| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГЕВОРГ СКЕВРАЦИ [Ламбронаци] (1246/47, Ламброн, Киликия - 1301), арм. ученый, вардапет, оратор, писатель, политический деятель. Начальное образование получил у своего дяди, еп. Григора Скевраци, в 1256-1257 гг.- у мон. Мхитара из мон-ря Скевра (Киликия). Впосл. Г. С. приобрел основательное богословское и философское образование в Зап. Армении, в школе, основанной Варданом Аревелци. В разных мон-рях Киликийской Армении, в частности в мон-ре Скевра, Г. С. переписывал летописи, читал проповеди, преподавал. Принял непосредственное и активное участие в борьбе против унии арм. и рим. Церквей. В 1246/47 -1301 гг. был настоятелем Скеврского мон-ря. Научная подготовка и авторитет Г. С. сыграли большую роль в развитии арм. богословской лит-ры. Он - автор наставления, гомилетических, поэтических, муз. и др. сочинений, мн. экзегетических произведений, в т. ч. толкований на Деяния апостолов (написано до 1289 по заказу Ованнеса Царебрата, брата киликийского царя Хетума I) и на Книгу прор. Исаии (1290-1291, по приказу царя Хетума II). Составленные Г. С. «предисловия» (вступления, прологи) и «оглавления» к книгам ВЗ и НЗ имеют огромное значение для изучения истории трансмиссии и комментирования библейских текстов. Труды по грамматике, где были разработаны и классифицированы правила законов силлабации, пунктуации, орфографии, артикуляции арм. языка в соответствии с внутренними грамматическими закономерностями, являясь важным вкладом в историю развития арм. письменности, служили учебниками и справочниками для мн. поколений писцов рукописей. Г. С. является редактором сборников «Тонапатчар» (букв. Причины празднеств - аналог синаксаря) (1267) и гимнов (Шаракноца), известного под названием «Хлкеци» (см. ст. Григор Хул ). Рукописные памятные записи свидетельствуют о том, что в деятельности Г. С. важное место занимала систематизация обрядов и празднеств арм. Церкви и последующая (после Ованнеса III Одзнеци , VIII в.) редакция арм. свода церковных канонов. Он составил многочисленные молитвенные песни-проповеди, писал дифирамбы. В 1283 г. по просьбе Ованнеса Царебрата сочинил «Оду евангелисту Иоанну». Известен как один из мастеров художественного оформления книги и, возможно, был придворным художником. Лит. (на арм. яз.): Алишан Г. Сисуан. Венеция, 1885; он же. Сб. исторических мат-лов об армянах. Венеция, 1901; Акинян Н. Лит. исследования. Вена, 1957. Т. 5. С. 341-367; Хачерян Л. Лингво-грамматическая теория искусства письма в средневек. Армении. Ереван, 1962; Багдасарян Э. «Житие» Геворга Скевраци//Вестник Матенадарана. 1964. 7. С. 399-433. А. Бадалян Рубрики: Ключевые слова: АЛЛЕГОРИЧЕСКОЕ ТОЛКОВАНИЕ выяснение иносказательного смысла Свящ. Писания, литургического чина, религ., философск. и пр. текстов |
| Это сближение понятий «ипостась» и «природа» в христологическом контексте не было лишь частным полемическим приемом в споре с Грамматиком. Несомненно, это была продуманная позиция: отсутствие терминологической согласованности между тринитарным и христологическим уровнями нисколько не смущало Севира. Он прямо говорит, что философский язык при переходе с собственно богословского уровня на уровень икономии меняется, а термины «ипостась» и «природа» приобретают в христологии новые значени 491 . По замечанию свящ. В. Соколова , Севир последовательно и упорно не желал принимать терминологические наработки, достигнутые в эпоху тринитарных споров, а мысль Каппадокийских отцов не оказала на него достаточного воздействия 492 . Эта особенность севирианской доктрины была хорошо известна дифизитским полемистам. Прп. Максим Исповедник оценивает ее как одно из оснований монофизитской доктрины 493 , а, согласно прп. Иоанну Дамаскину , одно из главных заблуждений севириан заключается в том, что они «за одно и то же признают природу и ипостась (τ τατν λγειν τν φσιν κα τν πστασιν)» 494 . Таким образом, можно констатировать существенное различие понятийнотерминологических систем севирианской и халкидонитской христологии: дифизитская мысль развивалась в рамках единого понятийно-терминологического поля, охватывающего как тринитарный, так и христологический уровни, тогда как в севирианской системе триадология и христология фактически «обслуживаются» двумя параллельными понятийно-терминологическими системами. 1.3.2. Соотношение понятий «лицо» и «ипостась» в христологии Севира 1.3.2.1. Нетождественность понятий «лицо» и «ипостась» Для защитников Халкидона термины «ипостась» и «лицо» были синонимичными как в христологии, так и в тринитарном учении 495 . Что касается Севира, то в общем философском плане и в тринитарном учении эти термины также являются для него равнозначными. В христологии же между ними выявляется принципиальное различие. В отношении исходных элементов ипостасного соединения можно использовать как термин «природа», так и термин «ипостась», однако назвать составившие Еммануила природы или ипостаси лицами, с точки зрения Севира, совершенно недопустимо 496 . Принимая в равной степени формулы «из двух ипостасей» и «из двух природ», он принципиально отвергал выражение κ δο προσπων 497 . По разъснению Севира, данная формула предполагает, что человечество реально существовало уже до момента соединения 498 . Также решительно Севир отвергает формулы «соединение по лицу» ; y hy d-farf; unionem secundum personam) 499 и «соединениеиз двух лиц» ( ; hdayuta da-tr&nparsdfe; unionem… ex duabus personis) 500 . 1.3.2.2. «Несамобытная ипостась» – новое понятие в системе Севира |
| Тот произвол, которому благоприятствовал аллегоризм, и который практически приводил к смешным утверждениям и даже нелепостям, конечно, вызывал сильнейшее противодействие со стороны многих. В единогласном порицании крайностей такого метода сходятся многие отцы и учители Церкви, например, Евстафий Антиохийский , Теофил Александрийский, Епифаний, Иероним, Златоуст, Августин и другие 472 . Св. Василий Великий называет крайние мнения аллегористов „толкованиями снов и баснями старых женщин” 473 . Также и в новейшее время увлечения аллегоризмом Оригена вызывают неблагоприятные отзывы. Гарнак сравнивает библейскую аллегорию с алхимией. Кин видит в ней потрясение самых оснований христианской веры 474 . Однако если эти возражения против преувеличений аллегорического истолкования в значительной степени справедливы, всё же, по отношению к Оригену , они теряют весьма многое в своей горечи. Высокое уважение к Библии, благоговейный страх пред её истолкованием, смиренное подчинение своих выводов приговору св. Церкви, постоянное утверждение на авторитете правила веры, многочисленность самых истолковательных трудов, – все эти личные свойства великого александрийского экзегета препятствовали многому, к чему мог привести крайний неумеренный аллегоризм. С другой стороны, когда хотят видеть в Оригене предшественника новейших мистиков, то, конечно, в способе истолкования ими Библии может быть найдено известное сходство. Но в основных точках зрения существует большое различие, которое отмечает и сам александриец 475 . Неоспоримая заслуга Оригена состоит в том, что он с настойчивой последовательностью проводил взгляд на Ветхий Завет как величайший тип Нового, и что наряду с буквальным смыслом он защищал с полным успехом права на существование мистического понимания. Наука обязана ему первым опытом систематической герменевтики аллегорического изъяснения св. книг. Но он признавал и всю важность грамматического изучения св. Писания в теории и практике. Против этих положительных, светлых сторон стоят отрицательные, теневые. Ориген часто и выразительно говорит о ничтожестве буквального смысла, через что лишает мистическое истолкование своего единственно солидного основания. Его возвышенный идеализм побуждал к применению всей сокровищницы философских и религиозных знаний, при изъяснении боговдохновенных писаний, а потому нередко, в качестве внушённого Св. Духом мистического смысла, у него выставляется то, что современная наука называет „аккомодацией” ( sensus accommodatitius). Конечно, несмотря на такие ошибки, Ориген безусловно, подобно Иоанну Златоусту , является величайшим и учёнейшим из толковников Слова Божия в греко-восточной Церкви. Влияние его на последующие поколения экзегетов даже новейшего времени – неоспоримо. И, под благотворным влиянием школы антиохийской, скоро исчезли вредные наросты, пагубные недостатки чрезмерной аллегории 476 . То, что представляло болезненные вырождения, было отброшено, а что найдено рациональной критикой пригодным, удержано. |
| Панарета (XII+498 стр.+ а–к лл.) представляет собою лишь студенческую работу, при том выполненную в течение менее, чем одного учебного года, тем не менее, по своему содержанию и по своим свойствам, оно с полным правом может претендовать на значительное заполнение этого пробела в научной литературе. Начиная своё сочинение с общей характеристики просвещения в Болгарии в век п. Симеона, автор, с соблюдением необходимых критических приемов в отношении к своим источникам и пособиям, всесторонне обрисовывает внешние исторические условия, содействовавшие развитию литературы в рассматриваемый период, характеризует Симеона и определяет долю его личного почина в этом развитии, описывает направления и литературные школы, характеризует современных писателей и их труды (ч. I-я). В результате получается довольно полная картина золотого века славянской литературы. Если можно здесь сделать автору упрек за слишком детальное изложение достаточно известных подробностей характеризуемой эпохи, то лишь с непременной оговоркой, что от этих подробностей изображаемая картина ничего не теряет в исторической верности и живости, становясь отчетливой исторической перспективой, в которой выступает в дальнейших частях сочинения литературная деятельность Иоанна экзарха во всем её объеме. После изложения немногочис- —169— ленных, извлеченных из памятников, биографических сведений относительно Иоанна экзарха, автор последовательно рассматривает литературную деятельность его, как переводчика (ч. II-я), как компилятора (ч. III-я) и как составителя проповедей (ч. IV-я). Говоря о переводах Иоанна экзарха, он приписывает ему перевод Богословия, но, на основании тщательного филологического анализа славянского текста Диалектики, вслед за Горским и Невоструевым, не признает её перевода делом Иоанна экзарха. Что касается до грамматической статьи об восьми частях слова, перевод которой некоторыми также приписывается Иоанну, то, за отсутствием неоспоримых данных, вопрос о личности переводчика её остается в сочинении открытым. |
| —215— Её источник – св. Писание. 960 Указанное содержание и источники мудрости точно определяют и её отношение к языческой науке: «мы пользуемся сочинениями светских писателей, в которых всё баснословное и вымышленное мы отвергаем, но охотно принимаем гибкость и искусство выражения для развития и изъяснения мысли». 961 Закончив школьное образование, Фотий, еще в очень молодых летах, 962 выступил в роли учителя 963 и преподавал обычный круг наук тривиума и квадривиума. Из его писем видно, что не мало усилий тратил он в борьбе с безграмотностью, требуя от учеников точного выполнения грамматических и синтаксических правил. 964 Слушателям, изучавшим диалектику, Фотий объяснял категории Аристотеля, 965 излагал учение о родах и видах, телах и идеях. 966 Для облегчения школьных занятий он составил словарь. В философии Фотий тесно примыкал к Иоанну Дамаскину и вместе с ним стоял под влиянием Аристотеля. Взгляды Дамаскина отражены и в сочинениях Фотия, где в разных местах изложены отделы диалектики с её учением об общих именах, категориях и т. д. 967 Изло- —216— жение Фотия короче, часто с теми же примерами, что у Дамаскина, но в общем обнаруживает самостоятельную переработку материала. 968 Если Фотий высоко ценил Аристотеля, 969 то его отношение к Платону менее ясно. Его специальный трактат о платоновских идеях 970 не сохранился; но по отрывочным замечаниям можно судить, что он оспаривал теорию Платона, 971 как не был согласен и с многими тезисами его Республики. 972 Кажется, платонизм с его смелыми построениями вообще находил мало сочувствия у христианских мыслителей средних веков; но возможно, что у Фотия сказывалось и природное стремление ума к строгому реализму, делавшее его мало восприимчивым к идеалистическим концепциям. 973 Уроки богословия, входившего в обычную школьную программу, состояли в чтении свящ. Писания и патристической литературы, в обсуждении догматических и экзегетических вопросов. Очень часто они примыкали к урокам диалектики. 974 Фотий, преподававший богословские предметы еще светским человеком, в своих методах значительно уклонялся от обычных приемов: «во многих вопросах он выступал с большою смелостью; многое говорил только для упражнения своих учеников; по всему своему положению он твердо держался православия, но внутри границ, санкционированных православием или вообще признанных за необходимые, предоставлял своим ученикам большую свободу. На это указывают его позднейшие заявления, что он предоставлял им свободно выбирать среди разных мнений то, которое покажется им лучшим, |
| Подобные контакты, естественно, вели к определенному взаимовлиянию на мировоззренческом уровне. Примером тому может служить в несторианстве личность Хенаны Адиабенского. Талантливый мыслитель и всесторонний эрудит, он, возглавив Нисибинскую школу около 571 года, добился ее наиболее пышного расцвета. В учении Хенаны наличествовали некоторые оригенистские идеи, а его христология сближалась с халкидонской ортодоксией 503 . У другого несторианского еретика первой половины VII века, Мартирия Сахдоны, можно наблюдать явное влияние платонизма, и его изречения «носят известный философский оттенок» 504 . Правда, сообщения источников об обращении Мартирия в Православие 505 подвергаются сомнению 506 , так же как и внутреннее сродство его богословия с византийской ортодоксией. Но важен факт, что «ересь» Мартирия с точки зрения его несторианских оппонентов заключалась прежде всего в неправильном употреблении терминов (отождествлении «ипостаси» с «лицом», а не с «природой»), то есть в логических погрешностях 507 . Из этого видно, сколь большое значение придавалось логике в официальных кругах несторианской церкви. Поэтому неудивительно, что ведущий идеолог ее, Бабай Великий (ум. 628 г.), предстает перед нами как один из крупнейших диалектиков и логиков Средневековья 508 . Однако необходимо оговориться: таковым Бабай является в своем трактате «О единении»; в комментариях же на «Гностические главы» Евагрия Понтийского обнажается иная грань его мировоззрения – акцент на мистическом богословии, которое составляло существенный pendant к логике в несторианстве 509 . По сравнению с несторианством, в монофизитстве элементы мистики преобладают значительно больше. Хотя и нельзя полностью согласиться с высказыванием В. Болотова , что если несторианство могло привлекать «только рассудочной ясностью», то монофизитство «било на преобладание в нем благочестия» 510 , тем не менее определенный момент истины в данном высказывании, несомненно, содержится. Среди современных Иоанну Грамматику лидеров монофизитства обращает на себя внимание фигура Иакова Саругского. |
| Крайне дивлюсь, что не примером каким вынужденный и не в надежде иметь себе подражателя (не дай Бог, чтобы и впал кто в такую пропасть, но лучше бы и тебе выйти из гибельного сего упоения!) порицаешь ты иереев, украшенных добродетелями и изобилующих духовными преуспеяниями, думая в осмеянии других найти оправдание собственным своим делам. Но невозможно это, невозможно, наилучший; напротив того: и от людей навлечешь на себя этим осмеяние и осуждение, и от Бога потерпишь многие наказания и за то, что возлюбил порок, и за то, что обесчестил добродетель, и за то, что порицал ее питомцев, и за то, что, наругавшись над священством, оскорбил самую большую часть людей, чтобы не сказать всех. Именно же тех, которые, будучи соблазнены тобою, подумали, будто бы причинен вред залогам спасения, подаваемым в таинствах. Посему, чтобы избавиться тебе от всех этих зол, о чем и молюсь, познай себя самого. 539. Епископу Аравиану О том, каков должен быть наилучший иерей Держись той мысли, что должно тебе не только не подлежать упреку, но и заслужить многие похвалы. Ибо первое свойственно кому бы то ни было, а последнее – достигшим верха добродетели. 540. Диакону Евдемону О довольстве малым Поскольку в естестве нашем, при множестве нужд, самая великая – нужда чрева, потому что, предписывая нам многое, всего меньше соглашается она покориться разуму, то будем удерживать самоуправство чрева рассудком и неукротимое ухищримся сделать ручным. Достигнем же сего, если нужду станем удовлетворять потребным и неумеренность сокращать тем, что будем довольствоваться малым. 541. Зосиме О Суде То, что ты, наилучший, не понес еще наказания, кончится не тем, что не будешь наказан, но тем, что понесешь жесточайшее наказание, если не откажешься от своих мыслей, и за все понесенные тобою поражения не вознаградишь победою. 542. Грамматику Офелию Доказательством того, что язык досточтимого Иоанна, красота его мыслей и изобилие доводов приводили в изумление – не говорю о других, это, может быть, для многих и неважно, – но самого Ливания, всеми прославляемого за красноречие, служит послание, в котором последний ублажает не только еще юного Иоанна, способного так говорить, но и восхваленных им, притом даже царей, за то, что был у них такой хвалитель. Вот самое послание: «Ливаний – Иоанну. Получив твое многозначащее и прекрасное слово, читал его тем, которые и сами творцы слов, и не нашлось из них ни одного, кто бы усидел на месте, не восклицая и не делая всего, свойственного изумленным. Посему, рад я, что, показывая искусство, известное в судах, присовокупляешь и доказательность, и ублажаю, как тебя, способного так хвалить, так и приобретших себе такого хвалителя, то есть, и отца: даровавшего сыновьям царство, и сыновей, принявших его». – Вот что написал Ливаний. По мнению же Плутарха, истинный аттицизм состоит в ясности и плавности. Так, по словам его, говорили риторы. |
| Политический кризис в И. в V в. сказался на уровне образованности общества. Известно лишь об одном церковном писателе этого периода - хронисте Идации, еп. г. Аквы Флавиевы, продолжившем «Хронику» блж. Иеронима Стридонского . Незначительное количество сочинений церковных писателей сохранилось и от VI в. В этот период проявился интерес к богословским и экзегетическим вопросам: сосуществование арианства и Православия, пусть и относительно мирное, стало темой полемических сочинений. Образцом такой полемики можно считать несохранившиеся ответы Рустику Юстиниана, еп. г. Валенция (сер. VI в.). Пересказ сочинения содержится в трактате «О знаменитых мужах» Исидора Гиспальского ( Isid. Hisp. De vir. illustr. 33). Выдающимся экзегетом сер. VI в. был Апрингий , еп. г. Пакс Юлия (ныне Бежа, Португалия), автор толкования на Апокалипсис. Иуст, еп. Ургелла (ныне Ла-Сеу-д " Уржель), оставил толкование на Песнь Песней Соломона; он также был автором панегирика в честь св. Викентия Цезаравгустанского. В области аскетического богословия известны сочинения свт. Евтропия , еп. Валенции († до 610), во многом следовавшего Иоанну Кассиану. В VI-VII вв., несмотря на политическое господство готов, культура И. по-прежнему оставалась латиноязычной. Гот. письменность, хотя сохранялась и в VII в., после поражения ариан стала быстро выходить из употребления. Все значимые произведения были написаны на латыни, даже если их авторы по происхождению были готами. Наличие в И. большого числа испано-римлян способствовало сохранению преемственности культуры рим. И. Вестготская система образования воспроизводила позднеантичную школьную систему изучения тривиума (грамматика, риторика, диалектика) и квадривиума (арифметика, геометрия, музыка, астрономия) (см. Artes liberales ). Школы существовали в крупных городах под патронатом епископов и при монастырях; основное внимание уделялось религ. образованию. Влияние на развитие образования и книжной культуры оказали, вероятно, выходцы из Сев. Африки, принесшие с собой переработанные труды античных авторов (разного рода эпитомы, комментарии и т. п.). Известно о существовании богатых библиотечных собраний в Гиспалисе, Толете и Цезаравгусте. |
| Вступление к комментариям к «Описанию ойкумены» Дионисия Периегета, написанное Е. в форме посвятительного письма другу и бывш. ученику Иоанну Дуке, содержит объяснение значения термина «периэгеза» в истории античных лит. жанров, различий понятий «география» и «хорография» у античных авторов, географической традиции в античности (в т. ч. рассказано о ее представителях, подробно изложены биография и особенности поэзии Дионисия Периегета). В комментариях к географической поэме Е. прежде всего пересказывает стихи Дионисия и кратко поясняет их, затем подробно истолковывает их смысл с т. зр. визант. ученого XII в. Комментарии Е. содержат многочисленные цитаты из античных сочинений по истории и географии. Среди цитируемых авторов чаще других упоминаются Страбон (неизменно называемый «Географ»), Гомер («Поэт»), историки Геродот, Ксенофонт Афинский и Диодор Сицилийский, философ-перипатетик Аристотель, эллинистический автор поэмы о звездах Арат из Сол, имп. Юлиан Отступник, Стефан Византийский и Феофилакт Симокатта. Е. использовал также свидетельства древних схолий и разночтения рукописей поэмы Дионисия. Как правило, Е. называет античного автора приводимой им цитаты, однако использует и выражения типа φασ (говорят), κατ τος παλαιος (по мнению древних), ο δ φασι (одни передают), λλοι δ φασι (другие же утверждают) и т. п. Иногда Е. приводит цитаты из произведений античных авторов дословно, но чаще пересказывает текст своими словами, видимо по памяти и не сверяясь с оригиналом, что неизбежно порождает неточности при анализе гекзаметров Дионисия. Культурно-историческая ценность комментариев Е. к «Илиаде» и «Одиссее» состоит в том, что они содержат богатейшую информацию из утраченных схолий более раннего времени, к-рыми пользовался Е. Ему удалось отразить совокупность эстетических, риторических, историко-грамматических, мифологических и географических аспектов гомеровской эпопеи. Демонстрируя блестящую эрудицию и глубокое знание рукописей Гомера, Е. приводит пространные выдержки из сочинений эллинистических грамматиков Апиона, Геродора, Дионисия Фракийского, Гераклита и Зенодота о гомеровском эпосе, цитирует древнегреч. историков и географов (Геродота, Фукидида, Страбона, Арриана и др.), словарь Стефана Византийского и словарь «Суда». Е. часто полемизирует с предшественниками. Так, вопреки мнению Аристарха, александрийского филолога и грамматика II в. до Р. Х., у Е. в объяснении античных мифов превалирует восходящее к неоплатоникам аллегорическое толкование, характерное и для христ. сознания образованного византийца, который в изображении языческих богов Гомера усматривал иносказание и «обманные образы». Церковно-богословские (агиографические, литургические, аскетические и гомилетические) труды Е. |
| Надежнее всего объяснять смысл выражения времени уже не будет по сопоставлению с контекстом речи. И мы видели, что перед этими словами стоит наименование Бога Живущим во веки веков. Естественнее всего, отсюда выражение времени не будет, в противоположность бесконечной вечности Божественного бытия, понимать в смысле краткосрочности нашего бытия тварного, земного 249 . С другой стороны, непосредственно за словами времени не будет, уже и по внешнему грамматическому противоположению им, стоят слова: Но в те дни, когда возгласит, вострубит седъмый Ангел, совершится тайна Божия. Совершится, очевидно, в том смысле, что исполнится, закончится. Это также дает нам основание думать, что время отойдет, история нашего земного, человеческого существования выйдет из наличных и пока необходимых рамок его, ибо закончится тот процесс, то течение событий и порядок вещей, какие предустановлены были Всевышним для восприятия спасения родом человеческим. В этом случае история наша – это земная неделя. Шесть труб предшествовавших – дни этой недели предваряющие. Седьмая же труба, седьмого ангела, – день последний, заключительный, все завершающий и совершающий. И труба эта вот-вот готова раздаться. И тогда то, что дотоле все еще оставалось тайной Божиего мироправления, откроется и в полноте осуществится – так, как и предсказывали рабы Божии, пророки Его. На этот раз оказывается, что покамест видение сильного, подобного Сыну Божию, ангела имело отношение, в порядке даваемых откровений, к самому Иоанну. Если возвещение тайн, слышанных им в громах после появления раскрытой книжки, было для него невозможно, то, наоборот, – содержание написанного в ней не только доступно и сообщается ему, но даже он должен воспринять его до глубоких недр существа своего, что и символизируется под образом снедения этой книги. Снедение им книжки является как бы новым его призванием к восприятию им пророческих откровений, напоминая в этом случае собой схожие с ним призвания древних пророков: Исаии – приосновением к устам его угля рукою серафима (см.: Ис.6:6–7 ), и особенно Иезекииля, съевшего подобный свиток, в коем было вписано: рыдание и жалость и горе ( Иез.2:10 ). |
|
|
