| Одним из наиболее ярких представителей нового направления в Б. является Климент Александрийский . Путь Б., описанный им, несет на себе печать эллинизма. Уже само очищение от грехов, с к-рого он начинается, Климент ставит в параллель с очищением, необходимым для греч. мистерий . Затем христианин через посвящение в «малые мистерии» достигает «великих мистерий» и «возвышается» до созерцания Первопричины путем анализа. «Через анализ он доходит до понятия о первоначальной Причине, начиная с тварей, которые Первопричине подчинены, и кончая освобождением тела от естественных свойств, ему присущих» ( Clem. Alex. Strom. V 11). Что представляет собой это «созерцание Первопричины»? В одном месте Климент отмечает, что в процессе «освобождения тела» «мы будем погружаться в созерцание величия Христова и посредством святости воспарим в бесконечность», вслед. чего «возвысимся некоторым образом до Всемогущего, хотя в этом случае мы и не будем еще постигать того, что в Нем есть, а только то, чего в Нем нет». Непосредственно за этим Климентом дается описание Первопричины путем исключения из ее свойств тварных атрибутов (Там же). Все это, на первый взгляд, напоминает апофатический путь Б. Однако дальнейшее рассуждение о Б., представляющее собой сочетание мыслей самого Климента с идеями Платона, показывает, что созерцание Бога здесь не выходит за интеллектуальные рамки (Ibid. V 11-13). Согласно Клименту, «только через познание верующий достигает совершенства» (Ibid. VII 10). Он становится истинным гностиком, а вечное созерцание Бога - главной целью его жизни. «Ему не нужно иной цели для созерцания, кроме самого созерцания» (Ibid. IV 22). В своем интеллектуализме Климент доходит до того, что начинает разделять Б. и спасение. «Смею утверждать,- пишет он,- что не из желания спастись человек должен стремиться к познанию Бога, а должен принимать и усвоять оное из-за Божественной красоты, величия, святости, превосходства… самого этого знания… Допустим… что гностику предложен выбор между Богопознанием и вечным спасением. Предположим, что два эти дела, ни в каком случае неразделимые, могут быть отделены одно от другого. Ни одного мгновения не колеблясь, гностик выбрал бы Богопознание» (Там же). |
| «Строматы» До нас дошло третье большое сочинение Климента – «Строматы». Но этот труд не есть обещанное им завершение общего плана. Из «Стромат» видно, что «Дидаскалос» должен был содержать раскрытие учения о Боге, мире, душе, Священном Писании и воскресении – более высокое понимание христианства. «Строматы» не содержат систематического раскрытия учения об этих предметах. Полагают, что «Строматы» должны были служить введением к «Дидаскалосу». «Строматы» – значит «ковры», «ткань» – так назывались собрания отдельных мыслей, не приведённые автором в цельную систему (см.: Строматы. Кн. IV, гл. 2). Всё сочинение состоит из семи книг и по объёму является самым большим из сочинений Климента. В нём нет порядка в изложении мыслей и планомерности. Нет в нём и полного изложения системы христианского гносиса: большая часть «Стромат» посвящена решению предуготовительных вопросов. Полностью изложить содержание «Стромат» при массе отступлений и побочных подробностей не представляется возможным. В первых двух книгах Климент говорит об отношении классической философии и науки к христианству и доказывает их пользу и необходимость для христианина. Но основа всякого религиозного знания, по мысли Климента, есть вера в Откровение. В 3-й и 4-й книгах Климент обстоятельно раскрывает отличие церковного гносиса с практической стороны от еретического; оно выражается в соблюдении телесной чистоты в браке и безбрачии и в любви к Богу, запечатлеваемой подвигом мученичества. Указавши свойства истинного гносиса, Климент в 5-й книге снова возвращается к вопросу веры и знания. Для постижения Бога необходимо отрешиться от мира и мирских вещей, но и при этом условии Бог ограниченным разумом человеческим не может быть постигнут, поэтому познание Его является исходящим от Него даром. В конце 6-й главы он изображает истинного гностика в его жизни, как воплощение христианского нравственного идеала (см. также: кн. IV, гл. 21–23, 26; кн. VI, гл. 9; кн. VII, гл. 3, 10–14). В 6-й книге Климент приходит к выводу, что философам ведома была религиозная истина и что истинный гностик может пользоваться и философией, хотя и несовершенной в сравнении с Евангелием, но всё же исходящей от Бога. Истинный гностик – один из всех людей достигает совершенства в собственном смысле слова и в будущей жизни будет удостоен высших почестей. В этой жизни истинному гностику доступно понимание таинственного смысла Писания, доступна и философия. |
| К числу И. Тертуллиан относит также И. ересями. Существование ересей, по его мнению, объясняется Божиим попущением с целью укрепления веры ( Idem. De praescript. haer. 1). Такое тяжкое И. может не выдержать даже епископ или мученик (Ibid. 3). Однако Тертуллиан призывает не бояться ни самого факта существования ересей, ни того, что они увлекают большое количество верующих. Более того, он утверждает: «Пусть побольше и во все стороны разлетается мякина легкой веры, провеваемая искушениями,- тем чище будет пшеница, засыпанная в закрома Господни» (Ibidem). Эту мысль повторяет сщмч. Киприан Карфагенский . В соч. «О единстве Церкви» он пишет: «Господь, сохраняя свободный наш произвол, допускает быть сему (возникать ересям.- Д. А.), чтобы, через искушение сердец и мыслей наших состязанием об истине, в ясном свете представилась чистая вера достойных» ( Cypr. Carth. De unit. Eccl. 10). Ереси и расколы, по мысли сщмч. Киприана, это лукавое изобретение диавола, предназначенное для соблазнения неосторожных или неокрепших в вере христиан: «Кого ослеплением не может [диавол] удержать на ветхом пути, того сводит в заблуждение и обольщает путем новым» (Ibid. 3). Однако заблуждения вопреки замыслам искусителя приносят пользу Церкви, поскольку с их помощью «еще прежде дня судного, отлучаются души праведных от неправедных и отделяются плевелы от пшеницы!» (Ibid. 10). В «Книге о благе терпения» сщмч. Киприан указывает, что конечная причина любых испытаний, выпадающих на долю человека, заключена в промысле Божием, к-рым делается явной праведность и обнаруживается нечестие ( Idem. De bono patient. 17). Первые попытки систематизировать учение об И. содержатся в сочинениях Климента Александрийского и Оригена . В «Педагоге» и «Строматах» Климент приводит примеры различных соблазнов повседневной жизни и дает советы по их преодолению. По его мысли, И. является скорее благом, нежели злом. Климент называет 3 цели, для к-рых Бог попускает христианам искушаться: верным - для укрепления в вере и для примера язычникам; маловерным же и неискренним - дабы отсеять их из Церкви ( Clem. Alex. Strom. IV 12. 85. 1). Гонения Климент рассматривает как одно из И. По его словам, «истинный гностик» охотно отдает свое тело в жертву Богу и не ропщет на мучителя, но, претерпевая страдания, обращается к нему со словами увещания (Ibid. IV 4. 13. 1). Называя гностиком совершенного христианина, Климент полагал, что он уже не может быть соблазнен на грех, поэтому И. его постигают лишь по особому смотрению Божию, так, когда он должен явить пример стойкости в вере и самим подвигом проповедовать о Христе: «Все искушения, которые выпадают на его (гностика.- Д. А.) долю, направлены не на его очищение, но на благо его ближних, которые, если он сможет пройти через все труды и страдания, образумятся и будут направлены на верный путь» (Ibid. VII 12. 74. 3-4; 76. 1-2). |
| Климент IV, папа Римский. Гравюра. 1600 г. (Sacchi. Vitis pontificum. 1626) (РГБ) Климент IV, папа Римский. Гравюра. 1600 г. (Sacchi. Vitis pontificum. 1626) (РГБ) После смерти Раймунда VII (1249) Тулузское графство перешло мужу его дочери Альфонсу де Пуатье, младшему брату франц. кор. Людовика IX Святого . Поскольку в то время Альфонс вместе с королем участвовал в 7-м крестовом походе, во владение графством вступила его мать, вдовствующая кор. Бланка Кастильская. Фукуа стал одним из советников кор. Бланки, а затем и Альфонса, после его возвращения во Францию (осень 1250). Фукуа участвовал в переговорах Альфонса де Пуатье и его брата Карла Анжуйского с коммунами Арля и Авиньона (апр.-май 1251), входил в состав комиссии юристов, рассматривавших законность завещания гр. Раймунда VII (28 мая 1251). Как советник графа Фукуа, участвовал в работе над новой инструкцией для сенешалей, бальи и судей, призванной ограничить злоупотребления в судопроизводстве; был членом комиссии по реформированию управления Тулузским графством (с 1252). Служба у Альфонса де Пуатье позволила Фукуа приобрести связи при королевском дворе. В 1254-1257 гг. он был членом комиссии, созданной для изучения и защиты прав франц. монарха в южнофранц. сенешальствах Каркасон и Бокер. Участвовал в работе над ордонансом Людовика IX о реформе управления королевством (дек. 1254). В качестве юриста-консультанта сотрудничал с активно действовавшей на юге Франции инквизицией . Свои рекомендации обобщил в трактате «Quaestiones quindecim ad inquisitores» (Пятнадцать вопросов инквизиторам, ок. 1260), сохранявшем практическое значение до кон. XVII в. Овдовев, Фукуа обратился к церковному служению. В кон. 1254 или нач. 1255 г. он получил место клирика королевской капеллы, затем стал каноником собора в Ле-Пюи. Ок. 1256 г. рукоположен в сан пресвитера; вероятно, в том же году стал архидиаконом диоцеза. После смерти Армана де Полиньяка, еп. Ле-Пюи, Фукуа был избран на епископскую кафедру (11 июня 1257), подчиненную непосредственно Папскому престолу. По неизвестным причинам папа Римский Александр IV (1254-1261) сначала с неодобрением отнесся к кандидатуре Фукуа и лишь 19 окт. утвердил результат выборов. В янв. 1258 г. состоялась епископская хиротония Ги Фукуа. Тогда же он стал членом Парижского парламента и получил должность королевского советника. Фукуа проживал гл. обр. при королевском дворе; в июле 1259 г. он заключил с кор. Людовиком IX выгодное для своего еп-ства соглашение об имущественных и о фискальных правах короля в диоцезе, что обеспечило новому епископу поддержку местного духовенства. Был посредником на переговорах короля Арагона Хайме (Жауме) I с горожанами Монпелье (кон. 1258), представлял интересы франц. монарха в его тяжбе с архиепископом Арля (1259). |
| Идеи, выдвинутые им, будут вдохновлять на протяжении веков многих представителей религиозной философии и практики до XX в. Клименту, как истинному наследнику классической философии, в отличие от последующих христианских мыслителей, еще чужд какой бы то ни было скепсис или агностицизм. Он твердо уверен в том, что нет ничего такого, чего нельзя было бы познать, ибо именно для сообщения знания приходил Сын Божий (VI, 70, 2). Поэтому Климент постоянно подчеркивает, что «всякий гносис в конце концов божественныи дар» 217 . И дар этот приводит в упоение александрийского мыслителя, хорошо осознавшего ограниченность платоновско-стоической гносеологии, приверженцем которой он был до принятия христианства. Даже спасение, хотя оно и неотделимо от познания, отступает для него на второй план по сравнению с «чистым гносисом». «Не из желания спастись, – заявляет Климент, – стремится человек к гносису, но из-за самого божественного знания» (IV, 136. 3). Завершается процесс познания высшей истины у Климента уже в непонятийной сфере – на уровне онтологического слияния субъекта и объекта познания. На высшей ступени познания гностик «уподобляется Богу», он не занимается больше наукой, а «сам становится наукой и знанием» (IV, 40, 1). Пройдя ряд световых ступеней (VII, 57, 1), гностик, наконец, сам начинает излучать своеобразный «постоянный свет», отрешенный от всего мирского (VII, 57, 5). Таким образом, свою гносеологию Климент завершает на иррациональном уровне, усматривая в мистико-эмоциональном опыте выход из тупиков рационалистического мышления. Следует, однако, подчеркнуть, что самому Клименту, в отличие от Филона, Плотина или последующих христианских мистиков, этот выход не очень импонировал. Не случайно именно с Климента началось рационалистическое направление в александрийской церковной школе. Как бы то ни было, но включение в гносеологию эмоциональной сферы привлекло внимание Климента и к эстетическим проблемам, на чем мы еще остановимся ниже. Отмеченный у Климента трансцендентализм, возникнув в филоновской философии, развивался в русле ранней христианской апологетики, опиравшейся на библейские идеи. |
| сначала заключил с Францией и Венецией секретное соглашение о «мире и дружбе» (12 дек. 1524), а затем ратифицировал его (2 или 4 янв. 1525). Это соглашение должен был скрепить брак племянницы папы, Екатерины Медичи, и сына Франциска I, буд. франц. кор. Генриха II (1547-1559). Ситуация кардинально изменилась после битвы при Павии (24 февр. 1525): французы были разбиты, король попал в плен, практически все итал. гос-ва перешли под контроль императора, а Рим оказался во власти знатных семейств Орсини и Колонна. Папа пытался привлечь к союзу против императора англ. кор. Генриха VIII, но затем отказался от этой идеи. В марте 1525 г. он начал переговоры с вице-королем Неаполя Шарлем де Ланнуа и в обмен на денежные выплаты добился обещания, чтобы имп. войска не вводились в папские владения (достигнутые к 1 апр. договоренности не были ратифицированы императором). Климент VII, папа Римский. Ок. 1526 г. Худож. С. дель Пьомбо (музей Каподимонте, Неаполь) Климент VII, папа Римский. Ок. 1526 г. Худож. С. дель Пьомбо (музей Каподимонте, Неаполь) По инициативе королевы-регентши Луизы Савойской, правившей во Франции, пока Франциск I находился в плену в Мадриде, велись переговоры с Папским престолом и с Венецией о создании союза против императора. Тем временем в результате переворота (14 окт. 1525) власть в Милане захватили испанцы. К. заявил о своем категорическом несогласии с тем, чтобы Миланское герц-ство и Неаполитанское королевство находились в руках одного правителя. Император, казалось, был готов пойти на уступки, и К. под влиянием своих советников обещал, что в течение 2 месяцев не будет принимать никаких мер против императора (соглашение от 12 дек. 1525). И хотя позднее, уже после подписания Мадридского мирного договора между Испанией и Францией (14 янв. 1526), именно папа настаивал на том, что франц. король мог не выполнять его условия, т. к. согласился на них, находясь в плену, доверие к папе, как к союзнику, вероятно, было утрачено. 22 мая 1526 г. было заключено соглашение о создании союза против императора (т. |
| Логос – непосредственный деятель творения. Он – орудие Отца, Которого Он – образ. Он прототип мира, а и ω; этот Логос все сотворил, или, правильнее, Бог сотворил все через Него (Protrept. 10; Strom. IV, 25[. 156–157]). Учение Климента о творении в общем правильно, несмотря на некоторое подражание Платону или Филон; Климент хотел найти у Платона творение ек μ ντος [из не сущего] (Strom. V, 14 .92 ). Следуя Платону и Филону, он усвоил понятие двоякого мира: κσμος νοητς [мир умопостигаемый] и κσμος οασθητς [мир чувственный], и хочет найти его в Откровении или в «варварской философии» (Strom. V, 14 .93–94 ). Творение не есть дело необходимости (Strom. VII, 7 .41–42 ). Бог творит простой волей: бытие следует за одним хотением Его (Protrept. 5). Климент понимает творение в точном смысле слова: ни дух, ни материя не вечны (Strom. V, 14). Кажется, он даже не учил, как впоследствии Ориген , о предсуществовании душ (Strom. III, 13; IV, 26; cf. Quis dives salvetur 33; Strom. VII, 2). Логос от начала был и действовал в мире, поддерживая его существование, сообщая через пророков и философов истину, являясь принципом не только существования мира, но и всего разумного в нем. В учении о человеке Климент – трихотомист: человек имеет две души: [одну –] плотскую и чувственную (σαρκικδν πνεμα [плотской дух; Strom. VI, 6.52; 16.136]) и другую – разумную и владычествующую (λογιστικδν κα γμονικν [Strom. VI, 16.135; cf. Paedag. III, 1.1]), которая не рождена с телом. При посредстве плотского духа человек чувствует, желает, раздражается, питается, развивается; при его посредстве человек и действует соответственно тому, что придумано и решено им в душе и в уме. Силе же господствующей свойственна свобода; в глубочайших основаниях этой способности живет дух исследования, дух порядка и законности, стремление к познанию. Все в человеке оказывается упорядоченным сообразно с одной этой владычествующей в нем способностью, ею человек определяется в своей жизни (Strom. VI, 16 .135–136 ). В своей сущности ни тело не создано злым, ни душа – доброй: грех уже наше дело, но дело общее и естественное для всех; Логос один без греха (Strom. И, 15; IV, 26; Paedag. III, 12). О первородном грехе Климент нигде не говорит ясно. Он знает о непослушании прародителей и полагает, что грех их состоял в том, что они, не дождавшись должного времени, вероломно пожелали прежде времени насладиться удовольствиями брака (Strom. III, 14). Он допускает, что Адам дал людям пример, которому они очень скоро подражают; но он, по-видимому, отрицает вменение им греха прародителей, утверждая, что вменяются только акты, совершенные по свободному выбору (Strom. II, 15; III, 17; III, 14; Protrept. 11). |
| Надо сказать, что сохранилось два экземпляра этого документа, только один полный, оба без дат, и, вероятно, ни один из них не является оригиналом. Несомненно, однако, что письмо подобного содержания дошло не только до папы Климента, но и до короля Карла V. Потому что король отозвал свое разрешение на демонстрацию реликвии, а судья в Труа потребовал от Жоффруа передать Плащаницу ему, но получил отказ. Сохранился также доклад чиновника Парижского парламента, который по наущению епископа д’Арси также безуспешно пытался захватить Плащаницу в Лире. Дело о демонстрации Плащаницы в Лире разбиралось в королевском трибунале и Парижском парламенте. Жоффруа II попросил помощи у Климента VII. В свою очередь епископ д’Арси обратился к папе и королю, называя все происходящее с Плащаницей идолопоклонством. Дело дошло до разбирательства в королевском трибунале и Парижском парламенте. Однако всё решил духовный авторитет папы, который принял «Соломоново решение»: в своих письмах к тяжущимся сторонам Климент VII подтвердил право духовенства в Лире продолжать демонстрации Плащаницы, но без пышной торжественности и с гласным разъяснением, что сия реликвия «не есть истинная Плащаница Господа Христа, но только копия и изображение». При этом папа пригрозил епископу д’Арси отлучением за попытки помешать демонстрации реликвии. Спустя пять месяцев, 1 июня 1390 года, Климент VII издал буллу, которая подтверждала высокий статус реликвии в Лире: за посещение местной церкви даровалось отпущение грехов. Объяснялась и причина тому: «копия или Плащаница с изображением нашего Господа Иисуса Христа, которая хранится там с истинным благоговением». В булле говорилось, что именно «отец этого Жоффруа, горя пламенем благочестия», приобрел Плащаницу для церкви в Лире. При этом историкам известно, что ни в одном документе, который упомянутый в булле Жоффруа I адресовал папе или королю, никогда ничего не говорилось о Плащанице, а принадлежность реликвии ему до сих пор не доказана. Папы и короли знали о происхождении Плащаницы от тамплиеров, но не могли публично признать этого. |
| 472 Бенедикт XIV (1675–1758) – папа римский с 1740 г. В миру – Просперо Ламбертини. Происходил из старинного дворянского рода. Получил гуманитарное образование, является автором трудов по каноническому праву, в том числе «О беатификации и канонизации слуг божьих» (1734). Известен определенной терпимостью к процессам, происходившим в общественной жизни в эпоху Просвещения. Ш. Монтескье назвал его «папой ученых». Находясь в дружественном общении с просветителями, развивал науки в Риме. Им основаны папские литургическая и археологическая академии, кафедры точных и естественных наук в университете, в том числе для профессоров-женщин. Он оказывал помощь ряду художников и ученых (напр., А. Муратори). При известной терпимости к проявлениям инакомыслия – янсенизму, протестантизму, просветительской литературе, его понтификат отмечен и репрессивными мерами: в 1751 г. опубликована булла антимасонского содержания, в 1753 г. осуждены труды Вольтера. Подписанные Бенедиктом XIV конкордаты с рядом европейских государств (Испанией, Португалией, Савойей, Неаполем) отразили уменьшение влияния пап на политику национальных Церквей. 473 Лев Х (1475–1521) – папа римский с 1513 г. В миру Джованни Медичи, сын правителя Флоренции Лоренцо Великолепного. Кардинал с 1489 г. В 1511 г. легат в Болонье. В основе его политики лежало стремление упрочить влияние семьи Медичи. Расточительность Льва X привела к финансовому краху, который он пытался преодолеть широкой продажей индульгенций, что вызвало особое недовольство в Германии и спровоцировало выступление М. Лютера. В 1520 г. Лев Х отлучил Лютера от Церкви. В 1516 г. заключил конкордат с Франциском I, что расширило права короля над французской церковью. Лев Х прославился как меценат. Климент VII (1478–1534) – папа римский с 1523 г. В миру Джулио Медичи, двоюродный брат Льва X. С 1513 г. архиепископ Флоренции и кардинал. Пытался лавировать между французским королем Франциском и императором Карлом V, боровшимся за господство в Италии. Климент VII создал с Францией в 1526 г. Коньякскую лигу, но в 1527 г. заключил мир с императором, войска которого, выйдя из повиновения, разграбили в мае 1527 г. Рим. Папа попал в плен и в ноябре заключил новый мир. С помощью императора в 1530 г. во Флоренции была восстановлена власть изгнанных в 1527 г. Медичи. Нерешительная политика Климента VII способствовала распространению Реформации. |
| Увы, то же самое происходит в системе «любостяжание-богатство», когда страсть любостяжания разрастается до гибельных пределов. О такой «мертвой петле» Климент не упоминает. Златоуст же без конца рисует жуткое состояние богатых - жертв этой «мертвой петли»: на Мф.6,19-21 («не собирайте себе сокровищ на земле»): «немалый для тебя вред будет заключаться в том, что ты будешь прилеплен к земному, будешь рабом вместо свободного, отпадешь от небесного, не в состоянии будешь помыслить о горнем, а только о деньгах, о процентах, о долгах, о прибытках и о гнусных корчемствах. Что может быть бедственнее этого? Такой человек впадает в рабство, более тяжкое, чем рабство всякого раба, и что всего гибельнее, произвольно отвергает благородство и свободу, свойственную всякому человеку. Сколько ни беседуй с тобою, имея ум пригвожденный к богатству, ты не можешь услышать ничего полезного для себя. Но как пес в логовище, прикованный к заботам о деньгах крепче цепи, бросаешься ты на всех, приходящих к тебе, - занимаешься только тем, чтобы для других сохранить лежащее у тебя сокровище. Что может быть бедственнее этого?»/VII:236/ «Нет безумнее человека, раболепствующего богатству. Одолеваемый он представляет себя повелителем; будучи рабом, почитает себя господином; связав себя узами, радуется; усиливая лютость зверя, веселится; находясь в плену, торжествует и скачет»/VII:535/. «Он (сребролюбец - Н.С.) нападает на всех, все поглощает подобно аду, всюду ходит, как общий враг рода человеческого. Ему хочется, чтобы не было ни одного человека, чтобы ему одному обладать всем»/VII:321/. 2. Отдать нужно все. Итак, как же спастись богатому? По Клименту, нужно «хорошо» распорядиться своей собственностью. Об этом же не раз говорит и Златоуст: «Итак, не будем осуждать богатства, не будем порицать и бедности вообще, но - тех, которые не хотят хорошо пользоваться ими, потому что сами по себе они вещи безразличные»/III:367/. «Видишь ли, что добро не в бедности и не в богатстве, но в нашем намерении? Итак, направим его к добру и сделаем благоразумным. Если ему будет дано хорошее направление, то ни богатство не сможет нас лишить царствия, ни бедность причинить нам вреда»/XI:241/. На 1 Тим.6,9 («А желающие обогащаться впадают в искушение»): «не сказал просто: богатые, а: хотящие , потому что и имея деньги можно хорошо распоряжаться ими, если человек будет презирать их и раздавать бедным. Следовательно, не таковых обличает он, а жаждущих приобретения»/XI:744/. |
|
|
