| Сигизмунд III, ради укрепления своего трона, не мог рисковать слишком раздражать общественное мнение православных и, в полном противоречии со своими сердечными вожделениями, должен был по-прежнему утверждать, ради популярности среди православных, различные православные братские учреждения. Так, по ходатайству Киевского воеводы К.К. Острожского и Новогрудского воеводы Федора Скумина-Тышкевича, король 15.X.1592 г. издал два акта в пользу Львовского братства: утвердил все привилегии, данные раньше духовными авторитетами (патриархами) на школьное и типографское дело; утвердил за Львовским братством владение Онуфриевским монастырем. В том же году были утверждены королем и уставы братств: Минского, Кричевского, Оршанского. И еще пред тем, в 1591 г. – братства Брестского с его школой и больницей. Виленское Троицкое братство король в 1592 г. освободил от повинности военного постоя и других городских повинностей, а также разрешил братству постройку каменной церкви. Кн. К.К. Острожский, от которого удалось сохранить в тайне заговор четырех епископов, в этом же 1592 г. имел разговор с королем об унии в ее идеалистическом широком плане, унии всевосточной. И король по-иезуитски спешил привлечь сердце князя милостями по адресу православных, чтобы использовать это для унии в иезуитском понимании. Острожский в 1593 г., по смерти епископа Мелетия Хрептовича, сам просил за Адама Потея, и тот стал епископом Владимирским. Зная об униатских настроениях Потея и отожествляя их со своей ревностью о достоинстве православной церкви, кн. Острожский написал Потею интересное интимное письмо, не предвидя, конечно, что тот впоследствии опубликует его в подрыв авторитета князя. Вот это письмо, написанное за несколько дней пред Брестским собором в 1593 г.: «С древнего времени, видя крайний упадок и оскудение матери нашей, св. Восточной церкви, всех церквей начальнейшей, я размышлял и заботился о том, каким бы способом возвратить ее в прежнее благоустроенное состояние. Сетуя об ее падении и поругании, какому она подвергается от еретиков и от самих оторвавшихся от нее римлян, бывших некогда нашими братьями, я осмелился через своих старших духовных советоваться с папским легатом Антонием Поссевином, когда он был здесь, но ничего не вышло. Ныне все занятый той же мыслью и заботой о церкви Божией и отправляясь, для поправления моего здоровья, в края, соседние с местопребыванием папы, я мог бы кое-что сделать, если бы на то была воля Божия и дозволение наших архипастырей. Если бы вы все одинаково на предстоящем вашем духовном соборе порадели и порассудили, как бы положить начало к примирению церквей, тогда и я, находясь в тех краях, употребил бы, с Божией помощью и при инициативе и благословении Вашем, все мои усилия, чтобы повести дело к вожделенному соединению. |
| чтобы обряды и церемонии в наших церквах не нарушались ни в чем до скончания века; чтобы русские епископские церкви, монастыри и их имущества оставались в целости; и все духовенство, по стародавнему обычаю – под властью, благословением и подаванием епископов; чтобы все церковные дела и служба Божия не нарушались никем, ни из духовных, ни из светских и отправлялись по старому календарю; чтобы король благоволил дать нам почет на сейме и место в раде (сенате); чтобы проклятия, какие могут быть на нас от патриарха, не причинили никакого вреда ни нам, ни нашему духовенству; чтобы монахи из Греции, которые приезжают сюда грабить нас и которых мы смело можем назвать шпионами, никакой власти над нами больше не имели; чтобы листы и привилегии, какие роздали у нас патриархи, ради прибытков своих, братствам и на разные дела в народе, отчего размножились секты и ереси, были уничтожены; чтобы каждый новоизбранный епископ посвящался митрополитом Киевским, а самого митрополита посвящали бы все епископы, с благословения папы римского и без всякой платы; чтобы все эти артикулы король утвердил нам своими указами, одним на латинском, а другим на русском языке; чтобы король постарался об утверждении тех же артикулов и актами святейшего папы и чтобы мы удостоены были таких же вольностей, какими пользуются в короне польской и великом княжестве литовском арцибискупы, бискупы, прелаты и весь римский клир». Кирилл поехал к митрополиту и убедил его подписать этот текст. К тексту, с которым Кирилл ехал к королю, Михаил Рогоза добавил и свои пункты. «Прежде всего, – писал Рогоза, – по несогласию самих наших старших (патриархов), я хочу с некоторыми епископами признать верховную власть святейшего папы римского, сохранив в целости все обычаи и обряды нашей восточной церкви. А его милость пана гетмана (канцлера Яна Замойского) просить, да обеспечит нас король своим универсалом, чтобы я – митрополит оставался на своей митрополии до конца жизни, во всякой чести, уважении и покое. Чтобы я, по примеру моих предместников, имел место в раде и все вольности наравне с римскими клириками; чтобы не благословенные листы против нас от патриархов, буде такие принесены, не имели никакой силы и значения; чтобы монахи из Греции больше у нас не бывали и в неприятельскую Московскую землю не пропускались. Особенно просить гетмана, чтобы не пускали к нам от патриархов с листами людей перехожих и проезжих; мы справедливо признаем их шпионами». При этом митрополит упрашивал Кирилла никому из духовенства, даже самому Потею, не говорить об этой его решимости и подписях. Это не только крайняя осторожность, но и просто трусость. Кирилл был корректен и на этот раз утаил волю Рогозы в секрете. Поэтому в начале 1595 г. Потей от себя писал письмо к митрополиту, убеждая его идти на унию и тоже просил его скрыть эту мысль Потея решительно от всех. Скрытничали так епископы, зная настроения своих знатных мирян. |
| на русском а в 1600 г. на польском Следя шаг за шагом за своим противником, Филалетом, и стараясь всячески защитить от его нападений дело унии и владык, принявших ее, автор «Антиррисиса», назвавший себя Филотеем, поместил в своем сочинении немало важных грамот относительно унии, не помещенных в «Апокрисисе», и таким образом сделал свою книгу также драгоценною и для последующего времени . Замечательно, что авторы тогдашних полемических сочинений или совсем скрывали свои имена, или под псевдонимами. Это делали они из опасения, как бы не подвергнуться преследованиям от тех, против кого ратовали, и не испытать участи, постигшей Стефана Зизания . князю и присовокуплял, что такой унии, какой желает князь, в которой участвовали бы и греки с своими патриархами, и Московское государство, никогда быть не может, потому что народ греческий и московский совершенно заматорели в схизме. Наконец, просил князя выслушать диспут между избранными лицами из православных и латинян, чтобы яснее увидеть, на какой стороне истина, или по крайней мере допустить к себе с этою целию его, Потея, и побеседовать с ним в духе кротости . Князь Острожский не захотел отвечать Потею, а вместо князя по собственному желанию написал «Отпись» на послание Потеево один из клириков церкви острожской. Он прежде всего восстал против Потеевых похвал состоявшейся тогда унии, или согласию, между Восточною Церковию и Западною и привел множество примеров из ветхозаветной и новозаветной истории, как согласие и соединение людей в том или другом деле, несогласное с волею Божиею, бывало противно Богу и гибельно для самих людей, и продолжал: «Не таково ли, отче владыко, и ваше согласие — уния? Посмотри оком и послушай слухом, что наделали вы своею униею. Нет города, нет селения, которые не наполнили бы вы плачем и рыданием людей, держащихся отеческого предания и веры... Какого не сделали вы гонения, какого поругания, оплевания, замешательства, какого не произвели кровопролития, убийства, тиранства, мучения, насилия в домах, училищах, церквах?.. |
| Рубрики Коллекции Независимые зависимые 21 мин., 23.01.2014 Поделиться Реабилитационный центр в деревне Пошитни Псковской области меньше всего похож на больницу и больше всего — на ферму. Здесь нужно вставать рано утром и трудиться — в коровнике, в свинарнике, на огороде и т. д. Но никакой охраны территории и внешней системы контроля нет. Паспорта у воспитанников центра на руках. Хочешь — уезжай, силой никто не держит. Но уезжают — единицы. Большинство приехавших остаются добровольно и свободно. Что за внутренняя причина заставляет людей так смириться? Меня зовут Дима, — поздоровался мужчина с добрыми детскими глазами и насмешливым взглядом. — Я консультант по химическим зависимостям. — То есть Вы врач? — Я? Не-е-е-т, — загадочно посмеялся консультант. — Кто угодно, только не врач… — Да? И как же Вы тогда изучали химические зависимости? Консультант снисходительно улыбнулся: — Ну, есть много способов… Реабилитационный центр для наркозависимых «Пошитни» — это один каменный двухэтажный коттедж, где воспитанники спят, и один одноэтажный деревянный домишко, где располагаются кухня, трапезная и молитвенная комната. Это самый край деревни. Если бы реабилитационный центр был огорожен забором, то с одной стороны граничил бы с огородом, с другой — с широким полем, перетекающим в лес. Но забора нет. Единственный охранник — ласковая дворняжка по кличке Лиса. Нестрогие правила предписывают наркозависимым следовать распорядку дня и не пользоваться мобильным телефоном. В остальном — это просто загородное хозяйство. — Надоело все, — скажет наркозависимый. — Собираю вещи, сваливаю домой… — Хорошо, — ответит загадочный консультант Дима. — Хочешь уехать — уезжай. Я не могу тебе помешать. Но могу подсказать, где найти силы, чтобы остаться… Дневник чувств Наркозависимый Вадим смотрит в свою тетрадь и вслух читает, что написал: «Утренний развод. Задаю вопросы Евгении Трифоновне. Волнение, тревога, взгляд в точку. Приятно или неприятно — не отследил. Идем поить коров и сено кидать. А очень хочется спать вместо этого — у меня нежелание, сонливость, потею. Лень. Неприятно. Потом лежу, не могу уснуть — у меня воспоминания. Сонливость, ворочаюсь, глаза закрыты. Так и думал, что после этой суеты в коровнике не усну. Смотрю на часы — половина двенадцатого. Нежелание ответственности, неудовлетворение. На кровати тело расслаблено — приятно. |
| Он с приятной улыбкой узнаёт, что повесть кончена и что следующий номер книжки, таким образом, обеспечен в главном отделе, и удивляется, как это я мог хоть что-нибудь кончить, и при этом премило острит. Затем идет к своему железному сундуку, чтоб выдать мне обещанные пятьдесят рублей, а мне между тем протягивает другой, враждебный, толстый журнал и указывает на несколько строк в отделе критики, где говорится два слова и о последней моей повести. Смотрю: это статья «переписчика». Меня не то чтоб ругают, но и не то чтоб хвалят, и я очень доволен. Но «переписчик» говорит, между прочим, что от сочинений моих вообще «пахнет потом», то есть я до того над ними потею, тружусь, до того их отделываю и отделываю, что становится приторно. Мы с антрепренером хохочем. Я докладываю ему, что прошлая повесть моя была написана в две ночи, а теперь в два дня и две ночи написано мною три с половиной печатных листа, – и если б знал это «переписчик», упрекающий меня в излишней копотливости и в тугой медленности моей работы! – Однако ж вы сами виноваты, Иван Петрович. Зачем же вы так запаздываете, что приходится вот работать по ночам? Александр Петрович, конечно, милейший человек, хотя у него есть особенная слабость – похвастаться своим литературным суждением именно перед теми, которые, как и сам он подозревает, понимают его насквозь. Но мне не хочется рассуждать с ним об литературе, я получаю деньги и берусь за шляпу. Александр Петрович едет на Острова на свою дачу и, услышав, что я на Васильевский, благодушно предлагает довезти меня в своей карете. – У меня ведь новая каретка; вы не видали? Премиленькая. Мы сходим к подъезду. Карета действительно премиленькая, и Александр Петрович на первых порах своего владения ею ощущает чрезвычайное удовольствие и даже некоторую душевную потребность подвозить в ней своих знакомых. В карете Александр Петрович опять несколько раз пускается в рассуждения о современной литературе. При мне он не конфузится и преспокойно повторяет разные чужие мысли, слышанные им на днях от кого-нибудь из литераторов, которым он верит и чье суждение уважает. При этом ему случается иногда уважать удивительные вещи. Случается ему тоже перевирать чужое мнение или вставлять его не туда, куда следует, так что выходит бурда. Я сижу, молча слушаю и дивлюсь разнообразию и прихотливости страстей человеческих. «Ну, вот человек, – думаю я про себя, – сколачивал бы себе деньги да сколачивал; нет, ему еще нужно славы, литературной славы, славы хорошего издателя, критика!» |
| Первыми и почти единственными покровителями и защитниками унии они называли папу и короля Сигизмунда III. Папа писал о ней и к королю и к сенаторам, присылал свои бреве почти на каждый генеральный сейм и постоянно заботился о ней чрез своих нунциев в Литве и Польше. Король дал позволение не только униатскому митрополиту, но и всем униатским владыкам всегда являться к нему лично и докладывать о всех нуждах своей Церкви и издал в пользу ее бесчисленное множество указов. Он нередко почти один отстаивал ее на генеральных сеймах вопреки общему настроению против нее послов и даже сенаторов, смело отменял направленные против нее решения трибунальных судов, самые справедливые и законные, строго преследовал всех православных, духовных и мирян, не покорявшихся власти униатского митрополита, и часто как бунтовщиков осуждал их на изгнание из отечества. Словом, если уния не пала вскоре после появления своего, встретив такое множество препятствий, то этим одолжена она папе и еще более королю Сигизмунду III. Из числа униатских владык за унию ратовали преимущественно митрополиты. Они одни несли из собственной казны все те издержки, какие требовались во время многочисленных, почти не прекращавшихся судебных процессов с православными, постоянно ходатайствовали за унию и униатов пред королем, нередко являлись лично в судах и сеймах и не давали себе покоя в преследовании православных. На прочих владык Рутский прямо жаловался, что они нерадивы, любят больше прятаться у себя дома, нежели поддерживать митрополита на сеймах, и вовсе не помогают ему в необходимых издержках; также обвинял их и в том, что они открыто ели мясо, к соблазну православных и униатов, и тем вредили делу унии. Да и вообще владыки эти не отличались пастырскими качествами. Канцлер Лев Сапега не раз напоминал Потею, что он возводит на священные степени, даже епископские, людей недостойных, и Потей оправдывался тем, что одни из епископов возведены на кафедры не им, а светскими лицами, более его сильными, другие же по крайней мере привержены к унии, а хуже было бы, если бы эти кафедры заняли схизматики. |
| Вне зависимости от того, насколько правдивы сообщения Маласпины, они сыграли, видимо, большую роль в момент пребывания Потея и Терлецкого в Риме. Маласпина просил сообщить епископам о решении князя Острожского, и в инструкции, присланной из Рима 3 февраля 1596 г., говорилось, что Терлецкий и Потей были исключительно обрадованы, услышав, что князь Константин готов поддержать совершенную унию и помогать ей своим авторитетом 887 . Принимал ли Маласпина желаемое за действительное, сознательно ли обманывал он Рим и епископов, желая довести до конца предпринятое дело, в самом ли деле Острожский был готов к новым соглашениям об унии в конце 1595 г., – остается неясным. Бесспорно, однако, что иллюзии относительно позиции Острожского, созданные в Риме донесениями нунция, не могли не сказаться на позиции Потея и Терлецкого. Трудно удержаться от предположения, что именно донесения Маласпины заставили их отказаться от прежней линии поведения. Действительно, авторитет Острожского мог и обеспечить осуществление унии в том виде, в каком она была заключена в Риме, и модифицировать ее условия в ходе новых переговоров с королевской властью и Римом. Кроме того, каждая новая неделя пребывания епископов в Риме ставила их во все более двусмысленное положение, потому что, с точки зрения курии, вопрос об унии был уже решен 23 декабря 1595 г. 1 февраля состоялось заседание конгрегации по греческим делам, на котором обсуждался вопрос о «рутенских епископах», об их возвращении домой и об отправке вместе с ними Петра Аркудия 888 . Видимо, на этом же заседании было принято решение о подготовке серии папских бреве церковным и светским сановникам Речи Посполитой для поддержки унии 889 . 7 февраля папа распорядился о выдаче 2 тыс. скуди на оплату обратного путешествия Потея и Терлецкого. Тогда же были подписаны упомянутые бреве. 8 февраля помечена заметка кардинала Санторио о некоем мемориале рутенских епископов 890 , касавшемся печатания календарных таблиц на «сербском языке» («in lingua serviana»), для чего в типографии не хватало нескольких букв в шрифтах 891 . 23 февраля была подписана булла «Decet Romanum Pontificem» 892 , предоставлявшая киевскому митрополиту право назначать епископов с последующим утверждением этого назначения папой. 26 февраля специальное папское бреве дозволяло Потею, Терлецкому и их преемникам сохранять в богослужебной практике традиционные саккосы 893 . |
| Двигаясь по линии государственной службы, достиг звания пана-радца, т. е. сенатора. Женился на дочери одного князя, через что связался родством с кн. Острожским. Около 1574 г., по-видимому, в атмосфере семейного родства, принял снова свое природное от колыбели православие. Затем овдовел, и вот в это время в 1588 г. мы и обнаруживаем его пока секретную решимость пойти на унию. Ничего не подозревая, кн. Острожский сам рекомендовал Потея королю, как блестящего кандидата на епископию. Епископ Луцкий, Кирилл Терлецкий, сам постриг Адама и нарек ему имя Ипатий. В 1593 г. Сигизмунд III сам уведомил кн. Острожского, что «дал владычество Владимирское Брестскому каштеляну Адаму Потею за его заслуги пред королем и Речью Посполитой». Высокий образовательный ценз, свободное владение латинским языком, родственные связи с знатными родами и сознательный план унии делали из Ипатия Потея фигуру фатальную для обессилевшей сверху русской православной церкви. Ипатий Потей и есть личный творец унии. Приезд патриарха Иеремии II Возникновение унии переплелось с этим чрезвычайным событием – приездом в первый раз за 600 лет правления Русской церковью на ее территорию КПльского патриарха (!). Иеремию II (Траноса) погнала сюда нужда. В КПле он был усердным строителем, благоукрасителем патриархии и скопидомным собирателем патриаршей казны. Турецкое правительство этого периода уже привыкло почти систематически срезать накопляемый жир на теле патриархии. Так и на этот раз оно основательно ограбило патриархию и изгнало ее из ее кафедрального храма Паммакаристы-Всеблаженной и принадлежащих ей монастырей. Иеремия встал перед героической задачей: – вновь купить и обстроить разоренное седалище патриархии. Он эту задачу выполнил и заслуженно прославлен греками за строительство новой резиденции патриархии. Однако, это стоило Иеремии трудных поездок и унизительных сборов у своих православных братьев – «варваров» русских. Ради денег ом вынужден был в Москве, вопреки греческому патриотизму,создать патриаршество. |
| 412 Местечко Торговица – под именем Торговицкое село Луцкого повета, как имение Олыйфера, слуги Свидригайлы, вел. князя литовского, – упоминается в акте от 14 июля 1446 года в грамоте, которою великий князь Свидригайло (Швитрикгайл) надаёт слуге своему Олыйферу за его верную службу «село Глухни (ныне с. Новомалин в Остр. уезде) и селище Стан у луцком повете торговицкое село» (Archiwum ks. Sanguszkw, t. 1, стр. 42). Ещё оно, – как имение князя Ивана Массальского, – упоминается в акте от 4546 года в описи Луцкого замка, в числе городень которого упоминается «городня Торговицкая князя Ивана Массальскаго и Перекальскаго с Перекаль»; ниже, в той же описи, упоминаются пустые городни, из коих одну пан Василий Тишкович распределил «на князя Корецкаго с Торговицы, что теперь держит князь Массальский»; ниже, в описании большого моста Земского луцкого, указана «городня князя Массальскаго – с Торговицы»; ещё ниже, в той же описи, в находящемся здесь «списке раздачи волостей и сел замка Луцкаго и Владимирскаго», представленном составителю описи Льву Потею, князем Кошерским (Сангушком), старостою Луцким, сказано, между прочим: «Торговицу, двор с приселками, князь Константин (вероятно, Острожский) выпросил для князей Корецких» (Памятники, т. 4, отд. 2, стр. 75, 90, 117:181). От князя Ивана Массальского, чрез брак его дочери Аграфены с Козинским, м. Торговица перешло к Козинским. Что это так, это видно из акта от 8 июня 1561 года, где пани Аграфена Козинская отказывает по духовному своему завещанию 1) своему мужу и детям имения Моквина, Тишицы и Терешова, а также капитала на воспитание детей; 2) движимого имущества мужу; 3) имениями – Торговицами, Рудлевым и Баболоками муж, получив их по суду от отца завещательницы, князя Ивана Массальского, должен владеть совместно с её братьями; 4) в случае смерти детей, завешанное им должно перейти к братьям; 5) опека над детьми поручается отцу (Опись актовой книги Киевск. центр. архива 2,035, стр. 20, п. 9). Ещё оно упоминается в акте от 4 июля 1563 года в жалобе кн. |
| В списке присягавших обывателей Луцкого повета значится «Миколай Полуцкий с Дублян» (Архив, ч. 2, т. 1, стр. 7). 430 Село Золочевка – под именем Золочева – упоминается в акте от 1545 года в описи Луцкого замка, в числе городень которого упоминается «городня Золочевскаго з Золочева»; ниже, в приведённой в этой описи грамоте Казимира короля Польского касательно установления мыт, сказано, между прочим, что «в Золочове не надобно» давать мыто; между тем в реестре новых мыт, установленных после Казимира, предоставленном составителю описи, Льву Потею, сказано, что в Золочове для пани Якубовой Монтовтовичевой берут по грошу в качестве мыта, а потому в той же описи постановлено «в Золочове пани Якубовой Монтовтовичевой ничего не брать» в качестве мыта (Памятники, т. 4, отд. 2, стр. 81, 86, 107, 126, 129:140). Ещё оно, – как имение пана Яна Монтовта, – упоминается в акте от 15 декабря 1561 года в постановлении Луцкого гродского суда об отсрочке, вследствие запутанности дела, разбора 1) жалобы пана Яна Монтовта на непринятие от него паном Андреем Русиным долга и невозврате ему последним села Золочова и 2) жалобы Русина на угрозы и оскорбления, чинимые ему Монтовтом (Опись актовой книги Киевск. центр. архива 2,035, стр. 34, п. 14). Ещё оно упоминается в акте от 1 января 1562 года в заявлении земянина Яна Монтовта-Коблинского о постановлении приятельского суда по делу его с земянином Андреем Русином о выкупе заставленного последнему имения Золочева и о выкрадении крестьянином Монтовта ключницы Русина (там же – 2036, стр. 1, п. 1). Ещё оно упоминается в акте от 28 марта 1562 года в донесении вижа о том, что пан Андрей Русин, получив в его присутствии свой долг от пана Яна Монтовта, возвратил ему бывшее в залоге имение последнего – село Золочов, но отказался возвратить документ – заставный лист (там же – 2036, стр. 11, п. 26). Ещё оно упоминается в акте от 22 мая 1566 года в жалобе княгини Марии Буремской о захвате её стада в селе Золочове крестьянами Киевского воеводы князя Константина Острожского (там же – 2040, стр. |
|
|
