Кроме того, можно заметить, что большинство редакционных «скачков» в период XIII–XIV вв. имеет архаизаторский характер и ориентировано на древность. Это бесконечное возвращение в идеальное богослужение прошлого было, есть и будет характеризовать книжную справу во все времена, поскольку характеризует все христианское мировоззрение в целом. Объясняется это особенностями архаичного (а не собственно христианского) мировоззрения в целом. Довольно неплохо эти особенности объяснены и описаны в культурологических прозрениях Мирчи Элиаде . Теперь попробуем сравнить методику работы греческих справщиков и славянских. В целом можно заметить, что славянский Чин стабильнее греческого, что, впрочем, является характеристикой традиции-реплики по сравнению с традицией-оригиналом . В традиции-оригинале справщик более раскован и свободен, чем в традиции-реплике. Теперь определим разницу и родство «диапазона свободы» справщиков в обеих традициях. Последовательность прошений в славянской ектении практически не меняется, хотя может меняться состав, т.е. изначально переведенный порядок (в случае нового перевода, в особенности обильно наделенного авторскими чертами – как, например, в редакции Патриарха Евфимия Чудовского, – последовательность, конечно, меняется). Но не так у греков: почти всякий следующий редактор и справщик пытается по-новому сгруппировать прошения, изменяя их порядок. Если славянские справщики применяют, как правило, консервативно-архаизаторский метод, то греки этим методом пользовались только в позднейшее время, при подготовке печатных изданий, да и то вкупе с синкретическим. А вообще для традиции-оригинала при редактировании характерен авторский метод, что можно понять из сказанного о порядке прошений. Греки любят свободно пересказывать прошение, объединять (или разъединять) прошения, удалять и добавлять в них различные компоненты, сокращать, или наоборот, расширять имеющееся прошение. Часто меняется стандартное начало ( О еже благословитися → О еже освятитися → О еже низпослатисяи проч.), а также внутренние компоненты ( очистить → освятить → просветить и проч.) . Эта редакторская деятельность плавно перетекает в имнотворчество. На основе старых прошений с использованием начала (или конца) сочиняются новые прошения.

http://bogoslov.ru/article/2408544

Со временем крещальное предназначение прошения было забыто, и переводчики не поняли его функций, поэтому и поместили его в составе Богоявленской ектении. В контексте обычного Богоявленского водоосвящения прошение действительно звучит двусмысленно. Можно, конечно, предположить, что в Древней Руси также в Богоявление крестили оглашенных. Но, во-первых, данных о подобной практике у нас не сохранилось. А, во-вторых, возникает вопрос, почему тогда не были переведены основные крещальные прошения Богоявленской ектении? Так что в данном случае речь идет о вторичной семантике, которую получило прошение в процессе бытования в позднейшей греческой и русской реальности. В тот период большинство оригинальных греческих прошений на славянский транслировалось методом свободного пересказа, с целью адаптации к древлеславянским реалиям. Корректура чаще всего производилась уже после написания (или печатания) книги – методом затирки (в рукописях) или натычки(в печатных книгах). Впрочем, и смысл Херувимской в целом в славянском переводе не соответствует изначальному смыслу (и предназначению) Херувимской в греческом оригинале. Изначально Херувимская была тропарем-припевом к стихам псалма, и, хотя и пелась на Великом Входе, говорила о причащении ( Яко да Царя всех приимем) (см.: Р. Тафт. Великий Вход. Омск, 2010. С. 55, 58 и далее). Я думаю, что «прагматизм в символике» понудил славянских переводчиков вместо приимем (ποδεξμενοι) поставить подымем, привязав Херувимскую по содержанию к Великому Входу (выносу Даров). Р. Тафт (см. ibid.) предполагает здесь греческое разночтение, но общее мнение говорит иначе (причина замены – невозможность компактного перевода). Обе замены связаны между собою. Греческий вариант рисует такую картину: ангелы сопровождают (окружают) Христа, идущего на Страсть, и мы его принимаем и вкушаем. Славянский текст дает нам иное изображение: ангелы совершают Литургию (как и мы) и несут Христа (Агнец на дискосе). Оба варианта имеют право на существование, но второй логичнее (если учитывать смысл первой части Херувимской) и прагматичнее (т.е. более соответствует совершаемому действу).

http://bogoslov.ru/article/2408544

Вокруг молодого царя объединяется влиятельный кружок ревнителей или “боголюбцев,” среди которых всего более выдавались Стефан Вонифатьевич, благовещенский протопоп и царский духовник, и еще боярин Ф. М. Ртищев. В этом кружке был продуман связный план действительных церковных исправлений и даже преобразований. В этом плане было две главных точки упора: благочиние в службе церковной и учительство. И для того, и для другого были нужны исправные книги. Так книжная справа включается органически в систему церковного возрождения. Столичные “ревнители” находили, что путь этого возрождения или обновление есть путь в греки. В поисках мерила для приведения расстроенной русской церковной действительности к единству они останавливаются именно на греческом примере, не различая при том между “греческим” прошлым и настоящим. В XVII-м веке русское общение с Православным Востоком снова становится живым и постоянным; Москва в это время полна “греческих” выходцев, иногда в очень высоком сане. “Греки” искали на Москве всего чаще дачи и милостыни. Их спрашивали в ответ о церковных чинах и правилах. И многие из них бывали очень словоохотливы в своих рассказах. Из этих рассказов становилось ясно, что греческие и русские обряды очень не сходятся. Как это случилось, оставалось неясно. Вокруг этого вопроса и вспыхивает вскоре трагический и страстный спор. “Ревнители” были убеждены, что равняться следует по греческому примеру. У них было подлинное влечение или пристрастие к греческому. Сам царь любил “греческое,” и эта любовь сочеталась с его природным вкусом к благочинию, к мерности, внутренней и внешней (срв. неогреческие мотивы в московской иконописи XVII-ro века, напр., и у Симона Ушакова). И с религиозно-политической точки зрения “греческое” как православное, тем самым входило под область единого православного царя, который в известном смысле становился ответствен и за греческое православие. Обращение к грекам не было ни случайным, ни внезапным...    Прежде всего интерес к “греческому” удовлетворялся с Киевской помощью.

http://lib.pravmir.ru/library/readbook/3...

М.В. Первушин Раскол в Русской Церкви Еще в середине XVI века на Стоглавом Соборе русскими иерархами был поднят вопрос об исправлении ошибок в богослужебных книгах. Тогда он так и не был решен, сначала из-за грозной опричнины, а затем из-за Смутного времени. Однако затруднения в деле книжных исправлений с течением времени все более и более возрастали. С развитием типографий ошибки из рукописей попадали в печатные книги, где каждое слово считалось уже неприкосновенным. Первое время на Московском печатном дворе работа по исправлению ошибок велась без определенного плана. Правили и печатали книги, в которых была нужда, на которые был спрос. Некоторые просвещенные правщики предлагали брать за основу «книжной справы» книги греческие. Однако это вызывало бесконечные споры и разногласия в русской церковной среде. Греки подорвали свой прежний авторитет в глазах православной Руси еще в XV веке, когда на Ферраро-Флорентийском Соборе они заключили церковную унию с Римом. Вот как отвечает грекам один из русских книжных людей того времени: «Книги вам печатают в Венеции и в Англии, и еллинскому писанию ходите учиться в Рим, а наставники ваши оттуда приходят, – в больном стаде и здравая скотина окоростевеет, – так и ваши учителя приходят к вам из Рима все шелудивые, а вы их во всем слушаете. Еще скажу вам: что у вас было доброго, все к нам в Москву перешло!» С воцарением Алексея Михайловича книжная справа приобрела характер церковной реформы. Вокруг царя образовался влиятельный кружок ревнителей церковного благочестия во главе с царским духовником. В этом кругу и был продуман и предложен план церковных преобразований, который стал воплощаться в жизнь при царской поддержке. В 1652 году на патриарший престол был избран один из активных членов этой группы – митрополит Новгородский Никон. Несмотря на то что новый патриарх был привлечен к уже начатому делу и посвящен в уже разработанные планы, именно с его именем связывают церковную реформу. Став патриархом, Никон осуществлял преобразования уже без совета и участия своих друзей. «Егда поставили патриархом, так друзей не стал и на порог пускать!» – вспоминает один из бывших «ревнителей». Члены кружка встали в оппозицию к действиям патриарха, вызвав на себя его гнев. Многие из них были лишены сана и сосланы, а кто-то даже поплатился жизнью.

http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Lisovo...

Парадоксальность ситуации в том, что по новообрядческому Типикону богослужение в сколько-нибудь исчерпывающей полноте не совершалось никогда, если не учитывать одного «эксперементального» бдения, устроенного профессором Скабаллановичем (см.: Скабалланович, 330-336 ). Бдение это, судя по описанию Скабаллановича, было опять-таки не совсем полным. Современника, кстати, поражает в этом описании музыковедческое невежество. Типикон рассчитан на знаменное пение, которое неотделимо от его указаний. Скабалланович попытался смоделировать уставное бдение с помощью современной ему паресной культуры пения — это равносильно тому, как если бы средневековую икону поместить в барочную раму. Как пример теоретичности и практической беспомощности нового Типикона можно обозначить практику «выноса за число» памяти русских святых. Как соединить службу русскому святому с рядовым святым, когда подчас каждый из них отмечен знаком славословия, а то и полиелея или бдения?  Правленый Типикон не дает ответа на этот вопрос. По общим Марковым уставным схемам такое соединение невозможно. Справщики устава как бы говорят: делай, что хочешь: служи или не служи, а если будешь служить, соединяй, как хочешь; мы знаем лишь то, как служить одному святому. В этой позиции поражает равнодушие и происходящий от него беспорядок, отсутствие уставной стройности в новом Типиконе. Откуда этот беспорядок происходит, сказать можно. Разрушив старое, справщики не создали нового. В принципе, в данном случае можно было бы дать устав соединения славословия с полиелеем (подобные схемы раньше существовали), но справщики не дерзают на подобную переделку Типикона, скорее, не хотят заниматься ею и так принципиально перекраивать Типикон. Остается рассчитывать на опытного уставщика, который на месте доделает недоделанное справщиками. Вопрос об отсутствии в современном Типиконе схем соединения служб русским и вселенским святым безрезультатно поднимался в 1950-х годах на заседании Богослужебно-календарной комиссии под председательством епископа Афанасия (Сахарова) — см.: Богослужебно-календарная комиссия .

http://bogoslov.ru/article/592807

Почему же указания нового Типикона даже сторонниками реформы не выполнялись и не выполняются, или выполняются лишь отчасти? Кроме указанной выше причины (привычки), следует сказать о «теоретичности» новых изданий. «Око Церковное» 1641 г. в некоторых моментах отходило от своего первоначального прототипа (Иерусалимского Типикона), дополняло его и описывало современную «образцовую» богослужебную практику (которая, естественно, во многом отошла от Константинопольского монастырского богослужения XIV b.), то есть включало в себя нажитый литургический опыт. Эта книга подобна современным «Богослужебным указаниям» (только универсальна!), так практично и подробно описывается там богослужение. Новоизданный Типикон отказался от этих дополнений; официальным объяснением этого было стремление вернуться к старине, к изначальному прототипу и избавиться от всего «нововводного», реально же это во многом было вызвано желанием сократить слишком «разросшуюся» книгу и сделать более простым и дешевым ее издание. В результате получилась книга несистематическая, значительно менее пригодная к практическому применению, чем дореформенные. Ее использование, как это ни пародоксально и ни противоположно стремлению реформаторов, требовало намного большей «посвященности» в богослужебную практику (в той ситуации даже не в современную, а в желаемую), чем дореформенный Устав, то есть это была книга для профессионала-уставщика, еще к тому же и интеллектуала, посвященного в несистематичные задумки реформаторов. В период богослужебного кризиса, вызванного реформой, таких среди сторонников реформы практически не было («Око» же, в противоположность, было книгой отчасти учебной, как и все богослужебные книги в Средневековье, что обеспечивало ей практичность). Таким образом, новый Типикон был обречен на неуспех, и богослужебная практика реформаторов, сохранив многие русские архаичные черты, уничтоженные этой книгой, жила самостоятельной жизнью, оторвавшись от Типикона. Но она потеряла однородность и формировалась спонтанно, то под влиянием различных местных веяний, то руководимая светским желанием сократить богослужение до предела и пр., — она плыла по волнам секуляризации вместе со светским обществом и с порой полусветским духовенством (в городах), или кое-где оставалась «филостарообрядческой» (в деревнях). Таким образом мы и пришли к городскому полуторачасовому всенощному бдению. 

http://bogoslov.ru/article/592807

Сети богословия Тема недели: Почитание мощей в православии Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Статья Мнение Мнение Статья Статья Статья Новые материалы 1 января Ответ на отзыв протоиерея Валентина Асмуса Представляем вниманию читателей ответ к.фил.н., старшего научного сотрудника Института Русского языка РАН Александра Геннадьевича Кравецкого на Отзыв на документ «Проект научного переиздания Триодей...» протоиерея Валентина Асмуса. Статья Портал «Богослов.ру» поместил отзыв протоиерея Валентина Асмуса на «Проект научного переиздания Триодей...», в котором содержатся серьезные и, как мы постараемся показать ниже, совершенно необоснованные претензии к тексту этого документа. «Документ утверждает, - пишет прот. Валентин Асмус, - что «значительная часть тиража исправленных Триодей не появилась в продаже» до революции, после которой, естественно, должна была погибнуть. Но это противоречит тому, что, как упомянуто в документе, обе Триоди успели выйти двумя изданиями, что означает, что первые тиражи были распроданы». На самом деле никакого противоречия здесь нет. Определение Синодаот 25 августа – 24 сентября 1909 года за 6679 требовало «Поставить правилом, чтобы новые, исправленные издания богослужебных книг выпускались в продажу не прежде, как по распродаже всех экземпляров старого издания, и в частности, в отношении исправленной Триоди Постной разрешить печатание ее прежде всего в том формате, какого имеется меньший запас в синодальных книжных запасах и лавках» . Триоди выпускались в двух форматах – в большом и в малом. Раз в несколько лет каждый формат переиздавался, чтобы оба варианта этой книги всегда были доступны. Первое издание как Постной, так и Цветной Триоди вышло в большом формате. Когда же в стали подходить к концу экземпляры Триоди «в четверку», новое издание этого формата появилось в исправленной редакции. Т.е. появление переиздания ни коим образом не было связано с тем, что прежнее издание новоисправленных триодей разошлось. Цитированный выше указ Синода ставил перед собой задачу сделать так, чтобы новая редакция Триоди входила в богослужебный обиход незаметно, вытесняя прежнюю редакцию. Новый текст должен был поступить в продажу лишь после того, как прежнее издание (старый текст) будет распродан. В идеале замена текста должна была остаться незамеченной, чему способствовало отсутствие в книге какой-либо информации о том, что в ней содержится исправленный текст. Все эти предосторожности предпринимались из-за опасения, что книжная справа может привести если не к новому расколу, то к размежеванию церковного общества. На практике же это привело к тому, что в продаже появилась лишь ничтожная часть тиража.

http://bogoslov.ru/article/1934928

Явление книжной справы XVII века тесно связано с началом книгопечатания. Книгопечатание началось на Руси значительно позже, чем в Западной Европе. Именно с этим обстоятельством связана некоторая поспешность проведения книжной справы, присутствовавшая на всем ее протяжении. Разнообразие богослужебных практик и особенно неисправность богослужебных книг издавна обращала на себя внимание. В первые годы книгопечатание шло вяло. Только в патриарший период оно стало предметом особенных забот церковной власти и наконец увенчалось успехом. При первых Патриархах – Иове и Гермогене – уже было издано московской типографией более десятка разных книг. С самого начала со всей остротой встает вопрос о том, по каким «оригиналам» осуществлять корректировку. Старые рукописные славянские тексты содержали массу ошибок переписчиков. Ошибки допускались иногда по простому невежеству, а иногда переносились с более ранних списков. Критерии определения достоверности оригинала были весьма размыты. Нельзя было полагаться лишь на древность текста, или даже на греческий язык. Сами греки с большим недоверием относились к «новым переводам», напечатанным в «латинских городах» на греческом языке. Они усматривали в них латинскую ересь. «По практической неизбежности справщики пользовались этими подозрительными, Киевскими или " литовскими " и Венецианскими, книгами. Епифаний Славинецкий откровенно работал, напр., по Франкфуртским и Лондонским изданиям Библии конца XVI-ro века. Но неудивительно, что это вызывало тревогу в широких церковных кругах. В особенности когда это приводило к отступлениям от привычного порядка...» Но все-таки основная масса книг правилась по славянским рукописям, какие считались лучшими, иногда свидетельствовались самими Патриархами и издавались по их благословению. Приостановившись на некоторое время в 1611–1613 гг., книгопечатание продолжилось и в период междупатриаршества. В этот период начинают привлекать для справы греческие тексты. С этой целью к делу привлекали лиц, знавших греческий язык: троице-сергиевских насельников – инока Арсения Глухого и архимандрита Дионисия. Им были даны 5 греческих и до 12 славянских списков потребника (или служебника). Полтора года просидели они за работой, исправили потребник, или служебник, и пересмотрели некоторые изданные раньше книги (цветную триодь, октоих, общую и месячную минею, Псалтирь, канонник и церковный устав). Везде они нашли много ошибок.

http://bogoslov.ru/article/4793951

Язык богослужения: правильно или понятно? (+ Видео) Считаем ли мы, что в истории богослужения был «золотой век», период, к которому мы призываем вернуться? Нужно ли менять богослужебные тексты? Какая судьба ждет церковнославянский язык в современном мире? 30 января, 2012 Считаем ли мы, что в истории богослужения был «золотой век», период, к которому мы призываем вернуться? Нужно ли менять богослужебные тексты? Какая судьба ждет церковнославянский язык в современном мире? Предлагаем вашему вниманию доклад, прочитанный Александром Кравецким на Рождественских чтениях: «Концепции исправления богослужебных книг (В связи с обсуждением проекта Межсоборного присутствия «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века»)» Александр Геннадьевич Кравецкий Родился 8.01.1962. В 1986 окончил филологический факультет МГУ, в 1989 аспирантуру МГУ (руководитель – академик Н.И. Толстой). С 1989 сотрудник ИРЯ РАН. Кандидат филологических наук, руководитель Центра по изучению церковнославянского языка Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН. Интересы: церковнославянский язык, славянская гимнография, книжная справа, история Русской церкви. «Не пущать», или о современном изучении церковнославянского языка > > > Проект документа «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века» Александр Кравецкий Сам факт появления проекта «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века» можно только приветствовать. Впервые со времен Собора 1917-18 г. на общецерковное обсуждение вынесен проект документа, посвященного судьбе литургического языка в современной жизни. Принятие подобного документа, называющего языковые проблемы в числе значимых церковных задач, могло бы серьезно изменить ситуацию с изучением и преподаванием церковнославянского языка. Эта проблематика получила бы шанс превратиться из предмета занятий кучки одиночек (кем, положа руку на сердце, являемся все мы) в общецерковное дело. Но, по всей видимости, этого не произойдет. Слово «не пущать» стало, к сожалению, основной темой обсуждения этого проекта. А результатом подобного охранительства окажется лишь то, что занятия церковнославянским языком сохранят свой маргинальный характер. И мы будем каждый год принимать резолюции, призывающие священноначалие обратить внимание на преподавание церковнославянского языка. Резолюции, которые никому не нужны и не интересны.

http://pravmir.ru/yazyk-bogosluzheniya-p...

Теперь обратимся ко времени патриаршества Гермогена и к деятельности МПД. Патриарх Гермоген достроил Печатный двор: был возведен " превеликий " дом, размещено новое оборудование. Наследником былых традиций явился печатник Иван Андроников Невежин. Непосредственно перед избранием Гермогена Патриархом собственная " печатная изба " появилась и у Анисима Михайлова Радишевского – выходца из Литвы и ученика диакона Ивана Федорова. При Патриархе Гермогене была открыта третья изба, и в 1609 году принялся за дело третий печатник – Никита Федоров Фофанов. Таким образом, на Печатном дворе работало три " штанбы " (книгопечатный станок – прим. ред.), одновременно готовившие к печати различные издания. Поэтому рассматриваемый период был очень плодотворным как по количеству, так и по качеству появившихся публикаций. Закончился он польско-литовским разорением и пожаром 19 марта 1611 года, когда " печатный дом и вся штамба того печатного дела от тех врагов и супостатов разорися и огнем пожжена бысть... " [iv] . Восстановить Печатный Двор удалось только к 1614 году, но " на полную мощность " он стал работать много позже. Однако в период 1611-16 годов печать книг была организована в Нижнем Новгороде, и загадочная нижегородская типография вызвала немало вопросов у исследователей. Впрочем, последний из упомянутых печатников, Никита Фофанов, успел издать только Минею Общую (1609). По содержанию книга эта повторяла предыдущие издания (два издания 1600 года) [v] . Это была своеобразная " проба пера " начинающего печатника, оригинальным издание не было. Новой стала только форма – Фофанов отлил так называемую никитинскую азбуку (названную его именем), которая впервые встречается в этом издании. Главным печатником при патриарха Гермогене был Иван Невежин, сын печатника Андроника Тимофеева Невежи, о чем свидетельствует прозвищное отчество (Невежин) [vi] . Впервые он упомянут в послесловии к Часовнику 1598 года, изданному его отцом Андроником Тимофеевым Невежей: сын был активным помощником отца. Иван выпустил в Москве семь изданий. Он принимал деятельное участие в подготовке текста, изготавливал шрифты, заставки, концовки и другие орнаментальные материалы. Иван стал автором послесловий и предисловий к своим изданиям, некоторые из которых (например, к Минее 1607 года) можно считать своеобразными трактатами эстетико-философского плана. Последний раз его имя встречается в декабрьской Минее 1610-1611 годов. О его дальнейшей судьбе ничего не известно [vii] .

http://pravoslavie.ru/57367.html

   001    002    003    004    005    006   007     008    009    010