| Богомыслие, напротив, приглашало его волю к вечному, единому, истинному благу Его, вездесущему, вся исполняющему, и заставляло его облечься во вся оружие Божие, дабы возмощи ему стати противу козней лжемудрия. Какая брань! Сколько подвигов! Возшумеша и смятошася: надлежало бодрствовать, стоять, мужаться. Небо и ад борются в сердце мудрого, и может ли он быть праздным, без дела, без подвигов, без пользы человечеству? Так же он проводил полуночные часы в бранном ополчении против сил мрачного мира. Воссиявающее утро облекало его в свет победы и в торжестве духа он выходил на поле разделять свое славословие со всею природою». 1 Кроме отдельных небольших заметок в давно забытых журналах: в «Украинском Вестнике» 1817г. (статья Гесс-де-Кальве и Ивана Вернета), «Отечественных Записках» 1823г. (статья Снегирева), «Утренней Звезде» 1833 и 4гг. (статья Срезневского), «Телескоп» 1835г. (статья Хиждеу), «Московском Наблюдателе» 1836г. (статья Срезневского) и некоторых других, возможно обстоятельные сведения о жизни Сковороды находятся в журналах «Основа» 1861г. (статья Г.П. Данилевского) и «Киевская Старина» 1886г. В последней, в сентябрьской книжке, помещено в подлинном и цельном виде «Житие Григория Саввича Сковороды, описанное другом его, М.И. Коваленским в 1795 году, февраля 9. Это «житие» напечатано по списку, сообщенному редакции «Киевской старины» г. Добротворским из Курска. Некоторые черты из «Жития» взяты Снегиревым в статье его о Сковороде в «Отечественных Записках» и архимандритом Гавриилом в его «Истории русской философии» 1840г. (то, что изложено здесь Гавриилом о философии Сковороды, заимствовано, по-видимому, из статьи Хиждеу). Аскоченский издал в извлечении содержание хранившейся у него подлинной рукописи Коваленского в «Киевских Губ. Ведомостях» 1855 года, которую потом передал Погодину. Данилевский в своей биографии Сковороды сообщает сведения о нем по запискам Ковалевского в рукописи, полученной им, как он сам говорит, «от бывшего инспектором Врачебной Управы во Владимире и преподавателем медицины в тамошней семинарии, М.И. |
| «Увы, лукавая, завистливая и безбожная воля и действие! Таковое повествование, будучи предметом достойным евангельской истории, становится поводом к печали, так как радость и удовольствие сменили горькие слезы. Еще не исполнилось и двух лет, как этот народ восприял правое христианское учение, и вот мужи нечестивые и гадкие (ибо какое иное наименование даст им благочестивый), порождение тьмы – ибо они западного происхождения – увы! мне трудно досказать остальное! Они на новоутвержденный в благочестии и только что устроенный народ набросились, как молния или землетрясение, или сильный град, или, чтобы употребить более подходящее сравнение, как дикий вепрь, набросились на виноград Христов, возлюбленный и новонасажденный, и начали уничтожать и губить его ногами и зубами, т. е. хитрыми изворотами и ложными догматами, тогда дерзновенно ими измышленными. Ибо от истинных и чистых догматов и от непорочной христианской веры они злокозненно старались совратить их и отвлечь». В дальнейшем мы возвратимся к исторической обстановке, в которой происходило обращение в христианство Моравии и Болгарии, теперь же ограничимся приведенными сопоставлениями, чтобы показать, как много выигрывает в своем историческом свете миссионерская деятельность солунских братьев, если взглянуть на нее с точки зрения общей церковной политики Константинопольского патриархата при Фотии и если принять во внимание цену того приза, который был предметом состязаний между Римом и Константинополем в половине IX в. Таким образом, в деятельности Кирилла и Мефодия моравская миссия является узловым пунктом, в котором следует искать ключ ко всем дальнейшим событиям в судьбе их, доселе или возбуждающим сомнения и противоположные толкования, или совсем не поддающимся объяснению. 16 Стоит здесь вспомнить место у немца Шлецера: «Кирилл и Мефодий и участь его единоверцев в других землях неоспоримо принадлежат ведению русского историка». 17 Имею в виду книгу «Первые славянские монархии», затем тысячелетний юбилей Кирилла и Мефодия в 1885 г., на который я отозвался речью, напеч. в журнале «Киевская старина» (май, 1885 г.). |
| И вот я долго думала: брать ли мне ложку кутьи этой или воздержаться, но все-таки кушала. А когда приехала домой, у мамы спросила: что это? Язычество? Она говорит: не знаю. Я решила спросить у вас. Хоть прошло много-много времени, но меня это беспокоит. -Я думаю, что язычества в этом нет. При чем здесь язычество? Это милые местные обычаи. Обычаю уже несколько сот лет. О них просто забыли в советское время. Ну какое же может быть язычество в том, чтобы помянуть усопших родственников кутьей? Рождественский стол до революции в деревнях на милой Украине действительно во многом сохранил свой быт крестьянский, казаческий неповрежденным, в отличие от больших промышленных городов. Действительно, сено кладется под скатерть, под ткань, украшающую стол. Это напоминание о вертепе, безусловно, о чистых пеленах Младенца, положенного в ясли. Был обычай возжигать свечи, для детей золотились грецкие орехи, свечи вставлялись в большие яблоки. Все это милая старина, основательно позабытая современным человеком, но сохраненная в отдельных патриархальных деревеньках необъятной червонной Киевской, Владимирской, Московской Руси. Это все родное, это наше. Ничто не продается, не отчуждается. Сегодня всякий русский в самом широком смысле этого слова -независимо русские , белорусы, малороссы- он как будто бы находится на операционном столе. Вот, дорогие мои, источник нашей боли. Как будто бы режут по живому без наркоза. Мы чувствуем, мягко говоря, ангажированность тех процессов, которые выдаются за изъявление народной воли, но являются на самом деле чем-то приближенным к иностранной агрессии, оккупации, вторжении в страну. Сегодня я не говорю много о политике. Для этого достаточно многочисленных сайтов информационных агентств, где вам дадут блестящий политический анализ ситуации. -Нам пришел вопрос в письменном виде. Спрашивают, какую роль играет дух религиозного единства людей в сохранении целостности государства? -Определяющую роль. То, чего не учли те зарубежные стратеги, которые хотели превратить Украину и до сих пор не оставили своих надежд, в плацдарм борьбы с Россией. Уже натренировавшись на проведении цветных революций, используя народные недовольства, используя провокации. Введением радикалов, то- есть террористов, достигая своих геополитических целей, они не учли самого главного. Таинственного слагаемого нашего исторического бытия: православный дух, который мгновенно воскресает и объединяет людей самых разных возрастов, сословий интеллектуального, имущественного ценза. |
| «Основа», конечно, не достигла тех языковых целей, которые сама задекларировала. Тем не менее в стране продолжали выходить в свет переводные русско-украинские словари (Закревского, Левченко, Пискунова, Тимченко и др.). Самым крупным стал «Словарь живого народного, письменного и актового языка русских южан Российской и Австро-Венгерской империи» на 15 тысяч слов (1873 г). В нем автор Фортунат Пискунов категорически заявляет, что украинский – совершенно полноценный язык, а не наречие. Однако слов «отличных от русских» для него явно не хватало. Где их можно было обрести? Прежде всего, в фольклоре, устном простонародном словотворчестве. В 1867-ом (дважды), а затем в 1869 году издается «Кобзарь» Шевченко, в который входит уже 184 произведения народного поэта. В 1872-78 гг. Императорским Русским географическим обществом в Петербурге в семи томах были изданы материалы, собранные П. Чубинским, под заглавием: «Труды Этнографическо-статистической экспедиции в Западно-русский край» (песни, сказки, пословицы, заклинания). В. Антонович и М. Драгоманов в 1874-75 гг. выпускают в Киеве два тома «Исторических песен малорусского народа». И. Рудченко издает в 1869-70 гг. двухтомник «Народные южно-русские сказки», в 1874 году – «Чумацкие народные песни». В Чернигове Борис Гринченко в 1890-е публикует два выпуска этнографии Черниговщины («Рассказы, сказки, предания, загадки и пр.»), А. Малинка издает в 1902 году «Сборник материалов по малорусскому фольклору». Однако разбором, обработкой всего этого обширного лексического материала занялись не профессионалы-филологи, а журналисты знаменитого русского журнала «Киевская старина» (1882-1907), которые собрали и издали в 1907-1909 гг. в Киеве самый большой по объему словник разговорного языка Малороссии (68 тыс. слов) – «Словарь украинскаго языка» под редакцией Б. Гринченко. Он был удостоен костомаровской премии Императорской академии наук «как лучший малорусский словарь», и о нем, конечно же, стоит подробнее поговорить. От «Киевской старины» до революционной «Украины» |
| «Киевская старина», безусловно, использовала опыт создания академического «Областного великоросского словаря» 1852 года под редакцией А. Востокова. В 1845 году академики Второго отделения Императорской академии наук обратились к директорам губернских гимназий «с приглашением» собрать и прислать диалектные (отличающиеся от русских общеупотребительных, литературных) слова областей Северной Руси. При этом вместе с письмами была разослана специальная программа-инструкция академика И. Срезневского, которая предусматривала запись каждого слова с указанием конкретного места, где бытует слово, особенностей его произношения (ударения), формообразования, сочетания с другими словами и непременное фактическое употребление в связанном тексте. Получив такие профессионально сделанные исходники, академики шесть лет выбирали из них слова для своего первого сводного словаря великорусских наречий, а затем еще шесть лет составляли дополнения к нему, введя в научный оборот (но не в литературный язык!) около 40 тысяч слов. Часть из них В. Даль включит в свой «Словарь живого великорусского языка». Журналисты «Киевской старины», конечно, не обладали академическими филологическими познаниями, критерии сбора-отбора не определили, поэтому издание едва не захлебнулось в море простонародной лексики, которую стали присылать с разных мест. Пробный словник под редакцией языковеда Е. Тимченко и редактора журнала В. Науменко на первые три буквы (А-В) в качестве приложения к «Киевской старине» вышел в 1897 году. В 1902 году редакция обратилась к фольклористу Б. Гринченко за помощью, чтобы под его руководством более двух десятков энтузиастов подготовили материал к изданию, о чем сам Гринченко подробно рассказал в предисловии к словарю. Кроме того, он, по доброй традиции, применил в словаре созданное им самим очередное правописание – «гринченковку». Нужно, конечно, оценить и подвиг Бориса Гринченко, который взялся за упорядочение этой разговорной стихии. Мы писали о том, что словообразовательные возможности созданного в 18 веке литературного русского языка (чем восхищались Белинский и Брюсов) были безбрежны: литераторы указывали, что, скажем, от четырех глаголов одного корня (стать, ставить, стоять, становить) префиксально-суффиксальными способами можно образовать триста глаголов, от которых, в свою очередь, легко образуется множество отглагольных существительных, прилагательных, причастий и деепричастий. Подсчитано, что, например, только составных суффиксов в русском языке 522, а всех, очевидно, более тысячи. В строгом соответствии с нормами литературного языка с помощью суффиксов можно образовать множество слов. А что говорить о просторечном, без всяких правил, руля и ветрил, народном словоупотреблении, словопроизношении и словообразовании, причем на огромной, разноговорной территории Малороссии? |
| Скачать epub pdf Знаменный распев (осмогласие) Певческое искусство появилось в Киевском государстве вместе с христианской религией, принесенной из Византии, и на первых порах своего существования было византийским. Сохранившиеся от того времени певческие записи свидетельствуют о различном отношении к нему. Существовало три направления. Одно из них может быть названо провизантийским . Сторонники его, – прибывшее из Византии высшее духовенство, а также киевская аристократия, которой в известной степени был свойственен космополитизм, стремились к насаждению византийского пения во всей своей полноте вплоть до употребления напевов, приемов их мелизматической орнаментации и манеры певческой звукоподачи включительно. Антиподом этого направления было другое, представители которого из византийского искусства выбирали только тексты песнопений, поскольку без последних невозможно было самое богослужение, пели же эти тексты так, как подсказывал им собственный музыкальный вкус. К этому течению принадлежали те консервативно настроенные люди, для которых седая старина предков казалась дороже и милее всякого иноземного культурного достижения. Наконец, было третье направление, которое можно охарактеризовать как «золотую середину» музыкально-эстетических течений в Киевской Руси. К нему принадлежали прогрессивно настроенные «книжные» люди из разных слоев населения – низшее духовенство русского происхождения, торговые, военные люди и ремесленники, так или иначе соприкасавшиеся с иноземной культурой. Они принимали из византийского искусства то, что в подлинном смысле являлось культурным достижением мирового по тому времени значения – тексты византийской поэзии, приемы композиции, нотацию и принцип систематизации употребляемого в певческом искусстве ладо-интонационного фонда в соответствии с календарем или, что то же – осмогласие. Что же касается самого ладо-интонационного фонда, то они заимствовали его из своего русского народного музыкального языка. 1 В итоге восторжествовало последнее направление. В течение XII-XV столетий русские мастера пения создали свое, по музыкальному содержанию, национальное искусство. Произведения последнего , в отличие от песенного творчества, существовавшего в устной традиции, записывались заимствованными из Византии невмами. Невма – знак или, то же в древнеславянском языке – знамя. Отсюда зафиксированные напевы получили название знаменного распева. |
| Так чьих же будет Анна Ярославна? Прежде всего, это младшая из трёх дочерей князя Ярослава Владимировича и Ингигерды Шведской, дочери короля Швеции Олафа Шётконунга. Как видим, Анна Ярославна – частично шведка, поскольку шведом был её дед по матери, а вот бабушка Эстрид была полабской славянкой. И если пускаться в выяснения состава кровей, то можно прийти к нежелательным и неожиданным выводам. Поэтому лучше оставить это увлекательное занятие и посмотреть, из какого государства уехала Анна Ярославна править французами. Отец Анны – князь Ярослав – княжил в Ростове, в Новгороде и в Киеве. То есть на территории современной России и современной Украины. Но если с основанием Новгорода и Ростова всё более или менее ясно, то вокруг Киева опять сплошной туман. Годом основания Новгорода считается 859 год, Ростова – 862. Когда был основан Киев, никто толком сказать не может, точнее по сей день ведутся споры между поклонниками арийской Украины и сторонниками здравого смысла. По мнению первых, Киев был основан в 482 г. Но, правда, если немного углубиться в вопрос, то можно выяснить, что дело не в летописном упоминании или ином каком-то документальном свидетельстве. Просто на территории города были обнаружены… остатки четырёх, кажется, жилищ и осколки керамики. Одно из жилищ историки отнесли к так называемой пражской культуре V-VI вв. На этом основании решено было считать появление Киева в V в. А год выбрали, скорее всего, потому что фрагмент «Повести временных лет» 882 г. сообщает: «И седе Олег княжа в Кыеве, и рече Олег: “Се буди мати градом Русьскым”». Кстати, именно «Русьскым», а не украинским. Никаких других причин, кроме ровного счёта и желания подогнать дату под V в., не существует, чтобы так точно указывать год основания Киева. В 1882 г. журнал «Киевская старина» выступал с инициативой отметить 1000-летие города. Но в советское время просто подарили «братскому народу» как сам Киев, так и лишние 400 лет истории. Чтобы было чем гордиться. Правда, «братья» не оценили фамильной щедрости и по сей день вопят, что-де Москвы в то время не было, а потому от зависти Россия украла у Украины сотни лет. Словно нет у России ни Новгорода с Ростовом, ни Старой Ладоги, основанной в 753 г. Не говоря уже об Аркаиме. Но если в разговоре с укро-патриотом сослаться на Новгород или Ростов, он искренне удивится – при чём тут Москва? Потому что в сознании свидомого украинца история России – это история Москвы. Когда же намекаешь, что новгородцы, ростовчане, киевляне, а потом и москвичи говорили на одном языке, у незалежных патриотов случается сбой программы. Кроме того, укро-историки почему-то упускают из виду, что в X в. Шведское королевство было, а Стокгольма не было. Германия была, а Берлина не было. Норвегия была, а Осло не было! То же самое можно сказать и про Данию с Копенгагеном. Но, конечно, самое удивительное, что даже Санкт-Петербурга в те далёкие времена не существовало. |
| История русской и вообще средневековой литературы – такой обширный и всеобъемлющий предмет, что я не иначе мог распорядиться им в своих университетских лекциях, как раздробляя его на специальные курсы, которые ежегодно менял по мере того, как вдавался все дальше и глубже в новые исследования по русской старине и народности. Потому, чтобы не растерять бесследно с большим трудом собираемые мною факты, я не ограничивался в приготовлении к лекциям голословными программами, а писал в мельчайших подробностях все, что буду излагать своим слушателям. Вместе с тем, желая популяризировать свою науку через посредство журналов и разных периодических сборников, я извлекал для печати из своих лекций монографии, иногда довольно объемистые, в которых опускал слишком специальные подробности, необходимый и наставительные для студентов, но не вразумительные и скучные для большинства образованной публики, не подготовленной интересоваться лингвистическими и филологическими тонкостями. С 1847 г., когда я вступил на кафедру, и до 1860 г. таких монографий накопилось столько, что если бы собрать их из периодических изданий, то вышел бы очень увесистый том, даже целых два тома, как это и случилось. Одним из самых преданнейших и вполне сочувствующих моим исследованиям учеников был Александр Александрович Котляревский, впоследствии профессор славянских наречий в деритском университете, а потом в киевском св. Владимира. По смерти своей он оставил замечательную библиотеку, очень ценную по редчайшим старопечатным изданиям, особенно иностранным. Собирал он ее с большим знанием дела и в России, и за границею в течение всей своей жизни, не щадя крупных издержек, которыми по своему состоянию мог он располагать. Но и тогда, будучи студентом и юным кандидатом, он любил хорошие книги и читать, и собирать, а также и отдельные статьи, вырезывая их из старых журналов, которые покупал пудами за бесценок у московских букинистов на Никольской и под Сухаревой башнею. Само собою разумеется, с великим старанием отыскивал он и собирал мои статьи, крупные и мелкие, где бы ни были они печатаны. Бережно и в хронологическом порядке сложив их все вместе, он любовался на них, воображая, как бы красиво гармонировали они между собою, если бы очутилась отпечатанными в особом сборнике. Это была его любимая мечта, и он не переставал высказывать ее мне всякий раз, как завялится между нами беседа о русских песнях, сказках, легендах или о старинных рукописях. Общим для обоих нас девизом наших дум, замыслов и нескончаемых разговоров была типическая фраза: «старина и народность». |
| Почему? Потому что все остальные принимают их лидерство. Чрезвычайно трагично, что люди, призванные быть служителями Христа, делаются рабами человеков — и чрезвычайно дурных — но происходит именно это. Причем добровольными рабами — возможно уйти, но они не уходят. Можно было стать лидерами, повести людей, указать им путь правды, примирения, прощения, милости — но христиане отказались и пошли за лидерами, проповедующими ненависть и месть. Что теперь там делать? Похоже, лучшее, что можно сделать — это просто уйти домой. Не можешь остановить безумие — хотя бы не участвуй в нем. Лидерам, которые умышленно и сознательно подставляют людей под пули чтобы потом размахивать их трупами, вы ничего не должны, товарищам должны показать пример того, что пора уходить. Украине вы все нужны живыми. Как и вашим семьям. Но вернемся в Россию. Мы не видим здесь таких трагических событий, потому что у нас есть государство. Да, у нас в приличных кругах принято государство не любить. Что же, не нравится старина Левиафан — посмотрите, что бывает, когда он издыхает. Чтобы иметь возможность фрондировать, бранить власти и сетовать на «сближение Церкви и государства», необходимо, чтобы государство пребывало в добром здравии, а его жандармы, а также сатрапы вовремя пресекали смуту и мятеж. Что же до состояния умов у нас, то чтение православного интернета приводит в печаль — для многих авторов, полагающих себя великими ревнителями православия, заповедь «не убий», не говоря уже о заповеди любви вообще и любви к врагам в частности, предстает новостью, и новостью нежелательной. Сможем ли мы явить себя миротворцами, когда придет такая же нужда, как на Украине? Нет, не сможем. Надо готовиться заранее. Тогда, когда Бог призовет открывать людям правду, удерживать бесчинных и примирять враждующих — Он сможет действовать через нас. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. |
| 124 Ректором Киевской духовной Академии был в эту пору архим. Димитрий (Муретов) , не имевший степени Доктора. В силу сказанных толков о том, что догматика Антония составлена из многих заимствований из академических лекций Димитрия, и слагалось ходячее мнение, что-де «Докторство» восхищено первым из под рук и глаз последнего, к тому же бывшего Ректора Академии. На это преосв. Антоний просто напросто отвечал, что заимствований, в смысле материалов, со стороны моей и не могло быть по самой не вместительности их в моей Догматике и по содержанию и по объёму её, как учебника. По кончине преосв. Димитрия было действительно опубликовано во многих газетах такое сведение: «Высокопр. Димитрий (Муретов) , будучи глубоко учёным человеком и прекрасным профессором, в то же время отличался необыкновенною скромностью: большая часть его лекций с его же согласия, вошла в известный труд его ученика – покойного митропол. Московского Макария (Булгакова) . В Историческом же Вестнике (1884 г. Февраль, стр. 344) в статье автора В.К. под заглавием: «Памяти Архиепископа Димитрия Херсонского» значится даже такой факт, что (выписываем подлинные слова) «Преосвященный Димитрий говаривал полушутливо, смотря на огромные тома Макарьевского Богословия: «тут мой крест (разумеется докторский), а его (Макария) цепочка. 125 См. в надгробной речи Архимандрита Филарета, бывшего бакалавра, потом еп. Рижского, сконч. в Январе 1882 г. 127 См. Слово на панихиде в первый год по кончине высокопр. Филарета, бывшего профессора академии Наз. Ант. Фаворова, а теперь профессора Киевского университета, Протоиерея и Доктора Богословия. 128 Замечательно, что мы, писавши эти сроки, встретили совсем иное, что свидетельствует автор «Очерка, жизни Прот. Г.П. Павского по новым материалам» о тот же высокопр. Филарете М. Московском и по поводу подобного же труда высокопр. Макария, бывшего Митроп. Московского. Вот его слова: «Известно, по крайней мере, что учебник его (высокопр. Макария) по Догматическому Богословию несколько лет пролежал под сукном на столе у Митрополита Московского Филарета и мог быть издан, с одобрения Св. Синода, не раньше, как только уже по кончине Митр. Филарета»... (См. «Русская Старина», 1880 г., Январь, стр. 123, составл. проф. С.-Петерб. Академии Н.И. Барсовым ). Не отрицая этого сказания, мы впрочем, будем иметь место сказать об этом факте своё слово, которое относится лично и к жизнеописуемому нами преосв. Антонию, так как он имел ближайший повод к этому и особенный интерес и рассуждал даже с высокопр. Филаретом Митр. Московским при свидании в Москве в 1866 году. |
|
|
