| De civ. Dei, 15, 23, 3–4; ср.: Suidas. s. v. Μιαιγαμαι), т.е. лишением данного места какой-либо таинственности. На Востоке с буквальным пониманием ( Быт.6:2 ) не был согласен, как можно легко догадаться, Ориген , который следующим образом говорит о появлении злых демонов: «Мы же считаем, что некие демоны, дурные и, так сказать, подобные гигантам или титанам (τιτανικο γγιντιοι), ставшие нечестивыми по отношению к истинному Божеству и ангелам небесным и павшие с неба и пребывающие в более плотных телах и нечистотах на земле» 58 (Orig. Contra Cels., IV, 92, 1). Климент Александрийский высказывается о причинах падения ангелов со свойственной ему осторожностью, называя их «оставившими Божию красоту из-за красоты тленной (δι κλλος μαραινμενον) и упавшими с небес на землю» (Clem. Paed., III, 2, 14, 2). В «Строматах» и он пишет о падении ангелов из-за вожделения (Clem. Strom., III (7), 59, 2) и из-за нерадивости (Ibid., VII (7), 46, 6), а также о том, что получившие высокий удел ангелы склонились к наслаждениям (ες δονς) и открыли женщинам тайное, в то время как другие ангелы скрывали, вернее, берегли до пришествия Господа (Ibid., V (1), 10, 2). Подобно Афинагору, Климент обвиняет в мифотворчестве и изобретении мистерий не демонов, а людей, подобных Орфею, Амфиону и Ариону (Clem. Protr., 3, 1). Он негодует на «отцов нечестивых мифов и гибельного суеверия – зачинщиков зла, посеявших в нашей жизни мистерии – семена пороков и смерти» (Ibid., 13, 3–5). Перечисляя причины распространения заблуждений, он не называет бесовское внушение: «Ведь одни люди, те, что впадают в заблуждение от одного вида неба и взирают на движения светил, доверившись лишь своему зрению, восхитились и обожествили их, назвав светила богами от глагола “бегать”, и стали поклоняться солнцу, как индусы, луне, как фригийцы. Другие же – те, что собирают плоды культурных растений, назвали хлеб Деметрой, как афиняне, и виноград Дионисом, как фиванцы. Иные, зная о неотвратимости воздаяния за зло, обожествляю возмездия и несчастья, оказывая им почести. |
| В том же втором веке по Р. Х. св. Феофил Антиохийский (скончался в 80-х годах II века) увещает язычника Автолика: «Платон, который так много говорил о единстве Бога и о душе человеческой, утверждая, что душа бессмертна, не противоречит ли после себе самому, говоря, что души некоторых переселяются в других людей, иные же в бессловесных животных? Не представится ли умным людям его учение ужасным и беззаконным, – что тот, кто был человеком, будет потом волком, или собакой, или ослом, или другим каким-либо бессловесным животным? Подобный сему вздор говорит и Пифагор» (К Автолику. 3, 7) 1292 . Св. Климент Александрийский († не позже 218 г.), хотя и считается учителем Оригена, не выказывает благоговения перед пифагорейством. Как и Пифагор, св. Климент советует не употреблять животной пищи. Но причину для воздержания он видит отнюдь не в реинкарнациях: тяжелое мясо может помешать молитвенному взлету. Сопоставляя христианскую рекомендацию воздержания от мяса с пифагорейством, Климент замечает: «Соображения эти во всяком случае основательнее мечтаний Пифагора и его последователей, грезивших о переселении души из одного тела в другое» (Строматы. VII,6). Дистанциирование св. Климента от идеи переселения и предсуществования душ чувствуется также в Строматах III,3,12: он указывает, что гностическое учение об очищении души через воплощение на земле не есть изобретение последователей Маркиона, но есть заимствование у тех языческих философов, которые учили о перевоплощениях душ. Не позднее 189 года христианская литература обогащается классическим трудом св. Иринея Лионского «Против ересей». Как и Иустин, Ириней был непосредственным учеником св. Поликарпа Смирнского († 150 г.), то есть восприемником традиции, через Поликарпа восходящей к апостолу Иоанну Богослову. Из этой книги мы узнаем, что среди многочисленных гностических сект была по крайней мере одна такая, что исповедавала переселение душ. Кстати, небезынтересно, что лишь у одной секты из многих Ириней отмечает эту идею (это известие неизбежно вызовет некоторое разочарование у тех, кто изучает историю религии по трудам теософов: оказывается, даже излюбленные ими раннехристианские еретики в большинстве своем не проповедовали реинкарнационных идей). |
| Ст. 43. «И се вопроша Клим нашего епископа от Полотьского епископа»... Макарий полагает (История, III 3 , 222 стр., пр. 277), что в этой и 38 ст. разумеется, не Климент Смолятич, а другое одноименное лицо – «еще какой-то Климъ, хорошо знакомый с церковными обычаями Царяграда... и, главное, как посланный от Полоцкого епископа. В последнем случае едва ли уже можно разуметь митрополита Климента». Но, во-первых, ничто не препятствует предположить, что Климент Смолятич – «книжник и философ, какого не было на Руси», как отзывается о нем летописец, хорошо знал церковные обычаи Царьграда (как хорошо их знал и Нифонт Новгородский, вероятно, ташке русский по происхождению). Во-вторых, понимание 43 ст. в смысле посольства какого-то Клима от Полоцкого епископа к Новгородскому с вопросами вовсе не обязательно. Голубинский толкует статью так: «Клим спрашивал Нифонта, по поручению Полотского епископа» (История, I, 1 2 , стр. 309, пр. 2). Наконец, приведенный выше неясные слова можно, кажется, понимать и в том смысле, что Климент хотел знать решение вопроса от Полоцкого епископа чрез Нифонта Новгородского. Несомненно, что в данном случае один иерарх поручалдругому узнать мнение третьего. Но намека на какое-нибудь посольство здесь не видно. Есть основание думать, что Козьма, еп. Полоцкий, был противником митр. Климента вместе с Нифонтом Новгородским и Мануилом Смоленским (Ипат. Лет. 1156 г., стр. 333; П. С. Р. Л. VII, 65; ср. II, 304). Впрочем Голубинский – История, I, 1 2 , 305, пр. 3,– не признает Козьму противником Климента Смолятича. Никольский, О литер, трудах м. Климента Смол., IV, наоборот, считает его противником Климента. Возможно, что и Козьма, подобно Нифонту, был призван в Киеве и посажен. Тогда все три иерарха легко могли обмениваться мнениями по вопросам церковной практики. Если справедлива догадка митр. Макария (История, III 3 , 16 стр.), что Козьма, поставленный в 1143 г., мог быть грек: «его могли привести с собой из Константинополя князья полоцкие, жившие там в изгнании и только что возвратившиеся на родину в 1140 г.»,–то можно понять, почему обращались с вопросом к этому владыке. |
| Рядом с указанными памятниками, имеющими не только религиозное, но и художественное значение, существует в Риме не мало памятников, носящих чисто религиозный характер, также привлекающих в Рим не мало туристов. Из них наибольшее значение, конечно, имеют известные катакомбы Рима и главным образом катакомбы св. Каллиста, возникшие как результат жестоких гонений со стороны римских языческих властей, не дозволявших христианам открыто отправлять богослужебно-религиозные акты. Представляя из себя подземные узкие коридоры иногда в несколько этажей с небольшими нишами, по обеим сторонам для погребения умерших, катакомбы искони служили в христианской церкви вообще, в западной в частности, предметом религиозного почитания по той простой причине, что, возникнув в самой глубокой христианской древности – со 2-го века, они являлись местом погребения св. мучеников и тем более, что, погребая в катакомбах тела св. мучеников, первые христиане украшали места их погребения иногда священными изображениями, в силу чего катакомбы заменяли для них некоторое время храмы. Помимо этих памятников, имеющих главным образом религиозное значение, находим в Риме наконец не мало памятников, носящих чисто художественный характер. И в данном отношении едва ли какой-либо другой город земного шара может сравняться с Римом, как пережившим продолжительную историю. И при этом нужно принять во внимание то обстоятельство, что огромное большинство этих памятников сохранилось для настоящего времени благодаря энергии прежних пап, напр. Урбана VIII, Бенедикта XIV, Климента VII, Климента VIII, Климента XI, Иннокентия X, Григория XIII и других. Вполне естественным в силу того является то обстоятельство, что большинство этих памятников удержалось в руках папства, потому что итальянское правительство, при всем его враждебном отношении к римской курии, все-таки не могло не признать за папами права удержания за собой того, что в течение многих веков собиралось и сохранялось ими. Большинство этих памятников находится поэтому в Ватикане, в коем помимо многочисленных построек, предназначенных для обитания пап и его многочисленных прислужников (700–800 человек), магазинов, павильонов, садов и проч., отведены громадные помещения для музея, содержащие в себе художественные памятники нехристианского и христианского искусства. |
| 20. VII. 1920 г. Юр. Литвин (Молотов)». Последние слова в постскриптуме были, по всей вероятности, призваны еще больше усилить позиции читателя Маркса, а также мотивировать тот индивидуальный стиль, которым была написана его автобиография в связи с подачей заявления о вступлении в ряды партии: «В коммунистическую партию меня ведет наш прямой естественный рабочий путь. Трудно сказать, почему я ранее не вступил в партию: были какие-то полудетские мечты, которые ели зря мою жизнь, мешали глазам видеть действительный человеческий мир, я жалею об этом. Но теперь я начинаю по-на-стоящему жить и наверстаю потерянное. Теперь я сознал себя нераздельным и единым со всем растущим из буржуазного хаоса молодым трудовым человечеством. И за всех — за жизнь человечества, за его срастание в одно существо, в одно дыхание я и хочу бороться и жить. Я люблю партию — она прообраз будущего общества людей, их слитности, дисциплины, мощи и трудовой коллективной совести; она — организующее сердце воскресающего человечества. Андрей Климентов (Платонов)». Его приняли. Об этом факте известила своих читателей «Воронежская коммуна» 7 августа в рубрике «Партийная жизнь». Фамилия Климентов (Платонов) значилась первой в списке «для утверждения в кандидаты РКП(б)». Был ли Андрей Климентов (Платонов) сразу же разочарован в партии или же несколько погодя и по какой причине это произошло, вопрос спорный (скорее все же не сразу, доказательством чему могут служить его статьи лета 1921 года), но факт тот, что долго среди коммунистов Платонов не задержался. Одной из составляющих его конфликта с партией можно считать перевод Литвина-Молотова из Воронежа в Краснодар, лишивший Платонова и дружеской поддержки, и покровительства, а также необходимости строжайше соблюдать парт-дисциплину, к которой никогда не лежала анархическая душа слобожанина. В этом смысле личностный фактор сыграл в истории кандидата Платонова роль исключительную. Он вступал в одну партию, а оказался в другой, и эта другая пришлась ему не по нраву. Но случился этот надрыв уже во второй половине 1921 года, отмеченного многими ключевыми событиями в жизни молодого писателя — неудачной попыткой издания своих книг в Москве, фактической женитьбой и выходом из рядов РКП(б). |
| Фундаментальное свойство Истины – то, что отличает ее от «истин», пишущихся со строчной буквы, – возможность приспособить ее к разным уровням восприятия без изменения природы. Заметим кстати, что спустя многие века об этом будет писать Гегель. Истина открывается тем же, чем и скрывается: ее формой является «притча» (παραβολ), которая, как лезвие обоюдоострого меча, отделяет ищущих от неищущих. Первых она «возводит» (νγειν), а вторых удерживает от губительной для них дерзости. Выражая главное через второстепенное, притча подобна древу, скрывающему под «листьями» еще не созревшие «плоды» мудрости, которые станут наградой лишь внимательному и терпеливому. Вечно «девственное», т. е. сокровенное от взоров земного ума и им не познанное, Священное Писание в урочный час «рождает» из себя Логос, открывая Божественный смысл уму, очищенному и преображенному благодатью. Хотя всем людям одинаково свойственна способность суждения, не все они готовы смириться с этой вечной девственностью Истины, и некоторые извращают смысл Библии по своей прихоти (Строматы, VII. 94, 4). Так возникают ереси лжеименного гнозиса. В противоположность им ревнителя Истины отличает безусловная верность однажды обретенному им «канону истинного учения» (Там же, 94, 5). Предупреждая любые гностические увлечения, Климент писал: «Всякому, взявшемуся служить своему ближнему, следует сначала рассудить, не слишком ли поспешно он начал учительство, не из соперничества ли с кем или из честолюбия распространяет свое учение? Считает ли он единственной себе наградой спасение слушателей? Письменное слово должно произноситься не ради славы и не в ожидании награды …» (То же, I. 6, 1). Как правильно отмечают многие исследователи, осторожность Климента в его догматических суждениях связана с тем, что в традиции его времени догма и уклонения от нее не были так четко определены, как впоследствии. Однако не последнюю роль в том, что Климент Александрийский не числится среди отцов Церкви, сыграла и его личная приверженность к философии. Последовательный традиционалист, Климент не справился с гетерогенностью александрийской традиции, но стал для нас ее самым добросовестным свидетелем. |
| Снова, казалось бы, мы имеем ряд высказываний вполне в духе Климента. Но что значит «хорошо распоряжаться» богатством? И Климент и Златоуст отвечают: раздавать его бедным. Однако между позициями обоих отцов есть существенная разница. С точки зрения Климента, всю собственность раздавать и не нужно (иначе нечем благотворить) и невозможно (материальные вещи нужны для жизни); нужно лишь внутренне освободиться от власти богатства. А потому Климент подразумевает благотворительность, при которой богатый остается богатым. Для Златоуста ситуация выглядит иначе: радикально разорвать «мертвую петлю» можно только освободившись от богатства. А отсюда под истинной милостыней святитель подразумевает полную раздачу имения бедным: «Как же можно спастись богатому? Все стяжание свое делая общим для нуждающихся»/VII:751/. «...если ты не подаешь, пока имеешь, ты не все еще исполнил»/VIII:518/. «только тогда ты оправдаешься, когда ничего не будешь иметь, когда ничем не будешь владеть; а пока ты что-нибудь имеешь, то хотя бы ты дал тысячам людей, а остаются еще другие алчущие, нет тебе никакого оправдания»/XII:664-665/. Почему же так строго? Златоуст подробно обосновывает свою позицию. Сначала рассмотрим обоснование на уровне «психологии богатства». Из гомилий Златоуста можно извлечь большой блок фрагментов, рисующих тотальное поклонение мамоне, повсеместное укоренение страсти любостяжания в мире. Златоуст живописует поистине страшную картину: «Но, о, власть денег, очень многих из наших братий отлучающая от стада! Ведь ничто иное уводит их отсюда, как тяжкая та болезнь и иногда негасимая печь: это владычица, грубее всякой грубости, мучительнее зверя, свирепее демонов - она кружит теперь на площади, владея своими пленными, давая тяжкие приказания и нимало не дозволяя вздохнуть от гибельных трудов»/XII:311/. « все мы простираем руки на любостяжание, и никто - на вспомоществование (ближним); все - на хищение, и никто - на помощь; каждый старается, как бы увеличить свое состояние, и никто - как бы помочь нуждающемуся; каждый всячески заботится, как бы собрать более денег, и никто - как бы спасти свою душу; все боятся одного, как бы не сделаться бедными, а как бы не попасть в геенну, о том никто не беспокоится и не трепещет»/XII:194-195/. |
|
|
