| По отношению к печатным книгам так об этом пишет Вознесенский: « Делалось это либо введением ряда заключавших в себе исправление слов непосредственно в текст, либо при посредстве глосс, предлагавших новое слово, новую грамматическую или орфографическую форму слова, причём подобные глоссы, как правило, сразу включались в набор. Затем, не обязательно в следующем издании, происходил массовый ввод в текст исправлений, при этом в тексте реализовывались и глоссы, которые до этого момента могли перепечатываться на протяжении ряда лет. Впоследствии, также довольно постепенно, от издания к изданию, правились те слова, которые были по невниманию пропущены во время массового ввода в текст исправленных форм”(Вознесенский А. В. К истории дониконовской и никоновской книжной справы//Патриарх Никон и его время: Сборник научных трудов. Труды ГИМ. Вып. 139. М., 2004. С. 151). Редакция перевода – русская старопечатная, которая восходит к переводу этого прошения Патриархом Евфимием Тырновским или кем-то из болгарских справщиков во время болгарской книжной справы конца XIV в. В докиприановский период на Руси перевод этого прошения также существовал в редакции позднейшей и отличной от той, о которой я сейчас говорю. Он был иным: О еже погрузитися в ней душегубней брани и силе. Можно говорить в данном случае о плохом знании греческого языка славянскими переводчиками XIII в. (когда был сделан этот перевод). На современный церковнославянский прошение можно было бы перевести так: О еже погрузитися в них всякой силе душегубного врага. Подобное прошение присутствует в Синайском Евхологии (Sinait. Slav. 1) и рукописях одинаковой с ним редакции. Я здесь привел усредненный вариант, сгладив некоторые различия. Речь идет о рукописи Crypt. Γβ VII (IX–X вв. Италия) – тут это прошение появляется впервые. Часть прошений на ектении Чина Великой Агиасмы относится по содержанию к Таинству Крещения, которое, по-видимому, совершалось в Агиасме сразу после совершения Чина. Можно несколько утрированно описать «механику» нового рождения в Таинстве Крещения по представлениям того времени. При погружении в Крещальную купель крещаемый избавлялся от диавола, под действием сил которого он находился до Крещения. То есть диавол как бы «тонул» в Агиасме и, поднимаясь из купели, христианин был свободен от его власти. |
| Славянские справщики менее свободны в подобных переменах. Авторский метод почти совсем не применяется, за исключением особых авторских редакций (митрополита Киприана и Патриарха Евфимия). Слияние двух прошений встречается очень редко, пофразовый пересказ тоже. Вообще славяне отклоняются от текста греческого (и/или славянского) оригинала только в случае необходимости. Творческий подход к справе, начинающий самостоятельное гимнографическое творчество, у славян встречается нечасто. Он характерен только в самом начале для учеников равноапостольных Кирилла и Мефодия. Синкретическим методом пользуются равно греки и славяне, только у греков больше свободы, они свободно группируют прошения, меняя их порядок (о чем мы писали выше); славяне же стараются следовать последовательности оригиналов, невзирая на смысловую раздробленность, – обычно объединение двух ектений производится через одно-два прошения (два прошения одной ектении – два другой и т.д.). При этом часто дублируются прошения, одинаковые в обеих ектениях, т.е. текстологический анализ объединяемого при объединении не проводится. Иногда добавляется лишь одно или два прошения из другой редакции – самые понравившиеся. Однако в целом славяне редко сокращают что-либо при объединении двух редакций, греки же делают это почти всегда. Обе традиции пользуются методом сокращения, но греки активнее славян. Этот метод привычен и характерен для XIV в.: при переходе со Студийского устава на Иерусалимский активно сокращались каноны. Греки иногда «подгоняют» ектению под установившийся «модный» размер – например, в XIV в. установился размер малой ектении, согласно Константинопольской практике, и италийские ектении также стали сокращать. Иногда ектения сокращается потому, что редактор-грек выбрасывает из нее прошения, которые кажутся ему дубляжными (повторяющими другие прошения по смыслу) или тематически некорректными. Подобные же сокращения в результате текстового анализа славянами производится, но нечасто. Размер же ектении определяется оригиналом, а не оглядкой на современную «моду». Кроме того, для славянских редакторов многое зависело от знания греческого. Если прошение было непонятно, его обычно тоже сокращали. |
| Рассмотрев процесс авторской справы, вернемся к позднейшему периоду. «Общественного» редактирования печатных изданий (и кавычных глосс) у греков не было по понятным причинам – из-за неблагоприятных общественных условий и господства турок. Поэтому позднейшие греческие тексты почти одинаковы при переписывании или перепечатке из издания в издание. Исправлялись только уставные ошибки и наложения. Это говорит о том, что греки еще ранее русских перестали «жить текстом», «вышли из текста». У славян же текст «заморозился» после никоновской справы, с концом средневековья и наступлением Нового времени. «Замораживался» он, естественно, более или менее постепенно. Наступил период секуляризации, и общество отучалось молиться, жить богослужением, жить богослужебным текстом. Текст превращался в памятник, святыню – или во что угодно еще, но переставал быть средой бытия. Перемены происходили не только в обществе в целом, но и в каждой христианской душе: был потерян навык вкладывать ум в слова молитвы, собираться, сосредотачиваться и проч. И вот спустя два века, затем еще век, православные обнаружили, что богослужение идет мимо них. И начались поиски, что бы сделать, чтобы это было не так. По моему мнению, путь от внешнего к внутреннему здесь вряд ли будет успешным – об этом говорит пример иных славянских стран. Как говорил митрополит Антоний Сурожский, можно ходить каждый день в курятник, это не значит, что ты скоро станешь курицей. Не текст нужно менять, а то, как мы воспринимаем этот текст, – менять свою душу. То есть учиться молиться. Становиться духовнее. И только после того, как церковное общество из состояния «мировоззренческого двуязычия» вернется к «мировоззренческой диглоссии» (Б. А. Успенский), т.е. научится погружаться в текст (Н. И. Сазонова), жить богослужебным текстом, тогда, возможно, придет то, что я здесь называю «общественным редактированием», то есть продолжение вечного процесса, который сопровождает «бытие в тексте». Это исправление непонятного, молитвенная «обкатка» исправлений и проч. Общеязыковой континуум начнет свое взаимодействие с богослужебно-языковым, и этот процесс языкового взаимодействия будет сообразен с иными процессами как на уровне общества (ресекуляризация, воцерковление), так и в душе человека (духовный прогресс). Б уди, б уди! |
| Епифаний Славинецкий откровенно работал, напр., по Франкфуртским и Лондонским изданиям Библии конца XVI-ro века. Но неудивительно, что это вызывало тревогу в широких церковных кругах. В особенности когда это приводило к отступлениям от привычного порядка... Первый трагический эпизод в истории богослужебной справы XVII-ro века стоит особо. Это дело Троицкого архимандрита Дионисия Зобниновского со товарищи, осужденных за порчу книг в 1618-м году. В этом деле не все ясно. С трудом мы можем сообразить, почему справщиков судили и осудили с таким надрывом и возбуждением. Исправляли Потребник. Был принят метод сличения списков, в том числе греческих (впрочем, справщики по-гречески сами не знали, и к греческому тексту обращались через чужое посредство только в немногих отдельных случаях). “Исправление” сводилось, в большинстве случаев, к восстановлению смысла. Повод к обвинению подала одна поправка: в Крещенской водосвятной молитве читалось по неправленному тексту — “освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем;” справщики вычеркнули это последнее слово, — их обвинили, что они не признают Духа Святого, “яко огнь есть,” и хотят вывести огнь из мира... Одним невежеством и личными счетами всего в этом деле не объяснишь. И ведь против справщиков были не только недоученные Логгин и Филарет, уставщики, но и все московское духовенство, и сам Крутицкий митрополит-местоблюститель. Ученый старец Антоний Подольский написал против Дионисия обширное рассуждение “О огни просветительном,” в котором можно распознать отдаленные отголоски Паламитского богословия. Во всяком случае, тревога была поднята не только из-за внешнего отступления от прежнего и привычного текста... От конечного осуждения и заточения Дионисия избавило только решительное предстательство патр. Феофана, уже при Филарете... Первое время работа на Московском Печатном дворе велась без определенного плана. Правили и печатали книги, в которых была нужда, на которые был спрос. Только позже книжная справа получила смысл церковной реформы, уже с воцарением Алексея Михайловича. |
| Ефрема Сирина и Аввы Дорофея с прибавлением вновь переведенных (1701), НЗ, Общей Минеи, Пролога (содержал много добавлений по сравнению с предшествующими изданиями; все издания - 1702 г.), труда патриаршего местоблюстителя митр. Стефана (Яворского) против обвиненного в ереси проповедника Г. Талицкого (1703). Важнейшей задачей Печатного двора стала подготовка нового издания слав. Библии, призванного заменить Острожскую Библию, для чего в 1712 г. была учреждена особая комиссия. Перечень необходимых изменений был утвержден Синодом в 1723 г., однако в то время публикацию осуществить не удалось, и в 1735 г. издание Библии было перенесено в С.-Петербург. Там в кон. 1751 г. увидела свет т. н. Елизаветинская Библия. В издании были замечены неточности и опечатки, вслед. чего публикацию перенесли в Москву, где в 1756 г. вышло 2-е, исправленное издание (подробнее см. в статьях Библия , Книжная справа ). После учреждения в 1721 г. Святейшего Синода Московский Печатный двор перешел в его ведение и был преобразован в Синодальную типографию . Была создана синодальная Типографская контора, введена должность протектора школ и типографий, к-рую занял архим. Гавриил (Бужинский) . Поликарпов-Орлов в 1722 г. был обвинен во взяточничестве и отстранен от должности. Однако назначенные архим. Гавриилом директора типографии не смогли должным образом наладить книжное дело. В 1726 г. на пост директора типографии возвращен Поликарпов-Орлов, занимавший его до конца жизни († 1731). В 1727 г. Верховный тайный совет постановил оставить в С.-Петербурге только 2 типографии: при Сенате (для печатания указов и распоряжений) и при АН (для издания книг по гражданской истории). Остальные книгоиздательские учреждения были закрыты. До 1736 г., когда возобновили работу Синодальная типография в С.-Петербурге и типография в Александро-Невской лавре, право издавать церковные книги имела только типография Синода в Москве. Несмотря на полученную монополию, Московская Синодальная типография долгое время оставалась убыточной. |
| Констатируя факт отхода от бытия в тексте, я говорю о невозможности прямого возврата назад. Ничего нельзя переменить внешним и формальным образом. Попытка современных модернистских кругов править богослужебные тексты приведет только к очередной ступени десакрализации. Путь к бытию в тексте, к возрождению к жизни сакрального языка лежит через духовное совершенствование, совершенство в словесной молитве, через умение заключать ум в слова молитвы, погружаться в текст. И только после того, как церковное общество из состояния «мировоззренческого двуязычия» вернется к «мировоззренческой диглоссии» (Б.А. Успенский), т.е. научится жить богослужебным текстом, возможно будет то, что я здесь называю «общественным редактированием», то есть продолжение вечного процесса, который сопровождает «бытие в тексте». Это исправление непонятного, молитвенная «обкатка» исправлений и новых текстов и проч. Общеязыковой континуум начнет свое взаимодействие с богослужебно-языковым, и этот процесс языкового взаимодействия будет сообразен с иными процессами, как на уровне общества (ресекуляризация, воцерковление), так и в душе человека (духовный прогресс). Критерии идеологического типа сознания определить непросто, обычно их ощущаешь лишь интуитивно. Но если не ударяться в высокие сферы и анализы, то навскидку попалось вот такое мнение Седаковой: «Идеология – тень религии. Идеология — это защитная стена человечества против непредвидимой и неподдающейся разуму реальности. Хорошо если бы она на самом деле от этого защищала! Но на самом деле это стена очень ненадежная, и потому идеологии постоянно приходится с кем-то и с чем-то воевать. Поэтому настроение идеологии — бдительность… Эта бдительность как правильное состояние идеологического человека достойна анализа. Идеологический человек всегда чувствует себя в осажденной крепости — и враг, который эту крепость осаждает и засылает в нее лазутчиков, видится необычайно могучим и коварным. Или же — он чувствует себя на идеологическом фронте… Что говорить, это, в самом деле, страшно — такая возможность, что весь наш мир может рухнуть, и мы окажемся «без всего» и перед лицом совершенно другой реальности. Но это и есть вера в живого Бога, а не вера в веру и концепцию, которую предлагает идеология. И, как мне кажется, это ожидание Другого продолжается до последнего часа. Причем ожидание с любовью и надеждой: это ожидание Друга, а не Врага, он приходит разрушить не наши крепостные охранные стены, а нашу тюрьму» (http://religo.ru/columns/14179). Как бы то ни было, но средневековое православное мировоззрение не было идеологичным. |
| Изразцовое панно на переходах в Крутицком Теремке. Фотография. 2011 г. Изразцовое панно на переходах в Крутицком Теремке. Фотография. 2011 г. Обрамление окон Теремка неразрывно связано с облицовкой его стен, на к-рых продолжаются одни и те же ленты фризов и карнизов. Окна можно назвать сдвоенными, поскольку фасад членится по вертикали сплошными длинными пристенными колоннами. Каждое окно обрамлено композицией из фланкирующих проем колонок, к-рые имеют очень развитую опорную и венчающую части. Антаблемент несет разорванный лучковый фронтон с 2 четвертными арками. Край окна дополнительно обрамлен простым прямоугольным изразцовым наличником с несложными обломами. Колонки декорированы обвивающей их, ажурно выполненной виноградной лозой. Их венчают круглые капители, к-рые имеют по 2 «угловые» многоуровневые волюты. Среди изображений в изразцовом декоре встречаются типичные для 2-й пол. XVII в. растительные мотивы: репейчатые листья, плоды и плодовые букеты. Одним из самых распространенных изображений является виноградная лоза с кистями в виде крупной зернистой ягоды, растущей из широкого зонтичного листа; этот мотив повторяется на витых колонках. Виноград в виде декоративного элемента обработки стен и изделий применялся в придворном быту XVI-XVII вв. и был особенно распространен на витых колоннах деревянных иконостасов, почти точно повторенных на изразцовых колоннах Теремка. Также на панно, декорирующих переходы, встречаются изображения стилизованного маскарона. В центре лицевой пластины - раскрытый цветок, справа и слева от к-рого изображены разомкнутые картуши с круглыми «глазами» под дугами «бровей». Над цветком - пышная корона («грива») из лепестков с нависающим по центру «гребнем». Нижняя часть изображения создана расходящимися лепестками, между которыми серией скобок-морщин обозначена линия «носа». Маскароны нередки на средневек. западноевроп. изразцах, но в рус. церковном искусстве этого времени антропоморфные маскароны не были распространены. Широкие возможности использования таких изображений давала книжная графика, прежде всего украинская и польско-литовская. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КНИЖНАЯ СПРАВА Процесс исправления церковнослав. богослужебных и четьих (в первую очередь Свящ. Писания) книг с целью кодификации текстов и церковнослав. языка. В XIX - 1-й пол. XX в. начало К. с. связывали с деятельностью южнослав. (болгарских) книжников по нормализации (преимущественно орфографической, а также морфологической и лексической) церковнослав. языка в рамках афоно-тырновской реформы и относили, т. о., к кон. XIII-XIV в. «Мы не видим в XI-XIV вв. никаких попыток исправить богослужебные книги»,- писал А. И. Соболевский ( Соболевский А. И. Судьбы церковнослав. языка. СПб., 1891. С. 22). Согласно совр. т. зр., общеслав. процесс К. с., в ходе к-рого формировались новые редакции канонических текстов и изводы церковнослав. языка, сопутствовал слав. письменности едва ли не со времени ее появления (см., напр.: Сиромаха, Успенский. 1987. С. 75; Бобрик. 1990. С. 62). Об этом, в частности, свидетельствует материал предпринятого Л. П. Жуковской исследования текстов Евангелий XI-XIV вв. Жуковская отмечает в них обилие лексических и грамматических замен. Исследователь связывает эти замены со стремлением книжников «быть понятными» ( Жуковская. 1976. С. 61-62, 349). Не меньшую роль могло играть, по-видимому, и желание переписчиков учесть разночтения, представленные в различных списках. Централизованная справа богослужебных книг имела место в Болгарии (во всяком случае, в Восточной) в правление св. царя Петра (927-969/70), когда они приводились в соответствие с составом и структурой современных им греческих (вероятно, к-польских) кодексов. Результатом явилось массовое исключение из них оригинальных произведений, написанных учениками равноапостольных Кирилла (Константина) и Мефодия . Последовательное исправление книг началось у юж. славян на рубеже XIII и XIV вв., когда возникло представление о том, что в процессе бытования церковнослав. тексты подвергаются порче. С этого времени и до посл. четв. XIV в. (времени Тырновского патриарха св. Евфимия ) усилиями неск. поколений болг. книжников, трудившихся гл. обр. в общеслав. центрах книжности - мон-рях Афона и Константинополя ( Дионисий Дивный , Закхей Философ (Вагил), старцы Иоанн и Иосиф , прп. Феодосий Тырновский , а также многие безымянные переводчики), была осуществлена книжная реформа, получившая наименование афоно-тырновской К. с. Необходимость этой работы была вызвана переходом православных Церквей на богослужение по Иерусалимскому уставу (окончательно утвердился в Византийской Церкви на протяжении XIII в.) и вместе с тем потребностью упорядочения церковнославянского языка, который под влиянием существенных изменений в живом болг. языке утратил к тому времени свой нормативный характер. Реформу, начатую афонскими книжниками, продолжил в Болгарии Тырновский патриарх Евфимий, к-рый первую половину жизни подвизался в мон-рях К-поля и Афона и мог участвовать в этой филологической работе. |
| На Соборе в 1667 г. был, в частности, принят ряд постановлений о богослужении. Среди них: утверждение упомянутого выше «Чина» Патриарха Афанасия в качестве образца для совершения литургии русскими архиереями, запрет хиротонисать сразу многих священнослужителей за одной литургией, предписание принимать католиков через миропомазание, разрешение священнодействовать вдовым священникам и диаконам, другие указания о совершении литургии и таинств, об иконописании, об образе жизни и одежде священнослужителей и монашествующих. Справа 2-й пол. XVII в. Книжная справа продолжалась. Вслед за изданиями 1656 г. вышли: Псалтирь следованная, Евангелие, Апостол (1657), Требник (1658), Пролог (1659–1661), Минеи – служебные, общая и праздничная (1660–1663), Триодь цветная (1660), Канонник (1662) и др. Тексты новоисправленных книг изобиловали грецизмами, что нередко вело к затемнению смысла и вызывало недоумения как у духовенства, так и у народа. В 1658 г. был издан Требник, работу по редактированию которого возглавлял Арсений Грек. В основу этого и последующих изданий лег Требник митр. Петра (Могилы) 1646 г. В 1662 г. Арсений был вновь сослан на Соловки, на его место назначен Дионисий Грек (или Дионисий Святогорец). После Дионисия справой руководил Сильвестр (Медведев). Справщиками были выпускники Киевской академии, что приводило к проникновению некоторых схоластических взглядов в богослужебные книги. После низложения Патриарха Никона исправление богослужебных книг активно проходило в Патриаршество Иоакима (1674–1690). Одним из основных справщиков был в то время инок Чудовского мон-ря Евфимий, ученик Епифания (Славинецкого). Результатом справы явились унификация богослужения на всей территории России, создание общерусского извода церковнославянского языка, вытеснившего северно- и южнорусский изводы. Характерно, что в кон. XVII – нач. XVIII в. на Украине возникло недовольство, аналогичное недовольству старообрядцев, в связи с изменением нормы церковнославянского языка. Из-за огромного объема исправлений, а также из-за незнания справщиками истории богослужения и особенностей языковой и церковной культур Московской Руси книги продолжали содержать ошибки и требовали дальнейшего редактирования. Однако в кон. XVII в. книжная справа практически прекратилась, и с тех пор в течение более чем 300 лет богослужебные книги переиздаются практически без изменений, сохраняя даже свои технические ошибки и недочеты. |
| Сети богословия Тема недели: Почитание мощей в православии Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Мнение Мнение Статья Статья Статья Новые материалы 1 января Книжная справа Типикона в XVII веке На портале публикуется доклад протоиерея Георгия Крылова, представленный 28 января 2010 г. на XVIII Рождественских чтениях в Москве. Автор затрагивает проблемы русского книгопечатания, в частности, издание Типикона. Статья Говоря о книжной справе Ока Церковного в XVII в., вначале кратко скажем о первоисточнике русского Ока. В 1401 г. в Константинополе была составлена русская редакция Иерусалимского Типикона, которая под названием Око Церковное распространилась в XV в. в Русской Церкви и стала основой всех последующих русских редакций Иерусалимского Типикона. Редакция эта составлена была на основе второго болгарского перевода, полученного, в свою очередь, в результате книжной справы болгарского Патр. Евфимия Тырновского (1375-1393 гг.). До этого на Руси в XIV в. существовало как минимум две редакции Иерусалимского Типикона (РГАДА, Тип. 45 и ГИМ, Син. 328, 329), в основе которых был первый болгарский перевод и собственно русский перевод с греческого ( Пентковский, 164-168 ). Дальнейшую судьбу Ока очень схематично пытался рассмотреть Мансветов ( Мансветов I , 274 и далее ), затем Дмитриевский предложил свою схему редакций русского Ока ( Дмитриевский, 548-550 ). В конечном счете, эта тема еще серьезно не рассматривалась и ждет своих исследователей. Мы же в этом докладе рассмотрим позднейшую историю Ока, связанную с книгопечатанием. Книгопечатание везде и всегда предполагало предварительную подготовку книг к печати, т.е. книжную справу: выбор наиболее полной редакции (или создание, составление этой редакции), редактуру и корректуру. По некоторым причинам, в основе которых лежит средневековое отношение к сакральному тексту, справа нередко была причиной споров и конфликтов. В особенности это замечание относится к русской книжной справе. Отметим, что в результате новообрядческой справы Типикона произошло «смешение редакций», и устав утратил изначальную укорененную в архаиаке логичность. |
|
|
