| Тяжело было положение молодого новгородского князя после погромов Батыя. Хотя Новгород и уцелел, но зато он был предоставлен собственным силам и средствам в борьбе с многочисленными врагами, без всякой надежды на помощь из других областей. В прежние годы Ярослав Всеволодович, защищая Новгород, приводил с собою суздальские полки; следовательно, новгородцы сражались не одни 94 . Теперь Ярославу Всеволодовичу было не до Новгорода... Враги новгородцев – шведы, ливонские немцы и литовцы, спешили воспользоваться столь благоприятными обстоятельствами. Покорность русских князей татарам, как ни была унизительна и горька сама по себе, однако не приносила бесчестья: русский народ на себе испытал страшную силу татар и ясно видел всю бесполезность какого бы то ни было сопротивления. Можно ли было укорять князей за то, что они подчинялись неотразимой необходимости? Но как оправдать покорность пред врагами, которых неоднократно побеждали русские раньше? Отступить пред шведами, немцами и литовцами, покориться им, – не значило ли это навсегда опозорить себя? Да и в одном ли бесславии заключалась беда? Можно ли было забыть, что за этими ближайшими врагами двигалась страшная сила всего Запада, возбуждаемого непрестанными буллами и энергическими посланиями римского папы? Оставалось одно – положиться на Бога и взяться за оружие. Александр Ярославич во всем объеме сознавал всю опасность, всю ответственность своего положения. Он знал, что он должен быть щитом, прикрывающим родину, уже обессиленную татарами, от других более опасных врагов. Прежние князья, не имея недостатка в военной силе, грудью отражали врагов. Но при изменившихся обстоятельствах, при малочисленности наличных сил одного Новгорода, пришлось подумать о другого рода защите. И вот новгородский князь, едва окончив свадебное торжество, спешит постройкой укреплений на западных границах новгородской земли с целью оградить себя от внезапных нападений 95 . В то же время, подобно древнему Святославу, Александр Ярославич старается набрать дружину отважных бойцов, людей беззаветной удали, которых среди новгородцев можно было найти скорее чем где-нибудь. «У князя Александра бе множество храбрых, яко же древле у Давыда царя; бяху бо сердца их аки сердца львов». Про него также можно было сказать: каков сам, такова и дружина. Не долго пришлось ему оставаться без дела... |
| Скачать epub pdf 67. Даниил Романович, князь, потом король галицкий сын Романа Мстиславича, князя галицкого (см. 165), от второго брака с неизвестною. Родился в Галиче в 1201 г.; по смерти отца и 1205 г. принесен матерью, бежавшею с детьми из Галича сначала на Волынь, потом в Краков, откуда отправлен в Венгрию в 1206 г.; старанием Владислава, боярина галицкого, и руками венгров посажен на стол галицкий в 1211 г.; выведен венграми на Волынь, где отданы ему с матерью и братом Тихомль и Перемиль в 1217 г.; припыл в Галич к Мстиславу Мстиславичу Удалому, князю новгородскому (см. 145) в 1219 г.; сражался с венграми и разорил город Вельз в 1220 г.; возвратился в Галич к князю Мстиславу, окончательно выгнавшему из Галича венгров, в 1221 г.; владея Владимиром-Волынским, был в первой битве русских с татарами на реке Калке (ныне Калец, в Мариупольском уезде Екатеринославской губернии) и тут ранен 31 мая 1224 г.; добыл себе Луцк в 1227 г.; мстя за смерть Лешка Белого, герцога польского, друга своего, осаждал Калиш в 1229 г.; овладел было Галичем в 1233 г., но, разбитый половцами у Торческа (бывший городок близ Киева, за р. Стугной), вынужден ограничиться областью Перемышльской, предоставленной ему князем Михаилом Всеволодовичем черниговским (см. 138), то соперником по Галичу, в 1234 г.; пользуясь отсутствием Михаила в Киев, а сына его, Ростислава, в Литву, обступил и взял Галич и 1236 г.; по слухам о татарах прибыл в Киев, покинутый бежавшими князьями, вверил защиту города доблестному боярину Дмитрию, но сам уехал в Венгрию в 1240 г.; скрывался от татар в Мазовии в 1241 г.; возвратившись в Галич и на Волынь, опустошенные татарами, взял Люблин в 1244 г. и воевал с Литвой в 1245 г.; впервые ездил в ордынские улусы на поклон к хану в 1246 г.; вел переговоры с папой Иннокентием III о соединении церквей в 1247 г., но выгнал римского епископа Альберта, присланного папой быть главой южно-русского духовенства, в 1249 г.; стараниями венгров примирился с Римом в 1252 г.; признал папу отцом, получил от него венец царский с бармами и коронован римским аббатом в Дрогичине в 1253 г.; потерпел от литовцев, проникших до Люблина, в 1255 г.; отказался от единения с папой и латинством в 1256 г.; произвел первые наступательные действия против татар в 1257 г.; воевал за венгров с немецким императором в 1258 г., с чехами (богемцами) в 1259 г.; посылал сына воевать Мазовию в 1262 г., княжество Ловицкое в 1263 г., землю Сандомирскую в 1265 г. Умер в Галиче в 1266 г. Тело его погребено в г. Холме (ныне Хельм, в Галиции). Король Даниил галицкий был женат на дочери Мстислава Удалого, князя новгородского и галицкого, Анне, от брака с которой имел четырех сыновей: Романа, умершего при жизни отца, Льва, наследовавшего отцу, Мстислава и Шварна. Читать далее Источник: Алфавитно-справочный перечень государей русских и замечательнейших особ их крови/сост. М.Д. Хмыровым. - Санкт-Петербург : [б. и.], 1993. - 165, с., ил. Поделиться ссылкой на выделенное |
| Такое начало жизни Всеволода в Переяславле не обещало прочного спокойствия ни уделу, ни семейству Князя Переяславского и как бы заранее знаменовало собою то поприще, на котором, впоследствии, должен был подвязаться первенец Всеволодов, тогда полуторагодовой Мономах. Впрочем, следующие пять-шесть лет, ознаменованные смертью дядей Мономаховых, Вячеслава (1056) и Игоря (1059), обошлись без особых потрясений для удела Переяславского и семейства Всеволодова, вследствие чего никакие опасности не угрожали Владимиру, безмятежно младенчествовшему в женском тереме родительских хором и неизвестно когда испытавшему над собой свершения полу-языческого, полу-христианского, но древнего обряда постригов. Этот обряд, всегда торжественно – иногда в церкви-свершавшийся над детьми мужского пола от 2 до 7 лет, состоял в остригании ребёнку головы почти до обнажения, так что только у висков оставались висящими длинные локоны или кудри, и сопровождался посажением ребёнка на коня, – отчего, можно полагать, родилась известная пословица: «невеста родится, а жених на коня садится» 5 . И так как после постригов надзор за ребёнком передавался из женских рук исключительно в мужские, то дальнейшее возрастание Мономаха неминуемо происходило на глазах Ратибора, Никифора, Ив. Жирославича, новгородца Порея, финна Тукы, варяга Шимона и других мужей дружины Всеволодовой, первых вельмож и советников двора Переяславского 6 . Само собой разумеется, что все эти вельможи-советники могли служить для юного Мономаха образцами беззаветной славянской храбрости, финской осторожности, варяжской пронырливости, наконец, живым источником нескончаемых повествований о враждебном всему роду Ярослава князе Всеслав Брячиславиче Полоцком, будто бы рождённом от волхвования, «матери бо родившу его и бысть язвено на главе его. Рекоша бо волхвы матери его се язвено на вежи нань да носить е до живота своего.., сего ради немилостив на кровопролитие» 7 , – и много, много если оказывались способными толком рассказать ребёнку о том, что некогда жил-был на Руси Боян-вещий, внук Велесов, который «аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мыслию по древу, серым вълком по земли, шизым орлом под облак – тот самый Боян, что „не десять соколов на стадо лебедей пущаще, нъ своя вещиа прсты на живая струны въскладаше“; они же сами князем славу рокотаху» 8 . |
| Итогом смуты стал Любечский съезд князей в окт. 1097 г. На нем, согласно принципу отчинности, Черниговское княжество было закреплено за О. С. совместно с братьями Давидом (при этом Смоленск передавался Владимиру Всеволодовичу Мономаху) и Ярославом. Какая именно из черниговских волостей досталась О. С., источники умалчивают, но, судя по позднейшим данным об отчинах Ольговичей и Давидовичей, ясно, что это была Новгород-Северская вол., включавшая тогда Ср. и частично В. Подесенье и В. Поочье. Кроме того, Владимир Всеволодович Мономах уступил О. С. (возможно, временно) Курское Посемье. Вероятно, на Любечском съезде О. С. был лишен старейшинства среди Святославичей; если это предположение верно, то данный случай - самое раннее свидетельство директивного установления династического старейшинства по междукняжескому договору. В дальнейшем место О. С., как и Святославичей в целом, в системе междукняжеских отношений вырисовывается с достаточной определенностью. Ни О. С., ни ставший черниговским князем Давид Святославич не покушались на сложившееся еще до возвращения О. С. на Русь фактическое соправительство киевского кн. Святополка Изяславича и переяславского кн. Владимира Всеволодовича Мономаха, обусловленное их положением как отчичей Киева. По всей вероятности, в силу решений Любечского съезда Святославичи были лишены такого положения, поскольку киевское княжение их отца Святослава Ярославича, нарушившее принцип старейшинства, воспринималось как незаконное. Переход киевского стола от Святополка Изяславича к Владимиру Всеволодовичу Мономаху в 1113 г. совершился без всяких препятствий со стороны Давида Святославича и О. С. (очевидно, компенсацией за лояльность служила уступка О. С. Курска). О. С. участвовал во мн. общерус. мероприятиях: в 1098 г. совместно с Владимиром Всеволодовичем Мономахом и Давидом Святославичем выступил против Святополка Изяславича, обвинявшегося в причастности к ослеплению теребовльского кн. Василия (Василька) Ростиславича ; в 1100 г. присутствовал на княжеском съезде в Витичеве, на к-ром кн. Давид Игоревич был лишен Волыни; в 1101 г. участвовал в заключении мира с половцами у Сакова, в 1104 г.- в походе против минского кн. Глеба Всеславича , в 1107 г.- в отражении половецкого набега в Посулье; тогда же женил сына, кн. Святослава, на дочери половецкого хана Аепы (параллельно с браком сына Владимира Мономаха Юрия); в 1113 г. вместе со ставшим киевским князем Владимиром Всеволодовичем Мономахом противостоял половцам у Воиня. Однако следует отметить некоторую сдержанность О. С. в отношении военных действий против половцев: он отказался присоединиться к общерус. походу 1103 г., по всей видимости, не участвовал в походах в 1110 и 1111 гг. |
| Но за то отец Мономаха, кн. Всеволод, не обладавший никакими доблестями государственными и даже, как кажется лишённый наследственной добродетели князей варяжских – храбрости, был, по свидетельству монаха летописца, «издетьска боголюбив, любя правду, набдя убогыя, въздая честь епископом и презвутером, излиха же любяще черноризци, подаяше требованье им; бе же и сам въздержася от пьянства и от похоти» 9 ; наконец, кроме всего этого, славился отличным знанием языков: греческого – по причине тесного союза Руси с греками, латинского – за повсеместным его тогда употреблением, немецкого – по необходимости объясняться со множеством служивших на Руси германских выходцев, венгерского и польского – по соседству и свойству с Венгрией и Польшей 10 . Обставленное таким образом детство Мономахово было школой, в которой сын Всеволодов, необходимо, как и каждый ребёнок, поддаваясь всем действующим, на него влияниям и невольно воспринимая вытекавшие из них впечатления, незаметно бессознательно усваивала себе главные характеристические черты лиц, его окружавших. А так как эти черты были разнообразны до противоположности, то и нравственная сторона самого Мономаха должна была со временем представить странную смесь достоинств и недостатков, обнаруживавших сообразно тем обстоятельствам, на которые наталкивала Мономаха главнейшая черта собственной его характеристики – деятельность, всегда порывистая, неутомимая, изумительная. Нельзя также отвергать, что, независимо от постоянного влияния окружавших, не приходили бесследно для подраставшего Мономаха и те случаи, которых в эпоху своего детства бывал он безучастным свидетелем. К таким случаям принадлежат: освобождение из 28-летнего заключения в «порубе», и пострижение в монашество сына Владимира I, князя Судислава, совершившаяся в 1059 г. и разбитие отца Мономахова половецким кн. Искалом, с которым Всеволод Переяславский встретился очень несчастливо 2 февр. 1062 г. «Се бысть первое зло от поганых и безбожных враг», замечает летописец по поводу этого, действительно, первого нашествия половцев, – и подобное событие, без сомнения, сильно запечатлевшееся в душе 9-летнего Мономаха, может быть, заранее определило будущий характер его политических стремлений. |
| Тотчас по отъезде князя в Новгороде начались беспорядки. В 1228 году в новгородской земле стояла необыкновенно дождливая осень. С самого Успеньева дня начали лить дожди и продолжались непрерывно до Николина дня. «За все это время мы не видали ни одного светлого дня, – замечает летописец. – Нельзя было ни сенокоса окончить, ни убрать с полей хлеба» 55 . Очевидно, Бог прогневался на новгородцев. Нужно было найти виноватых. В то время владыкой в Новгороде был инок Арсений, избранный в архиепископы приверженцами Ярослава Всеволодовича. Враги последнего воспользовались народным возбуждением по случаю небывалого ненастья. Собралось бурное вече. Раздались крики: «Владыка Арсений во всем виноват. Из-за него стоит ненастье. Зачем он неправильно сел на владычнем столе, заплативши мзду князю!» Толпа бросилась на владычен двор. Кроткий Арсений едва успел укрыться в храме св. Софии, но его оттуда вытащили, «акы злодея пьхающе за ворот». Владыка едва спасся от смерти. Тогда толпа принялась за истребление других приверженцев Ярослава. Весь город поднялся на ноги. Никогда не бывало столь бурного веча. Ярославовы сторонники решились защищаться до последней крайности. Готовилось ужасное кровопролитие, но, к счастью, под самый Николин день, на 6 декабря, произошло страшное наводнение, сломало Волховский мост и таким образом разделило противников, собравшихся с оружием в руках на противолежащих сторонах. Восторжествовавшая партия послала сказать князю, что он может приехать в Новгород, но должен отказаться от всех затеянных им новин, должен уважать новгородскую старину и вольности. В противном случае, замечали послы, «ты себе, а мы себе». Но Ярослав вовсе не был такой князь, который бы легко отказывался от своих стремлений. Среди зимы, в ночь на вторник в сыропустную неделю новгородцы узнали, что юные княжичи, Феодор и Александр, по приказанию отца, покинули Новгород. Это внезапное исчезновение было ответом Ярослава на новгородские требования. Новгородцы поняли, что Ярослав сильно разгневался на них. |
| Мстислав Галицкий после неудачного сражения при Калке уже не мог называться Удалым. Уныние совершенно изменило его нрав: он стал слабым, недоверчивым, позволил Галицким вельможам управлять собой, позволил им даже оклеветать своего доброго, благородного зятя, Даниила Волынского и, поверив их клевете, поссорился с ним. Во время этой ссоры он исполнил обещание, давно данное Венгерскому королю: отдал свою дочь и Галицкий престол его сыну, а себе оставил только небольшую Подольскую область. Великодушный, верный своему слову Мстислав скоро раскаялся в своем поступке: Венгерский королевич отплатил ему неблагодарностью, а добрый Даниил оставался ему верным и во время их ссоры, и тогда, когда уже открылась клевета бояр. Обманутый, унылый Мстислав не смог долго переносить бесславную жизнь и скончался в 1228 году. Его смерть стала новым поводом для ссор. Даниил и Михаил Черниговский спорили с Венгерским королевичем за Галич, который, наконец, после смерти королевича достался Михаилу. Даниил просил великого князя и его брата Ярослава Всеволодовича Киевского помочь ему возвратить наследственную область и, получив их ласковое обещание, надеялся, наконец, быть счастливым государем в своей милой родине, как вдруг все княжества снова встревожились, все люди снова с ужасом услышали страшную весть о врагах, которых почти забыли: наступил 1237 год и с ним бедствие нашего Отечества! Чингисхан умер в 1227 году. Он завещал своему сыну и наследнику Октаю закончить после него завоевание всего света и мириться только с побежденными народами! Октай, такой же злой, как и его отец, спешил исполнить это приказание: он сам покорил все страны, находившиеся недалеко от его государства, а своего племянника, Батыя, и с ним 300 000 воинов послал завоевывать северные берега Каспийского моря и другие, соседние с ним, земли. Эти другие земли были Русские. Батый в 1237 году уже был в Камской Болгарии и разорил столицу Болгар Великий-город. Едва эта весть успела дойти до Русских, как Татары были уже в Рязанской области и послали нашим князьям двух послов и какую-то колдунью, которые объявили, что если Русские хотят остаться живы, то должны стать данниками и рабами Татар и тотчас же прислать к ним десятую часть всего их имущества. Князья удивились такой дерзости и гордо отвечали: «Пока мы живы, ничего не дадим; когда же не будет нас, тогда все возьмите». |
| Зимой 1239 года Батый возобновил свои завоевания. Два отряда, посланные им, взяли и обратили в пепел Переяславль, Чернигов, Муром. Возобновление Татарами военных действий навело на Русских такой панический страх, что, по словам летописца, в 1239 году «бысть пополах зол по всей земли, (так что) и сами не ведяху, и где хто бежит». Дошел черед и до Киева. Предводитель отряда Татар предъявил сидевшему тогда в Киеве Черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу сдаться добровольно, но Михаил приказал умертвить послов. Побоявшись с малой силой нападать на Киев, казавшийся хорошо защищенным, Батый со всем своим войском зимой 1240 года обложил Киев. Войско, приведенное Батыем под Киев, было так многочисленно, что, по словам летописца, от скрипа телег обоза, от рева верблюдов и от ржания стад конских, нельзя было слышать голоса человеческого. После продолжительной осады, Киев был взят 6 декабря. Киев был разграблен и выжжен, а жители перебиты. От Киева Батый направился в область волынско-галическую, взяв города Владимир и Галич. От Галича Батый двинулся в Европу и с передовыми отрядами доходил до стен Вены в Австрии. Польша, Силезия, Моравия также подвергались нашествию. На юге полчища Татар доходили до самого Адриатического моря в Далмации. Назад Татары прошли через Боснию, Сербию, Болгарию и Молдавию. Мысль о подчинении западной Европы Батый должен был оставить. Но его поход по ней был тем ужасным ураганом, что и в нашей России. Возвратившись из Западной Европы в степь половецкую в 1242 г. и утвердив свое пребывание на восточном краю ее, на берегах Волги, близ границы с степью азиатскою, Батый начал свое господствование над Россией. В том же 1242 г. пошли к нему князья русские, для изъявления ему своей покорности и для получения от него утверждения на своих престолах. С берегов Волги князья должны были предпринимать страшно далекие и страшно трудные путешествия в Харахорин или Каракорум 27 для поклонения великому хану. Это последнее продолжалось, впрочем, недолго. Четвертый хан, избранный в 1260 г., покорив весь Китай, (1279 г.) сделался императором Китайским и переселился из Харахорина в Пекин; через это прекратилось существование великого ханата. В самой России, для заведования ею, как страною вассальною, а, преимущественно, для сбора податей и пошлин с ее населения, явились ханские наместники, называвшееся баскаками. |
| Английский славист, професор Оксфордского университета Джон Феннел об этом периоде новгородской истории писал: «Основная причина постоянной смены князей в этом городе заключалась в противоречиях между новгородскими боярами, в соперничестве двух группировок. С одной стороны, были бояре, ведомые сначала Иванком Дмитриевичем, принявшим должность посадника в 1219 году, а затем Степаном Твердиславичем, сыном старого просуздальски настроенного посадника Твердислава. Эта группа твердо поддерживала Ярослава и его сыновей. Им противостояли Внезд Водовик, ставший посадником вместо Иванка Дмитриевича, когда последний в 1229 году бежал к Ярославу, его братья Михаил и Даньслав, его сын Глеб и Борис Негочевич, ставший тысяцким в 1229 году, – это были основные сторонники Михаила». В 1226 году в Торопце произошло сражение с семитысячным литовским отрядом, который был разбит дружинами новгородского князя Ярослава Всеволодовича и торопецкого князя Давида, брата Мстислава Удалого, погибшего в сражении. В XI веке литовцы, впервые упомянутые в летописях в 1009 году, состояли из нескольких племен – литвинов, жмудинов, ятвягов, галиндов, живших в собственно Литве, Жемайтии и Ятвягии. Пруссы жили над Вислою и Неманом, жмудины – в устье Немана, собственно литовцы – в бассейне Вилии, земгола или жемгола – на левом берегу Двины, куроны – на полуострове между Балтийским морем и Рижским заливом, летгола-латыши – на южном побережье Двины, ятвяги – между Западным Бугом и верховьями Немана. У литовцев почти не было городов, единственный город Городна (Гродно), основанный русскими на окраине литовских земель, впервые упоминается в летописи за 1128 год. Пётр Дуйсбургский в своей хронике, написанной в конце XIII века, писал о литовцах тех времен: «Если случаются у них убийства, то не может быть никакой сделки, пока родственники убитого не убьют убийцу или его родственников». Объединение литовских племён началось в конце XII века. К 1190 году сформировались племенные территории – Аукштайтия, состоявшая из собственно Литвы, Нальшеная, Дельтувы и Упите, и Жемайтия, включавшая Цеклис, Коршуву, Медининкай, Саулу и Кнетуву. В 1215–1219 годах был создан союз литовских земель, включавший Аукштайтию, Жемайтию, Дзукию и Ятвягию. Первый договор Новгорода с литовцами был заключён в 1213 году, когда князь Даугеруте с подарками прибыл «к великому королю новгородскому и заключил с ним мирный союз». На обратном пути литовский князь был захвачен крестоносцами и отправлен в тюрьму Венденской крепости, где и умер. |
| Правда, он «приехал господствовать над развалинами и трупами» 90 , но и это его не смутило. Напротив, теперь-то вполне проявилась его несокрушимая энергия и жажда деятельности. Он не пришел в уныние, не проливал слез, не проклинал судьбу, как это делали другие, но спешил сделать все возможное, чтобы исправить хотя несколько причиненное зло. С его прибытием край точно оживился: по его распоряжению во владимирской земле очищали дороги, в городах выносили и хоронили трупы. По его призыву собирались жители, укрывавшиеся в лесах, слышали бодрое слово утешения. Вновь начинался разрушенный порядок общежития. Отрадное впечатление производила эта кипучая деятельность на упавший духом народ. «Поча ряды рядить и бысть радость велика хрестьяном», – замечает летописец. С честью похоронив во Владимире старшего брата, Ярослав, в качестве великого князя, распределил волости: оборонив смоленскую волость от литовцев, он поставил здесь князем Всеволода Мстиславича; Суздаль отдал своему брату Святославу, Стародуб – Иоанну, Переяславль оставил за собою. Теперь предстояло решить главную и самую трудную задачу – установить отношения с грозным завоевателем. В 1243 году он отправился в Орду к Батыю и первый из русских князей изъявил ему полную покорность. Батый принял его с честью. «Ярославе! буди ты старей всем князем в Русской земле», – решил хан. Возвратившись во Владимир, Ярослав немедленно отправил третьего своего сына Константина в далекую Татарию на поклонение главному хану, которому подчинен был сам Батый. В 1245 году Константин Ярославич благополучно вернулся из своего дальнего путешествия и привез отцу приказание великого хана самому явиться к нему. Простившись с отечеством и родными, Ярослав Всеволодович, преодолевая всевозможные лишения, пустился чрез среднеазиатские степи к берегам далекого Амура, где в то время находилось главное кочевье монголов, и прибыл в ханскую ставку как раз ко времени торжественного провозглашения великим ханом Гаюка. Не суждено было великому князю возвратиться в отечество. |
|
|
