| Летом 1928 года отец Владимир по просьбе священника Василия Надеждина, с которым его связывали подлинно братские отношения, временно служил в храме святителя Николая у Соломенной Сторожки. В 1929 году Князе-Владимирский храм был закрыт. Оставшись без места, отец Владимир с сыном Евгением пытался проехать к отцу Георгию в Кара-Тюбе, но из-за голода и болезни сына вынужден был с дороги вернуться в Москву. В октябре отца Василия Надеждина арестовали и приговорили к заключению в исправительно-трудовой лагерь. В лагере он заболел и 19 февраля 1930 года скончался в Кеми. Перед кончиной он написал письмо своим духовным детям и отцу Владимиру, прося его возглавить осиротевший приход. Отец Владимир откликнулся на предсмертную просьбу своего друга и перешел служить в Никольский приход. В храм ходило много молодежи, но преимущественно прихожанами его являлись жители поселка при Петровско-Разумовской академии, жизнь которых была наполнена служением науке и практическому сельскому хозяйству России. Отец Владимир сумел сохранить и укрепить приход, созданный отцом Василием. Служа в Никольском храме, он много проповедовал. Прихожанам запомнились его проповеди на темы Апостольских Посланий и Евангелия; они были содержательными и поучительными, но более рациональными, чем проповеди отца Василия. Весной 1931 года благочинный предложил духовенству следовать формуле поминовения властей, введенной Временным Патриаршим Священным Синодом при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя митрополите Сергии (Страгородском), и определить свое отношение к июльской Декларации 1927 года. В случае несогласия предлагалось уволиться на покой, чтобы не попасть под запрещение в священнослужении. Отец Владимир принял решение выйти за штат. В сентябре 1931 года он поступил на гражданскую службу в Научно-исследовательский институт птицеводства заведующим группой измерительных процессов. 5 апреля 1932 года отец Владимир был арестован органами ОГПУ как «активный участник Всесоюзной контрреволюционно-монархической организации “Истинно Православная Церковь”». Будучи допрошенным следователем, он сказал: «Как верующий человек я, естественно, не могу разделять политики советской власти по религиозному вопросу. В Институт птицеводства я поступил 8 сентября 1931 года, дал несколько изобретений – приборов по птицеводству. О том, что я лишен избирательных прав и был священником, в институте не знали. Фамилии своих знакомых предпочитаю не называть, дабы не навлечь на них неприятностей... Ведя организованную работу среди молодежи, я ставил перед собой задачу удовлетворения их личных запросов, в духе христианского понимания жизни... Повторяю, что назвать персонально этих людей я отказываюсь по моральным и религиозным причинам...» |
| Сам Ал. П. Лебедев с понятным научным самоудовлетворением упоминал (в Богословском Вестнике“ 1907 г., 6, стр. 420), что чрез него „приобрели степень магистра 13 молодых людей”, причем „рожденье докторов и магистров сопряжено бывает с немалыми потугами, а иногда и со значительными огорчениями“. Эти магистры Лебедевского посвящения – следующие: 1) Ал. А. Остроумов (XXXIII академического курса), ныне помощник попечителя Казанского учебного округа (Синезий философ, епископ Птолемаидский, Москва 1879); 2) А. П. Доброклонский (XXXV курса), профессор Новороссийского Университета (Сочинение Факунда, епископа Гермианского, в защиту трех глав, Москва 1880); 3) Н. Д. Извеков (XXXVIII курса), протоиерей в Москве и приват-доцент Московского Университета (Иерархия североафриканской церкви, Вильна 1884); 4) Ст. И. Остроумов (XL курса), протоиерей в с. Тума Рязанской губернии (Разбор сведений Евсевия Кесарийского и бл. Иеронима Стридонского о греческих апологетах второго века, Москва 1886); 5) А. В. Мартынов (XXXVII курса), доцент Московской Духовной Академии, скончавшейся (в ночь 16 на 17 ноября 1901 г.) в сане протоиерея законоучителем – профессором богословия Петровско-Разумовского Сельскохозяйственного Института близ Москвы (Учение св. Григория, епископа Нисского, о природе человека, Москва 1886); 6) К. Н. Смирнов (XLII курса), преподаватель Ярославской Семинарии (Обозрение источников истории первого вселенского собора, Ярославль 1888); 7) Н. Н. Глубоковский (XLIV курса), профессор С.-Петербургской Духовной Академии доктор богословия (Блаж. Феодорит , епископ Киррский, 2 тома, Москва 1890); 8) П. В. Гурьев (XLIV курса), заведывающий канцелярией Училищного Совета при Св. Синоде в С.-Петербурге и член сего Совета (Феодор, епископ Мопсуетский, Москва 1890); 9) Н. Г. Попов (XLVII курса), священник и профессор Инженерного Училища в Москве (Император Лев VI Мудрый и его царствование в церковно-историческом отношении, Москва 1892); 10) А. Ф. Карашев (XLII курса), преподаватель Рязанской Семинарии (О новооткрытом памятнике „Учение двенадцати Апостолов“, Москва 1896); 11) А. А. Спасский (XLV курса), профессор Московской Духовной Академии, д-р церковной истории (Историческая судьба сочинений Аполлинария Лаодикийского с кратким предварительным очерком его жизни, Сергиев Посад 1896); 12) И. Д. Андреев (XLVII курса), профессор С.-Петербургского Университета (Константинопольские патриархи от времен Халкидонского собора до Фотия, вып. I, Сергиев Посад 1896); 13) Д. И. Брянцев (L курса), преподаватель Рижской Духовной Семинарии (Иоанн Итал и его богословско-философские взгляды, осужденные византийскою церковью, Харьков 1905). |
| Вот оно что; оказывается, предисловие этой книги всё бы выкинуть надо, но сама по себе книга хорошая!» Это последнее, что я слышала об этой книге от Батюшки. Саму меня всё это вовсе не смущает; ну, ошибся Старец или просто, не вдаваясь в богословские тонкости, увидел то хорошее в этой книге, что есть в ней – вот и всё. Великие святые ошибались, может быть, ошибся, не доглядел и Батюшка. Ничуть это не уменьшает моей любви к нему и благоговения к его памяти. Но если об этом узнают недоброжелатели Старца, – как бы не подать повода к новым злорадным выходкам, хочется уберечь его от них, уже почившего, если не уберегли живого. Можно бы вовсе пропустить эту беседу, но очень уж хороша она; так ясно и просто учит, как прибегать к молитве Иисусовой, как жить ею. Думается, не выпустить ли в начале ссылку на книгу, а в середине – несколько слов о составителе её? Зная батюшкино строгое послушание Церкви, я знаю, что он теперь отобрал бы у нас эти книги и подчинился бы распоряжению Синода. Но разве поймут всё это те, кто злословил, клеветал, послал его в Голутвин? Простите, многоуважаемый о. Феодосий, что таким длинным вышло это письмо моё, и известите меня, если найдёте возможным, – нужны ли, годятся ли Вам мои писания, и продолжать ли мне высылать их. Если нужны – я буду высылать постепенно, по мере того как буду их переписывать. Если же присланные бумаги Вам не нужны, – не передадите ли Вы их Марии Васильевне Азанчевской для меня? Прошу св. молитв Ваших, Ваше Высокопреподобие. Ещё году нет, как я поступила в монастырь, где чувствую себя очень одинокой. Ничего похожего на старчество у нас нет и в помине; и со всеми недоумениями, борьбой мысленной, скорбями и грехами я в монастыре совсем, совсем одна. А теперь и Батюшка скончался – вот почему особенно нуждаюсь я в молитвах и благословении, которых и прошу у Вас. Кланяюсь Вам земно и прошу прощения за многословие. Адрес мой: Москва, Петровско-Разумовское, Казанский Головин монастырь. Больница. Недостойная Елена Шамонина, послушница Казанского Головина монастыря. |
| Эти слова мне врезались на всю жизнь. Их правду я ощущаю и теперь. Они оказались в полной мере пророческими. Все новоиспеченные проповедники побывали во «чреве китове», в тюрьмах и лагерях. Предстояло пройти эту школу и мне, тогда 12-летнему мальчишке, любопытному, говорливому, грубому и жестокому по отношению к бабушке и трусливому перед отцом. И тогда меня поразили эти слова и запомнились на всю жизнь. Царство небесное Ивану Степановичу Проханову, скончавшемуся в 1933 г. в Праге, в изгнании. Москва До сих пор я писал только о Питере. Но в 20е годы я часто бывал и в Москве. Отец работал на Спиртоводочном заводе и жил на противоположном конце Москвы, или, точнее, за Москвой. Там, где теперь остановка метро «Сокол», а тогда это было село Всехсвятское. До Москвы ходил трамвай, или, вернее, два трамвая, т. к. надо было на одном трамвае ехать до Петровско — Разумовского, а там пересаживаться на другой. Для ребят поездка в Москву была событием. До нее надо было добираться часа полтора. «Село Всехсвятское» — это было не просто название; это было самое настоящее село, состоящее исключительно из деревянных домиков, обсаженных садиками. Много рябин. Яблони. Над местностью господствовали два здания: церковь Всех Святых и пожарная каланча. Оба здания сохранились, но теперь, в обрамлении десяти- и пятнадцатиэтажных домов, они кажутся игрушечными. Кроме церкви и каланчи, ничего не осталось от старого Всехсвятского. Отец жил в деревянном домике, в Изоляторном переулке, снимал комнату в 15 метров. Он иногда брал меня в Москву, а в 1928 году, утомленный вечными жалобами на мою лень и озорство, решил взять меня туда на постоянное жительство. Переехала также и Поля. Так я и прожил в Москве 8 месяцев. Если Питер 20х годов для меня ассоциировался с церквами, то Москва 20х годов для меня ассоциируется с театрами. В Москве у меня не было прежней вольницы. По воскресеньям я ходил в нашу Всехсвятскую церковь, а в остальные дни должен был регулярно посещать школу. Но зато отец (страстный театрал) считал своим долгом развлекать сынишку: раз в неделю (в воскресенье вечером) я обязательно бывал с отцом в театре. |
| Другое свидетельство о священническом служении передает в своих записках упоминавшаяся уже В. Г. Мирович. Она пишет: “Один из приятелей М. В., тоже священник, однажды сказал: «Когда М. В. в алтаре, он не так как мы, русские, служит, — он ходит перед Богом, предстоит перед Ним, как будто Бог на расстоянии пяти шагов от него. Когда он кадит у престола, он отступает в священном ужасе, чтобы не задеть касанием кадила Адонаи, на Него же не смеют чини ангельстии взирати. С таким лицом, какое я видел у М. В., Авраам беседовал под дубом Мамврийским со Святой Троицей, явившейся ему в виде трех Архистратигов небесных сил. — Мне жалко, прибавил этот священник, обратившись к нам, — что вы не видели этого лица Михаила Владимировича, и поэтому можно сказать, что вы вообще его не видели». О себе могу сказать, , что я это лицо видела у Михаила в день его крещения и еще несколько раз в жизни”. Интересно и то, что пишет один из друзей о. Михаила — С. И. Фудель: “…Метро в Москве начали строить в 30-х годах. В 1936 г. отец Михаил Шик сказал мне: — Молитесь везде. Какая будет радость когда вы, например, в метро почувствуете, что «небо отверсто», что нет преград для молитвы. Из этих слов можно заключить, что уже тогда московское метро было освящено молитвой отца Михаила. В том же, кажется, году он и погиб” . Последнее место официального служения о. Михаила — храм свт. Николая у Соломенной Сторожки (Петровско-Разумовское). Отсюда оба они — и о. Михаил, и настоятель — о. Владимир Амбарцумов ушли за штат в связи с отказом поминать митрополита Сергия как Местоблюстителя Патриаршего престола при живом, но находившемся в заключении митрополите Петре — законном Местоблюстителе. С 1930 г. поминовение именно митрополита Сергия стало обязательным для всех служащих священников. Не уйдя вовремя за штат, оба они могли попасть под запрещение служить. После этого, видимо, возникла необходимость для отца покинуть Томилино. Во всяком случае, вскоре после нашего отъезда отца там “искали”, приходили и в Москве к бабушкиным соседям по квартире; они сказали, что он переехал в какой-то город “на букву “М”, кажется, в Можайск. На самом деле это был Малоярославец — в 120 км от Москвы по Киевской дороге, — один из городов “101-го километра”. Там уже жило много людей, связанных с Москвой работой или семьей, но лишенных права проживания в Москве. |
| В ту пору одно за другим издавались распоряжения с петровско-феофановской " просветительской " направленностью, вроде указов о " всуе жегомых " церковных свечах или о " неупотреблении Святых Таин за лекарство аптекарское " . Выходили и такие распоряжения, которые грубо оскорбляли народное благочестие, указы против сооружения часовен, против обычая носить иконы по домам, против богатых риз, дорогих колоколов, драгоценных сосудов. Большой соблазн в народе вызывала настоящая одержимость царя разоблачением народных суеверий, под которыми подразумевались старинные благочестивые обряды. За разглашение ложных слухов о чудесах, видениях и пророчествах он назначил тяжкую кару - вырывание ноздрей и ссылку на галеры. Хуже того, духовникам велено было доносить властям, если кто на исповеди сознается в разглашении ложных слухов о чудесах. И светские и духовные власти обязаны были преследовать народных " пророков " , юродивых, кликуш. Кликуш и бесноватых было велено пытать, пока не сознаются в притворстве. Колдунов подвергали смертной казни. " Просветительское направление " в указах Петра сочетались с самым дремучим варварством» 47-49]. В то же время «чтобы содействовать делу духовного образования, Петр I издал указ, по которому дети духовенства, не обучавшиеся в школах, не допускались к церковным должностям. Без аттестатов " поповичей " запрещено было принимать и в чины " гражданской службы " , кроме " солдатского чина " . Пока число регулярных духовных училищ было невелико, в качестве временной меры при архиерейских домах и больших монастырях было велено устраивать начальные " цифирные " школы, куда принимались дети из всех сословий, а все дети духовных лиц обязаны были проходить эти школы под угрозой принудительной солдатчины. " Духовный регламент " провозгласил обязательность обучения для детей священнослужителей и причетников. Необученные недоросли подлежали исключению из духовного сословия» 35]. «Знаменательным явлением церковной жизни петровской эпохи было обращение ко Христу многих тысяч язычников и магометан. |
| И, слава Господу Богу, на нашей станции «Университет» не было ни одного неприятного инцидента. Если человек интересовался, то подходил и брал Святое Писание. Если человек очень интересовался, то, получив, возвращался еще раз и брал уже несколько штук. Ну а те, которых наши громогласные восклицания: «Подарок к Пасхе от Патриарха!» – вовсе не привлекли, просто проходили мимо. Единственное, что нас расстроило: утром на второй день мы нашли три потрепанных дождем экземпляра Евангелия на крыше торговой палатки, но и то они явно были бережно положены сверху, а не порванными выкинуты в грязь. Но, в любом случае, небрежного обращения к Евангелию следовало ожидать, ведь об этом еще Спаситель нас предупреждал в притче о сеятеле. Как уже было отмечено выше, весьма порадовала соборность «юных апостолов». Недаром и Христос отправлял учеников на проповедь по двое. Присутствие рядом хотя бы одного товарища по разуму – огромная сила. Несколько типичных фраз, с которыми люди брали Евангелие: – Бог любит Троицу! Можно мне три штучки? – Я из другого города, можно с собой для друзей взять? – Наконец-то! Никогда не думала, что православные будут этим заниматься! – Я мусульманин, но жене возьму, она будет рада! – А от Иоанна когда раздавать будете? – Хм! Сретенский!!! Давайте мне пачку! Так что в целом народ жаждет, отнесся к акции благожелательно и с оптимизмом. Дмитрий Корольков, 3-й курс Что можно сказать о нашем «миссионерском стоянии»? Стояли по соседству: продавцы носков, распространители рекламных листовок «Одежда для больших», газет с предложениями работы и мы, активисты Русской Православной Церкви. Меня очень занимал вопрос: кто окажется важнее для этого множества людей, спешащего на работу через станцию метро «Петровско-Разумовская». Буквально через полчаса бабульки (со своими носками, газетами и листовками) с угрожающим ворчанием покинули место нашей дислокации… Запомнился один интересный случай. Подошел мужчина, взял «Подарок от Святейшего Патриарха», сказал, что до работы еще долго – почитает. Сразу почему-то вспомнилось из жизнеописания митрополита Антония Сурожского: «Попал ты, мужик». И действительно, через 40 минут возвращается (до работы он не доехал): «Слушай, парень, дай еще: хорошая штука, я сослуживцам отнесу». |
| Источником этой публикации послужили две папки из музея «Старой Москвы», на корешках которых золотом было оттиснуто «Architectura» и цифры «2» и «3». По–видимому, эти два альбома принадлежали к тем семи, в которых были собраны чертежи и рисунки баженовской и казаковской школы из Московской мастерской конца XVIII века. В этих альбомах были проекты церквей, дворцов, театров, оранжерей, мавзолеев, садовых павильонов, решеток и даже мебели. Многие из них были подписаны архитекторами Баженовым, Казаковым, Деламотом и др. Может быть, об этих альбомах В.И. Баженов писал М.Ф. Казакову? Но Матвей Федорович ответил, что у него их нет. Эта новость потрясла Баженова. Он слег и больше не поднялся до самой смерти. В более позднем варианте проекта храма исчезли два боковых флигеля, соединенные с основным зданием открытой балюстрадой, зато появилась двойная симметричная наружная лестница, восходящая своими развернутыми дугами на площадку паперти второго яруса. Сегодня неизвестно, кто был инициатором всех этих изменений проекта. Скорее всего, это сделано по желанию владельца имения. В архитектуре храма можно найти множество аналогий с творениями Баженова: мотив килевидных кокошников, орнамент из треугольников вокруг центрального барабана, пирамидки, шары и другие детали. Искусствовед Г.И. Гунькин считал, что «…от церкви Успения на Покровке к церквям Знамения и в селе Быкове прослеживается путь развития композиции двухколокольного храма в творчестве Баженова. Эту преемственность можно проследить и на последующих постройках, особенно на церкви Лазаревского кладбища, с которой быковская церковь имеет ближайшее родство в архитектурно–художественных и композиционных приемах». Н.А. Кожин убежден, что «творческая мысль Баженова чувствуется в церкви села Быково». Некрасов согласен с ним: «В 1788 году Баженов закончил замечательную церковь в с. Быкове… в поместье М.М. Измайлова». А.И. Михайлов высказывает об архитектуре храма другое мнение: «Автор быковской церкви часто повторяет любимый им мотив килевидной арки с двумя розетками в углах. Но этот же мотив мы находим и в казаковском царицынском дворце, причем рисунок арки совершенно тождественен. Можно ли допустить, чтобы Баженов после сломки своего дворца стал в быковской церкви повторять мотив, часто применяемый в новом дворце Казакова? Другим приемом в архитектуре быковской церкви являются вытянутые узкие ниши, заканчивающиеся двойной арочкой с гирькой. Рисунок этой арочки совпадает с рисунком оконных арок Петровского дворца. Таким образом, здесь повторяется мотив, уже развитый Казаковым в проекте Петровского дворца: сочетание в одной композиции двойной арки с гирькой и килевидного кокошника над ней. Наконец, нельзя не обратить внимания на сходство верхних объемов башен церкви в Быкове с аналогичной формой церкви Петровско–Алабино. Можно найти сходство также в рисунке шпиля шатра быковской церкви и того же мотива в церкви Вознесения на Гороховом поле». |
| В 1911 году отец Иоанн получил звание профессора богословия и был назначен заведующим кафедрой богословия при Петровской сельскохозяйственной академии, а также настоятелем домового академического храма святых апостолов Петра и Павла. В 1916–17 годах читал лекции по богословию студентам Рижского политехнического института, эвакуированного в то время в Москву. В 1917 году епархиальный съезд избрал отца Иоанна членом Поместного Собора от Московской епархии. На Соборе он принимал активное участие в отделах богослужения и преподавания богословия в высших учебных заведениях. После революции, в 1918 году, кафедра богословия была упразднена; отец Иоанн продолжал служить священником в храме при академии. В 1919 году он был возведен в сан протоиерея. В ночь с 16 на 17 августа 1922 года отец Иоанн был арестован и заключен во Внутреннюю тюрьму ГПУ. 18 августа состоялся допрос, и на вопросы следователя священник ответил: «В православном кружке христианской молодежи-студентов бывал около пяти раз в качестве гостя в конце 1921 года и начале 1922 года. Руководителем его я не был. В одно из воскресений Великого поста, перед изъятием ценностей, мною было без всяких комментариев прочитано послание Патриарха Тихона. Считаюсь преданным суду Революционного Трибунала по обвинению в агитации против советской власти. Сознательно я никогда во время проповедей не касался политических тем, но возможно, что иногда приходилось указывать на тяжелое положение страны, голод и прочее». Следователь, по-видимому, сказал ему, что за содеянное он может быть выслан за границу, и отец Иоанн написал заявление, что просит разрешить ему добровольный выезд в город Ригу за свой счет. 19 августа следователь составил заключение по делу и написал: «Рассмотрев дело о гражданине Иване Алексеевиче Артоболевском, бывшем профессоре Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии по кафедре богословия, обвиняемом в использовании своего положения священнослужителя с целью контрреволюционной агитации во время проповедей в храме и в частном быту, в организации в Петровской сельскохозяйственной академии кружков христианской молодежи, в руководстве и придании им черносотенного характера, в разлагающей деятельности среди студенчества в виде постоянной антисоветской и антикоммунистической пропаганды, облеченной в религиозную форму, в распространении и чтении в церкви провокационного послания Тихона перед изъятием ценностей, то есть в пассивном сопротивлении изъятию, и в том, что с момента Октябрьского переворота и до настоящего времени он не только не примирился с существующей в России в течение пяти лет рабоче-крестьянской властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности, причем в моменты внешних затруднений для РСФСР он свою контрреволюционную деятельность усиливал, – нашел, что всё вышеизложенное материалами, имеющимися в деле, подтверждается. |
| Ноября 19 (2 декабря) Священномученик Сергий (Махаев) Составитель священник Максим Максимов Священномученик Сергий родился 6 сентября 1874 года в семье священника Константина Георгиевича Махаева, служившего в Спасской церкви села Усово Московского уезда, где находилось имение великого князя Сергея Александровича. Духовное образование Сергей Константинович получил в Вифанской Духовной семинарии, которую он окончил по первому разряду в июне 1895 года. По окончании семинарии он был определен в псаломщики к московской церкви святителя Николая Чудотворца в Кошелях. С самого начала своей церковной деятельности Сергей Константинович проявил себя как педагог и ревностный проповедник слова Божия. Будучи псаломщиком, он исполнял обязанности учителя в Николо-Мясницкой двухклассной церковноприходской школе (с января 1896 по сентябрь 1897 года), причем делал это безвозмездно, затем (с сентября 1897 по август 1900 года) занимал должность учителя русского языка в старшем отделении Сергиевской в Рогожской слободе церковноприходской школы. В эти же годы он женился на Людмиле Сергеевне Цветковой, дочери московского священника Сергия Цветкова. Детей супруги Махаевы не имели. В 1900 году при Московской Иверской общине сестер милосердия Красного Креста, почетными попечителями которой являлись великий князь Сергей Александрович и великая княгиня Елизавета Феодоровна, была построена церковь в честь Иверской иконы Божией Матери. На священническую вакансию в этой церкви 29 июля 1900 года был назначен псаломщик Сергий Махаев. Преосвященный Парфений (Левицкий), епископ Можайский, 15 октября 1900 года рукоположил его во диакона и 17 октября того же года во священника. В этой церкви отец Сергий прослужил девятнадцать лет. Став священником, отец Сергий получил возможность продолжить педагогическую деятельность уже в качестве законоучителя. С 10 сентября 1901 года с разрешения епархиального начальства он одновременно состоит законоучителем основных классов Петровско-Серпуховского городского начального училища и Торговых классов Московского общества распространения коммерческого образования. Он также становится членомсотрудником Московской комиссии Императорского Православного Палестинского Общества. |
|
|
