| Спор между преподобными Нилом Сорским и Иосифом Волоцким , продолжившийся в поколении их учеников, был в терминах высокой патетики охарактеризован как «трагедия русской святости», раскол единого доселе духовного наследия преподобного Сергия Радонежского. Вместе с тем за последние полвека сформировалась и набрала силу историографическая тенденция, склонная отрицать реальность конфликта между Нилом и Иосифом. Уже в своей ранней статье Я. С. Лурье заключил: «Известные нам факты биографии Нила Сорского (относящиеся, по-видимому, в основном к концу XV в.) не дают... оснований для противопоставления его Иосифу Волоцкому и иосифлянам». Различное отношение к достоверности источников о церковном соборе 1503 г. предопределило две историографические традиции. Н. А. Казакова, Ю. К. Бегунов, Н. В. Синицына относили начало полемики «иосифлян» и «нестяжателей» к 1503 г., а ее главным предметом считали спор о праве монастырей владеть селами. Я. С. Лурье, А. А. Зимин, Г. Н. Моисеева, И. В. Курукин склонялись в пользу мнения, что полемика между «иосифлянами» и «нестяжателями» началась по вопросу о еретиках и не ранее 1508 г. Д. Островски и А. И. Плигузов считают, что письменная полемика была открыта около 15111512 гг. князем-иноком Вассианом Патрикеевым, а спор о монастырских землях начался после 1517г. В современной церковной историографии возобладала тенденция исключить из числа участников полемической борьбы преподобных Нила и Иосифа, фигуры которых очень символично названы «Двуединым светом». 2 . Уникальным в своем роде памятником является так называемое «Письмо о нелюбках», которое последовательно излагает историю споров «иосифлян» и «нестяжателей». Всего таких «нелюбок» насчитывается 4. Первая из них произошла на соборе в августе или сентябре 1503 г. и касалась спора о праве монастырей владеть селами. Это был, по мнению автора «Письма», первый конфликт, в котором в качестве противоборствующих сторон приняли участие Нил Сорский и Иосиф Волоцкий . Продолжением «нелюбок» стала полемика между Иосифом Волоцким и учеником Нила Сорского Вассианом Патрикеевым о монастырских селах. |
| Ведя духовную брань, подвижник имеет дело с восемью основными страстями, которые ему надлежит побороть в себе, дабы, успешно шествуя путем опыта, путем внешнего делания, достичь, наконец, состояния мистического созерцания; венцом же всего является обожение. Вот те восемь страстей, которые заграждают подвижнику путь аскетического восхождения: чревообъядение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость 122 . Разумная и добрая брань с искушениями состоит, по Нилу, в «хранении сердца», в «безмолвии» и «умной молитве». Монах много времени должен посвящать мистическому созерцанию, и слова Иисусовой молитвы «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго» должны быть постоянно у него на устах. Нил объясняет также, как именно следует творить Иисусову молитву 123 . Итак, мы видим, что аскетические воззрения Нила очень сильно отличаются от воззрений Иосифа Волоцкого . Разница в понимании аскезы Нилом и Иосифом сказалась и в их суждениях о посте. В то время как Иосиф в своем уставе очень подробно расписывает время принятия пищи и количество еды, не учитывая индивидуальных особенностей иноков, у Нила мы находим совсем другое отношение к посту. Нил основывает внешнюю аскезу на индивидуальных душевных свойствах подвижника, учитывая, кроме того, разницу в климате между Северной Русью и Палестиной. Нельзя для всех людей составить одно и то же правило вкушения пищи, ибо, как говорит Нил, «тела имеют различные степени в силе и крепости, подобно меди, железу, воску» 124 . Нил Сорский касается и вопроса о монастырских владениях. Он решительно отвергает точку зрения Иосифа Волоцкого , который считал, что монастыри могут или даже должны владеть деревнями, землей и другим имуществом. По Нилу, монахам следует жить трудом своих рук, продавая или, еще лучше, выменивая изготовленные ими изделия на потребное для поддержания жизни. Монастырям и монахам не подобает принимать подаяния от мирян, напротив, они сами должны делиться с нищими тем, что заработали своими руками. Нил высказывает также очень интересное, а для Древней Руси и чрезвычайно непривычное суждение о том, что избыточная роскошь в украшении храмов, дорогая золотая утварь и т. п. совершенно не нужны для богослужения. Во-первых, эта роскошь часто оказывается самоцелью, то есть уже становится страстью; во-вторых, главное – это внутренняя настроенность молящихся, а не богатство облачений и утвари. В этом суждении Нил обнаруживает близость к св. Сергию Радонежскому, который долгие годы служил литургию, используя простые деревянные сосуды, и на богослужениях всегда облачался в бедные льняные ризы 125 . |
| Ведя духовную брань, подвижник имеет дело с восемью основными страстями, которые ему надлежит побороть в себе, дабы, успешно шествуя путем опыта, путем внешнего делания, достичь, наконец, состояния мистического созерцания; венцом же всего является обожение. Вот те восемь страстей, которые заграждают подвижнику путь аскетического восхождения: чревообъядение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. Разумная и добрая брань с искушениями состоит, по Нилу, в «хранении сердца», в «безмолвии» и «умной молитве». Монах много времени должен посвящать мистическому созерцанию, и слова Иисусовой молитвы «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго» должны быть постоянно у него на устах. Нил объясняет также, как именно следует творить Иисусову молитву. Итак, мы видим, что аскетические воззрения Нила очень сильно отличаются от воззрений Иосифа Волоцкого. Разница в понимании аскезы Нилом и Иосифом сказалась и в их суждениях о посте. В то время как Иосиф в своем уставе очень подробно расписывает время принятия пищи и количество еды, не учитывая индивидуальных особенностей иноков, у Нила мы находим совсем другое отношение к посту. Нил основывает внешнюю аскезу на индивидуальных душевных свойствах подвижника, учитывая, кроме того, разницу в климате между Северной Русью и Палестиной. Нельзя для всех людей составить одно и то же правило вкушения пищи, ибо, как говорит Нил, «тела имеют различные степени в силе и крепости, подобно меди, железу, воску». Нил Сорский касается и вопроса о монастырских владениях. Он решительно отвергает точку зрения Иосифа Волоцкого, который считал, что монастыри могут или даже должны владеть деревнями, землей и другим имуществом. По Нилу, монахам следует жить трудом своих рук, продавая или, еще лучше, выменивая изготовленные ими изделия на потребное для поддержания жизни. Монастырям и монахам не подобает принимать подаяния от мирян, напротив, они сами должны делиться с нищими тем, что заработали своими руками. Нил высказывает также очень интересное, а для Древней Руси и чрезвычайно непривычное суждение о том, что избыточная роскошь в украшении храмов, дорогая золотая утварь и т. п. совершенно не нужны для богослужения. Во-первых, эта роскошь часто оказывается самоцелью, то есть уже становится страстью; во-вторых, главное — это внутренняя настроенность молящихся, а не богатство облачений и утвари. В этом суждении Нил обнаруживает близость к св. Сергию Радонежскому, который долгие годы служил литургию, используя простые деревянные сосуды, и на богослужениях всегда облачался в бедные льняные ризы. |
| Митрополит допускает смертную казнь еретикам, но только в самом крайнем случае, когда исчерпаны все другие меры. Достойна примечания одна черта, касающаяся взгляда и рассуждений Даниила о казнях еретиков. Он ни полусловом не высказался сам по этому щекотливому для него, как пастыря церкви, вопросу, а, держась в душе известного взгляда, вместо себя заставил высказываться то множество святоотеческих и других авторитетов, которое было указано в своем месте. У Даниила вовсе не находится ни одного самостоятельного выражения со словами «о казнех лютых», смертех, «конечной гибели», какими на оборот так богаты некоторые слова Просветителя Иосифа. Нет также ничего у Даниила о розысках еретиков, на доказательство необходимости которых Иосифом посвящено особое слово его Просветителя. Признавая в крайних обстоятельствах применимою к еретикам смертную казнь, Даниил тем не менее не заходит здесь так далеко, чтобы придавать ей священное значение для тех лиц, которыми она производится, и до некоторой степени искупительное значение для людей, подвергающихся ей, между тем как напротив Иосиф казнями еретиков усвоил такое именно значение. Общее впечатление, получаемое после сравнения взглядов Иосифа Волоцкого и митрополита Даниила, склоняется в пользу последнего. Митрополит Даниил, всегда ревностный в других случаях хранитель и почитатель идей Иосифа Волоцкого , тем не менее в данном вопросе об еретиках несколько и даже довольно значительно отступился от крайне строгих воззрений своего учителя и отличается от него большею умеренностью и гуманностью своих требований по отношению к еретикам. Вопрос об отношении к еретикам продолжал занимать русское общество в течение всего первосвятительства митрополита Даниила. Так можно утверждать на основании окружного послания митрополита Даниила, написанного им в последние дни своего святительства, именно в январе 1539 года, в котором митрополит живо затрагивает и еретический вопрос. Окружное послание Даниила есть вместе с тем и прощальное послание его с своею паствою, в котором Даниил давал последние советы своей пастве, вызванные последними событиями общественной жизни России; а потому, если он в своем послании отвел значительное место рассуждениям об еретиках, то это служит ясным признаком того, что вопрос о них продолжал еще интересовать тогдашнее русское общество. |
| Ведя духовную брань, подвижник имеет дело с восемью основными страстями, которые ему надлежит побороть в себе, дабы, успешно шествуя путем опыта, путем внешнего делания, достичь, наконец, состояния мистического созерцания; венцом же всего является обожение. Вот те восемь страстей, которые заграждают подвижнику путь аскетического восхождения: чревообъядение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость . Разумная и добрая брань с искушениями состоит, по Нилу, в «хранении сердца», в «безмолвии» и «умной молитве». Монах много времени должен посвящать мистическому созерцанию, и слова Иисусовой молитвы «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго» должны быть постоянно у него на устах. Нил объясняет также, как именно следует творить Иисусову молитву . Итак, мы видим, что аскетические воззрения Нила очень сильно отличаются от воззрений Иосифа Волоцкого. Разница в понимании аскезы Нилом и Иосифом сказалась и в их суждениях о посте. В то время как Иосиф в своем уставе очень подробно расписывает время принятия пищи и количество еды, не учитывая индивидуальных особенностей иноков, у Нила мы находим совсем другое отношение к посту. Нил основывает внешнюю аскезу на индивидуальных душевных свойствах подвижника, учитывая, кроме того, разницу в климате между Северной Русью и Палестиной. Нельзя для всех людей составить одно и то же правило вкушения пищи, ибо, как говорит Нил, «тела имеют различные степени в силе и крепости, подобно меди, железу, воску» . Нил Сорский касается и вопроса о монастырских владениях. Он решительно отвергает точку зрения Иосифа Волоцкого, который считал, что монастыри могут или даже должны владеть деревнями, землей и другим имуществом. По Нилу, монахам следует жить трудом своих рук, продавая или, еще лучше, выменивая изготовленные ими изделия на потребное для поддержания жизни. Монастырям и монахам не подобает принимать подаяния от мирян, напротив, они сами должны делиться с нищими тем, что заработали своими руками. Нил высказывает также очень интересное, а для Древней Руси и чрезвычайно непривычное суждение о том, что избыточная роскошь в украшении храмов, дорогая золотая утварь и т. п. совершенно не нужны для богослужения. Во–первых, эта роскошь часто оказывается самоцелью, то есть уже становится страстью; во–вторых, главное — это внутренняя настроенность молящихся, а не богатство облачений и утвари. В этом суждении Нил обнаруживает близость к св. Сергию Радонежскому, который долгие годы служил литургию, используя простые деревянные сосуды, и на богослужениях всегда облачался в бедные льняные ризы . |
| Несомненно взгляд Иосифа не был его личным взглядом. Ко взгляду Иосифа, как и по другим вопросам, примыкала целая отдельная и самая многочисленная фракция русского общества, одинаковая с ним но складу образования, а отсюда – и воззрений. Иных воззрений на власть государственную и церковную держались Белозерские и Заволжские старцы. Глава их – Нил Сорский не касался в своих сочинениях этого вопроса, вполне для него постороннего и с нравственно-христианской точки зрения не особенно существенного. Его нравственные принципы мирились со всеми формами государственной жизни. Но за то высказались несколько по сему предмету некоторые из его учеников. Таков был Вассиан Косой. Принцип власти совершенно одинаков у Вассиана с Иосифом. И Вассиан учит о повиновении и верности князьям русским, которых он называет «помазанниками» и избранниками Божиими, власть которых «вся свыше предана есть». Но всматриваясь глубже в слова Вассиана, мы находим в них такие оттенки, каких нет у Иосифа Волоцкого . Последний слишком возвеличивает личность царя, сравнивая ее с Богом и уподобляя ее Богу. Вассиан не хочет окружать личность государя ореолом божественности, не в его духе было уподоблять царя Божеству. В то время как Иосиф личность царя описывает такими высокими чертами, которые делают ее недосягаемою для обыкновенного человека и ставят ее в положение какого-то особого, высшего существа. Вассиан ограничивается только констатированием факта богоустановленности власти. Этот оттенок в понятии Вассиана о власти, правда, очень тонкий и трудно уловимый, получает весьма важное значение при определении дальнейших его воззрений на рассматриваемый предмет. Выходя из своего понятия о власти, Иосиф пришел к неограниченности и единичности ее. Вассиан, напротив, держась своего собственного понятия, стал в положение отрицателя абсолютной неограниченности власти государя. Царем, так советует Вассиан, с бояры и с ближними своими приятели о всем советовати, накрепко думати... Еще яснее формулирует он эту мысль в другом месте, когда говорит, что «царем и великим князем достоит дела делати милосердно, со всеми князи и с бояры». |
| Как следует из «Письма о нелюбках», Иосиф в своей речи на соборе 1503 г. использовал следующий аргумент: «Аще у манастырей сел не будет, како чесному и благородному человеку постричися?» В «Слове ответном» встречаем прямое возражение на этот аргумент: «Не глаголете убо разуму нашему быти, да церквы божиа запустятся и манастырем и без престателей остатися». В Житии Иосифа, написанном сербским агиографом Львом Филологом, об участии Иосифа в соборе говорится одной фразой: «И в сих же съвопрошаниях Иосиф разумно и добре, разчиняя лучшая к лучшим, смотря обоюду ползующая». Точно такая же фраза использована составителем Жития Серапиона при описании роли Серапиона на том же соборе. Отсутствие упоминаний Иосифа в памятниках, вышедших из круга книжников, близких Троице-Сергиеву монастырю – «Слове ином» и Житии Серапиона, – можно объяснить тем, что они отражают тенденцию, враждебную Иосифу. В целом же сведения об участии Иосифа и Нила в соборных заседаниях, где решался вопрос о монастырских селах, можно признать вполне достоверными. Таким образом, первый спор между преподобными Нилом и Иосифом следует возводить к августу – сентябрю 1503 г. Но когда же начался спор о необходимости преследования и казней еретиков? 4 . Для решения вопроса о том, восходит ли противоборство «иосифлян» и «нестяжателей» по вопросу об отношении к еретикам к спору преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского , необходимо обратиться к творческой истории «Книги на еретиков». Принято считать, что древнейший вид памятника сохранился в рукописи РНБ, Солов. 326/346, переписанной Нилом Сорским и Нилом Полевым до 1508 г. Этот факт расценивается как свидетельство солидарности сорского аскета с позицией волоцкого игумена в отношении еретиков. Рукой Нила Сорского переписан в том числе фрагмент 7го Слова, где говорится о необходимости казни еретиков: «Но по божественных правилехъ зде главною казнию казнится и проклятию вечному предасться, по смерти же, съ диаволомь и съ распеншими Христа иудеи, рекшими: кровь его на нас и на чядех наших, въ огнь вечный осудятся» (РНБ, Солов. |
| Многие проблемы, связанные с историей формирования и бытования Волоколамского патерика, решить до конца нельзя из-за утраты авторской редакции произведения. О содержании и структуре патерика Досифея Топоркова мы можем судить по описанию рукописи Иосифо-Волоколамского музейного собрания 17664), сделанному П. М. Строевым в конце XIX века (см.: Строев П. М. Описание рукописей монастырей Волоколамского, Новый-Иерусалим, Саввина-Сторожевского и Пафнутьева-Боровского. СПб., 1889. С. 201). В авторский список патерика входили следующие тексты: предисловие о месте и времени основания Волока Ламского (без начала); «Слово о житии Пафнутия Боровского» и цикл «Повестей отца Пафнутия»; «Надгробное слово Иосифу Волоцкому » и рассказ о Макарии Калязинском, записанный Иосифом со слов святого; разные повести, «приложенные писавшим сию книгу, им самим слышанные и виденные». Фрагменты патерика Досифея Топоркова дошли до нас в двух сборниках Вассиана Кошки 60-х гг. XVI в. 927 из Синодального собрания ГИМ (по нему произведение было опубликовано в 1914–1915 и 1973 гг. и публикуется в настоящем издании) и 1257 из Музейного собрания РГБ, в состав которого входят фрагменты патерика, отсутствуюшие в первом сборнике (они впервые публикуются в настоящем издании). Сопоставление содержания Волоколамского патерика Досифея Топоркова с текстом произведения в сборнике из Синодального собрания позволяет сделать вывод о том, что Вассианом Кошкой была создана новая редакция памятника, в которой первоначальный замысел Досифея Топоркова был развит и укрупнен. Весь сборник Вассиана Кошки представляет собой патериковый ансамбль. Иосифлянское начало в сборнике усилено путем введения в него Жития Иосифа Волоцкого редакции Саввы Крутицкого и публицистических сочинений самого Иосифа. Пафнутьевский же цикл произведения предельно сокращен (нет жития святого) и выступает как часть Иосифова, повествуя об истоках иосифлянства. Идея духовной и литературной преемственности реализуется через введение в сборник сочинений, посвященных ученикам и последователям Иосифа (жития Фотия Волоцкого, Кассиана Босого). Дорожа идейно-тематическим единством сборника, Вассиан Кошка нарушил хронологический принцип расположения материала в патерике, главный для Досифея Топоркова. Однако оба патериковых сборника имеют и много общих черт: открытость жанровой структуры, мысль о преемственности в духовной жизни народа и культ наставничества-ученичества, рассмотрение монастырской истории как части общерусского процесса развития. |
| Когда Иосиф Волоцкий говорит о власти великого князя, что «царь естеством подобен есть всякому человеку, властью же подобен Богу», он прибавляет: «но якоже Бог хочет человека спасти, такоже и Царь все порученное ему хранит от вреда душевного и телесного, яко да Божию волю сотворит». И, необходимо отметить, что «место на престоле Божием» не отведено у него единственно для царя, как вселенского монарха. Все князья, все носители преемственной власти получили эту власть от Бога и ответственны Ему за эту власть. «Разумейте цари и князи, и бойтесь страха всевышнего вашего ради спасения... вас бо Бог в себе место посади на престоле своем. Сего ради подобает царям и князям всяко тщание о благочестии иметь». При этом власть, и светская и церковная, тогда лишь благословляются Богом, когда она следует заповеди Всевышнего: «Иже царь злочестивый не печется о сущих под ним, не царь есть, но мучитель. И еще епископ зол есть, не печется о стаде своем, не пастырь есть, а волк», Преп. Иосиф учит дальше, что власти зла должно не повиноваться... Дьяконов был совершенно прав, когда отмечал, что преп. Иосиф развивал революционную доктрину. Лишь боясь духовной и светской цензуры, этот исследователь не высказал более подробно своего взгляда об учении этого «традиционного идеолога самодержавия». Приводя пример властелина, не заботащегося о своих подданных, невнимательно относящегося к их духовным и житейским потребностям, Иосиф Волоцкий пишет: «таковой царь не слуга Божий, а дьявол и не царь, а мучитель. И такового царя или князя, к нечестию и лукавству ведущего, не послушаеши ; даже если он мучит, даже если смертью грозит». Эти слова, написанные, как раз в 1490-ые годы, когда Иосиф обвинял Uoahha III в «благоволительном покрытии» еретиков, были необычайно мужественными. Дьяконова они даже пугали и он не приводил, их дословно. Призыв к бунту слышится в посланиях этого защитника веры от самоволия монарха. Система религиозно-земского тягла распространяется Иосифом Волоцким не только на правителей, но и на весь социальный строй. Помещик поставлен Богом на свое место не для того, чтобы эксплуатировать своих крепостных или рабов, а чтобы заботиться о них. Она даже рассматривает земное неравенство только, как временный институт, который Всевышний Творец, пока что терпит. «Хотя здесь попустил Господь на малое время одному господствовать, а другому работать, но на Страшном Суде Христовом не будет ни раба, ни свободного, а каждый примет по делам своим». Пока же господствующий призван Богом заботиться о малых мира сего. В заботе и службе заключается роль каждого руководителя общества, он должен «не только о своих заботах пещися и своего точию живота править, но и все обладаемое им (подданные, слуги, рабы) от треволнения спасать и соблюдать, и от нужд и скорби, и бед избавлять». |
| Диалог метко характеризует противоположность воззрений полемизирующих и источники, из которых она исходила, Иосиф писал между прочим: «яко подобает православным христианам учительство приводити от ветхих писаний и божественным писанием нового завета». Вассиан на это отвечал: «аще от ветхого закона к новому закону что приведено от святых Христовых уст от Евангелия и от апостольских посланий и от святых правил седьми соборов и от поместных, сие приемлем. Аще ли же кто нововведет, или что приложит, или уложит кроме Евангелия и Апостола и правил и в святых правилах, сего иноязычника и мытаря именуем, и проклятию предаем». Увлекаясь более строгостью ветхого завета и черпая оттуда для себя доводы, Иосиф с точки зрения своих взглядов подозрительно смотрел на учение Вассиана о милосердии Божием, как основании для обращения с еретиками, и видел в нем покровителя самих еретиков. В недошедшем до нас сочинении Иосифа находился между прочим трактат «о том, еже Вассиан глаголет и пишет о милосердии Божии, яко всех хощет спасти, сие убо пишет еретиком хотя устроити жизнь не мятежну, яко да не боящеся еретицы прельщают и в жидовство отводят». Вассиан на такое обвинение с достоинством возражал: «вем, истинно милосердие Божие, яко всех Бог хощет спасти и в разум истинный грешных привести покаянием, яко же мытаря, и блудницу и отступников и всех согрешающих». Самое разногласие во взгляде на еретиков между Вассианом и Иосифом заключалось в том, что Иосиф требовал для них заточений и лютых казней и смерти, между тем как Вассиан, соглашаясь с ним в том, что не кающихся еретиков действительно священному собору должно проклинать, а царям и князьям подобает их заточить и казнить (но не «в гневу») т. е. наказывать исправительными мерами. Но что касается до кающихся еретиков, то тех священное писание повелевает принимать на покаяние. Здесь Вассиан повторяет то, что им прежде писано было в его «любопрепирательном послании» Иосифу. Кроме доселе рассмотренных полемических сочинений Вассиана по еретическому вопросу от него сохранилось еще особое сочинение «собрание на Иосифа Волоцкого », где он также трактует об отношении к еретикам. |
|
|
