| Кроме того, не очень понятно, насколько внутренний мир Корелина подходил для подобного профессорского служения. Как у представителя демократической интеллигенции 1870-х гг., у него было очень критическое отношение к церковной повседневности, прежде всего к духовному сословию как определенной социальной группе русского общества, унаследовавшей многие дореформенные черты 28 . При серьезных контактах с представителями ученого мира из среды духовенства у Корелина вызывали резкое неприятие как архиереи Российской Православной Церкви, так и церковный народ, веру которого он считал чем-то культурно устаревшим. Отдавая должное Церкви как культурной силе эпохи Средневековья, сформировавшей новую нравственность, создававшей систему образования в Европе, Корелин в целом смотрел на нее как на социальный институт старого порядка. Допуская наличие в Церкви «прогрессивных» деятелей в современную эпоху, он полагал, что она сдерживает формирование индивидуальности человека, то есть противостоит одной из господствующих тенденций нового времени. Подобные взгляды Корелина не были тайной для знакомых с его трудами. Поэтому решение Иванцова-Платонова видеть его своим преемником мгновенно вызвало сопротивление. В церковной печати появились слухи об атеизме Ко- релина, что сыграло существенную роль при решении вопроса о его возможном назначении в Министерстве народного просвещения в начале 1895 г. В итоге на место Иванцова-Платонова был назначен профессор Московской духовной академии А. П. Лебедев . Для последнего должность была синекурой. Он радовался тому, что подготовка кратких исторических курсов в Московском университете не будет занимать у него слишком много времени, и он сможет сосредоточиться на решении дел, связанных с публикацией своих трудов. Вопросы значения кафедры истории Церкви в просвещении студенчества Московского университета и формирования программы подготовки студента-историка его не занимали, собственных инициатив у него не было. В результате был сделан очередной шаг к тому, чтобы курсы церковно-исторического содержания утратили важное значение в программах подготовки историков в Московском университете, что привело к их сокращению в учебной программе историков. |
| 117 Только самоопределяемость божественная не должна быть понимаема в виде die grundlose Willkührlichkeit oder das blinde Fatum [беспричинная произвольность или слепая судьба], как понимает ее Дрехслер (Aechtheit der Genesis, S. 11). Это – самоопределяемость совершеннейшего существа, к которому понятия произвола и слепой необходимости неприложимы. 118 К этому выводу успела прийти и западная мысль, в частности, Dr. Kleinert (Zur Idee des Lebens im Alten Testament, S. 693–732. – Theologische Studien und Kritiken, 1895). В тетраграмме, по убеждению этого автора, выражается бытие божественное не «пустое», а «полножизненное». И хотя по чисто филологическим соображениям понятие «жизни» не может быть выведено из понятия бытия, но по действительному употреблению этого последнего в ветхозаветном воззрении в приложении к Божеству оно, несомненно, содержится в нем. Признает автор при этом, что в данном случае понятие «жизни» имеет здесь «специфическое» значение (S. 704–705,714–715). 119 В русской литературе об этих именах можно читать: еп. Хрисанф. Религии древнего мира, т. III, 9–40; свящ. Лебедев. Вероучение во времена патриархальные, 49–56; М. Машанов . Очерк быта арабов в эпоху Мухаммеда, ч. 1,222–228. У нас речь вновь поднимается о них не только ради полноты, но и по существу дела, ввиду новых данных, не имеющихся в этих трудах. – См. Приложения II и III. 121 Dietrich. Abhandlungen zur hebr. Grammatik. 1846, 12, 29. Такой взгляд на множественное Elohim начинает находить себе признание и среди критиков. Принимает его, напр., Hellmuth Zimmermann, который и строит на основании его свою теорию развития ветхозаветного понятия о Боге. Elohim в его архаической форме ilahin, по автору, – древнейшее имя божественное. Оно выражает собою первобытный монизм, который понимается у автора как темное чувство вышемирной силы (Elohim. – Eine Studie zur israelitischen Religious-und-Litteraturgeschichte, Berlin, 1900, ср. особенно 7–9). – Заслуживает, наконец, внимания то обстоятельство, что в телль-эль-амарнских таблицах, писанных, как известно, на ассирийском языке, ассирийская множественная форма ilâni более сорока раз встречается в значении единственной ilu (Vigouroux. Dictionaire de la Bible, col. 1701). |
| Исправляющий должность доцента Московской академии Глаголев, по получении им степени магистра богословия, утвержден в звании доцента, а потом – в звании экстраординарного профессора. Исправляющие должность доцентов С.-Петербургской академии Рождественский, Московской – Спасекий и Казанской – Писарев утверждены в звании доцентов. Доцент Киевской академии Титов рукоположен во священника Киевской Андреевской церкви и с кафедры же общей гражданской истории перемещен на кафедру русской церковной истории, на кафедру же общей гражданской истории назначен лектор английского языка, кандидат богословия Мухин со званием исправляющего должность доцента и с оставление в должности лектора английского языка. Определены на службу: в звании доцента, по кафедре новой гражданской истории в Московской академии, магистр богословия, помощник инспектора той же академии Андреев; в звании исправляющих должность доцентов – кандидаты богословия: в С.-Петербургской академии – по кафедре догматического богословия Ленорский и по кафедре библейской истории профессорский стипендиат Быстров; в Киевской академии – по кафедре нравственного богословия профессорский стипендиат иеромонах Платон (Рождественский) и по кафедре истории философии преподаватель Подольской духовной семинарии Кудрявцев: в Казанской академии – по кафедре русской церковной истории профессорский стипендиат Покровский – по кафедре педагогики и пастырского богословия казанский епархиальный наблюдатель церковных школ священник Дружинин, и по кафедре греческого языка – Родников. Кроме того, в Киевской академии определены лектором французского языка преподаватель Киевской 1-й гимназии Регаме, в Казанской – практикантом арабского языка сирийский араб, кандидат богословия, Жузе и практикантом в татарском разговорном языке священник кладбищенской г. Казани церкви Егоров. Оставили службу в академиях: в С.-Петербургской – заслуженные ординарные профессора Катанский и Елеонский и нештатный преподаватель по кафедре русского и церковно-славянского языков (с палеографией) и истории русской литературы заслуженный профессор Императорского С.-Петербургского университета Ламанский; в Киевской – заслуженный ординарный профессор, Киевский городской голова, Сольский и лектор французского языка Тарасевич; в Московской – заслуженный ординарный профессор академии и ординарный профессор Императорского Московского университета Лебедев и заслуженный экстраординарный профессор Смирнов; в Казанской – заслуженный ординарный профессор, доктор богословия и доктор церковной истории, член-корреспондент Академии Наук Знаменский (состоявший с конца 1895 года сверхштатным), исправляющий должность ординарного заслуженный профессор Некрасов, экстраординарный профессор протоиерей Смирнов и практикант в калмыцком разговорном языке Бадмаев. |
| б) Преподавателя Вифанской Духовной Семинарии, кандидата и профессорского стипендиата Академии выпуска 1911 года, Алексея Сперанского : „Честь имею почтительнейше просить Совет Московской —657— Духовной Академии разрешить мне переработать моё кандидатское сочинение для представления его на соискание степени магистра богословия, озаглавив его: „Законодательство императора Юстиниана по вопросам высшего церковного управления перед судом источников канонического, права“. Справка : 1) Тема кандидатского сочинения профессорского стипендиата Нечаева формулирована была именно так, как означено в его прошении. – Профессорский стипендиат Сперанский писал курсовое сочинение на тему: „Законодательство императора Юстиниана по церковному управлению перед судом источников канонического права“. – 2) Оба сочинения отмечены были высшим балом 5. – 3) Указом Святейшего Синода от 5 июля 1895 года за 2565 Советам Академий предписано было: „дозволять удостоенным степени кандидата переделывать их кандидатские сочинения в магистерские диссертации с большой осторожностью и не иначе, как с особого разрешения Епархиального Архиерея“. Определили : 1) Дозволить кандидатам Академии Петру Нечаеву и Алексею Сперанскому переработать их кандидатские сочинения в магистерские диссертации, первому – с таковым изменением формулировки темы: „Теизм, как проблема разума. Герман Ульрици (К вопросу о методологии научно-философского обоснования теизма)“, а второму – с оставлением прежней темы кандидатского сочинения („Законодательство императора Юстиниана по церковному управлению перед судом источников канонического права“). – 2) Постановление сие представить предварительно на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства. XX . Прошение кандидата LIII курса Московской Духовной Академии, священника Можайского Николаевского собора Димитрия Лебедева: „Год тому назад обращался я в Совет Московской Духовной Академии с просьбой разрешить мне представить на степень магистра богословия исследование под заглавием: „Из истории древних пасхальных циклов. 19 летний цикл Анатолия Лаодикийского“. Совет Академии в |
| —27— В январе 1916 года редакция просила у Св. Синода временной субсидии в 4000 рублей (Ж., 1916, с. с. 23–23), в чем Синод отказал указом от 15.09.1916 года, отсылая к епархиальным архиереям. Кроме того, Синод рекомендовал сократить протокольную часть журнала, сократить тираж и число рассылаемых бесплатно экземпляров (Ж., 1916, с.100). Ввиду тяжелого материального положения объем «Богословского вестника» в 1917–1918 годах был значительно сокращен. 3 сентября 1917 года Совет академии обратился к Московскому митрополиту Тихону с просьбой о субсидии в размере 5000 рублей на 1917 год и 5000 рублей на 1918 год на издание журнала. К этому времени в связи с переходом Лаврской типографии в издательство «Солдат-гражданин» Московского Совета солдатских и рабочих депутатов в пять раз вздорожала плата за печатный лист (с 22 рублей до 114 рублей). Вскоре эта просьба (в отношении 1917 года) была полностью удовлетворена (из миссионерских сумм) 318 . 15 октября 1917 года по просьбе М.Тареева Совет поручил комиссии в составе прот. А.П.Орлова, М.Тареева и И.Попова войти в суждение об участии Совета в редакционном деле. Журнал издавался до декабря 1918 года включительно. 2 марта 1919 года Правление академии постановило «приостановить временно издание академического журнала» в связи с заявлением его редактора «о невозможности продолжать издание журнала вследствие тяжелых условий переживаемого времени» 319 . В.А.Соколов часть своей статьи 320 посвящает интересным сведениям о сношениях редактора с цензурой, которую возглавлял по должности ректор академии. Он отмечает относительно большую свободу при ректоре академии архим. Антонии (Храповицком) в 1891–1895 годах, который при московском владыке Леонтии (Лебединском; 1891–1893 гг.) не боялся помещать даже статьи, не нравившиеся К.П.Победоносцеву . Но с приходом в 1893 году на московскую кафедру бывшего воспитанника академии митрополита Сергия (Ляпидевского) положение журнала скоро изменилось в худшую —28— сторону, хотя на первых порах он и возымел мысль о публикации на страницах «Богословского вестника» материалов о желательности перевода академии в Москву, что было встречено громадным большинством корпорации сочувственно. Но, получив намек на неодобрение этой идеи из высоких сфер в Петрограде, поспешил дать отбой. Вскоре в угоду этому митрополиту архим. Антоний был переведен из академии в Казань, а его место занял протеже владыки – архим. Лаврентий, далеко отошедший по своим интересам от академии. Он был безропотным проводником резко реакционной, консервативной политики митрополита Сергия, вскоре запретившего печатать вообще какие-либо труды бывшего ректора Антония, проф. Е.Голубинского и А.П. Лебедева . |
| XV. Ведомость о. Ректора Академии о пропущенных наставниками Академии лекциях в октябре месяце сего года, из которой видно, что а) ординарный профессор В.О. Ключевский , доценты: А.П. Шостьин и А.И. Введенский опустили по 4 лекции; доценты: Н.А. Заозерский , В.Н. Мышцын и и. д. доцента А.А. Спасский – по 2 лекции; и. д. доцента Π.Н. Соколов и С.С. Глаголев – по 1 лекции – по болезни; б) экстраординарные профессоры П.И. Горский и Η.Ф. Каптерев опустили по 4 лекции вследствие поездки в г. Дмитров Московской губернии по обязанности гласных уездного земского собрания. Вовсе не было читано лекций по вакантной кафедре истории и обличения русского раскола. Определили : Ведомость напечатать вместе с журналами Совета Академии. —315— На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства : «Дек. 11. Иордана Видойковича вновь принять в академию. Прочее утверждается». 17 декабря 1894 года Присутствовали, под председательством Ректора Академии, Архимандрита Антония, члены Совета Академии, кроме профессоров: А.П. Лебедева и В.О. Ключевского , не присутствовавших по домашним обстоятельствам, В.Ф. Кипарисова и И.А. Татарского, не бывших по болезни. Слушали : I. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «Ноябр. 30. В совет академии» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 18 ноября за 5184: «По указу Его Императорского Величества , Святейший Правительствующий Синод слушали предложение Г. Синодального Обер-Прокурора от 31 минувшего октября за 20408, с заключением Хозяйственного Управления, по ходатайству Вашего Преосвященства о разрешении Совету Московской Духовной Академии принять получившего на приемных испытаниях в названной Академии неудовлетворительный балл по истории и разбору западных исповеданий воспитанника VІ класса Вифанской духовной семинарии сирийского уроженца Александра Шамие в число академических студентов I курса, с назначением ему стипендии из средств Святейшего Синода. Приказали : В виду требований Синодального постановления 11 марта / 9 апреля 1869 года, коим предписано начальствам духовно-учебных заведений поступающих в сии заведения иностранцам оказывать возможное снисхождение как на приемных и выпускных экзаменах, так и во время прохождения наук, не стесняясь требованиями уставов тех заведений и во внимание к ходатайству Вашего Преосвященства, Святейший Синод определяет: 1) разрешить Совету Московской Духовной Академии принять воспитанника VІ класса Вифанской духовной семинарии сирийского уроженца Александра Шамие в число академических студентов I курса и 2) назначить Александру Шамие стипендию в названной Академии по двести двадцати рублей в год, со дня поступления его в Академию, с отнесением сего расхода, согласно |
| – Прочее смотрено». 15 ноября 1894 года Присутствовали под председательством ректора Академии, Архимандрита Антония, члены Совета Академии, кроме профессоров: В.О. Ключевского и И.А. Татарского, не присутствовавших по болезни, А.П. Лебедева и В.Ф. Кипарисова , не присутствовавших по домашним обстоятельствам. В собрании сем кандидат богословия, окончивший курс наук в Московской Духовной Академии в 1893 году и оставленный при Академии для приготовления к замещению вакантных кафедр, И.М. Громогласов прочитал две пробные лекции, – одну на тему по собственному избранию: «О сущности и причинах раскола так называемого старообрядства», другую – по назначению Совета Академии: «Белокриницкая раскольническая иерархия с точки зрения церковных канонов». Обе прочитанные кандидатом Громогласовым лекции признаны были Советом Академии удовлетворительными. Справка : 1) § 48 устава Духовных Академий: «для получения звания доцента надлежит иметь степень не ниже магистра». 2) По § 55 того же устава «кандидаты, оставляемые при Академии к замещению вакантных кафедр, по истечение года представляют отчет Совету о своих занятиях и затем могут быть определяемы на соответственные их приготовлению вакантные кафедры, со званием исправляющих должность доцента, до окончательного утверждения в степени магистра. Срок для получения ими сей степени назначается не более двух лет со дня поступления на должность». 3) По § 81 лит. б. и. 4 того же устава, избрание кандидатов на должность доцентов значится в числе дел Совета Академии, представляемых на утверждение Епархиального Преосвященного. Определили : 1) Благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении Совету Академии, допустить к чтению лекций по вакантной кафедре —302— истории и обличения русского раскола кандидата И.М. Громогласова в качестве исправляющего должность доцента Академии со времени избрания. 2) Объявить кандидату Громогласову, что для определения на должность доцента Академии по означенной кафедре он должен получить степень магистра, согласно § 55 устава духовных академий, не позже двух лет со дня избрания его исправляющим должность доцента, т. |
| О. I, 381). Так как Исидор космодемьянский, по свидетельству Ионы, умер на Керженце (стр. 187), то не бежал ли на Дон Исидор поп московский? 45 Имя Капитон в истории раскола признается очень известным, но сообщаемые о его личности и деятельности сведения не отличаются полнотой и точностью. Соловьев только упоминает о Капитоне (История России, т. XI, стр. 244. М. 1880). Макарий не имел документальных данных (История раскола. Спб. 1855, стр. 243–4). Полнее статья прот. М. Я. Диева: Яросл. Губ. Вед. 1890, 11–12 (ср. ст. А. Лебедева; Яросл. Епарх. Вед. 1860, 19). Со своей стороны можем сопоставить следующие данные. Прежде всего о Капитоне говорят два лица XVII века – инок Евфросин и сибирский митрополит Игнатий, и два XVIII – известный выговец Семен Денисов и келейник инока Корнилия Пахомий. По Евфросину – Капитон жил «в пределах вологодских» (Отразит. писан. о самоуб. смертях. Спб. 1895, стр. 10); по Игнатию – в пределах костромских (Пр. Соб. 1855, кн. 2: 3 посл., стр. 97); по Денисову – в пределах вязниковских (Виноград Российский, гл. 3, ст. 1); по Пахомию – в лесах ветлужских (Житие Корнилия: Ркп. Публ. библ. Q. I, 401, л. 152). Такое разногласие объясняется, прежде всего, тем, что известия имеют в виду разные, т. е. разновременные места жительства Капитона: Капитон жил более ста лет и не раз имел нужду селиться то тут, то там. Кроме того, известие Пахомия, не смотря на то, что передано им со слов инока Корнилия, самолично навестившего Капитона, – нуждается в подтверждении из других источников, хотя, в тоже время, само по себе оно не заключает нечего невероятного. Именно, Пахомий передает, что Корнилий был у Капитона в то время, когда Капитон жил в лесах на Ветлуге. Старец окружен был учениками. Корнилий прожил у него более двух месяцев. По расчету выходит, что это было еще в конце XVI века, именно: Корнилий умер в 1695 году, прожив 125 лет; пострижение получил 18-ти лет от роду; а у Капитона Корнилий был до пострижения (Житие Корнилия, лл. 152–3, 173–4). Затем, у Евфросина и Игнатия, видим, есть неточность в сведениях. |
| Они были коллегами в течение почти десяти лет. По словам Глубоковского, Болотов «жил вне жизни в области отвлеченных мечтаний и детски не разумел фактической действительности», тем не менее он «действительно почитал Болотова» 574 и долго хранил свечу, с которой стоял в академическом храме при отпевании его. В очерке «Русская богословская наука...» Глубоковский замечает, что имя В. В. Болотова достойно «особо признательного упоминания», и, несмотря на внешне как бы стороннее положение по отношению к течению русской мысли по вопросам церковной истории, Болотов фактически примыкает к нему, работая преимущественно там, где «еще совсем не трудилась научная рука даже по самой подготовке поля к научному сеянию», тем самым укрепляя церковно-исторический фундамент «до непоколебимой солидности» 575 . Глубоковский указывал на «безусловную оригинальность» и самостоятельность Болотова, подчеркивал критическую заостренность его метода и стремление «к ведению, полученному чрез непосредственное созерцание», отмечая, что Болотов «поднял церковно-исторический идеал до чрезвычайности, непосильной для большинства, чтобы везде говорить непременно свое и в готовом брать только достигнутое самим», и как церковный историк старался исходить из «филологически-теоретического анализа самого понятия «Церкви " " 576 . Заслуживает внимания и следующий факт. Все выходившие из печати работы Болотова Глубоковский посылал своему учителю А. П. Лебедеву 577 . В одном из писем, сообщая Глубоковскому о получении брошюры «Описание четвертой эфиопской рукописи Библиотеки Спб. Духовной Академии» (СПб., 1900), Лебедев замечал: «На (...) брошюре о эфиопской рукописи стоит помета, что она издана под Вашей редакцией... Не следует ли это понимать, что по Вашему настоянию эта работа В. В. Болотова извлечена из архива и явилась на свет Божий?» 578 . В самой брошюре на это не имеется никаких указаний, стоит лишь помета, что она извлечена из Протоколов Совета за 1895/96 год. Непосредственно перед отъездом за границу в 1921 г. Глубоковский интересовался брошюрами В. В. Болотова , хранившимися в редакции «Церковного вестника», о чем запрашивал Н. А. Коновалова 579 . В 1936 г., за год до смерти, в воспоминаниях о Петроградской духовной академии, Глубоковский, коснувшись имени Болотова, назвал его «высшим образцом» профессорства, неотлучно и самоотверженно пребывающим в науке, феноменом, стоившим целой Академии наук, по которому «старались равняться и оценивались все другие» 580 . |
| Из своих студенческих воспоминаний об Алексее Петровиче должен отметить еще празднование его 25-ти летнего юбилея, происходившее как-то в конце сентября 1895-го года, и как оказалось в последствии, неожиданно почти совпавшее с концом его академической службы. В один и тот-же день происходило чествование двух юбиляров – товарищей по выпуску и по службе в Академии: А. П. Лебедева и теперь уж тоже давно покойного профессора по кафедре Библейской истории – А. П. Смирнова . Студенты также снарядили от себя почетную депутацию к юбилярам с поздравлением их. В состав этой депутации входил и я, в качестве представителя студентов 3-го курса. Сначала все и профессора и студенты явились в квартиру Андрея Петровича, тогда уже крайне слабого и —590— больного, находившегося чуть не в последнем градусе чахотки. Изможденный, бледный и худой, он еле держался на ногах и видимо с большим трудом, и от физической усталости и от внутреннего волнения, выслушивал наши приветственные речи. Но, помню, он всё же нашел в себе силы, хотя и тихим, нередко обрывавшимся голосом, сказать нам несколько благодарственных слов и ответных благопожеланий. До слез было горько и обидно видеть этого умного и даровитого, далеко еще не старого профессора, теперь уже обреченного могиле и стоявшего на краю её!… После чаю и фруктов, предложенных нам в квартире Андрея Петровича, мы все направились к другому именитому юбиляру – Алексею Петровичу. Здесь нас встретила совсем иная атмосфера – здорового веселья и бодрой энергии, олицетворением чего являлся сам почтенный юбиляр. Однако, когда полились прочувствованные речи профессоров и студентов, которыми они платили сердечную дань своего высокого уважения, любви и благодарности к своему выдающемуся коллеге и учителю, они, что называется, проняли, наконец, и самого Алексея Петровича. На некоторое время и он потерял своё обычное иронически-шутливое настроение и стоял задумчиво-растроганным пред нами. Помню, в частности, как поразил меня ответ А. П. на наше студенческое приветствие, сделанное моим старшим товарищем – студентом 4-го курса – В. А. Тихомировым. В обычное время, при своих беседах со студентами, А. П. подавлял нас своей ученостью и, как-бы несколько свысока, третировал наши студенческие познания и занятия по его специальности. Признаться, мы стеснялись ходить к нему, побаиваясь его острого язычка и были убеждены, что А. П. очень невысокого мнения о научной правоспособности студенчества. |
|
|
