно включать в цельную картину мироздания, созерцая этот великий предмет и относя к нему все доселе познанное. Поэтому не следует именовать этот опытно выделенный «отрывок» или «обломок» предметом: это и неточно и ведет к заблуждениям. Необходимо признать, что «опыт» есть целесообразное средство в познании, но отнюдь не его цель, не его последнее слово и не высшая инстанция, к которой взывает исследователь. Исследование невозможно без опыта и помимо опыта. Но наивно и слепо думать, что оно заканчивается данными опыта… |
|
|
