| Н. Муравьёве//ДЧ. 1877. Ч. 1. Март. С. 359-389 (отд. отт.: М., 1877); Исследование о личности первого Лжедимитрия//РВ. 1877. Т. 130. Авг. С. 463-501; Т. 131. Сент. С. 5-33; Окт. С. 472-507; Мысли и чувствования митр. Филарета по делу отобрания литографированного перевода книг Ветхого Завета: По письмам его к архим. Антонию [Медведеву]//ПО. 1878. Т. 1. Янв. С. 106-118; Очерк жизни архим. Антония [Медведева], наместника Св.-Троицкой Сергиевой лавры//Там же. Февр. С. 267-287; Март. С. 393-410; Т. 2. Май/Июнь. С. 275-294; Т. 3. Дек. С. 697-737 (отд. изд.: М., 1878); Типик жен. мон-ря Пресв. Богородицы Благодатной, основанного и устроенного имп. Ириною, женою имп. Алексея Комнена, по ее повелению и мысли составленный и изданный//Древности: Тр. МАО. 1878. Т. 7. Вып. 2. С. 59-76 (отд. отт.: М., 1878); Воспоминания семинариста//ПО. 1879. Т. 3. Сент. С. 100-133; Покров Божией Матери над Москвою: По поводу торжества 500-летия пребывания в Москве чудотворной иконы Божией Матери Владимирской (26 авг. 1395-1895). М., 1895; Восп. об А. В. Горском//БВ. 1900. Т. 3. 11. С. 544-560; Переписка с А. Н. Бахметевой/Сообщ.: прот. А. Беляев//У Троицы в Академии (1814-1914). Серг. П., 1914. С. 510-589. Лит.: Б[утков] П. Ответ на новый вопрос о Несторе, летописце русском//Современник. 1850. 9. Отд. 3. С. 1-52; Журналы собраний Совета МДА за 1870 г. М., 1871. С. 9-10, 15, 39, 109; То же за 1872 г. М., 1873. С. 36, 230-231; То же за 1873 г. М., 1874. С. 6, 8-9, 136, 167, 198-199; Памяти заслуженного проф. МДА П. С. Казанского//ПО. 1878. Т. 1. 3. С. 485-508 (отд. изд.: М., 1878); Я-в Д. П. С. Казанский: (Некр.)//Моск. ЕВ. 1878. 9, 26 февр. С. 91-92; С-в И. Из воспоминаний об академических чтениях по др. гражданской истории покойного проф. МДА П. С. Казанского//ДЧ. 1879. Ч. 2. Май. С. 45-59; Смирнов С. К. История МДА до ее преобразования: (1814-1879). М., 1879; Беляев А. А. Воспоминания [о проф. МДА П. С. Казанском]//ПО. 1880. Т. 1. 3. С. 559-573; 4. С. 708-732; Т. 3. 9. С. 122-149; 1881. Т. 2. 6/7. |
| Вера у инока Трофима была евангельская, и каждый раз на Пасху, вспоминают, он разговлялся прошлогодним пасхальным яйцом — всегда наисвежайшим и будто являющим собой таинство будущего века, где «времени уже не будет» (Откр. 10, 6). До убийства оставались уже считанные минуты. И словно забыв об уговоре с Зоей, инок спешил разговеться прошлогодним пасхальным яичком, желая прикоснуться к тому чуду Пасхи, где все вне времени и не подвержено тлению. И все-таки Зоя была извещена о чуде. Данные о свежем яичке, съеденном иноком Трофимом перед смертью, занес в протокол паталогоанатом, даже не заподозрив, что оно годичной давности. А потом это яичко попало в фильм «Оптинские новомученики» — кинооператор зафиксировал в кадре скорлупу пасхального яичка, полагая, что снимает последнюю земную трапезу инока и не подозревая, что снимает пасхальное чудо. К шести часам утра двор монастыря опустел. Все разошлись по кельям, а иные ушли на раннюю литургию в скит. Последним уходил в скит игумен Александр, обернувшись на стук каблуков, — из своей кельи по деревянной лестнице стремительно сбегал инок Трофим. «Это порода у нас такая бегучая, — объясняла потом мама о. Трофима. — Бабушка Трофима все бегом делала, я всю жизнь бегом. Вот и мой сыночек бегал до самой смерти». Игумен Александр вспоминает: «Очень радостный был инок Трофим. „Батюшка, — говорит, — благословите, иду звонить“. Я благословил и спросил, глядя на пустую звонницу: — Да как же ты один будешь звонить? — Ничего, сейчас кто-нибудь подойдет. Как же меня тянуло пойти с ним на звонницу! Но звонить я не умел — что с меня толку? И надо было идти служить в скит». В поисках звонарей о. Трофим заглянул в храм, но там их не было. В храме убиралась паломница Елена, устав до уныния после бессонной ночи. А вот уныния ближних инок видеть не мог. «Лена, айда!..» — он не сказал «звонить», но изобразил это. И так ликующе-радостно вскинул руки к колоколам, что Лена, просияв, пошла за ним. Но кто-то окликнул ее из глубины храма, и она задержалась. |
| В тот же день совершается память преподобного Иосифа Хуция, Мохевского, Грузинского чудотворца († 1763). Октябрь 8 Трифон Вятский, преподобный В селе Малой Немнюшке Пинежского уезда (Архангельской губернии), на далеком севере, в Мезени, жил благочестивый крестьянин, по имени Димитрий. И он, и жена его Пелагия твердо соблюдали заповеди Божии, часто посещали церковь, подавали милостыню неимущем. Они были зажиточны, имели несколько сыновей и младшим из всех был Трофим. Благодать Божия почивала на сем отроке: всегда повиновался он своим родителям; с ранних лет соблюдал строгий пост, был тих нравом, кроток, ко всем приветлив. Отец Трофима Димитрий скоро помер. После его смерти блаженный отрок жил вместе с матерью и братьями, повинуясь им во всем. Когда же он достиг совершеннолетнего возраста, сродники его желали, чтобы Трофим вступил в супружество. Но в этом одном блаженный не хотел повиноваться воле старших, хотел пребывать в девстве, остаться свободным от мирских связей. Желая расположить к браку Трофима, братья прибегали к такому средству: они заставили свою служанку одеться в лучшие одежды и, скрыв ее в одном месте, послали туда Трофима. Служанка начала соблазнять юношу ласками и словами, но напрасны были ее усилия. Блаженный не хотел даже слышать речей ее и начал громко восклицать: «Горе мне, горе! Что за несчастье приключилось со мною? За что хотят отлучить меня от Господа, Бога моего, и низринуть на вечную погибель?» Слыша это, братья дивились его целомудрию и воздержанию и с тех пор перестали даже напоминать ему о браке. Однажды благочестивый юноша был в церкви. По окончании утрени священник, поучая народ, говорил: «Храните измлада чистоту телесную и духовную. Ибо кто сохранит чистоту и восприемлет на себя ангельский, иноческий образ, Господь Бог сопричтет того к Своим избранным». Святой твердо запомнил эти слова пастыря Христова и молился Господу, чтобы Он помог ему сохранить чистоту и сподобиться восприять ангельский образ. С того времени мысль посвятить себя на служение Господу не оставляла блаженного. Он начал думать, как бы ему втайне от матери и братьев оставить родной дом и поселиться там, где ему укажет Господь, и молился Господу, чтобы указал ему путь спасения. Отпросившись у матери на какое–то дело, блаженный Трофим навсегда ушел из своего дома, покинул и своих родственников, и свое имение. Он прошел обширные пустыни севера, встречал на пути своем много сел и городов, терпел голод, холод и нищету. |
| Когда на Пасху мы узнали об убийстве в Оптиной, весь монастырь плакал. А у меня было чувство — победа: попраны, демонские полки, и Трофим победил! Слезы пришли потом, а сперва было чувство торжества: ад, где твоя победа? Господи, слава Тебе!» «Сестреночки» Инок Трофим пришел в Оптину в год открытия Шамординской Казанской Амвросиевской пустыни. Когда 27 мая 1990 года состоялось освящение первого храма обители в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали», то на этом великом торжестве старались не замечать выбитых и прикрытых фанерой окон храма и хулиганских надписей на стенах. Шамордино начиналось с малой горстки сестер, живущих в мирском плену: к храму примыкали сараи с поросятами, а из открытых окон бывших монастырских келий неслись магнитофонные вопли и телевизионная реклама «Сникерсов» и «МММ». Восстанавливать Шамордино начинала Оптина пустынь, сама еще восстающая из руин. Но если мужской монастырь вскоре стал силой, с которой приходилось считаться, то беззащитность женского монашества развязала тогда многим языки. Местная печать писала, что призвание женщины быть женой и матерью, а не вести «противоестественный образ жизни». Местные парни говорили то же самое, но уже в непечатных выражениях. «Да что вы в Шамордино не идете? Там благодати больше», — говорил инок Трофим паломницам, желавшим посвятить себя монашеству, но оседавшим почему-то в мужском монастыре. «Там, — отвечали ему, — местные сестер оскорбляют, а работа такая, что инвалидом станешь и все». Это правда. Женская обитель нищенствовала, позволяя себе нанять рабочих лишь на то, чтобы, скажем, покрыть крышу храма. А всю тяжелую «черную» работу сестры делали сами. Со стороны порой бывало страшно смотреть, как худенькие юные сестры ворочают ломом огромные камни, расчищая развалины монастыря. Слабой девушке такой валун с места не сдвинуть. Даже сильному мужчине не сдвинуть. «С ними Ангелы работают», — сказал в изумлении один паломник. И Шамордино являло собою не плоть, а дух, восставая из праха не усердием слабых женских рук, но немолчной молитвой ко Творцу. И Господь дал знамение в подтверждение благодатного покрова над обителью: когда на храме в честь Казанской иконы Божией Матери установили крест, то над ним встал в небе столп света. |
| III. Так многоплодна добродетель милости или милосердия. Она ясно отражает в человеке свойство Божеской благости, расширяя любовь его на всех окружающих. Она угодна Богу и привлекает Его благоволение к милостивому. Блажени милостивии, яко тии помиловани будут. Милостивым обещается помилование не только в этой жизни – от гнева Божия и скорбей (Мф. 6, 15; Пс. 40, 2); но, что важнее всего – в будущей. Милостивых ожидает великая милость Божия на последнем суде. Кому скажет тогда Царь – Судия: приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира? Милостивым. Ибо Господь скажет тогда: взалкахся бо, и дасте Ми ясти: возжадахся, и напоисте Мя; болен и посетисте Мене; в темнице бех и приидосте ко Мне (Мф. 25, 34–36). Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (ст. 40). Так, братия, велика добродетель милосердия! Так велико обетование, усвояемое милостивым! Будите убо милосердни якоже и Отец ваш Небесный милосерд есть. (Составлено с дополнениями по «Беседам» Евсевия, архиепископа Могилевского). Девятнадцатый день Свв. мученики Трофим, Савватий и Доримедонт (Каждый христианин должен нести крест свой) I. Cbb. мученики Трофим, Савватий и Доримедонт, память коих совершается ныне, пострадали в III веке. Однажды, когда с особенным торжеством язычники отправляли свой праздник в Антиохии Писидийской, два христианина, Трофим и Савватий, с грустью смотрели на них и молили Бога обратить заблуждающихся на путь истины. Их схватили и отправили к правителю Аттику. Правитель предлагал им отречься от Христа и за непослушание приказал мучить. Савватий скончался от мучений. Трофима же отправили во Фригию к правителю Дионисию, который славился искусством мучить христиан. Святого били жилами, резали и посыпали раны солью, но он терпел все мучения и только повторял: «Многи скорби праведных, и от всех их избавит Господь». После мучений святого бросили в темницу. Здесь начал навещать его сенатор, христианин Доримедонт. Узнав об этом, Дионисий требовал от Доримедонта отречения от христианства, но, получив отказ, приказал бросить его вместе с Трофимом на съедение зверям. Звери не коснулись святых; тогда они были усечены мечом. |
| Анна 17 марта 2013, 20:48 Прочитала книгу " Пасха красная " и " Михайлов день " большое спасибо поразительно. Ольга 7 марта 2013, 22:50 Спаси Господи! Оптинские новомученники молите бога о нас грешных Вера 3 марта 2013, 23:02 Спаси Господи! Отче Василий, отче Трофиме, отче Ферапонте молите Бога о нас грешных! Елена 1 марта 2013, 14:10 Спаси Христос, Нина Александровна! Жену бизнесмена знаю, познакомились в Оптине в 2007 г. Знаю, строят храм по благословению батюшки Илия. Слава Богу. Дай Бог Вам здоровья и радости на многие лета. Нина 1 марта 2013, 11:37 Когда читала книгу Пасха Красная плакала от души, каждое утро ,молясь о усопших Их имена всегда называю и люблю их,как своих близких.Молите Бога о нас отче ,отче Трофим, отче Ферапонт ,отче Василий. С материнской любовью раба НинаН Татиана 27 февраля 2013, 01:10 Честные Праведные Мученики Василий, Трофим, Феропонт! Молите Бога онас грешных!!! Галина 26 февраля 2013, 23:40 Книгу " Пасха Красная " прочитала лет 7 назад за одну ночь по рекомендации своей сестры.Слезы лились ручьем, как и сейчас. С тех пор часто обращаюсь с молитвой к отцу Василию, иноку Ферапонту и иноку Трофиму. Новомученики Оптинские! Молите Бога о нас! Спаси Господи, Вас Нина, за труд. Творческих успехов. Нам очень нужны ваши публикации. Наталия 22 ноября 2012, 16:18 Я так люблю этих ребят! Каждый раз когда перечитываю книгу о них(перед Пасхой) плачу.Плачу о своей немощи,своем ничтожестве.А дух Божий ,он с такими как они кот. себя не щадят во имя Господне! Николай 24 октября 2012, 14:55 Храни Вас Господь! Татиана 24 октября 2012, 11:58 Слава Богу за всё! наталья 23 октября 2012, 19:44 Читала и все время плакала Светлана 7 мая 2012, 18:08 Дивен Бог во святых Своих! Спаси, Господи, и помилуй нас молитвами убиенных иеромонаха Василия, инока Трофима и инока Ферапонта! Ольга 5 мая 2012, 17:23 Книга " Пасха красная " просто потрясающая!Иеромонах Василий, иноки Трофим и Ферапонт стали для меня родными.Спасибо автору за новые истории, связанные с Оптинскими новомучениками.Слава Богу за все! |
| Другой из старейших монахов Монастыря, схимонах Трофим, весьма замечательный подвижник, жизнь которого могла бы послужить благим примером для многих, после кончины Старца читал часть его записок. Слова Старца о любви Божией, о смирении, о том, чтобы «держать ум свой во аде, и не отчаиваться», и другие — произвели на него глубокое впечатление. Помню нашу встречу с ним у «малой порты» Монастыря. Остановив меня он сказал: — Теперь я увидел, что Отец Силуан достиг в меру Святых Отцов... Кончина его меня убедила. — Отец Трофим,— позволил я себе сказать,— неужели полвека совместной жизни в Монастыре вас не убедили в этом, а только кончина? — Я всегда любил его и радовался, встречаясь с ним, но мне казалось, что слишком прямо (непосредственно) говорит он с Богом, и я, правду сказать, боялся за него. — Как же он говорил, что вы боялись за него? — Он хоть очень просто, но как-то так смело и дерзновенно говорил о молитве и о Боге, как об одном Отце, что я, бывало, останавливал его и говорил: «перестань, отец...» Мне казалось, что он потерял страх Божий. — А когда вы его останавливали, то как он отвечал? — Он всегда был ровный. Остановлю, и он замолчит. — А сердился ли он, когда вы его останавливали? — О, нет! Он был мягкий человек и не помню, чтобы он когда-нибудь рассердился. — Отец Трофим, вы же знаете, что прельщенные всегда бывают непослушливы и обижаются, если их порицают. Как же вы не обратили на это внимания? — Так вот Бог скрыл от меня... Уж очень был он прост... Я только теперь понял свою ошибку. — А что вы скажете о его записках? — Я сказал уже вам, что он пришел в меру Святых Отцов. Один Сербский епископ, несколько раз посетивший Святую Гору и очень полюбивший Старца, узнав о его кончине, написал в своем миссионерском журнале некролог под названием: «Человек великой любви», где между прочим говорит о нем следующее: «Об этом дивном монахе можно только сказать — сладостная душа. Не только я почувствовал эту сладостную душу, но и каждый поклонник афонский, которому пришлось встретиться с ним. Силуан был высок, крупен, с большой черной бородой, и своим внешним видом не сразу располагал к себе незнакомого. Но довольно было одного разговора, чтобы полюбить этого человека... Он говорил о безмерной любви Божией к человеку, и приводил грешника к тому, чтобы он сам себя строго осудил». Рассказав затем о некоторых беседах со Старцем, епископ пишет: |
| Трофим Наумович стал благотворителем Руссика и много потрудился по сбору пожертвований с отцом Тимоном (Щербатовым). После того как все его дети были устроены: сыновья женились, дочери вышли замуж, — он начал подумывать оставить бренный мир и посвятить свою жизнь Богу. В 1886 году в компании со студентом Авксентием Стадницким, будущим епископом Арсением, Трофим Наумович в качестве паломника прибыл на Афон. Здесь в монастыре святого великомученика Пантелеимона с ним произошла окончательная перемена. Вот как описывает это епископ Арсений: «Сегодня во время обеда я увиделся со своим старым знакомым Наумычем. Я сразу не узнал его. На нем была монашеская полуряска, поверх неё — поварской фартук, на голове — монашеский куколь. Он подавал нам кушанье. — Здравствуй, Егорыч! — приветствовал он меня. — Что это с вами, Трофим Наумович? Не поступаете ли в монахи? — Теперь на монашеском послушании. Хочу испытать, что это за жизнь такая, монашеская. А то, что так жить, — нужно всё испытать. Вот вчера я пошёл к батюшке отцу Макарию и говорю ему: «Батюшка, благословите меня на какое-нибудь монашеское послушание. Хочу испытать всё. На всех послушаниях буду, а потом и поеду домой, и буду уже знать, что это за жизнь монашеская». Батюшка Макарий засмеялся, да и благословил сперва на это поварское послушание. Нужно, Егорыч, всё испытать. Я заметил, что он как будто стыдится меня и других обедающих, а потому когда говорит, то как будто защищается, хотя никто не нападает на него. И действительно, чувствовалось, что ему неловко: недавно был барином, ему прислуживали, а теперь он другим прислуживает " . Следующий день владыка описывает так: «Сегодня за обедом не было Трофима Наумыча. Мне сказали, что он уже бросил это послушание. Скоро, думаю, испытал он на себе монашеские послушания. После обеда я прилёг немного отдохнуть. Только задремал, слышу, кто-то стучит в двери. Отворяю, и предо мной предстаёт Наумыч. Он уже без ряски, без фартука, без куколя, одним словом, прежний Наумыч, но только какой-то разбитый, расслабленный. |
| Мирское имя инока было Алексей Татарников. Но сквозь годы кажется, что он родился Трофимом и родился именно в Оптиной, став настолько же неотъемлемым от нее, как это небо над куполами, вековые сосны, храмы, река. Тем не менее именно Трофима из Оптиной сперва «выгнали», то есть выписали из гостиницы, когда истек установленный для паломников срок. Но в том-то и дело, что он приехал в монастырь поступать в братию, а потому говорил «выгнали», не объясняя за что. Почему так произошло — никто не знает. Но есть одно предположение: человек он был горячий. Зазора между словом и делом у него не было. Например, встречает Трофима некий брат и начинает рассуждать на тему, что вот надо бы сделать в келье полку для икон, но как и из чего эти полки делают не знает. «Сейчас подумаю», — отвечает Трофим. И тут же приходит в келью брата с молотком и фанерой, сделав полку безотлагательно. Откладывать он не мог. И если уж из далекой Сибири Трофим ехал в Оптину с мыслью о монашестве, то эта монашеская жизнь должна была начинаться не в отдаленном будущем, а непременно сегодня, с утра. Из более поздних времен известен случай, когда инок Трофим ходил просить, чтобы его поскорее постригли в монахи. «А может, тебя сразу в схиму постричь?» — спросили его. — «Батюшка, я согласен!» В общем, «схимнику» тут же указали на дверь. И все-таки сибиряк был терпелив, и от Оптиной не ушел, поселившись в землянке в оптинском лесу. На рассвете он первым являлся на полунощницу и работал в монастыре во славу Христа, поражая всех мастерством и трудолюбием. Как-то к нему в землянку заглянул местный житель Николай Жигаев и спросил удивленно: — А ты чего здесь партизанишь? — Из монастыря выгнали. Неподходящий. — Пойдем со мной в партизанский налет, а то жена бутылку спрятала и не дает. А ведь праздник сегодня — положено. Правда, Николай, поселивший тогда Трофима у себя, утверждает, что никакой «партизанщины» в помине не было. Жена сама накрыла им праздничный стол, и был у них с Трофимом хороший, мужской разговор по душам. |
| «Не своей силой это сделано», — сказал про трехдневный ремонт иеромонах Марк из Пафнутиево-Боровского монастыря, возглавлявший когда-то оптинскую православную общину мирян. Давно уже нет нашей общины, но однажды Господь собрал нас вместе на праздник в Оптиной. Кто-то приехал в рясофоре, кто-то уже в мантии, и получился у нас вечер воспоминаний об иноке Трофиме и о тех временах, когда мы буквально изнемогали душою от, казалось бы, добрых дел. От странноприимства и вечных разговоров в доме гудела голова, от многопопечительности опустошалась душа, а искушения с жильцами-паломниками бывали такие, что потом приходилось нести епитимью за осуждение. Собственно, разговор начался с вопроса: а как же Трофим? Уж сколько он помогал людям и не изнемогал при этом душой. Почему? И тут все вспомнили один незначительный вроде бы случай. В конце литургии одна малышка умудрилась засунуть руку в такую узкую щель батареи, что вытащить ее оттуда было невозможно. Реву было минут на сорок! Вокруг рыдающего ребенка собралась толпа, и каждый силился вытащить руку. Но от этих усилий рука лишь посинела, распухла, а малышка кричала все отчаянней. На крик из алтаря вышел о. Трофим. Помолился перед иконой Божией Матери, а потом стал играть с ребенком, изображая, как киска умывается и зайчик морковку жует. У малышки сразу улыбка до ушей и лишь просит: «Еще киску покажи, еще зайчика». Ну дитя есть дитя, а против инока поднималась досада: тут дело делать надо и руку спасать, а он играет в зоопарк. Но когда ребенок успокоился и обмяк, о. Трофим неуловимым движением вынул руку из батареи. Эта совсем простая история вдруг припомнилась теперь уже как притча о доброделании: мы ведь ожесточенно «дело делали», а у Трофима было иначе. Сначала молитва к Божией Матери и любовь к этому измученному, испуганному ребенку. Дитя и инок полюбили друг друга и лишь потом освободилась рука. «Как же нам всем не хватает этих огромных голубых глаз о. Трофима», — сказал на проповеди игумен Владимир. Любви не хватает, а без нее все становится тусклым и серым. Вот и сидели, вспоминая сияющие любовью глаза Трофима. Бог есть любовь. Рядом с Трофимом душа это чувствовала, и как же было радостно с ним! |
|
|
