| Кроме того, знание истории помогает разобраться в сегодняшних событиях. Почему так важно для священника хорошо ориентироваться в тех процессах, которые происходят сейчас, опираясь на ту историческую базу, которую он имеет? Потому что люди, которые будут приходить к нему, наверняка будут спрашивать его, задавать вопросы о том, что происходит сегодня, и он должен будет дать достойный и, главное, правдивый ответ. Что касается истории Русской Церкви ХХ века, то этот предмет священники должны знать просто обязательно. Сейчас очень многие, и миряне, и люди, не считающие себя воцерковленными, с большим интересом изучают историю Русской Церкви потому, что до 1990 года это была вообще полностью закрытая тема в историографии. – Что, по вашему мнению, самое сложное для восприятия, для понимания в курсе данного предмета? – Я думаю, что самое сложное в любом историческом курсе – это целостное восприятие, то есть чтобы воспринимать не отдельные какие-то мозаичные куски, а воспринимать причинно-следственные связи, почему то-то и то-то происходило и как происходило. – А возможно ли понимание истории Церкви без изучения истории государства? – Хороший вопрос. Отвечу на него коротко: невозможно. Если мы не знаем историю взаимодействия Церкви и власти в ХХ веке, в конкретные периоды, вот в те самые, о которых я говорила, то мы никогда не сможем понять, что происходит сейчас между Церковью и властью. Более того, никогда не будет выработана правильная политика взаимодействия власти с Церковью и другими религиозными организациями. Исторический опыт, исторические уроки очень важны. – Существует такое мнение, что данный период в истории нашего государства – это темное пятно, такая мрачная страница, которую нужно закрасить и забыть. – Мне кажется, что так думают уже немногие. Мы думали так об этом, наверное, в перестроечный период, когда на нас через, к примеру, журнал «Огонек» хлынуло огромное количество публикаций про так называемые белые пятна советской истории. Этот период нашей истории – трагический, сложный и прекрасный. |
| Но и в глухой провинции пытаются запечатлеть память о Бунине. Сруб дома Буниных в липецких Озёрках начинали сооружать два брата - Евгений и Валентин Сафоновы, приехавшие в Липецкую область из Волгограда в 1974 году. Они изначально планировали восстановить усадебный дом Буниных в Озёрках. Отыскать место бывшей усадьбы помогли старожилы села и книги писателя. Дом Буниных предположительно был построен в конце XVIII - начале XIX века. Он невелик: всего 15 метров в длину и 10 метров в ширину. При раскопках обнаружились дубовые колья, которыми пользовались при разбивке плана здания. Первый камень в фундамент усадебного дома был заложен в 1990 г. - там, где когда-то находилась «детская» комната. В письме к А.А. Коринфскому Бунин сообщал о себе: «Родился я 10 октября 1870 года в Воронеже, куда мои родители переселились на время из деревни для воспитания моих старших братьев; но детство (с четырехлетнего возраста) мне пришлось провести в глуши, в одном из небольших родовых поместий (хутор Бутырки, Елецкого уезда, Орловской губернии)... Десяти лет меня отдали в Елецкую гимназию, где курса я, к счастью, не докончил по болезни, а вернувшись в 1886 году зимою в деревню (Озёрки, Елецкого уезда), готовился на аттестат зрелости со старшим братом, кандидатом университета, и начал писать систематически». Известный липецкий журналист, прозаик, публицист Владимир Петров написал много статей и книг о Бунине на Липецкой земле и является трижды лауреатом областной премии им. И.А. Бунина (1996, 1999, 2006 гг.). Сам классик писал: «...Лет с семи началась для меня жизнь, тесно связанная в моих воспоминаниях с полем, с мужицкими избами, а потом и с моим воспитателем. Чуть не все свободное время я, вплоть до поступления в гимназию, да приезжая из гимназии на каникулы, проводил в ближайших от Бутырок деревушках, у наших ближайших крепостных и у однодворцев. Моими друзьями являлись простые крестьянские ребятишки, и порой я по целым дням стерег с ними в поле скотину...» Отсюда потрясающее знание Буниным крестьянского быта, острое чувствование природы, его звериное чутье на запахи и краски. |
| О непрекращающихся реформах Очевидно, одной из причин падения интереса к русской словесности и ее в целом неудовлетворительного знания молодым поколением стали в том числе и непрекращающиеся на протяжении нескольких лет реформы образования. Я не хочу критиковать ни какие-то конкретные учреждения, ни людей, ни саму идею реформ. Профессионалы уже высказали разного рода замечания и, наверное, будут и далее критиковать некие аспекты этой реформы. Без реформ тоже нельзя. Нельзя стоять на одном месте. Мир развивается, школа развивается, страна наша развивается. Но в этой хорошей идее есть нечто, на что нужно непременно обратить внимание, чтобы скорректировать ее в лучшую сторону, потому что наличное состояние ЕГЭ вызывает большие слишком нарекания и у родителей, и у детей, и у педагогов. Первое возражение – это тестовая система ответов. Есть предметы, знание которых невозможно оценить в тестовой манере. Русская словесность — это один из столпов нашей национальной жизни Скажу только, что русская словесность – это, без преувеличения, один из столпов нашей национальной жизни, важнейшее основание цивилизации Русского мира, я бы сказал, культурный столп государственной жизни. Поэтому будущее русского языка и литературы должно быть предметом обсуждения не только профессионалов, но и всего российского общества. Это сегодня стратегическая задача, которую необходимо решать со всей ответственностью. Ошибка может стать историческим преступлением Плодородная нива русской словесности не должна быть ареной для идеологических битв, для лоббирования чьих-то интересов, нецелесообразных экспериментов. Нужно очистить эту площадку от междоусобной брани, которая досталась нам в наследство от 1990-х годов. Мы должны в полной мере осознать, что за последние годы, десятилетия были, конечно, допущены ошибки, перекосы, но ведь не бывает жизни без ошибок и без перекосов. Очень опасно, когда ошибка не замечается, когда она в силу политических, человеческих факторов замалчивается и входит в плоть и кровь народной жизни. Вот тогда эта ошибка становится историческим преступлением. Я думаю, мы все сегодня призваны – не только общество, но и Правительство, писательский цех, читатели – осознать, что находимся в очень важной точке нашего духовного, культурного развития. От того, каким будет это развитие, зависит в немалой мере и то, что произойдет с нашей школой, с нашей литературой, с нашим писательским цехом и с нашими читателями. |
| «Объективность», залогом которой выступает личностная отстранённость исследователя, вовсе не свидетельствует о полноте полученного знания. Начнем с того, что оно ограничено нашими органами чувств, и нам доступно только те свойства объекта, которые мы способны воспринять; не более того. Остальные его характеристики не просто нам неизвестны, они зачастую даже не могут быть квалифицированы каким-то системным образом или не имеют наименований в нашей лексике. Поэтому, например, все теории о том, что минералы могут влиять на любовные страсти, предупреждать об опасности, лечить болезни, способствовать богатству и т.п. – для науки не более чем «миф». Почему? Да потому, что эти гипотезы не могут быть достоверно, т.е. «научно» подтверждены. Правда, сторонников «объективности» при этом не смущает тот факт, что они не могут быть и опровергнуты по тем же причинам. Впрочем, нельзя не заметить, что еще век назад не без оснований и успеха доказывалось, что миф не есть выдумка или фикция, но логическая (!), диалектически необходимая категория сознания и бытия, жизненно ощущаемая и творимая вещественная реальность, личностное бытие или, точнее, образ личностного бытия, личностная форма, лик личности ( Лосев А.Ф. Диалектика мифа//Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990. С.457-459). Для серьезных ученых бесспорно, что «сфера имагинарного (мифов, легенд, сказаний. – А.В.) представляет собой совокупность представлений, выходящих за пределы, устанавливаемые фактическим опытом и дедуктивным мыслительным рядом, объясняющим этот опыт. Каждая культура, каждое общество имеют своё имагинарное. Граница между реальным и имагинарным неопределённая, всегда и повсюду одна и та же, поскольку она есть не что иное, как область человеческого опыта в целом, от самого социально-коллективного до самого интимно-личного» (цит. по: Гофф Ж.Л. Герои и чудеса Средних веков. М., 2022. С.7, 8). Для науки бессмысленно рассуждать о Боге, поскольку, как справедливо утверждал классик нашей литературы, «в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может» ( Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. М., 2020. С.12). Разум, оперирующий логическими суждения, для «объективности», как известно, высший судия, неотъемлемая часть научного познания. Именно он способен соединять данные различных опытов, анализировать и синтезировать полученные результаты, проверять и удостоверять, что именно это знание – «объективно» и истинно. И если на вопрос: «Существует Бог или нет» разум не даёт ясного, чёткого и категоричного ответа, подтверждённого доказательствами, то, следовательно, рассуждать на эту тему бессмысленно. |
| Педагогика богословско-антропологического направления видит личность человека как его «безусловное и вечное достоинство, которое независимо от произведенного им количества внешних дел» (Olesnitskii 1895, 116–117), обладает некоторой «внеэмпирической глубиной», за которой стоит ее «метафизичность» (Zen’kovskii 1996, 307), укорененная одновременно в принадлежащей ей природе. Для педагогов «натуралистов» «понятие “личность” характеризует лишь общественную сущность человека и обозначает комбинацию его социальных свойств и качеств, которые он вырабатывает у себя прижизненно» (Mikhailenko 2011), а человеческое «я» формируется лишь только «в процессе социального взаимодействия», набирая свой «ролевой “репертуар”» (Gorshkova, Mitkovets 2008, 133), и только на основе «интерпсихологических» процессов складываются процессы «интрапсихологические» 3 . Наконец, педагоги «экзистенциалисты», опираясь на соответствующую философию экзистенциализма и рассматривая личность и ее потребности как «главную цель воспитания», полагают, что именно личность «определяет существование окружающего мира», и «ценности субъективные стоят несравнимо выше ценностей объективных» (Solovtsova 2002). Несмотря на сведение личности к индивиду, направление педагогического «натурализма», тем не менее, признает за личностью человека такие качества, как разумность, ответственность и определенные свободу, личное достоинство, уникальность, способность к творчеству (см. например: Mikhailenko 2011). В лучших своих представителях натуралистическая педагогика даже приходит к своему собственному пониманию «духовности» (Sukhomlinskii 1975, 127), «священности и святыни», «скромности и стыдливости» (Sukhomlinskii 1990, 180). Однако, с христианской точки зрения, все качественные характеристики личности человека могут быть полноценно описаны и максимально практически применены лишь при условии, если личность человека трактуется именно в богословском смысле этого слова. Поэтому, интуитивно ощущаемые, но трудно формализуемые, подлинные свобода, знание, истина, красота, нравственность, уникальность, творчество и другие категории личностного бытия немыслимы вне богословского видения самой личности. Без проработанного богословского фундамента «обобщенные» личностные категории не обретают своего бытийного основания, уплощаясь и примитивизируясь. Так, свобода вне богословия личности мыслится лишь как относительно достижимая независимость 4 , причем непонятно, насколько она, собственно, должна ограничиваться при встрече с подобной же свободой иных личностей. Уникальность вне богословского видения личного начала остается не более чем условной своеобразностью набора свойств, природных характеристик индивида, а нравственность сводится к необходимости соблюдения определенных правил поведения, установленных тем или иным сообществом, которые, как известно, могут очень сильно меняться в зависимости от обстоятельств и исповедуемых социальных доктрин 5 . |
| По поводу вопроса о многобожии, наличия мелких различных духов можно сказать, что в сущности это решается на практике. У них есть верховный бог, мы говорим: «Ну вот же он, мы и хотим вам о нем рассказать». Знаете, как в послании апостола Павла, который, будучи в Греции, увидел, что стоит капище с огромным множеством идолов, посвященных различным богам, а среди них есть скульптура неведомого божества, которую греки поставили на всякий случай, если вдруг кого забыли. И Павел, думая, с чего начать повествование об истинной вере, сказал: «…Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам» (Деян. 17: 23). Так же и здесь: приходится действовать только методом замещения. Конечно, речь идет о начальном этапе, потом процесс воцерковления и становления христианской жизни человека предполагает, что к моменту крещения приходит настоящее понимание веры, ведь крещение по сути является заключительным этапом подготовки к христианской жизни. Тут действует аналогия: как человек отучился в институте, получил диплом, так и здесь он получил знание, подготовился и принял крещение. Мы не крестим, если видим, что человек не осознает происходящее до конца Мы говорим только об одном из приемов приобщения к христианству. И мы не крестим, если видим, что человек не осознает происходящее до конца. В 1990-е годы существовала традиция крестить всех желающих: захотел, пришел, крестился. И теперь время задать вопрос: где сейчас все эти люди? В настоящее время без предварительной подготовки на общецерковном уровне официально запрещено крестить. Сейчас подготовка содержит минимум две беседы, разорванные по времени. Вначале я приезжаю в какой-нибудь дальний поселок, к примеру, весной. Раздаю литературу, определяю, что необходимо прочитать. Если за то время, которое они находятся в движении в период кочевания, выпаса оленей, они не потеряли желания креститься, то по возвращении домой, на место их прежней стоянки, я провожу еще одну беседу. Только в том случае, когда видно, что они хорошо подготовились и действительно хотят принять христианскую веру, можно совершать таинство крещения. |
| При его участии разработаны конструкции всех самолётов знаменитой марки «МиГ», начиная с легендарного МиГ-15, а под его руководством – ныне состоящие на вооружении МиГ-29 (1977 г.) и МиГ-31 (1975 г.). Он внёс огромный научный и практический вклад в разработку систем управления сверхзвуковых самолётов, авионики, газодинамики, прочности конструкций, вооружения, бортового математического обеспечения, в применение новых сплавов и композиционных материалов в самолётостроении, в современные способы тренировки и подготовки лётчиков и мн. др. Родился Р.А. Беляков в Муроме в семье бухгалтера и крестьянки, после окончания МАИ в 1941 г. направлен в незадолго до этого созданное ОКБ А.И. Микояна. в котором приобрёл универсальный опыт работы во всех основных подразделениях и в котором проработал всю жизнь. На фронт он не попал – 24 июня на призывном пункте мандатная комиссия его не пропустила как имеющего высшее авиационное образование. Начал работу в бригаде вооружения, потом был переведён в бригаду шасси (вскоре стал её руководителем), потом руководителем бригады общих видов, в 1957 г. – заместителем начальника ОКБ по системам управления, а в 1962 г. – первым заместителем начальника ОКБ. Последовательная работа во всех основных подразделениях ОКБ, знание деталей проектирования сложнейших авиационных систем дали Белякову бесценный конструкторский опыт, а талант охватывать технические проблемы в целом, быстро находить в них «узкие» места и пути их решения выделили его из всех других сотрудников ОКБ. Не зря в 1969 г., когда А.И. Микоян заболел, Р.А. Беляков был назначен исполняющим обязанности начальника ОКБ, а в 1971 г. – Генеральным конструктором-начальником ОКБ. Многие авиаконструкторы стремились побыстрее выпустить новые машины на лётные испытания, потом эта «быстрота» зачастую оборачивалась большой доработкой, выбиванием дополнительного финансирования и задержкой сроков. Беляков являл собой редкое исключение. Он скрупулёзно проводил предварительные лабораторные и стендовые испытания на всех стадиях проектирования, зато экономил время на доводке машин и снижал риск аварий при их испытаниях в воздухе. В сатанинские 1990-е годы, когда целенаправленному уничтожению подвергались все лучшие НИИ и КБ России, Ростислав Аполлосович проявил недюжинные коммерческие и дипломатические способности. Он сумел заключить ряд контрактов с зарубежными заказчиками и сохранил ОКБ. |
| — Проблема в том, что их не научили этому в школе? — Увы, да. Теперь об особых причинах ослабленного внимания студентов к истории Русской Церкви. Думаю, что всех настораживает в последнее время падение «интереса к Отечеству», его истории. Наши студенты — дети рождения 1990-х годов, мало кто из них понимает важность исторического опыта, осознает то, что они будут его продолжать. Молодые люди как-то резко оторвались от традиции, а без ощущения живой связи с ней трудно понять, для чего изучать историю. И, к сожалению, к церковной традиции это тоже относится. Конечно, это замечание не следует абсолютизировать, но тенденция ощутима… Кроме того, для истории Русской Церкви важен некий «перекос» в отношении дисциплин, которые «связаны» или «не связаны» с иностранными языками. У студентов нередко появляется представление о том, что то, что связано с изучением иностранных языков, выше по уровню, на это и следует тратить основное время. А история — в том числе, церковная — якобы настолько «проста», что выучить ее сможет любой, следовательно, нет резонов ей заниматься. Из этого следует понижение уровня студенческих знаний в истории Русской Церкви. Следует обратить внимание еще и на то, что указанный «перекос» приводит к целому спектру студенческих ошибок при выборе научной специализации. Многие студенты выбирают кафедру, следуя не самостоятельному решению, основанному на рефлексии своих склонностей и способностей, а на стереотипах. Те, кто все же выбирают специализацию по истории Русской Церкви, считает, что «языки» — как древние, так и новые — им не нужны. Любому хотя бы отчасти сведущему человеку понятно, что это не так. История Русской Церкви была тесно связана на начальном этапе с греческой церковной традицией, затем — с латинской, через святоотеческое наследие эта связь продолжается. Так что хорошее знание древних языков открывает для исследователя русской церковной истории замечательные перспективы. Историография же Русской Церкви ныне охватывает практически все современные языки, и владение хотя бы частью из них необходимо для любой серьезной научной работы. |
| Разговоры о «нравственной цензуре», о «нравственном контроле» содержания телевидения, всех СМИ начали вестись ещё в конце 1980-х гг. в СССР ,когда появились так называемые видеосалоны и на наше население обрушилось цунами «чернухи и порнухи». После долгих колебаний в декабре 1990 г. появилось распоряжение Президента М.С. Горбачева «О разработке неотложных мер по охране общественной нравственности», которое касалось порнографической литературы и видеофильмов. Но Союз уже трещал по всем швам и было не до нравственности. Об ограничении просмотра сцен насилия и жестокости детьми и подростками на основе зарубежных и собственных исследований я писал и публиковал статьи ещё в первой половине 1980-х гг. Следующим этапом были организованные мною с коллегами научно-практические конференции «Психолого-педагогические проблемы влияния телевидения и других СМИ на детей и молодежь» на базе общества «Знание» СПб и Ленобласти (2002) и «Экстремизм и СМИ» (всероссийская конф. в СПбГУ, 2006) и, наконец, акции-митинги студентов и преподавателей «За нравственность на Российском телевидении» на базе Межвузовской ассоциации «Покров», поддержанные ректором СПбГУ, почетным гражданином Петербурга Л.А.Вербицкой и рядом других ректоров (2006-2010). Уже после первого митинга на Манежной площади (11. 10. 2006 г.) с плакатами, бардовскими песнями, слоганами и лозунгами («Дом-2 - получи свою дозу невроза!», «Анфиса, Лолита и Ксюша - не пора ли спасать ваши души?», «Костя Эрнст и Лёня Маргелас - не американизируйте нас!» и т.п.) некоторые депутаты Думы выступили с предложениями реформирования телевидения. Резонанс митинга был изрядный: несколько каналов ТВ, радио, газеты, ряд сайтов отразили нашу акцию. Журналистка, которая брала у меня интервью, как ведущего митинг, не могла поверить, что за нами никто не стоит кроме ректоров («Ведь телевидение - это такая силища!»). От либералов мы получили звание «экстремисты от нравственности» (?!) и злобную статью в одной из главных петербургских газет. А затем либерально-журналистский мир просто окружил нас стеной молчания. Власть же проявила полное равнодушие к молодым поборникам нравственности. |
| Сталкиваться с историями о «мертвом» и бездушном человеке и мире без Бога страшно и больно, но признавать это как единственную правду – абсолютное знание о человеке – губительно. Но такую «правду» перед молодыми людьми теперь отстаивают очень талантливые, умные художники, интересно и неравнодушно рассуждающие о судьбе России, о русской литературе, об искусстве. Речь идет о людях, режиссерах, которых при всем желании никто не сможет поставить в один ряд с авторами низкокачественных обездушенных телесериалов, наводнивших телевидение в 1990-е годы. Пугает, что одни из самых лучших людей – художники, работающие в разных областях искусства, – стали говорить о человеке совершенно страшные вещи, показывать его лишенным души, лишенным любого проявления красоты. И говорить об этом талантливо, порой внешне красиво и убедительно. Именно использование такой высококачественной «упаковки» пугает, потому что тому, что сделано талантливо и с умом, молодежь верит безоговорочно. Это действительно так. Я слышала от очень многих людей из своего окружения о том, что в «Левиафане» Звягинцева нам показана именно правда о человеке. И это ужасает: люди узнают не только внешние государственные институты, обстоятельства жизни в стране – люди узнают и признают себя, находя в этом признании определенный род мужества: «Пусть это уродливо, но это правдиво – такие мы и есть». И в том, что для такого признания нужны силы, также есть определенный соблазн. Ведь в очередной раз в моем отчасти атеистическом окружении высказываются мысли, что только сильный человек может признать, что и Бога нет. Из страшной правды о человеке без души рождается убеждение, что безбожие – удел мужественных людей, религия же – удел слабых и глупых, как и показывает современное искусство. От кино не отстает и театр. Когда я всё это слышу, мне припоминается схожая фраза из фильма «Облачный атлас»: «Самоубийство – дело невероятного мужества». Возникает мысль, что духовное самоубийство в наше время тоже может считаться мужественным поступком, и современное искусство предлагает много путей и средств для этого. Предлагает и обращается зачастую именно к тем, кто «ходит по грани», – к молодым людям. |
|
|
