| Видимо, за переговорами Терлецкого в Кракове скрываются и противоречия между линией Терлецкого и линией Потея в осуществлении унионной программы 731 . Каков был ответ Соликовского, Мацеевского и Сапеги на предложения, привезенные Терлецким? Рекомендации Соликовского были получены очень быстро, они датированы 17 февраля. Они состояли в предложении снабдить Терлецкого королевской грамотой и отправить как можно скорее обратно к православному духовенству. Предполагалось, что к Пятидесятнице Терлецкий вернется в Краков или один или вместе с другим послом православного духовенства. Снабженные письмами короля и нунция православные послы отправятся затем в Рим «ради изъявления послушания и подчинения во всем власти Его Святейшества и отречения от патриарха» 732 . На следующий день, 18 февраля 1595 г., король подписал грамоту, адресованную лично Ипатию Потею, в которой было заявлено о поддержке унионного плана, «о чом ширей вам мовити злетили есмо велебному епископу луцкому, которому во всем веру зуполную дайте» 733 . Обращение короля именно к Потею, а не к Рагозе, выглядит странным и, наверно, указывает на то, что Потей, не надеясь на митрополита и не слишком доверяя Терлецкому, пытался действовать самостоятельно. С другой стороны, видно, что зимой 1595 г. польское правительство стало предпринимать активные действия для заключения унии 734 . Не отставала от него с этого времени и римская дипломатия. 23 февраля Маласпина направил оптимистичное донесение в Рим, где выражал надежду, что вслед за обращением православных Речи Посполитой, которое приведет к Римскому престолу более миллиона душ, «и Москва последует их примеру» 735 . А уже 18 марта секретарь курии кардинал Альдобрандини выражал горячую заинтересованность Ватикана перспективой унии, предписывал нунцию действовать «со всем возможным усердием и старанием» и велел заверить Терлецкого, что православное посольство будет принято в Риме со «всей возможной теплотой и вниманием» 736 . Как пишет О. Халецкий, «интерес Святого Престола ко всей проблеме возрастал так быстро, что уже месяцем позже нунций был даже подвергнут легкой критике за то, что не прислал больше сведений» о продвижении дела унии. |
| Возможно, И. происходил из мелкого шляхетского рода. И. Франко отождествил писателя с «паном Вишеньским», к-рый, как известно из униат. полемического соч. «Антиризис, или Апология против Христофора Филалета» (написано в 1599 Ипатеем Потеем и отредактировано Д. Ленчицким), в 1593 г. являлся одним из слуг кн. Константина Константиновича Острожского. С данной гипотезой можно согласиться. Как сообщается в «Антиризисе...», пан Вишенский вместе с др. острожским полемистом - Василием Суражским , также упоминаемым как слуга князя, привез из Люблина во Владимир письмо кн. Константина Константиновича от 21 июня 1593 г. недавно хиротонисанному Владимирскому и Берестейскому еп. Ипатию Потею (РИБ. Т. 19. Стб. 575). В этом письме кн. Константин писал о возможности заключения унии правосл. и католич. Церквей на определенных условиях. Василий Суражский и пан Вишенский упоминаются как лица, сведущие в церковных вопросах. В соч. И. «Извещение краткое о латинской прелести...» (между 1588 и 1596) содержатся ссылки на кн. «О единой истинной православной вере» Василия Суражского, имеется ряд параллелей с этим сочинением, что может свидетельствовать о знакомстве авторов. Косвенным доказательством принадлежности И. к шляхте служит отразившееся в его сочинениях хорошее знание быта и нравов правосл. дворянства в Польско-Литовском гос-ве. В сочинениях И. также заметно его особое отношение к кн. Константину Константиновичу Острожскому. В отличие от других правосл. писателей того времени, прославлявших князя как главного защитника Православия в Речи Посполитой, И. не писал о заслугах киевского воеводы перед православными, напротив, полемист упомянул смерть его сына-католика Константина, скончавшегося в 1588 г. бездетным, как пример того, какими последствиями грозит измена Православию. По-видимому, знание повседневной жизни князей Острожских - наиболее богатых правосл. магнатов в Польско-Литовском государстве - не позволяло И., проповеднику строгого аскетизма, написать апологию кн. Константину Константиновичу. |
| Он по всей справедливости должен быть признан главарем движения, охватившего православных на Литве для спасения своей святыни – православной веры и народности. Происходя из племени св. Владимира, князь Константин Константинович Острожский был одним из самых могущественных, богатых и влиятельных магнатов Литовско-Польского государства, а по своей пламенной приверженности к православию и по своему образованию высоко выделялся над своими современниками. Стоя в центре тогдашней политической жизни, и следя с напряженным вниманием за ходом событий, князь Острожский ясно сознавал всю опасность, грозившую от унии всему русскому строю жизни. В документах, относящихся к тому времени нельзя встретить более сильного укора, сделанного по адресу врагов православия и более сильную характеристику их жестокой деятельности чем те, которые были сделаны в знаменитом ответе («Отписи») от имени Острожского гонителю православия Ипатию Потею. «Посмотри теперь оком и послушай слухом» (говорится, между прочим, в этом ответе) «что наделали вы своим согласием (унией), достойным плача и рыдания. Нет такого города, нет такого селения, где бы вы не наполнили плачем, рыданием, стенанием, воплем и слезами людей, держащихся отеческого предания и веры… Какого не сделали вы гонения, какого поругания, оплевания, замешательства, какого не произвели кровопролития, убийства, тиранства, мучения, насилия в домах, училищах, церквах?… Вы иссушили взаимную любовь в людях, произвели раздор между родителями и детьми, между братом и братом, … поссорили господина с крестьянами… Вы потеряли совесть, преступили клятву, обманули папу, присягали за всех нас; отправляли от нас посольство, о котором мы и не думали " … 465 —348— И вот воодушевляемый сознанием правоты защищаемого дела, понимая, как он сам выражался, что вопрос идет «не о тленном имении и погибающем богатстве, но о вечной жизни, о бессмертной душе, которой дороже ничего быть не может», князь Острожский рассылал пламенным воззвания ко всем православным края. |
| Когда владыка Луцкий Кирилл по поручению епископов, собиравшихся в Сокале, явился к митрополиту с их посланием и приговором об унии, митрополит изъявил на нее и с своей стороны согласие и собственноручно написал свои «пункты», по которым поручил тому же Кириллу, отправлявшемуся к королю с «артикулами» от епископов, ходатайствовать пред польским канцлером и гетманом Замойским. «Прежде всего,— писал Рагоза,— по несогласию самих наших старших, патриархов, я хочу с иными некоторыми епископами признать верховную власть святейшего папы Римского, сохранивши в целости все обычаи и обряды нашей Восточной Церкви. А его милость пана гетмана просить, да обеспечит нас король своею грамотою, чтобы я, митрополит, оставался на своей митрополии до конца жизни, во всякой чести, уважении и покое; чтобы я по примеру моих предместников имел место в раде и все вольности наравне с римскими духовными; чтобы неблагословенные листы на нас от патриархов, если какие будут принесены, не имели никакой силы и значения; чтобы монахи из Греции больше у нас не бывали и в неприятельскую Московскую землю не пропускались. Особенно просить пана гетмана, чтобы не пускали с листами к нам от патриархов людей перехожих и проезжих, ибо мы справедливо признаем их шпионами». Легко приметить, что митрополит изложил в своих пунктах, хотя короче, те же главные мысли, какие были изложены в артикулах епископов, и даже воспользовался кое-где теми же выражениями — знак, что артикулы епископов были ему показаны и им прочитаны. Эта собственноручная записка Рагозы, уцелевшая доселе, служит неопровержимым доказательством, что еще к концу 1594 г. он изъявил свое согласие на унию, и изъявил из-за своих личных выгод . Но, вручая Кириллу Терлецкому эту свою записку, митрополит позаботился упросить его, чтобы он не открывал о происходившем между ними и о данном им, митрополитом, согласии на унию никому из православных, даже самому Ипатию Потею. Когда последний в генваре следующего (1595 г.), находясь в Торчине у князя бискупа Луцкого Бернарда Мацеевского, встретился там с Терлецким и спросил его о свидании его с митрополитом после съезда епископов в Сокале, то Кирилл отвечал, что хотя он был у митрополита, но о съезде ему и о тайных решениях съезда ничего не сказал. |
| Что же предпринимали для охранения своих прав русские, остававшиеся верными православию и народности и имевшие возможность дать отпор всем этим вопиющим насилиям? Сначала надлежит упомянуть о деятельности православного русского князя Константина Константиновича Острожского. Он по всей справедливости должен быть признан главарем движения охватившего православных на Литве для спасения своей святыни – православной веры и народности. Происходя из племени св. Владимира, князь Константин Константинович Острожский был одним из самых могущественных, богатых и влиятельных магнатов Литовско-Польского государства, а по своей пламенной приверженности к православию и по своему образованию высоко выделялся над своими современниками. Стоя в центре тогдашней политической жизни, и следя с напряженным вниманием за ходом событий, князь Острожский ясно сознавал всю опасность грозившую от унии всему русскому строю жизни. В документах относящихся к тому времени нельзя встретить более сильного укора сделанного по адресу врагов православия и более сильную характеристику их жестокой деятельности чем те, которые были сделаны в знаменитом ответе («Отписи») от имени Острожского гонителю православия Ипатию Потею. «Посмотри теперь оком и послушай слухом» (говорится, между прочим, в этом ответе) «что наделали вы своим согласием (унией), достойным плача и рыдания. Нет такого города, нет такого селения, где бы вы не наполнили плачем, рыданием, стенанием, воплем и слезами людей, держащихся отеческого предания и веры... Какого не сделали вы гонения, какого поругания, оплевания, замешательства, какого не произвели кровопролития, убийства, тиранства, мучения, насилия в домах, училищах, церквах?.. Вы иссушили взаимную любовь в людях, произвели раздор между родителями и детьми, между братом и братом... поссорили господина с крестьянами... Вы потеряли совесть, преступили клятву, обманули папу, присягали за всех нас; отправляли от нас посольство, о котором мы и не думали»... 129 И вот воодушевляемый сознанием правоты защищаемого дела, понимая, как он сам выражался, что вопрос идет «не о тленном имении и погибающем богатстве, но о вечной жизни, о бессмертной душе, которой дороже ничего быть не может», князь Острожский рассылал пламенные воззвания ко всем православным края. В этих воззваниях он убеждал их стоять крепко за свои драгоценные верования, не падать духом под жестокими ударами, а соединяться всем вместе и стоять усердно за одно общее правое дело. 130 |
| 1590 г. архим. Мелентию Хребтовичу с позвол. променять некоторые монаст. села на имения маршалка Мозыр. повета Стеф. Лозки), 214 (Окружн. гр. 1595 г. о беспошлин. пропуске монаст. возов с разн. припасами); II, 1 (Гр. 1599 г. униат. митроп. Киев. Ипатию Потею на сан архим. Киево-Печер. и на принадлежащ. этому м-рю имения), 2 (Сопротивление 1599 г. Киев. монахов при вводе во владение Потея имениями), 16 (Гр. 1605 г. Ипатию Потею на владение всеми монастыр. селами в Литве), 17 (Гр. 1605 г. Елисею Плетенецкому на право быть архимандритом м-ря), 28 (Письмо 1608 г. короля к Потею о водворении порядка в м-ре), 52 (Запись 1632 г. монаха Киево-Печер. м-ря Ив. Богуша Гулькевича об отказе наследств. прав своих на Флоровский м-рь), 147 (Ж. гр. 1570 г. архим. Илариону на право общинного самоуправл. и независим. от Киев. воевод), 161 (Лист 1595 г. митроп. Киев. Рагозе, чтобы убедился, действительно ли Киево-печер. архим. Никифор Тур, еще непострижен. в сан, расточает монаст. имение), 163 (Объявление 1597 г. Романа Овсяного, что монахи с оружием в руках не допустили исполнить ввод во владения митроп. Рагозы, взамен неприняв. унии архим. Никифора Тура), 167 (Письмо нач. XVII ст. архим. Елисея с братиею о не отдаче их монастыр. имений в чужое владение, так как на них лежат долги); III, 17 (Отписка 1640 г. о прибытии в Путивль Киев. монахов; наместник иеромон. Игнатий), 18 (Челобитн. 1640 г. митроп. Петра Могилы ; наместник иеромон. Иринарх), 24–28 (Доклады и памяти 1640 г. о запасах и жалованье для Киев. монахов), 44 (Доклад 1640 г. о разн. просьбах приезж. Киев. монахов), 46 (Челобитн. 1640 г. наместн. Киев. старца Игнатия о недоданных в м-рь 5 печатн. книгах Миней месячных), 48 (Разрешение выдать просимые книги), 61 – 62 (Дело 1644 г. о сусальнике Екимке Евти- фееве), 73 (Отписка 1646 г. об отправл. в Москву игум. Иринарха с дарами для царя), 76 – 78 (Памяти 1646 г. о пребывании монахов в Москве), 81 (Память о приеме у царя в столовой избе посланцев Петра Могилы) , 83 (Благослов. речь игум. |
| В 1600 г. он прислал сюда чрез своего протосинкелла Кирилла Лукариса несколько посланий к разным лицам. Тут были послания: к князю К. К. Острожскому с просьбою не уставать в борьбе за православие до самого конца, к князьям: Евфимию Корецкому, Иоанну Соломерецкому, Иоакинфу Четвертинскому, к знатным панам: Федору Скумину, воеводе новогрудскому (увы, патриарх еще не знал о его отпадении в унию), Михаилу Гулевичу, Андрею и Александру Загоровским и другим, то с похвалами за твердость в православной вере, то с убеждением хранить ее и впредь. Тут же находились и послания к королю Сигизмунду и к Ипатию Потею. Оказывается, что король сам писал прежде к Мелетию, уверял его, что никогда не имел пренебрежения к Восточной Церкви, напротив, всегда питал к ней почтение и любовь, хотя по причине некоторых беспорядков и запретил без разбора пропускать в свои владения всякого приходящего с Востока и, наконец, убеждал и просил патриарха «признать Римского первосвященника тем, чем он сам себя считает», и подчиниться ему, т. е. король попытался склонить и самого местоблюстителя Константинопольского патриаршего престола к принятию унии, рассчитывая чрез то совершенно обеспечить ее успехи в Литовской митрополии. В своем ответе королю Мелетий благодарил его за выраженное им расположение к Восточной Церкви, но жалел о том, что запрещение короля пропускать в пределы государства только неблагонадежных, злонамеренных людей распространяют на всех приходящих с Востока и перехватывают самые письма оттуда, и объяснял, что признает папу, как признавали и предки, только за Римского первосвященника, а отнюдь не за главу Церкви, что не может соединиться с папою за его отступления от Вселенских Соборов и нововведения и что об этих отступлениях король, если пожелает, может подробнее узнать из послания его, Мелетия, к достопочтенному Ипатию Потею. Последнее послание (от 15 октября 1599 г.) весьма обширно. Здесь Мелетий восставал против обычая Римской Церкви совершать таинство Евхаристии на опресноках и преподавать мирянам только под одним видом, против римских лжедогматов об исхождении Святого Духа и от Сына и о главенстве папы, против безженства священников и против нового календаря и, выставляя достоинство православной Церкви, убеждал Потея оставить унию с Римом и возвратиться в недра православия. |
| ( < < back) Постановление об общежительстве в братстве Луцком. Цит. по: Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595-1596 годов. М., 2003. ( < < back) Послание Ипатию Потею от 21 июня 1593 г. Цит. по: Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595–1596 годов. М., 2003. Перевод: 400 лет Брестской церковной унии 1596–1996. Критическая переоценка. М., 1998. С. 42. Примечательно, что митрополитом Макарием это послание цитируется с купюрой — «нужны также исправления некоторых вещей в церквах наших, особенно касательно людских вымыслов» ( митр. Макарий ( Булгаков ). История Русской Церкви. Кн. 5. М., 1996. С. 299). ( < < back) В том же послании Ипатию Потею Острожский говорит, что «соединение Церквей всего было бы желательнее (цит. по: митр. Макарий ( Булгаков ). История Русской Церкви. Кн. 5. М., 1996. С. 298). ( < < back) Соответствующие свидетельства приведены в: Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595-1596 годов. М., 2003. С. 100-101. ( < < back) < >< back) > «Грамота была подготовлена самими горожанами, а Иоаким лишь скрепил ее своей печатью, не ставя, однако, подписи. Вряд ли он мог самостоятельно прочитать утвержденную грамоту, так как не владел славянскими языками. Это обстоятельство порождает сомнения в том, насколько свободным было решение патриарха» ( Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595–1596 годов. М., 2003. С. 94). ( < < back) Кстати, сам патриарх Иеремия не был чужд экуменическо-униональных симпатий. В 1575 году он приветствовал создание Греческого коллегиума в Риме и даже направил туда на обучение двух своих племянников ( Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595-1596 годов. М., 2003. С. 271). ( < < back) Грамота патриарха Иоакима давала «моц сему Братству церковному обличати противныя закону Христову и всякое безчиние от церкве отлучати». Епископ должен отказывать в благословении тем, кого братство отлучит от церкви». Епископ лишался права суда над провинившимися братчиками. «Аще же епископ сопротивится закону, истинне, и не по правилом святых отец строяще церков, подкрепляюще руки беззаконником,— такому епископу сопротивится всем, як врагу истинны» ( Дмитриев М. В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595–1596 годов. М., 2003. С. 94-95). |
| II. Борьба Православия с униею при митрополите Ипатии Потее К оглавлению Преемником митрополита Михаила Рагозы назначен был епископ Владимирский и Брестский Ипатий Потей, который, бесспорно, более всех прочих владык, принявших унию, заслуживал этой высокой чести и по своему образованию, и по своим трудам для унии, и особенно по своей энергии и ревности в распространении ее, и в котором никак нельзя отвергать и убеждения в правоте и святости этого злосчастного соединения с Римом . Но кажется, при самом вступлении Потея на митрополитскую кафедру встретились затруднения. Грамоту на митрополию король пожаловал Потею 26 сентября 1599 г., и в ней объявлял всем, что по смерти митрополита Михаила Рагозы назначил на его место епископа Владимирского Ипатия Потея, о чем уже и послал на утверждение папы, что отдает Потею все без изъятия митрополитские имения, и для передачи их послал своего дворянина Яна Кошица, и приказывал всем духовным и мирским людям «религии русской», чтобы они приняли нового митрополита за своего архипастыря и, в подчинении Римской Церкви, оказывали ему до его живота всякое послушание и уважение. Затем прошло более полугода, и король издал (8 апреля 1600 г.) другую такую же грамоту, обращенную собственно к крилошанам и всему духовенству религии русской во всем Литовско-Польском государстве, а «особливе в воеводстве Киевском». Здесь король снова извещал, что он по смерти Рагозы отдал митрополию Киевскую и Галицкую Ипатию Потею и что для передачи ему митрополии и всех ее имений посылает дворянина своего Лаврина Лозку, приказывая своим королевским именем всем особам, слугам, боярам и подданным митрополии повиноваться новому митрополиту, а духовным особам приказывал, чтобы они королевской воле не противились и, приняв Ипатия за своего старшего пастыря и митрополита, оказывали ему всякое послушание и почтение . Что ж значит эта вторая грамота, зачем она понадобилась? Она, без сомнения, не понадобилась бы, если бы первая грамота привела к цели. Если король вновь объявляет русскому духовенству, особенно в воеводстве Киевском, о назначении Потея митрополитом и приказывает принять его, не противиться королевской воле, то, значит, доселе, в продолжение полугода, духовенство еще не приняло Потея за митрополита и противилось королевской воле. |
| Поэтому король отнял (16 ноября) у бурмистров и радцев Троицкий монастырь и отдал по просьбе Потея только что поставленному им архимандриту Самуилу Сенчиле, с тем чтобы он держал монастырь «в единости святой с Костелом Римским и в послушенстве старшего пастыря своего — митрополита». Отселе Троицкий монастырь, при котором несомненно существовал тогда и женский, окончательно перешел в руки униатов . Одновременно с тем, как Потей вел борьбу с православными в Вильне, он боролся с ними и в других местах. В тот самый день (26 сентября 1599 г.), когда король пожаловал Потею грамоту на митрополию со всеми ее имениями, Потей получил от короля и грамоту на архимандритство в Киево-Печерском монастыре со всеми его имениями. Спустя неделю король объявил об этом и всем своим подданным другою своею грамотою (от 2 октября) и в ней провел ту мысль, излюбленную Потеем, что прежние литовско-польские государи наделили русских епископов и прочее духовенство многими привилегиями за принятие унии, состоявшейся во Флоренции (известна только одна такая грамота — Владислава III), что впоследствии русское духовенство потеряло все свои привилегии по отступлении русских в прежнюю свою схизму (известно, напротив, бесчисленное множество королевских грамот, пожалованных именно православному русскому духовенству) и что теперь, когда удалось вновь утвердить между русскими унию, он, король, не только восстановляет прежние права и вольности русскому духовенству, но готов дать и большие, почему и пожаловал митрополиту Михаилу Рагозе Киевскую лавру, а ныне по смерти его жалует ее преемнику Рагозы Ипатию Потею . Между тем братия лавры, еще не успевшие избрать себе собственною властию по силе давнего своего права нового архимандрита на место скончавшегося Никифора Тура († 1599), и не думали принимать Потея, как прежде не приняли Рагозу. Зная по прежнему своему опыту, как трудно бороться с лаврскими иноками, королевский дворянин Ян Кошиц, назначенный для передачи Потею лавры и ее имений, решился начать передачу не с самой лавры, как пытался сделать при Никифоре Туре, а с ее имений, и притом таких, которые находились далеко от Киева, в повете Оршанском, но ошибся в расчете. |
|
|
