| Что ж значит эта вторая грамота, зачем она понадобилась? Она, без сомнения, не понадобилась бы, если бы первая грамота привела к цели. Если король вновь объявляет русскому духовенству, особенно в воеводстве Киевском, о назначении Потея митрополитом и приказывает принять его, не противиться королевской воле, то, значит, доселе, в продолжение полугода, духовенство еще не приняло Потея за митрополита и противилось королевской воле. Если король посылает теперь другого своего дворянина для передачи Потею митрополичьих имений и своим именем приказывает всем митрополичьим подданным повиноваться ему, то, значит, прежде посланный для этого дворянин Кошиц не успел передать Потею названных имений и митрополичьи подданные еще не покорились ему. И замечательно, что, тогда как в первой грамоте король ясно говорил о папе, о подчинении ему, об испрашиваемом у него утверждении для Потея, во второй грамоте он совершенно умолчал о папе. Между тем сохранилось письмо папы к Сигизмунду III еще от 5 февраля 1600 г. Здесь папа уведомлял короля, что потому долго не отвечал на его ходатайство об утверждении Ипатия Потея на митрополитской кафедре, присланное еще в августе прошлого года, что опасался, как бы Потей не потерял, променяв имения Владимирской кафедры на более скудные имения митрополии; теперь же, получив известие, что за Потеем оставляется и Владимирская кафедра, он, папа, одобряет выбор короля и дает обещание немедленно исполнить его желание, т. е. утвердить Потея митрополитом . Эта-то медленность со стороны папы, может быть, и огорчила короля и была причиною, почему он вовсе не упомянул о папе во второй своей грамоте, данной по случаю возведения Потея на митрополию. Как бы, впрочем, ни было, только король действительно, отдав Потею митрополитскую кафедру со принадлежащими ей имениями, оставил за ним и его прежнюю, епископскую, кафедру со всеми ее имениями, отчего Потей сделался несравненно богаче своего предместника и писался обыкновенно «митрополитом Киевским, и Галицким, и всея России, владыкою Володимирским и Берестейским» . |
| Долгорукому было много хлопот: король боялся, что русские войска вступят в Польшу на помощь недовольным; поляки, наоборот, боялись, что войска эти идут на помощь к королю против Потея; Долгорукий должен был уверять всех, что русские войска идут в Померанию по требованию Дании и Пруссии и никогда не думают вмешаться во внутренние дела Польши. С другой стороны, Долгорукий писал Потею, чтоб тот подождал хотя бы до окончания померанской кампании; но в Литве не хотели ждать, определили собрать регулярного войска 8600 человек, собирать на его содержание деньги, а саксонцам отнюдь ничего не давать и на квартиры не пускать, отражая силу силою. Король собрался в поход на Литву; Долгорукий отговаривал его, представлял, что этим походом Потея можно привести в отчаяние: станет он ходить со всеми людьми по Польше и по Литве и всех бунтовать против саксонцев, к нему пристанут не только Литва, но и коронный народ, и все войска, отчего может разгореться такой великий огонь, которого долго погасить будет нельзя. С другой стороны, Потею дано было знать, что царь не желает восстания, и в Литве все успокоилось; в сентябре король уехал в Саксонию, упросив Долгорукого остаться в Польше и наблюдать, чтоб здесь не вспыхнуло восстание. Восстание вспыхнуло. Коронное войско составило конфедерацию при Сендомире и выбрало в маршалки ротмистра Гуржинского, одного из приверженцев Лещинского; начались у конфедератов битвы с саксонскими войсками, причем последние, захватываемые по частям, терпели сильный урон; многие воеводства уже садились на коней для соединения с восставшими. Долгорукий немедленно написал фельдмаршалу Шереметеву, чтоб помедлил походом в Померанию и остановился в Польше для задания страх конфедератам; писал к коронным гетманам, чтоб старались потушить восстание, писал и к Гуржинскому, грозя приходом русских войск, разослал офицеров по воеводствам с успокоительными письмами. «Можно за великое счастье почитать, – писал Долгорукий Головкину, – что войска наши теперь так близко стоят отсюда, и если б не они, то вся Корона и Литва были бы против короля, все саксонцы в Польше пропали бы и могла бы быть здесь в интересе нашем великая перемена. |
| В-третьих, уния снова видится Потею как средство защитить православие от притеснений католиков и обращения православных в «латинство». Православные в настоящее время живут как «калеки посреди волков», терпят «утяженье... въ некоторыхъ местахъ», сталкиваются с запретом отправлять свои церемонии и в результате отпадают от православия «не по одному, але громадами, видечи нашу непотужность». Та же идея, как мы видели, звучала в письмах к Рагозе. Более того, в письме Острожскому – в отличие от более поздних своих высказываний – Потей весьма скептически оценивает достижения католиков в переустройстве церковной жизни: не только у нас, но и у них нет ни науки, ни порядка 918 . В-четвертых, Потей резко негативно отзывается о протестантах и антитринитариях, показывая лишний раз, насколько важной частью унионной программы была борьба с «ересями», и заявляет о своей решимости, даже пожертвовав значительной, частью состояния, создать школы для православных. В таком «святобливом и добром деле» он не позволил бы никому опередить себя и не пожалел бы ради него и остатков «убогой маетности», что и было им доказано обращением собственных средств, в ущерб детям, на нужды церкви! Наконец, Потей подчеркивает – и, видимо, в этом нет двоедушия, – что уния никак не служит его личным амбициям и что не он явился инициатором ее подготовки, намекая, конечно, не столько на таких людей, как Терлецкий, сколько на самого Острожского, излагавшего в июне 1593 г. свой унионный план Потею 919 . Еще одно письмо Потея к Острожскому, от 16 июня, доказывает, что Потей рассматривал выработанные к июню 1595 г. условия унии как отвечающие в целом его прежним замыслам. Католики для Потея – по-прежнему «противники», но их опыт оздоровления церкви необходимо использовать, ибо «намъ барзо малый ратунокъ отъ восточниковъ нашихъ томъ въ письме яко и въ наукахъ церкве Божой потребныхъ». Уния, соответственно, предпринимается для укрепления церкви, а Потей участвует в ее подготовке не ради «куска марное роскоши альбо для пожытку сего светнего, который яко тень мимо идет», а во исполнение пастырских обязанностей. Заключение же унии приемлемо именно потому, что она не вводит ничего «противного вере и церкве нашой», осуществляется «без нарушения веры и религии нашей». Принятые «артикулы», по мнению Потея, и являются гарантией неприкосновенности православных традиций, ибо содержат единственное нововведение, а именно, согласие на частичное принятие нового календаря. В целом же «мало не все въ рукахъ своихъ маем» , заявляет он не без воодушевления, и именно в этом состоит, видимо, причина его решимости бороться до конца за провозглашение унии 920 . |
| Надобно заметить, что Потей и Терлецкий по прибытии в Краков, если еще не прежде, разделили врученные им владыками артикулы, или условия, унии на две части: особо изложили те условия, которые подлежали рассмотрению короля, и представили королю и особо — те, которые подлежали рассмотрению папы, и представили папскому нунцию, находившемуся в Кракове. Король с своей стороны отвечал на эти условия, как мы видели, грамотою от 2 августа. А папский нунций прислал свой ответ Потею и Терлецкому еще 1 августа. В ответе нунций удостоверял, что просьбы русских владык, которые касаются догматов, как выраженные согласно с католическою верою и определениями Флорентийского Собора, папа, без сомнения, примет и одобрит и что он наверно уступит и по остальным просьбам, относящимся к праву человеческому, если найдет их не противоречащими католической вере и согласными с здравым разумом . Объявив свое согласие на условия унии, предложенные владыками, король полагал, что пора отправить избранных депутатов с этими условиями и к Римскому первосвященнику. Поэтому разрешил, 28 июля, Кириллу Терлецкому отдать в аренду для покрытия путевых издержек все церковные имения Луцкой епархии на двадцать лет, хотя с тою же целию в прошлом году уже отдано было имение Водирари на сорок лет, и в тот же день подписал приказ в суды и уряды земель Волынской, Русской и Подольской, чтобы судебные дела, касающиеся Потея и Терлецкого, были приостановлены до их возвращения из Рима. А Потею и Терлецкому велел ехать домой и готовиться в дальнюю дорогу, с тем чтобы они возвратились в Краков не позже как через четыре недели . В последовавшие затем четыре недели и вообще во все время до поездки Потея и Терлецкого в Рим ни митрополит со владыками, ни князь Острожский, ни сам король не оставались недеятельными по отношению к унии. Митрополит прислал в Вильну указ (от 12 августа), которым требовал своего наместника, протопопа Ивана Парфеновича, и всех виленских священников к себе в Новогродок на суд через полтора месяца, а до того времени запрещал всем им священнослужение за то, что они вместе с некоторыми мещанами виленскими бунтовали и делали протесты против своего архипастыря, возмущая народ. |
| И король, желая успокоить волнение, дозволил нам своею грамотою спокойно оставаться при нашем исповедании, пока дело не будет рассмотрено на сейме. Но оно и доселе еще окончательно не решено на сейме, и мы, оставаясь при наших прежних протестациях против вас и при наших прежних вольностях, совершенно вправе иметь у себя своих православных священников при нашей братской церкви, построенной на нашем властном шляхетском грунте. А как они не признают тебя за своего пастыря, то и не обязаны становиться пред тобою и слушаться тебя. Если кому до них есть дело, мы их господа и готовы всегда и везде взыскивать с них и заступаться за них». Потей отвечал: «До ваших грунтов и до вашей церкви я не имею ничего и не хочу в то мешаться; я имею дело только до ваших попов, которые, живя в моей епархии, не могут быть изъяты из-под моей власти». Присутствовавший при этом наместник виленский Станислав Пукшта счел нужным от имени воеводы виленского Радзивилла , находившегося тогда на войне, напомнить Потею, чтобы он не нарушал ничьих прав в Вильне и не посягал на братских священников, которые, оставаясь православными, по силе своих протестаций вовсе не подлежат его власти и живут здесь под обороною воеводы. Наконец, начали было и сами священники говорить Потею, почему они не признают его своим пастырем, но он не захотел их слушать и велел им явиться на следующий день. Тогда священники положили на столе пред Потеем свое письменное объяснение, наперед приготовленное, и, призывая как свидетелей бывших тут возных и шляхтичей, заявили, что они не признают Потея своим пастырем и не обязаны слушаться его и являться к нему. Несмотря на это, Потей потребовал к себе священников в другой раз к 27 и в третий к 31 июля. И как они лично к нему не явились, то судил их заочно и присудил к низвержению, а король, по доносу Потея, осудил их как непокорных и бунтовщиков на Виленское церковное братство осталось без священников . Виленские бурмистры, радцы и лавники еще в 1596 г. жаловались королю, что Свято-Троицкое братство без их ведома испросило себе у него грамоту (от 9 декабря 1592 г.), которою братские дома в Вильне освобождены от постоя и других городских повинностей и которою нарушаются право и интересы всего города. |
| Во время бескоролевья (1586-1587) после смерти Стефана Батория кн. Острожский сотрудничал с канцлером Яном Замойским, поэтому, несмотря на то что К. К. был готов оказать поддержку в борьбе за польск. трон царю Феодору Иоанновичу , в итоге он поддержал швед. принца Сигизмунда Вазу, убеждал запорожских казаков признать его королем. В последующие годы отношения кн. Острожского с Замойским испортились. Будучи вел. гетманом и канцлером Короны Польской, Замойский оказался в конфликте с Сигизмундом III, который стремился противопоставить ему могущественный род Острожских. В 1593 г. Сигизмунд назначил Януша Острожского на высший пост в гос-ве - каштеляна краковского. Это был первый случай, когда магнат «русского» происхождения занял эту должность, связанную с исконно польск. землями. Самый младший сын кн. Острожского Александр стал тогда волынским воеводой. Эти назначения ухудшили отношения Острожских с Замойским. Представители обоих родов до 1601 г. соперничали в споре о владениях и влиянии на укр. землях. Имущественный конфликт был причиной раздора между Янушем Острожским и Кшиштофом Косинским, одним из вожаков запорожских казаков. Личная ссора переросла в казацкое восстание (дек. 1591 - февр. 1593), во время к-рого казаки под предводительством Косинского грабили имения шляхты и магнатов на укр. землях, в т. ч. владения Острожских. Войска Острожских и их сторонников подавили восстание, победив казаков в битве под Пяткой в февр. 1593 г. В нач. 90-х гг. XVI в. К. К. вернулся к осуществлению планов унии между православной и католической Церквами, что было вызвано продолжавшимся кризисом правосл. Церкви в Речи Посполитой. Магнат поддержал кандидатуру Ипатия Потея как епископа Владимиро-Брестского. Потей, еще будучи мирянином, был известен проуниатской деятельностью (обсуждал проект унии с патриархом Иеремией II в 1589). В июне 1593 г. кн. Острожский послал Потею письмо с пожеланием, чтобы правосл. архиереи предприняли действия для заключения унии с католиками. Князь предполагал, что Потей представит его предложения на Соборе Киевской митрополии, по-видимому не состоявшемся. К. К. хотел провести переговоры об объединении Церквей при участии правосл. патриархов, в первую очередь К-польского, и правосл. правителей: рус. царя, господарей молдавского и валашского. По всей видимости, князь объединял религ. унию с созданием антиосманской лиги христ. гос-в. В концепции К. К. уния была также связана с проведением реформ в православной Церкви, в первую очередь школьной реформы, чтобы ликвидировать, как он писал Потею, «wielkie grubijanstwo u duchownych» (большую грубость в духовных). По мнению кн. Острожского, уния не должна была нарушать традиц. правосл. уклада. Ее целью было обеспечение большего престижа правосл. Церкви в Речи Посполитой, в то время сильно ослабленной переходом в католичество или в протестант. деноминации представителей «русской» шляхты и магнатов. |
| Виленск. археогр. сборн. 2. 1 А. и. 1. 56 П. собр. р. лет. 8. 76, 144 А. и. 1. 62. С. 112 Вилен. археогр. сборн. 1. 2 Свое завещание относительно Черейского монастыря Мисаил написал в лето 6983 (1475), индикта 9, месяца октября седмого дня и начал это завещание словами: «Се аз, владыка Смоленский Мисайло, чиню ведомо...» (А. З. Р. 3. 101. П. 8 Выписка из книг виленской ратуши, данная Потею, напечатана в А. З. Р. 4. 164 На польском языке грамота издана Потеем под заглавием: «Poselstwo do papierza Rzymskiego Syxta IV od duchowienstwa i od kœi¹¿at i panˆow ruskich 1476 rok...» Экземпляр этого издания есть в императ. Публичной библ. (зала 13, шкаф 9, полка 13. 73), к сожалению, без первого и без нескольких последних листов. В начале, перед грамотою здесь напечатаны: а) Parenetica jednego do swey Rusi — стихами и б) упомянутая выше выписка из книг виленской ратуши, данная Потею. На русском же языке довольно крупным славянским шрифтом в малую четвертку грамота издана тогда под тем же заглавием «Посельство до папежа Рымъского Сикъста IV от духовенства и от княжат и панов руских з Вилни, року 1476, месяца марта, 14 дня, через послов в том же листе нижеименованных» Экземпляр этого русского издания есть в библиотеке Литовской Духовной семинарии в одном переплете с книгою: «Живот Генадиа, патриарха Констанътинополкного...» и пр. (зала А, шкаф 3, полка 12, место 26). Здесь также в начале: а) «До читателя» прозою (сохранилось только два листка) и б) помянутая выписка из книг виленской ратуши (сохранилось только заглавие). В самой грамоте недостает несколько листов в средине. Недавно эта грамота на русском языке издана вновь под заглавием «Соборное послание русского духовенства и мирян к Римскому папе Сиксту IV, писанное из Вильны 14 марта 1476 г.», издал А. Петрушевич. Львов, 1870 Петрушевич при издании грамоты имел три ее списка: один — из львовского ставропигиального братства, другой — из Музея заведения пропаганды в Риме и третий — из Ватиканской библиотеки. Из униатских и латинских писателей — Дубович (Hierarchia. 182 Коялович (Miscellanea. 46 Кулеш (Wiara Prawoslawna. 182–183 Кульчинский (Specim. Eccles. Ruthenicae. 122 Стебельский (Chronolog. 50 и др. Из православных — автор Перестроги (А. З. Р. 4. 1, 149. С. 229 Захария Копыстенский (Палинод. Ч. 3. Разд. 2. Артик. 1 , митрополит Евгений (Опис. Киево-Соф. собора. 111–112 и др. |
| – Ты знаешь, Ромео поступил очень предусмотрительно, отправив тебя к Леонардо: его сын и в самом деле человек опасный. Проще говоря, он – человек Месса. – Разве не все мы люди Месса? – Ну что касается меня, то я определенно нет, а вот ты… Но оставим это! Однако Леонардо здорово меня разочаровал. – Что же, по-твоему, он должен был делать? Жениться на мне? – Ухаживать за красавицей, развлекать се, говорить комплименты, раз уж она попала к нему в дом, а не пялиться па экран. – Бабушка! Но ведь красавицей я была как раз на экране, а не в кресле рядом с ним! И он развлекал меня и говорил мне комплименты, пел и даже обнимал, если хочешь знать. – На экране персоника, в какой-нибудь глупенькой Реальности. – Конечно! Он же не сексуальный маньяк, чтобы приставать к девушке в жизни. – О, Господи! Мне вас не понять! – О, Месс! Я тоже тебя не всегда понимаю, милая бабушка. Но я видела, что она мною очень довольна, а ее ворчанье и покалывания – это так, по укоренившейся традиции. Хотя она, конечно, и в самом деле хотела бы меня видеть с прической на голове, лучше всего из длинных волос, в цветной одежде и, может быть, даже с краской на лице: на фотографиях в ее многочисленных альбомах именно так выглядели красавицы в дни ее молодости. Но она забыла, с каким недоумением и осуждением смотрели люди на ее дочь-актрису, не боявшуюся публично демонстрировать психопатическую озабоченность своей внешностью и туалетами. Кстати, об одежде… – Бабушка, ты знаешь, отчего я больше всего страдала в дороге? – Понятия не имею, дорогая, но хотела бы узнать. – От недостатка свежей одежды. Если мне еще придется ехать куда-нибудь при таких же условиях, мне надо брать по два костюма па каждый день: оказывается, я потею, а когда потею – воняю. – Одежда – это не проблема. – Очень даже большая проблема. Если я буду слишком часто браковать присланные костюмы и требовать замены, меня очень быстро уличат в обмане. Это тебе можно вольничать с одеждой, а мне присылают стандартную норму – семь костюмов в неделю. |
| Как мы видим, ситуация сложилась драматическая и нервная, а для историка – очень неясная. Кто «тот человек», на чей арест были даны «увяжчие листы» (то есть ордер на арест) и баниционная грамота? О каких и чьих посланцах идет речь? Что за «артикулы» имеются в виду? В доступной исследователям документации ясно видны существенные лакуны. Они лишь отчасти восполняются сведениями о последующих событиях и конфликтах. Если верить Потею и Терлецкому, принципиальная договоренность о режиме унии была достигнута и православным было обещано соблюдение поставленных ими условий («артикулов»). Если это так, то «32 артикула» унии, датированные июнем 1595 г. (видимо, временем, когда их подписал, вслед за другими епископами, митрополит), фиксировали заранее согласованные с польской стороны условия. В словах о «посланцах», опираясь на сведения о миссии Каспера Нагая 746 , можно услышать отголосок контактов с иезуитами и польским духовенством. Но кто именно должен был быть арестован и изгнан, сказать решительно трудно, потому что в марте 1595 г. по просьбе Замойского Гедеон Балабан был восстановлен в святительском достоинстве 747 . Приехал ли Рагоза в Брест для отдельной встречи с епископами? Какую позицию он занял в эти дни? Судя по дальнейшему, Потею, Терлецкому и, возможно, польским представителям удалось убедить Рагозу поддержать унионный план в том виде, в каком он представлялся в мае 1595 г. Хотя ситуация вряд ли изменилась за несколько дней, согласно сообщению Маласпины, подписанному уже 27 мая, «греческие епископы написали», что появятся в Кракове в назначенное время, чтобы отправиться в Рим и «предстать у святейших ног» папы 748 . Один из документов внутренней переписки в курии, датированный 5 июня 1595 г., сообщал, что в Риме уже ждут послов православного духовенства 749 . Итак, в мае 1595 г., накануне решающих организационных шагов для заключения унии среди православных иерархов не было единства и согласия, хотя Терлецкий стремился убедить польский двор и нунция в единодушной поддержке унии украинско-белорусским духовенством. |
| – Ухаживать за красавицей, развлекать её, говорить комплименты, раз уж она попала к нему в дом, а не пялиться на экран. – Бабушка! Но ведь красавицей я была как раз на экране, а не в кресле рядом с ним! И он развлекал меня и говорил мне комплименты, пел и даже обнимал, если хочешь знать. – На экране персоника, в какой-нибудь глупенькой Реальности. – Конечно! Он же не сексуальный маньяк, чтобы приставать к девушке в жизни. – О, Господи! Мне вас не понять! – О, Месс! Я тоже тебя не всегда понимаю, милая бабушка. Но я видела, что она мною очень довольна, а ее ворчанье и покалывания – это так, по укоренившейся традиции. Хотя она, конечно, и в самом деле хотела бы меня видеть с прической на голове, лучше всего из длинных волос, в цветной одежде и, может быть, даже с краской на лице: на фотографиях в ее многочисленных альбомах именно так выглядели красавицы в дни ее молодости. Но она забыла, с каким недоумением и осуждением смотрели люди на ее дочь-актрису, не боявшуюся публично демонстрировать психопатическую озабоченность своей внешностью и туалетами. Кстати, об одежде… – Бабушка, ты знаешь, отчего я больше всего страдала в дороге? – Понятия не имею, дорогая, но хотела бы узнать. – От недостатка свежей одежды. Если мне еще придется ехать куда-нибудь при таких же условиях, мне надо брать по два костюма на каждый день: оказывается, я потею, а когда потею – воняю. – Одежда – это не проблема. – Очень даже большая проблема. Если я буду слишком часто браковать присланные костюмы и требовать замены, меня очень быстро уличат в обмане. Это тебе можно вольничать с одеждой, а мне присылают стандартную норму – семь костюмов в неделю. – А нельзя дома носить один костюм по два дня и таким образом сделать запас на дорогу? – Еще и дома не мыться и не переодеваться! Ты хочешь разводить на мне грибы, чтобы не ходить за ними в лес? – Можно принять душ, а потом снова надеть тот же костюм. – Совершенно невозможно! Сразу видно, что ты не носишь стандартных костюмов. – Почему же не ношу? Я надеваю эту гадость, когда еду к врачу или по официальным делам, чтобы не объяснять каждый раз свои права. Но за макаронами я езжу в шелковом костюме имитирующем пластиковый. Хочешь взглянуть? |
|
|
