| Наиболее популярной долгое время была точка зрения о несоответствии второй песни, покаянной, обличительной, лишенной прошений к Господу, общему настроению канона – ввиду ее ориентации на ветхозаветный (она читается сейчас только по вторникам седмиц Великого поста и на утрени заупокойных суббот (Мясопустной и Троицкой). Протоиерей Владимир Рыбаков весьма доказательно опровергает приведенное мнение. Он, не указывая какого-либо конкретно-фактического повода, представляет это явление как Его рассуждения таковы: традицию девятипесенного канона ввел в VIII веке преподобный Андрей Критский. После него в том же столетии Феофан Грапт, Иоанн Дамаскин и особенно Косма Маюмский создают другую практику – восьмипесенную, опустив вторую песнь. таким образом, получилось две системы – старая и новая. В IX веке они то мирно сосуществуют друг с другом, то непримиримо борются. Феодор Студит, Феофан, Георгий, Иосиф Сицилиец и другие уважительно держатся исконного обычая, но большее внимание оказывают уже новациям, ибо пишут преимущественно восьмипесенные каноны. Стоит предварительно прибавить сюда, что IX столетие было временем усиленного насыщения церковных служб разными гимнографическими трудами. Тогда составлено большое число канонов, разных стихир, седальнов, тропарей, кондаков и т.п., так что церковные службы чрезвычайно увеличили свою продолжительность. Отсюда являлась необходимость редакционного отбора текстового материала, включая и его сокращение. В подавляющем большинстве случаев на одну память оставляли по одному канону, допуская исключение только для больших праздников и особо чтимых святых. Так получилось, что авторитет Иоанна Дамаскина и Космы Маюмского побуждал брать сокращенные произведения – без вторых песней. Однако следы девятипесенной практики сохранялись в церковном употреблении довольно долго – вплоть до XII века. именно до этих пор употреблялись в канонах прежде написанные вторые песни, а потом они уже исключались и употребление восьмипесенного канона утвердилось окончательно. |
| Нек-рые источники упоминают об участии К. М. в иконоборческой полемике, хотя подробности не сообщаются (напр., см.: PG. 94. Col. 477; Δετορκης. 1979. Σ. 24; также см. гимнографический канон на память К. М., составленный Феофаном Начертанным - Минея (МП). Окт. С. 297, 300). Лишь в источниках, отражающих поздний этап бытования жития К. М. и соответственно недостаточно достоверных (напр., в Халкинском Житии), говорится, что К. М. во время путешествий вступал в конфликты с иконоборцами: в Никомидии он полемизировал с местным епископом-иконоборцем Евсевием, а в К-поле выступил против влиятельных иконоборцев - Максима и Флоренция (см.: Παπαδπουλος-Κεραμες. 1897. Σ. 287-288, 293-297). В Житиях К. М. 3-й группы также содержатся сведения о путешествиях и чудесах К. М., неизвестных по др. источникам: К. М. в Антиохии принял участие в богослужении на Крестовоздвижение и публично продемонстрировал свой песнотворческий дар, в Никомидии молитвой воскресил сына вдовы, в К-поле встретился с Константином VI и патриархом Тарасием, а также посетил Фракию, Македонию, Рим и Египет (см.: Παπαδπουλος-Κεραμες. 1897. Σ. 287-300). Весьма вероятно, что рассказ о путешествиях К. М. является художественным вымыслом (см.: Δετορκης. 1979. Σ. 64; Kazhdan. 1989. P. 131-132). Наиболее древние свидетельства о жизни К. М. не сообщают подробностей об обстоятельствах его смерти. Тем не менее большинство источников отмечают, что он умер в преклонном возрасте (напр., см.: SynCP. Col. 396, PG. 94. Col. 480), хотя из отдельных текстов (напр., из Лаврского Жития) известно, что ему было всего 54 года. В Житии, составленном Меркуропулом, присутствуют обе точки зрения, т. е. автору были известны обе традиции (см.: Παπαδπουλος-Κεραμες. 1897. Σ. 338, 350). Указание о 54-летнем возрасте К. М. не выдерживает критики в контексте др. хронологических данных о жизни К. М. и Иоанна Дамаскина; более соответствует этому контексту возраст 78 лет ( Δετορκης. 1979. Σ. 48, 85-90). Согласно традиции, к-рую передают Халкинское и Ватиканское Жития, К. М. скончался в лавре прп. Саввы Освященного примерно через год после смерти Иоанна Дамаскина ( Παπαδπουλος-Κεραμες. 1897. Σ. 300-301; Δετορκης. 1979. Σ. 79). Меркуропул называет днем смерти К. М. 15 янв. ( Παπαδπουλος-Κεραμες. 1897. Σ. 350). Погребен К. М. был в лавре прп. Саввы - Иоанн Фока, паломник XII в., рассказывая об этом мон-ре, сообщает, что видел там могилы К. М. и Иоанна, «древних поэтов» (PG. 133. Col. 948). |
| Но ведь и Иоанн Дамаскин, и Косма Маюмский — гимнографы, авторы церковных текстов, в том числе имеющих отношение и к празднованию Успения Пресвятой Богородицы: первый написал три похвальных слова, посвященных этому празднику, а второй является автором канона праздника. Т.е. их нахождение рядом с образом Успения обоснованно именно их связью с этим празднованием, но никак не может «прямо указывать» на «литургический» характер. Но положим, мы приняли точку зрения уважаемого искусствоведа, увлекшись авторской эрудицией и сраженные красотами византийской поэзии. Пусть смертное ложе Богоматери – это Престол, пусть Христос — это служащий архиерей, а апостолы – сослужащие с ним и готовящиеся причаститься «под двумя видами», т.е. отдельно Крови и Тела. Но зададимся простым вопросом: чью именно плоть и кровь апостолы должны потребить за данной «литургией», если на «престоле» лежат не Святые Дары, но тело Богоматери? Здесь уже точно стоило бы остановиться и задуматься, а не слишком ли «глубоко», да и в нужном ли направлении мы копаем? Сейчас, конечно, не то время, когда малейшее недопонимание или непривычная трактовка могли вызвать ожесточенные споры и обвинения в ереси. Но все-таки, при очередной попытке изъяснить православную икону, стоило бы, наверное, проявлять большую ответственность. Это ведь в конце концов не сочинение на тему «что хотел сказать автор». А между тем, желание досочинять, дофантазировать, «расширить» и «углубить» смысл иконы, по всей видимости, неистребимо. И сколько сил, таланта, эрудиции тратится на это желание. Печатаются книги, пишутся диссертации — и все мимо. Подлинный чистый неискаженный смысл иконы смещается на обочину или подменяется какой-то эзотерикой. И к слову об эзотерике. Наверное, не случайно помимо искусствоведов выискивать тайные смыслы в христианском искусстве очень любят всяческие оккультисты и адепты сомнительных духовных практик. И все же, так хотелось бы, чтобы икона Успения оставалась иконой Успения, которое мы ныне празднуем. Читайте также: |
| Она редко упоминается в источниках, но очевидно, что город потерял роль центра виноторговли и его экономические связи были переориентированы от Средиземноморья на внутреннюю Сирию и Египет. Среди мусульман город почитался как место смерти и погребения прадеда пророка Мухаммада Хашима, часто приходившего в Г. с мекканскими караванами. В 767 г. в Г. родился Мухаммад Идрис аш-Шафии, крупнейший юрист, один из создателей мусульм. права. Разрозненные свидетельства указывают на сохранявшееся христ. присутствие в Г. и Маюме. Во 2-й трети VIII в. известен поэт-гимнограф еп. Косма Маюмский , сводный брат св. Иоанна Дамаскина . Из Маюмы происходил мученик кон. VIII в. Вакх Новый , выходцы из Г. упоминаются в житиях палестинских монахов эпохи халифата. В кон. VIII в. Г. с округой были опустошены в ходе междоусобной войны араб. племен Палестины. Однако Г. снова возродилась; путешественники X в. описывают ее как большой и богатый город с прекрасной соборной мечетью. Г. в VII-X вв. занимала территорию в 90 га и насчитывала предположительно 25-30 тыс. жителей. В эпоху крестовых походов борьба за район Г. началась сразу же после захвата Иерусалима крестоносцами в 1099 г. Под Г. и Рамлой неоднократно происходили сражения христ. и мусульм. армий. Крестоносцы овладели руинами Г. лишь в 1152 г. Они отстроили цитадель, разместили в ней гарнизон тамплиеров . Неукрепленная часть города была разорена в 1170 г. Салахом ад-Дином , цитадель сдалась ему в 1187 г., после падения Иерусалима. Отбитая англ. кор. Ричардом I , она снова отошла мусульманам по договору 1229 г. В 1239 и 1244 г. неподалеку от Г. крестоносцы потерпели поражения от мусульман. Во время вторжения в Палестину монголов (1260) Г. стала крайней точкой их продвижения. В том же году монголы были выбиты из города егип. мамлюками. В егип. султанате Г.- адм. центр одной из провинций; иногда входила в пров. Дамаск. Путешественники XIV-XV вв. пишут о ее процветании, об окрестных садах и о виноградниках, торговле, мечетях, больницах и караван-сараях. |
| Относительно внешней стороны Греко-Восточного церковного пения, т. е. состава поющих лиц, учреждений и приспособлений, предмета, порядка, места и времени пения, певческих приемов и способов исполнения, мы имеем следующие известия. 1. Внешняя обстановка и порядок пения В сонме трудолюбцев по предмету церковного пения на греческом востоке различаются: песнописцы, т. е. составители церковных песнопений, песнотворцы или сочинители мелодий и песнопевцы, т. е. исполнители или певцы. Все они состоят под особым покровительством Божией Матери. Она, по церковной песни, духовно утверждает лики песнословящих ее и сподобляет венцев славы 2 . Поэтому церковные песнописцы и песнотворцы (наприм., Роман Сладкопевец , Косма Маюмский и Иоанн Дамаскин ) на иконах изображаются под покровительством Божией Матери, которая, в память исцеления отсеченной руки препод. И. Дамаскина, обыкновенно рисуется в виде „Троеручицы“. Церковные певцы состоят также под особым покровительством Божией Матери. Богоматерь, по Никифору Каллисту, явившись Косме Маюмскому, сочинителю песни „Честнейшую Херувим“, с веселым лицом сказала: „Приятны мне песни твои, но сия приятнее всех других; приятны мне те, которые поют духовные песни, но никогда я столь близка не бываю к ним, как когда поют они сию новую песнь твой“ 3 . Икона Богоматери обыкновенно ставилась в певческой школе, называлась попской или поповской, так как и само искусство церковного пения у греков называлось поповским искусством (παπαδικ τχνη) и имела у Богомладенца, – покровителя малолетних певчих, – особое певческое перстосложение с простертыми указательным и мизинцем и приклоненными совокупно прочими тремя перстами. На Афоне, в лавре св. Афанасия, есть икона Богоматери Кукузелиссы – „Троеручица“, и сохраняется предание о даровании Богоматерью Иоанну Кукузелю во сне златницы в воздаяние за его усердное и прекрасное пение 4 . С первых же веков христианства церковное пение различается: по составу поющих лиц – священническое, клиросное и общенародное, а по чину и способам исполнения – пение одиночное, антифонное или попеременное и совокупное 5 . |
| Предметом его, на первый раз, были выбраны каноны, входящие в церковную службу праздника Пятидесятницы. Всесвятой Дух, сошедший на апостолов в виде огненных языков, «облек их силою свыше» к всемирному проповеданию Благой Вести о распятом и воскресшем Боге – Спасителе мира. Это событие знаменовало собою перерастание маленькой общины галилейских рыбаков во Вселенскую Церковь . Ныне, две тысячи лет спустя, «мир сей» шумно объявляет себя «постхристианским», свободным от всяких долгов перед Христом и Его Святой Церковью . Он пытается навязать православным (т. е. тем, кто исповедуют верность церковному Преданию во всей его полноте) выбор между двумя путями. Первый – это широкая модернизация и обращение Церкви на службу прихотям века в целях сохранения «влияния на массу». Второй – замыкание в узкую секту, которая от ответа на все вопросы времени загораживалась бы только исступленным ожиданием прихода антихриста и скорого конца света. Выбор этот, несомненно, ложен. Оба названных способа существования одинаково удалены от богопросвещенного разума учеников Христовых, имеющих, по Его милости, «Духа истины, наставляющего на всякую истину» ( Ин.16:13 ). В согласии с апостольским разумом утверждают нас, своим жизненным примером и учением, и преподобные и богоносные отцы наши, к богословско-поэтическим творениям которых мы намерены обратиться. Великие певцы Православия, Иоанн Дамаскин и Косма, епископ Маюмский, несли свой жизненный подвиг в эпоху пленения христиан Сирии силою воинственных иноверцев-арабов. И в этих стесненных условиях они своими богословскими трудами отстаивали Христову истину перед лицом ислама и иудейства, оберегали ее чистоту от монофизитских, несторианских и иконоборческих искажений, а своим песнотворчеством обогащали византийскую певческую и поэтическую культуру. Сыны побежденного и угнетенного народа, в плененной стране, они являли в своих трудах победительную свободу и силу христианского духа. Их творения еще при их жизни перелетели через границы стран, моря и горы, и вот уже более тысячи двухсот лет живут и звучат в Православной Церкви. |
| Самым известным и плодовитым пайтаном (от греч. ‘поэт’), сочинителем пиютов, был Элеазар, прозванный Калир (до 750 г.). Чисто формально можно подумать о том, что одновременно в монастыре святого Саввы недалеко от Иерусалима творили преподобный Иоанн Дамаскин и Косма Маюмский; к тому же ряды пиютов связываются акростихами и их поют на определенные предписанные и заданные мотивы. Но регулярное применение в пиютах рифмы, которая была и остается чуждой греческой церковной поэзии, предостерегает от слишком поспешных или слишком далеко идущих выводов; остается лишь указать на само наличие проблемы и на обширную и важную задачу для тех, у кого соответствующий интерес соединяется с необходимыми филологическими и религиеведческими познаниями. Разумеется, развитие и история собственно греко-христианской гимнографии Палестины изначально теснейшим образом связаны с развитием гимнографии константинопольской и южноиталийско-сицилийской и отличаются сложной системой взаимовлияний. И по сей день мы понимаем эталонный характер этой гимнографии и состав ее текстов, переживших века; об этом нам сообщает так называемый “Грузинский канонник” 11 и “Иадгари” 12 , грузинский гимнографический сборник. В обоих случаях речь идет о переводе греческих книг из Палестины первого тысячелетия, не сохранившихся в оригинале. Эти документы в первую очередь показывают, насколько неоценимо высока значимость переводов для истории халкидонско-православного богослужения. Однако исчерпывающее “насыщение” богослужений всего годичного цикла песнопениями было предпринято лишь в Константинополе в XI в. При этом не следует забывать, что один из двух великих гимнографов, которым в первую очередь следует воздать за это благодарность, а именно преподобный Феофан Начертанный 13 , происходил из Палестины, а второй, преподобный Иосиф Песнописец 14 — с Сицилии. В сравнении с их трудами собственно константинопольское участие (по большей части — Студийского монастыря) выглядит несравненно более скромным. Почти одновременно с этим происходит проникновение греко-византийского христанства в славянский мир, в ходе которого и были переведены богослужебные книги гимнографического характера. Церковно-славянские переводы этих книг восходят к XI–XII векам. В. Ягич в 1886 г. начал их издание — Минеи 15 , продолженное Х. Роте и Е. М. Верещагиным в 1993 г. 16 , в то время как древнерусский Кондакарь уже неоднократно привлекал к себе внимание славистов и языковедов 17 . |
| Сколь ни богата православная Церковь богородичными песнопениями, лишь немногая их часть восходит к древнейшим временам Церкви. Одним из древнейших песнопений, встречающихся одновременно на Востоке и Западе, считается текст папируса, относящегося уже к III, самое позднее к IV веку, который поется почти дословно на великопостных вечерних богослужениях: Под Твое благоутробие прибегаем, Богородице, моления наша не презри во обстоянии, но от бед избави ны, едина чистая, едина благословенная 14 . По содержанию этому песнопению соответствует народный напев, пришедший в Россию через Польшу и русские западные земли, но не вошедший в канонические литургические тексты: Под Твою милость прибегаем, Богородице Дево, молений наших не презри в скорбех, но от бед избави нас, едина чистая и благословенная . Это буквальный перевод латинского гимна: Sub tuum praesidium confugimus, sancta Dei Genitrix; nostras deprecationes ne despicias, sed a periculis cunctis libara nos semper Virgo gloriosa et benedicta 15 . Раньше авторство этого песнопения иногда приписывали Севиру Антиохийскому 16 . Но поскольку оно оказалось более древним, нежели это предполагалось ранее, то следует выдвинуть предположение, что временами под именем относительно поздних авторов скрывается древнее литургическое наследие. Другой пример этому наряду с песнопением вечерни Свете тихий , которое и в ныне употребляющихся литургических книгах приписывается святителю Софронию, патриарху Иерусалимскому (†638), это уже несколько раз упоминавшийся ирмос девятой песни Великой Пятницы Честнейшую Херувим . Правда, атрибуция Косме Маюмскому в общем заслуживает доверия. Однако преподобный Косма использовал для своих песнопений только высказывания, которые обнаруживаются у преподобного Ефрема Сирина. А преподобный Ефрем называл Богоматерь честнейшая херувимов и без сравнения всех небесных воинств 17 . В общем высказывания о Божией Матери прослеживаются в первую очередь скорее в богословско-апологетических писаниях и проповедях, чем в песнопениях. |
| Тексты иерусалимского Евхология изданы лишь частично. Важнейший из этих текстов - формуляр литургии апостола Иакова . Эта литургия была основной евхаристической службой в Иерусалиме; в будние дни Великого поста она могла заменяться иерусалимской версией литургии Преждеосвященных Даров, также носившей имя ап. Иакова (его именем, как 1-го епископа Иерусалимской Церкви, освящались наиболее важные и авторитетные тексты И. б.). Критическое издание греч. текста полной литургии ап. Иакова (без учета новых синайских находок) осуществил Б. Ш. Мерсье ( Mercier. 1946), того же текста на материале новых синайских находок - А. Казамиас ( Καζαμας. 2006); груз. перевода полной и Преждеосвященной литургий ап. Иакова (без учета новых синайских находок) - М. Тархнишвили ( Tarchnischvili. 1950; греч. тексты Преждеосвященной литургии ап. Иакова сохр. лишь фрагментарно и были изданы А. А. Дмитриевским ( Дмитриевский. 1894); существует также неудачная (сделана без использования груз. источников) реконструкция целостного греч. текста этой литургии, выполненная И. Фундулисом). В наст. время С. Верхельст готовит издание нового критического текста груз. версии литургии ап. Иакова с учетом новых синайских находок. Проч. тексты иерусалимского Евхология систематически не исследовались; они сохранились либо в груз. переводе (см.: Кекелидзе. Литургические груз. памятники; в наст. время Э. Кочламазашвили изучает эту группу источников, учитывая новые синайские находки), либо в составе периферийных редакций Евхология визант. обряда, где к-польская основа дополнена элементами, в т. ч. палестинского происхождения (мн. тексты изданы А. А. Дмитриевским: Дмитриевский. Описание. Т. 2), либо в виде грекоязычных фрагментов иерусалимского Евхология среди новых синайских находок (в наст. время С. Фрейсховом и свящ. М. Желтовым проводится их исследование). Иерусалимский Тропологий сохранился полностью в груз. переводе, где он получил название Иадгари (изд.: Метревели. Иадгари). Тексты Древнего Иадгари содержат песнопения кафедрального И. б. IV-VII вв. На основе этой гимнографической традиции в VII-VIII вв. сформировалась новая монастырская традиция, связываемая с именами таких палестинских авторов, как преподобные Косма Маюмский и Иоанн Дамаскин, и отраженная сначала в Тропологии нового типа (груз. Новый Иадгари), а затем и в ставшими со временем общепринятыми в правосл. мире Триоди, Минее и Октоихе. После VII в. эта традиция вытеснила старую. Греч. оригинал известен лишь для отдельных песнопений Древнего Иадгари, но их общее значение для истории правосл. гимнографии невозможно переоценить (см. франц. переводы песнопений воскресного и триодного циклов Древнего Иадгари и комментарии к ним в книгах: Renoux. 2000; Idem. 2008; подробнее см. ст. Иадгари ). |
| То есть епископ Кассиан отмечает тот очевидный факт, что из четырех евангелистов один апостол Лука свидетельствует об участии Иуды в Евхаристии, но при этом ни один из трех других евангелистов этому факту не противоречит. Апостол Иоанн не описывает Причастия. Апостолы Матфей и Марк указывают лишь на то, что Господь до совершения Евхаристии говорит о предательстве одного из присутствующих учеников. Но, во-первых, у этих евангелистов не сказано, что Иуда после обличения ушел, а во-вторых, кто может утверждать, что предсказание предательства не могло иметь место дважды во время Тайной вечери – до и после совершения Господом Евхаристии? Мы знаем, что Господь и ранее неоднократно пророчествовал о предательстве одного из Его ближайших учеников. Так что еще раз подчеркнем: единственное свидетельство Евангелия о причащении Иуды находится у евангелиста Луки, и это свидетельство не опровергается ни одним другим евангелистом, на чем и акцентирует наше внимание епископ Кассиан (Безобразов). Богослужебные тексты Страстной седмицы как весомый аргумент Впрочем, приведенные рассуждения не имели бы решающего и даже существенного значения, если бы мы не могли подтвердить их более весомыми аргументами, и эти аргументы содержит наше церковное богослужение, а именно богослужение Страстной седмицы, а еще у же – Страстных четвертка и пятка. Среди авторов текстов богослужения этих дней – святые Косма Маюмский и Андрей Критский, что позволяет воспринимать эти тексты не только как святоотеческую литературу, но как голос Церкви. Православное богослужение выстраивается вокруг Евхаристии – Таинства Тела и Крови Христовых. Священномученик Ириней Лионский настаивал на неразрывной связи христианского учения и Евхаристии: «Наше же учение согласно с Евхаристиею, и Евхаристия в свою очередь подтверждает учение» . По этой причине мы можем быть уверены, что наши богослужебные тексты, и тем более – тексты, посвященные установлению Таинства Евхаристии, без сомнения выражают воззрения всей Церкви, в том числе – на причастие Иуды. |
|
|
