| В историческом плане они ориентируют на историю Церкви или на историю империи. При таком понимании замена выражения «Новый Иерусалим» на «Новый Рим» в контексте оценки новой исторической роли Москвы оказывается чрезвычайно значимой». Религиозная ответственность государства как наследницы некогда великой христианской империи имела свои последствия, которые трудно охарактеризовать однозначно: оценочная шкала прошлого всегда лукава. И все же. Формула власти Русские государи привыкают смотреть на себя (и на свою власть) через призму христианского служения, чем дальше, тем больше проникаясь идеей, высказанной преподобным Иосифом Волоцким в 1510-1511х годах: «Царь убо естеством подобен есть всем человеком, а властию же подобен есть вышняму Богу». Формула единодержавной власти найдена. С тех пор ни один российский самодержец не усомнился в правоте иосифлянской сентенции, воспринимая «симфонию властей» сугубо через призму собственной богоподобной власти. Укрепление православного государства (самодержавной «вотчины»), собственно, и означало реализацию мессианской идеи Третьего Рима - во что бы то ни стало. Так «государство пухло, народ хирел». Идеи персонализма и творчества, развитие которых замечают исследователи в XIV - начале XV вв., не получили продолжения в дальнейшем. «Предвозрождение» не обратилось в Возрождение. Но вина тому, думается, не только интенсивное государственное строительство, требовавшее исключительного напряжения эмоциональных и физических сил народа. Все это важно, но лишь с учетом дополнительного фактора. На него давно обратил внимание русский философ Ф. А. Степун, замечавший, что защищенное незнанием латинского языка от соблазнов античной мысли, отечественное православие мало работало над вопросами догматики, апологетики, моральной и социальной философии, в результате оказавшись неприспособленным в борьбе с омирщенной мыслью нового времени. При этом Ф. А. Степун замечал, что православие, в отличие от католицизма, прошло мимо античного учения о естественном праве. «Ведь на естественном праве покоятся все права человека и гражданина: свобода вероисповедания, свобода слова, собраний и т. д. |
| С пьянством связан был и другой порок, встречавшийся в монашеской среде XVI века, в предупреждение которого Стоглавым Собором запрещено было держать в монастырях голоусых 1353 . Это запрещение еще раньше было высказано Иосифом Волоцким в его монастырском уставе. Самою же сильно развитою в монашестве слабостью было честолюбие. Последнее проявлялось в разнообразных формах. Заветною целью честолюбивых монахов, если только они сколько-нибудь выдавались из среды рядовых иноков, было приобретение мест «высоких», достижение возможности, «взыти на некий сан церковный» т. е. епископство, архимандритство или игуменство 1354 . Для того чтобы достигнуть преследуемой цели привилегированные монахи, отличавшиеся честолюбием, если только обыкновенный путь заслуг и личных достоинств не выдвигал их из ряда других, добивались своего другими путями. Они старались заискивать пред высшими властями, добивались их дружбы и благоволения, устрояли для них у себя богатые обеды, делали им разного рода подарки, а иногда обращались даже к простому подкупу 1355 . Высокое иерархическое положение в церкви иногда нередко совершенно изменяло человека: из прежде скромного униженного, готового на все уступки инока выходил гордый, недоступный владыка 1356 . В сочинениях митрополита Даниила мы находим прекрасную картину, изображающую собою честолюбивые стремления монахов, их искательства и погоню за высшим церковным саном и наконец средства, при помощи которых многим из них удавалось достигать высших церковных должностей. «Почто, братие, гордимся, пишет он во втором слове своего соборника, специально трактующем о пастырях, и возносимся и сами ся прельщаем, власти игуменства или епископства ищуще, страсти суще и немощни на таковыя величества восходити. Что же ради сих и взыскуемъ? – Ясти ли и пити многоразличная, и драгая, сладостнейшая, или злата, или сребра, и многа богатства, и имения собирати, или веселитиса, и прохлажати, и возноситися, и щапити, и пиры съставляти, и созывати на обед славных и богатых и истощити всуе церковные доходы тунеядцем, яже церкви и церковным потреба бе, и странным и нищимъ? Мы же сих презираем, и церковные доходы с славными и с богатыми и с тунеядцами изъядаем, гордостию и тщеславием надымающеся, и к настоящим вседушно прилежаще, и мнимся пастыри и учители быти и истинно слово Божие правити и наставляти род человеческий к спасению» 1357 . |
| Аще ли кто от любомудрых восхощет исчислити и писанию предати пастырская страдания, и молвы, и смущения, лета да требует о сих любомудрствовати» 668 . Действительно, тяжело было в то время нравственное положение истинных пастырей церкви, которые при всей своей ревности, при всем искреннем желании поучать свою паству, от нее же самой получали укоры и оскорбления за свои благие намерения и обещавшую много принести пользы деятельность. Конечно м. Даниилу у которого много было врагов, искавших всякого удобного то случая повредить ему, более чем кому-либо другому, приходилось испытывать на себе самом неблагодарные отзывы своей паствы за свою истинно-пастырскую и достойную ревность к проповедованию слова Божия, что он и передал в своих сочинениях. До сих пор рассмотрена была форма сочинений м. Даниил, доказана была ревность митрополита к проповеданию слова Божия, представлен его взгляд на обязанности пастырского служения, из коих самая первая является проповедь, указаны были наконец и неблагоприятные условия, в каких вообще приходилось в то время дело проповеди в России и в частности то неудовлетворительное и затруднительное положение, в какое ставила Даниила его же собственная ревность к проповедованию слова Божия. Теперь естественен, последователен будет переход к определению и изложению особенностей как достоинств, так и недостатков проповеднического таланта митрополита Даниила. Митрополит Даниил, как свидетельствуют его сочинения, отличался громадной начитанностью. В количественном отношении, по богатству своей богословской эрудиции, он превосходит даже своего учителя Иосифа Волоцкого , хотя в тоже время много уступает ему в логическом построении своих мыслей. Иосиф был богословом с более развитым интеллектом. У него большую роль играет логика, которая по местам переходит в тонкую диалектику, нечуждую иногда некоторых софизмов, скрывающих за собой искусственные натяжки, какие допускались Иосифом. С совершенно иным характером Даниил. Это был человек памяти, восприятия: деятельность рассудочная, логическая, обобщающая данные памяти у него была развита сравнительно слабо. |
| Роскошь, плотоугодие, любостяжательность, соединенная с жестокостью при вымогании из крестьян как можно более дохода – при бесконтрольности откуда бы то ни было – были повсюдными явлениями в монастырях, по имени только общежительных: ибо в XVI в. в действительности общежительного устава в них не соблюдалось. Еще худшее явление представляли монастырьки особножитные, которых было великое множество. Они возникали совсем по частной инициативе монахов, которые в числе 2–3-х уходили из не нравившегося им монастыря, основывали свой монастырек, в котором жили как хотели, обращались за пожалованием к местному князю или самому московскому царю, и если такое домогательство удавалось, благополучно устраивались, живя особняком друг от друга, не подчиняясь в образе своей жизни никакому уставу; если же – не удавалось, – то бродили по городам и селам, питаясь милостынею. Сильно деморализующее влияние на монашеский быт оказывали против воли постриженные в монашество знатные лица боярского или даже княжеского происхождения. Против воли заключенные в монастыри, эти лица не подчинялись монашеской дисциплине, а продолжали и в монастырях вести свой мирской образ жизни и вовлекали в свою мирскую жизнь и самих монахов. Во второй части (225–371) в трех главах изображается характер личности и воззрений на монашество пр. Иосифа Волоцкого , устройство Волоколамского монастыря, основанного Иосифом, и церковно-практические задачи и церковно-общественное значение Волоколамского монастыря в течение всего XVI века. В третьей части (375–456) изображается личность и воззрения на монашество пр. Нила Сорского , раскрытые им —162— в его уставе о скитском житии. Как было замечено, эта глава не отделана с надлежащей полнотой: в ней автор ограничился только изложением теории скитского монашества, начертанной в уставе пр. Нила, но не представил изображения устройства и быта этого монашества, как они существовали de facto. В общем рассматриваемое сочинение представляет усердно и успешно выполненную работу. Автор тщательно изучил первоисточники, не только изданные, но и рукописные (принадлежащие библиотеке Моск. |
| Обозрение жизни митрополита Даниила дает следующие общие положения. I. Государственная деятельность митрополита Даниила и его отношение к светской власти есть проведение в жизнь оформулированных Иосифом Волоцким взглядов на взаимо-отношение церкви и государства. При чем личный характер Даниила выразился здесь в том, что он расширил применение их в жизни в ущерб чисто церковным интересам и превзошел своего учителя и всех предшественников по кафедре своим потворством светской власти, доходя в нем до нарушения церковных канонов. II. В сфере собственно церковной митрополит Даниил, как иерарх-администратор, заявил себя особенной церковной политикой, заключавшейся в назначении на высшие церковно-иерархические должности людей своего, иосифовского направления. III. Как иерарх, как учитель церкви, и умственный и нравственный руководитель своей паствы, Даниил характеризуется по своей деятельности строгим консерватором, более строгим, чем каким был Иосиф Волоцкий . Он во всей своей деятельности строго держался консервативных начал своего направления и, развивая последнее далее и применяя его к общественным вопросам своего времени, становился в отрицательное положение ко всяким новшествам. Существующий строй религиозно-церковной жизни, все созданное и сложившиеся в нем веками он признавал неизменным и отрицал всякие нововведения, как бы они маловажны ни были. Поэтому всякая попытка в смысле реформы, всякая новая мысль с религиозным характером, встречала в нем своего врага и противника, и он, не затрудняясь, относил ее к разряду ересей. Консерватизм Даниила достиг того, что в его глазах имели догматическое и символическое значение даже церковно-богослужебные книги. Как представитель определенного, строго установившегося направления и как воспитанник особой школы, Даниил диаметрально расходился во взглядах с людьми другого направления, более либерального, группировавшимися в его время около Вассиана Косого и Максима Грека . Обсуждавшийся в то время вопрос о вотчинных правах монастырей послужил ареной, на которой столкнулись взгляды лиц, происходивших из противоположных лагерей. Возгорелась борьба. Даниил, пользуясь выгодами своего положения, в строго консервативном духе разрешил вопрос о монастырских имущества, и административными мерами заставил молчать людей с новыми, более свободными взглядами на вотчинное право монастырей. Сведши на церковно-юридическую почву доселе обсуждавшийся литературным путем монастырский вопрос, он тем самым положил конец, по крайней мере на некоторое время, литературной полемике по этому вопросу. |
| 177 Здесь Вассиан обвиняет Иосифа за его непомерную ревность к истреблению еретиков, в мирской гордости, отсутствии здравого смысла, в извращении установлений св. отец, а главное в противоречии евангельскому учению. 178 Таким образом из слов Вассиана, равно как из всего характера его полемики по еретическому вопросу видно, что он ратовал за еретиков не по личной симпатии к ним, а тем более не по солидарности с ними в религиозных убеждениях, а здесь он только проводил и применял к делу гуманный взгляд на тот предмет своего учителя Нила. Литературная полемика между Иосифом Волоцким и Вассианом Патрикеевым из-за еретического вопроса характеризует Иосифа, как проповедника крайних мер, как писателя проводившего односторонние воззрения. В более светлом виде является Вассиан Патрикеев. Он не был проповедником полной свободы совести; он требовал для еретиков не более, как только «умерене» 179 относиться к ним и допускал для них церковные и гражданские кары: отлучения от церкви и ссылки и заточения, но безусловно отрицал наказание их смертью . Рассматриваемый с этой стороны взгляд Вассиана более отвечал историческим условиям и судьбам русского народа, равно как более гармонировал с существовавшими на этот счет установлениями и с действовавшей тогда практикой, чем доведенный до последней крайности взгляд Иосифа Волоцкого . Вассиан Косой является таким образом представителем русского народного гуманизма, который с своей точки зрения не без основания называл мучениками тех, которые приносили раскаяние. Но идея истинно евангелической любви, положенная Вассианом, под влиянием Нила Сорского , как руководительное начало для определения отношений к еретикам, послужила для некоторых из заволжских старцев началом и основанием к полному отрицанию преследования еретиков. Полемика из за еретиков перешла и к ученикам Иосифа и поддерживалась и другими заволжцами. Так Нил Полев, постриженик Волоколамского монастыря, ведет горячую переписку с одним из заволжских старцев но имени Германом, в которой первый со всею горячностью Иосифовского ученика вооружается против врагов христианства и отступников от православной веры христианской, тогда как последний, вполне верный духу и преданиям Нила Сорского , утверждает, что «не подобает нам судити никого ни верна, ни неверна, но подобает молитися о них, в в заточения не посылати». |
| Если под «философией» понимать не только некую систему формально-логических суждений о мире, но и, что более подходит для средних веков, глубинную «мудрость культуры» того или иного исторического периода, то в Древней Руси эта «философия» чаще в своем более полном виде выступала в художественной форме, чем в вербальных текстах. Скажем, В «Троице» Рублева традиционной тринитарной идее с помощью художественных средств придано такое высокое общечеловеческое философское звучание, до которого ее не удавалось поднять не только русским, но, пожалуй, и византийским мыслителям. Поэтому вполне закономерной представляется постановка вопроса о воздействии философии, воплощенной в древнерусском искусстве, на теоретическую мысль того времени, однако здесь не место останавливаться на этой проблеме подробнее. Возвращаясь непосредственно к проблематике данной главы, следует еще раз подчеркнуть, что свет, как одна из главных модификаций прекрасного, играл важную роль и в эстетических представлениях, и в художественной культуре средневековой Руси. На русской почве конца XIV-haчaлa XVI в. можно наблюдать и развитие другого направления византийской эстетики- литургической эстетики, или эстетики культового действа. Полнее всего она может быть выявлена лишь при анализе самой практики, то есть культового синтеза искусств в его функционировании. В данном случае имеет смысл остановиться прежде всего на некоторых теоретических предпосылках этой эстетики, наиболее полно изложенных в самом конце рассматриваемого исторического периода Иосифом Волоцким . Для древнерусского человека посещение церковного богослужения являлось прежде всего праздником. Он и приходил в храм, как правило, только по праздникам, и вся атмосфера храма была ориентирована на создание праздничного настроения у верующих. Однако это был праздник, в корне отличный от беспечных и бездумных мирских пирушек. Он был в первую очередь праздником духовным -торжественным и возвышенным. Средневековый человек приходил в храм для празднования особого рода. |
| Предметом «Послания» является тема праведного суда и конкретная организация судебного процесса. «Послание» Шишкину написано Зиновием Отенским за 30 лет до появлении его обличительных сочинений. С публикацией этого «Послания» становится, таким образом, возможным изучать взгляды Зиновия Отенского в их динамике. Отметим, наконец, литературные достоинства публикуемого произведения, его простой язык, лапидарность характеристик, интонационную выразительность. Хотя в сочинении «Истины показание» Зиновий обрушивается на народную речь, противопоставляя ей «книжные речи», но, как это не укрылось еще от Ф. Калугина, сам Зиновий далеко не всевда следовал защищаемым им литературным вкусам . Это полностью относится и к «Посланию», язык которого вызывает ассоциации с прямой речью, бытовизмом и предметностью, отличающими литературную манеру составителей Псковских I и II летописей . По ходу нашего исследования предстоит сравнить один и тот же богословский сюжет в изложении Иосифа Волоцкого и Зиновия Отенского. Трудно себе представить, что понадобилось всего 30 лет, чтобы произошли столь разительные перемены, выразившиеся в упрощении форм построения речи, в освобождении лексики от церковнославянизмов, как это имеет место у Зиновия Отенского по сравнению с Иосифом Волоцким. Надо отдать должное проницательности составителя XVII в., который в свой сборник произведений русской литературы включил и «Послание» Зиновия Отенского Якову Васильевичу Шишкину. Тема «праведного суда», которой посвящено «Послание» Зиновия дьяку Шишкину, стояла в центре внимания всех выдающихся русских публицистов первой половины и середины XVI в. Она была прежде всего в центре политической практики периода, в начале которого появился Судебник 1497 г., а в конце — Судебник 1550 г. Тема «праведного суда» не является принадлежностью истории собственно юридической мысли. Она входит в круг центральных событий и идеологической борьбы первой половины XVI в., времени, коща сознание контрастов социальной действительности стало достоянием самых различных кругов русского общества и получило своеобразную теоретическую форму противопоставления идеи «правды» — «неправде». |
| И лишь после этого, как можно предположить, в Новгород на подготовленную почву могли прибыть те, кто составил бы здесь настоящий центр этнического иудаизма. В современной исторической литературе у ряда авторов можно встретить мнение о том, что движение «жидовствующих» вовсе не было попыткой водворения иудаизма на Руси. При этом обычно говорится о том, что прозелитической активностью Схарии и его подручных объяснить данный новгородский феномен нельзя. Новгородское «жидовство» нередко пытаются представить, как некое близкое к европейскому Ренессансу явление, эдакое либеральное, культурно-гуманистическое движение, которое якобы стремилось просветить дремучую Русь, закосневшую в своем православном консерватизме. Некоторые авторы в этом движении умудряются усмотреть даже некий антифеодальный пафос. В советскую эпоху подобные взгляды пропагандировал такой крупный историк, как Яков Соломонович Лурье. К сожалению, приходится констатировать, что традиционная неловкость, почему-то вызываемая всякий раз любой проблемой, связанной с темой еврейства, не позволила Я.С. Лурье объективно подойти к изучению ереси «жидовствующих». В своих трудах Лурье доказывал, что никаких Схарии, Моисея Хануша и Скоровея не было вообще. Это, по его мысли, не более, чем миф, придуманный преп. Иосифом Волоцким, который якобы был подвержен антисемитским настроениям (правда, говорить о неприязни к евреям на Руси на рубеже XV-XVI вв. просто не приходится, так как они в это время здесь вообще не проживали). Лурье считал, что никаких иудеев-миссионеров в Новгороде не было, а начало движению якобы дали Алексей и Денис – великие русские просветители, которые были на голову выше своих дремучих современников. И за то, что они прониклись идеалами западноевропейской культуры и либерализма, «антисемит» Иосиф Волоцкий будто бы и приклеил им ярлык «жидовствующих». Такую гениальную в своей простоте концепцию выдвинул Я.С. Лурье. Его публикации по теме «жидовствующих» включают в себя многие подлинные тексты того времени (например, послания преп. Иосифа Волоцкого и Новгородского архиепископа Геннадия, который первым обратил внимание на «жидовствующих») – этим, несомненно, труды Лурье ценны. Однако эти документы прокомментированы Лурье таким образом, что читатель верит: вся история про Схарию выдумана от начала до конца. |
| И слышашеся (стал известен) Иосиф в граде и окрест жительством чернеческым изрядным и словом удобрен, извествованным пребыванием оправдан (признан мужем строгой жизни). Елико бояр, иже от полаты княжи, и елико от воевод его, и от воин честных, вси желанием влекомы к нему, взыскаху лица его, к нему приходяще, пользовахуся от него священными словесы и покаянию жала (стремление, побуждение) в сердца своя приемлюще беседою его, и тако тому прилежни молящеся попустити тем душевная их помышлениа възложити ему, и словес его присно наслаждатися и исправляти к лучшим жизнь их сказанием (советом) его, и отца имети. Елици же видевша его беаху, много радовахуся о нем, и всема извествующе, яко зело пользовавшемся от него (получили от него великую пользу). Мнози же сановници часто с ним беседующеи, словеси его повинувшеся, нравы своя дивияющаяся (дикие) на кротость прелождьше удобришася жизнию. И бе видети благочестиа светом зело сияюща (и видно было как они (сановники) после сего сияли светом благочестия, многие из них поступали и в обитель Иосифову) и добродеянми умножающаяся, толико же и блиставше доброта благонравиа и яже о нем честная воиньства (столько же стали блистать благонравием и знатные воины, обращавшиеся с Иосифом), и вси на добродеяние и кротость словами мужа сего яко ведомы ведяхуса (невольно увлекались на путь добродетели, – ср. 1Кор. 12:2 ); И слышашеся (и слышно было) в них тщание к угождению Божию, и часть в устех их заповедей Христовых обношение (прославление), и священных псалмов гранесословие (стихословие – пение псалмов по стихам – στιχολογεν) и честных книг беседование сказанием Иосифовым (чтение при объяснениях Иосифа), упражняшеся (смягчалась, уничтожалась) в них лютость (грубость нравов) и злоба отгоняшеся и не якоже миряне, но якоже раби Христови любве навыкаху и кротости, и якоже вельми пользующеся внимаху. Вся же тогда Волоцкая страна к доброй жизни прилагашеся, тишины и покоя наслаждашеся и вси веселящеся беаше, и поселяне же много послабление имуще от господей сел их, поущением (внушением, побуждением) его. |
|
|
