| Я удивленно посмотрел на него второй раз. Теперь уже его глаза смеялись, и он спросил меня: «Ну что, еще вопросы есть?» Я сказал: «Нет» – и собрался выходить, потому что действительно в эту секунду все вопросы, которые я тащил с собой в кармане, они все получили один и очень точный ответ. Я только спросил его: «А это кто?» А он сказал: «Отец Софроний». И тут меня поразила мысль, что если у наших старцев, к которым мы приходим советоваться, есть свои старцы, к которым они приходят советоваться, то, наверное, надо найти этих старцев. И вот, собственно говоря, все лето 1991 года я собирал с каждой требы копейку, чтобы поехать в Англию. Но сначала было другое. В Санкт-Петербургской духовной семинарии, где я тогда учился, со мной обучался парень, который подружился с моей двоюродной сестрой, и благодаря этому мы познакомились. Он был англичанин. – Это был Филипп? – Да, это был Филипп Холивел. – Ваша двоюродная сестра – Таня? – Нет, он женился на Тане, а ухаживал за моей двоюродной сестрой Катей, из-за чего сильно пострадал, потому что моя крестная к этому отнеслась очень предвзято, ревниво. Она, видимо, какие-то лишние эмоции вложила в свое отношение и даже написала письмо владыке Антонию, как бы подозревая Филиппа в нечестных намерениях, что ли. Но она не поняла простой вещи – что в Англии уже одно такое подозрение могло вполне навлечь на человека неприятности, и, к сожалению, так и произошло. Владыка Антоний отозвал свое благословение на обучение Филиппа, а Танечка в это время работала в колокольне Александро-Невской Лавры. Они вместе с Полиной Бойцовой (теперь Феодорой Берт) работали там в швейной мастерской и создавали, реставрировали и шили уникальные церковные вещи. Но их основным занятием было изготовление и ремонт церковных облачений. Вот именно там, в этой мастерской, мы начали общаться. С Филиппом связаны очень интересные истории. Мы хотели показать ему Россию и однажды пригласили его ко мне в приход. Я служил в это время на Волге, в Ивановской епархии, и в каникулы мы решили осуществить наш план и показать ему Россию. Это была зима, январь. Филипп приехал к нам на Рождество. Поезд довез его до станции, а дальше мы решили проявить свое русское гостеприимство. Мы прислали за ним не автомобиль, а сани с лошадью. Нормальные розвальни в нормальные пятнадцать или восемнадцать градусов мороза по нормальному снегу по пояс. |
| Но, устыдившись своего поступка, деньги из Киева он возвратил по почте, а затем возвратился и сам. На этот раз все ограничилось одной молвой. В 1850 г. Андрей Ларионов вторично уехал с Преображенского кладбища, снабженный деньгами, книгами и иконами. Он направлялся в беспоповщинскую обитель, устроенную в Пруссии, где проживал и известный Павел (прусский). В Червиговских слободах, в одной беспоповщинской обители, Андрей принял монашество, с именем Антония. Но Павел находился в это время в пределах Австрии, близ Белой Криницы, в селении Климоуцах. В прусской обители настоятель принял Антония недружелюбно, и он удалился в Австрию, где был тогда Павел. Здесь он завел сношения с Павлом белокриницким и перешел в поповство. хотя до самой смерти держался беспоповщинских понятий. Павел белокриницкий видел в Антонии человека очень пригодного для епископства, он думал, что когда бывший казначей Преображенского кладбища явится в Россию епископом, то успеет обратить многих беспоповцев в поповство. Сам Антоний желал епископства по честолюбию. 3 февр. 1865 года Антоний был поставлен епископом граду Владимиру и отправлен в Россию. В Москве Антония приняли с радостью. По прибытии в Москву Антонию пришлось выдержать соблазнительную борьбу с Софронием, который никак не хотел уступить другому управление делами старообрядцев. Софроний не хотел иметь с Антонием даже религиозного общения и на вразумительную грамоту Кирилла отвечал: «Если не удалите Антония, то вспыхнет пламень, который не утушатся веками». Но Софронию было невозможно вести борьбу с Антонием в самой Москве. Поэтому он удалился на Урал и там начал высказывать раздорническия. мысли не только по отношению к Антонию, но и к самому Кириллу, и даже задумал отделиться от белокриницкой иерархии. Об Антонии он говорил, что он – двукрещенец, и священство его посему незаконно, о митрополии же выражался, что там миро варили по-новому чиновнику, и что старых книг там нет. Встретив сочувствие этим мыслям, он отделился от Антония, а для большего авторитета задумал даже восстановить патриаршество. |
| Белокриницкая же митрополия не находила в этом ничего противного религии и поучала не противиться распоряжениям правительства. Волнение из-за метрики происходили между кагульскими и браиловскими раскольниками. Когда в 1860 г. румынское правительство потребовало от них ведения метрики и прислало затем самые тетради для этого, то старообрядцы назвало это всепагубною прелестною статьею. Христиане, рассуждали они, не должны поведать врагом тайны (слова из песни «Вечери твоея тайные»), т. е. таинств крещения, брака и проч. Немногие были с этим несогласны, но они должны были молчать. Начались хлопоты пред правительством об отмене этих требований. В вопросе о метриках невольно должны были принять участие и архиереи; но они оказались на стороне метрических записей. Аркадий васлуйский убеждал браиловцев принять метрику, ибо в Писании о метриках нет писанного и все архиереи не видят в них ереси. Эти убеждения произвели то, что метрикоборцы задумали отделяться и от архиереев. Между тем на хлопоты метрикоборцев из Бухареста сначала последовал отказ с угрозою назначения военной экзекуции; но потом, при помощи одного сенатора, дело уладилось за 500 червонцев. Правительство уступило, известив, что только по временам гражданские чиновники будут отбирать у старообрядцев сведения о родившихся и умерших. После улажения дела с правительством метрических записей можно было не вести; но являлся вопрос: как смотреть на приемлющих метрику? Можно ли с ними иметь общение? Свобода от метрики, говорили метрикоборцы, повреждается в своей чистоте общением с приемлющими оную, необходимо это общение расторгнуть. Поэтому метрикоборцы постановили: с приемлющими метрику общения не иметь, в молитвословиях и на ектеньях их не поминать. Кирилл и Аркадий были исключены из поминовения; вместо них стали поминать Амвросия и Конона новозыбковского. Попы Аггей в Иван Юдин, принявшие это определение, но видевшие, что оно должно породить великий церковный раздор, обратились за советом к Аркадию славскому. Последний отвечал им грамотою, в которой высказался не только за признание метрики, как учреждения чисто гражданского, но и строго обличал произведших разделение попов, забывших свой сан и меру и взявшихся судить иерархов. |
| Когда зашла речь об учреждении 5-й академии, ораторы констатировали факт, что наши теперешние академии не удовлетворяют в этом отношении своему назначению, что необходимо учредить при академиях особую кафедру по сектантству. По этому вопросу высказывает своё мнение о. Восторгов, утверждающий, что пока в академиях будет автономия, там будут учить не тому, как бороться с ересями, а сами будут в сектантство совращать. Престарелый проф. Ивановский говорит, что на профессоров и преподавателей раскола и сектантства возложено тяжёлое иго, что они должны быть при современной постановке предмета энциклопедистами, что будет больше пользы, если эти лица станут заниматься одним каким-нибудь предметом – расколом или сектантством. Петербургский миссионер Боголюбов в своей горячей речи находит неудобным привлекать в дело миссии деньгами, чинами и орденами. «Нужны,– говорит он, – миссионерские школы, а затем искреннее, горячее желание посвятить себя служению апостольскому. А мы, прежде всего, рекомендуем награды и плачемся, что меч кесарев недостаточно опекает нас в миссионерском деле… Мы ни в каком случае не должны быть чиновниками V-ro класса»… В общем, все пункты доклада приняты с некоторыми поправками. В общем собрании миссионерского съезда 18 июля, в присутствии в-ного митрополита Флавиана, председатель съезда, прежде всего, читает вновь поступившие приветствия, между которыми особое внимание обращает на себя приветствие святейшего патриарха константинопольского Иоакима III. Затем вниманию съезда предложен был доклад о состоянии православной миссии в Иерусалиме. Читал доклад член иерусалимской миссии иеромонах Виктор. Чтение скорбной истории нашей миссии в святых местах Востока окончилось также печально: референт, не докончив чтения, извинился пред слушателями, что продолжать не может. Его бледного отвели в помещение при алтаре и подали помощь. Затем следовал доклад отдела съезда по борьбе с безбожием и неверием, который прочитан был прот. Восторговым. Постановления комиссии собранием принимаются с небольшими поправками. |
| Записки у студентов отобрали, изучили и по ним вынесли к концу года прямолинейным писакам, как самым якобы нетерпимым разлагателям общежития, решение о выпуске их с «волчьим билетом» без права поступления в другую Академию. В эту категорию с волчьим билетом попал и я грешный. При окончании года нам это и объявили. Так как места учителя в церк.приходской школе мне не дали, я должен был устроиться в министерскую. Было такое Богом забытое село Прядивка, Ново-Московского уезда, Екатеринославской губернии, в 72 верстах от губернского города. Туда меня и направили на 10 руб. жалованья в месяц. И то бы еще ничего было, если бы впереди меня не пошла и слава обо мне, как о революционере и бунтовщике. Приехал я в Прядивку, а еще раньше меня пришла слава обо мне. Местному школьному попечителю-мужичку поручено было следить за мною и доносить по начальству. Но у меня было живое дело – занятия с детьми, и я особого огорчения не переживал. Я привел школьное помещение в жилое состояние: повставлял стекла, достал дров и так занялся детьми с утра до вечера, что газдыни начали кормить меня пирогами и всякими вкусными снедями. На экзаменах моя школа, не имевшая несколько лет выпусков и считавшаяся последней, вышла первой, и уже мой преемник Гниликевич за мои труды начал получать нормальное жалованье 300 руб. в год. За этот год, пока я сидел в Прядивке, я успел списаться с некоторыми моими товарищами и по этой переписке молодой Ректор Казанской Академии выхлопотал мне отмену волчьего билета. За его поручительством я поступил в его Академию прямо на 2-й курс. Здесь я встретил совершенно другую атмосферу. Ректор Академии Антоний (впоследствии Митрополит Киевский и Галицкий) держал себя доступно и часто студенты просиживали у него целые вечера за чаем и богословскими или просто текущими беседами. Были и в этой Академии выдающиеся из профессуры единицы, напр. лектор В. Несмелов , читавший «Науку о человеке» (Введение в философию), заслуженный профессор протоиерей Евфимий Малов , заведующий Крещено-Татарской школой Н. И. Ильминский , Керенский (не депутат) – читал о старокатоличестве, Ивановский по расколу. |
| В Москву с подарками ездили обыкновенно сами игумены, а в Новгород посылали кого-либо из братии. – Это называлось «ездить со святынею». – Вот роспись игумена Макария новгородской раздачи 1672 г. «Преосвященному Иоакиму Митрополиту Новгородскому и Великолуцкому икона со св. водою, просвира, хлеб, икры печенки полубоченок, бочка сигов, десять лососей, полубоченок сиговой икры. Воеводе икона со св. водою, вощанка (свеча), просвира, хлеб, бочка сигов, полубочек икры печенки. Судьи – просвира, пять сигов, икры блюдо печенки. Сторожам Государева Приказу 4-м четыре сига. Дворецкому – просвира, хлеб, десять сигов, блюдо икры печенки. Казначею старцу Савватию – тоже. Дьяку Тимофею Тяпалкову – тоже. Другому дьяку казенному – тоже. Стряпчему – хлеб, пять сигов, блюдо икры печенки. Подъячему казенному – 4 сига. Племяннику митрополичью – просвира, хлеб, десять сигов, блюдо икры печенки. Юрьевскому архимандриту – просвира, хлеб, десять сигов, блюдо икры печенки, лосось. В том же роде шли подарки: митрополичьему духовнику, протопопу софийскому, ключнику, соборным ключарям, попам, дьяконам, дьячкам, пономарям, певчим, звонарям и т. д. 7. Список московских боярских фамилий, особенно благодетельствовавших Свирской обители при арх. Гермогене Апраксины, Аксаковы, Бутурлины, Бобарыкины, Бухвестевы, Вяземские, Вельяминовы, Вязмины, Головины, Головкины, Долгоруковы, Дохтуровы, Дуровы, Жегловы, Загрянские, Зотовы, Измайловы, Кушелевы, Куракины, Коромыслевы, Лихачевы, Малого, Милюковы, Матюшкины, Мышецкие, Милославские, Нарышкины, Нащокины, Одоевские, Оболенские, Опухтины, Пушкины, Прозоровские, Плещеевы, Репнины, Стрешневы, Силины, Трахинетовы, Трубецкие, Чемодановы, Черкасовы, Чегликовы, Черкасские, Хованские, Хилковы, Шепелевы, Шереметьевы, Щербатовы, Яхонтовы, и м. д. 8 Источниками содержания Свирской обители в это время были: а) пятинный хлеб с вотчинных крестьян, которых насчитывалось более 1000 душ или до 34 деревень, б) доходы с оброчных статей (4 мельницы, несколько рыбных ловлей на р. |
| За Р. S. благодарю. Но напрасно еще не приписали чего-ниб., например, о военных действиях. Дошел до меня темный слух, будто было генеральное сражение, – и наши победили. Давно бы пора. Лучше разом много потерять, да кончить дело, нежели в несколько раз терять больше, – и не видать конца». Ивановский зять мой В.А. Левашев писал мне, чтобы я, чрез земляка своего, профессора Московской семинарии Еф. Мих. Алексинского, попросил его тестя, благочинного единоверческих церквей, нельзя ли его, т. е. Левашева, определить на причетническую должность к вновь открытой единоверческой церкви на Московском Преображенском кладбище. В ответ на это писал я от 13-го ноября: «Без сношения с Ефимом Михайловичем я узнал, что ни на Преображенском, ни на Рогожском кладбищах, причетнических мест ни одного нет. Да если бы и были, очень нелегко поступить туда; но если бы и удалось поступить, весьма трудно удержаться там надолго. Новообратившиеся к единоверию слишком строги в суждениях своих о церковном причте и очень многого требуют от служителей алтаря. – Подтверждением этого служит недавно случившаяся история на одном из помянутых кладбищ. Священник с диаконом, совершивши в одном доме какую-то требу, по приглашению хозяина, и может быть, усердному, остались напиться чаю, и, вероятно, не без дополнения. Но, при сей верной оказии, они позволили себе переступить уже и за границу. – В тот же вечер дано было знать об этом митрополиту. На другой день утром, едва только успели раскрыть глаза вечерние требо-совершители, как их уже требуют на митрополичье подворье. Владыка, сделавши тому и другому приличное назидание, священника вскоре после сего удалил от места, возвратив его на прежнее, а диакона, кажется, оставил впредь до усмотрения. – Итак, на что снисходительно смотрят в Иванове и в Дунилове, того отнюдь не терпят в Москве, и в особенности при вновь открывшихся новоблагословенных церквах. Посему я, со своей стороны, нахожу более спокойным и безопасным для вас остаться в Иванове. Тут вас так хорошо уже все знают и, при всех немощах, охотно терпят. Если у вас, как вы пишете, не так велики доходы: то и в Москве, на причетнической должности, не через край же польется золото и серебро. А от долгов и от должников никуда не уйдешь». |
| Далее авторы пишут: «Не удивительно, что подобное мировоззрение в качестве своего кумира способно поставить на пьедестал ни кого иного как тов. Сталина. «С большим уважением, — пишет о. Виталий, — отношусь к имперскому и советскому периодам нашей истории. Не скрываю, что уважительно и с пониманием отношусь к Сталину У всякого процесса, у всякого развития есть своя логика. Почему Сталин не отказался от косной идеологической конструкции? В силу этой самой внутренней логики, обусловленной массой причин. Есть путь. Так и надо по нему идти»». Именно отсюда следует продолжение вопроса журналиста «Российской газеты» Елены Яковлевой Владыке Илариону. «Игумен Виталий (Уткин), секретарь Ивановской епархии, написал в своем твиттере: «Интеллигенция бесплодна и бесполезна для страны, поэтому православной интеллигенции не может быть в природе». Добавив к этому рассуждения о том, что Россия не созрела до демократии, автор подчеркнул, что не скрывает своего уважительного отношения к Сталину». Это является прямой ложью. Я не добавлял к своим «рассуждениям» об интеллигенции (а мы уже видели, как появилась приписываемая мне фраза) никаких слов о демократии и о Сталине. В Твиттере этого не было. Для того, чтобы понять, откуда З.Миркина с Г.Померанцем, а за ними Е.Яковлева взяли демократию и Сталина нужно внимательно вчитаться в слова, опубликованными в первом письме. Тут появились «православные патриоты с риторикой несогласных». О чем идет речь, откуда это могло взяться? А вот откуда. Словам этим уже год, в Твиттере их не было, вырваны они из моих сообщений в ЖЖ совсем по другому поводу. Всем хорошо известно, что в Рунете присутствует такой ресурс, как «Русская народная линия». Мне представляется, что в настоящее время его деятельность носит оппозиционный характер по отношению к священноначалию нашей Церкви. Особенно заметны в этом плане публикации РНЛ, направленные непосредственно против деятельности председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, митрополита Волоколамского Илариона. |
| Но какую грусть наводит и эта деревня, да и другие бывшие русские деревни!.. Населения русского нет: часть убита на войне, часть перестреляна во время войны, многие ушли «на материк», некоторые предпочли материку северный Сахалин... Население бросило свои постройки, побросали свой скот, который массами погибал от голода в тайге... А новое население, так быстро выстроившее города Отомари, Тоёхаро, Маука, так переполнившее всю береговую линию, – новое японское население внутри острова на русские места, в русские деревни, идёт туго... И вот одни дома стоят без рам и дверей, но ещё с крышей; другие уже и без крыши, и без потолка!.. Вот вместо двора, когда-то громадного, остались лишь столбы да часть брёвен!., кое-где видны жители... Но, видимо, и им избы русские не по душе!.. Да, картина разрушения всюду!.. Есть даже совершенно опустевшие деревни (Ивановское). Но почему не бежит население на готовое хозяйство?.. Мне кажется потому, что Сахалин даёт всё, что не нужно японцу-крестьянину, и не даёт того, что ему нужно... Много травы, можно разводить коров. Да. Но японцы давно ли пили молоко только в больницах? А и теперь, выпив молока, морщатся больше, чем после стакана уксуса!.. Творог? Но его считают «испортившимся» молоком и выбрасывают... Масло коровье? Но из 10 человек его не будут есть пятеро, предпочитая ему масло растительное. Мясо? Но буддийская Япония не ела и не могла есть мяса, а теряющая старую веру Япония, если бы захотела мяса, нашла бы его всюду и помимо коров (куры, воробьи, выдры и т. д.). Потом: хорошо родится рожь, особенно ярица. Но японцы не знают употребление чёрного хлеба, да и вообще хлеба! Родится овёс. Но на что он? Кормить лошадей? Но на что они? Ведь рисовых полей здесь не устроишь! А картофель, огурцы, особенно редьку, фуки (дудки), гобо (лопух) можно возделывать и без лошади!.. И вот стоят пустыми русские дома в деревнях. Не видно, чтобы строили крестьяне свои дома. Совершенно нет новых распашек. Да и на старых лишь «пробы», «попытки» что-нибудь сеять... И это рядом с большими хозяйствами русских! |
| В 25 верстах от столицы Преосвященный встретился и переговорил с князем Лобановым-Ростовским, который с ополчением шел было к Москве, не знав еще, что она сдана неприятелям. На пути своем, часто обращая назад взоры свои, Августин и за сто верст от Москвы видел над ней ночью ужасное зарево. Оставим Викария Московского на пути его к древней Митрополии России и столице, посмотрим, что станется с Москвой, которая была позорищем сцен совсем иного рода. Наступил роковой для Москвы Понедельник, второго Сентября, когда еще наши войска продолжали отступать через нее, жители выезжать и выходить, покидая свои дома и большую часть имущества. Древняя Столица представляла картину какого-то переселения, или как тогда солдаты говорили: «Москва в поход пошла;» но куда, за чем, на долго ли – никто не ведал, так, как и того, что будет с Москвой и что станется с ними? В редких церквах слышен был благовест к обедне; опустели площади и улицы; вдруг среди самого благовеста к вечерне на Ивановской колокольне появились неприятельские войска в Троицких и Никольских воротах Кремля, где их встретила ружейными выстрелами толпа Русских, обрекших себя на смерть за свою родную Москву. С самого вступления в Москву Наполеоновых войск, ночью загорелись в Китае Гостиный двор и ряды, а на другой день, 3 Сентября, едва вошел Наполеон в Кремль, как в 7 часу пополудни, запылали Москательные лавки, Масляные ряды и Зарядье в Китае, потом Балчуг, Каретный ряд в Земляном городе, зажженный хозяевами лавок, напоследок, ночью, пожар распространился по всему городу; пламя лилось быстрым потоком из улицы в улицу, из одной части в другую, носилось клубами и языками над городом и рекой, искры и головни сыпались дождем, между тем бушевал и крутил ужасный вихрь. Казалось, Москва превратилась в огнедышащую гору и пламенную лаву; остававшиеся тогда жители думали, что свету представление настало. Безмолвие в городе прерывалось то треском обрушавшихся зданий, то изредка слышным набатом на колокольнях, то выстрелами неприятелей, то воплем Москвичей, которые укрывались в домах еще несгоревших и как скоро огонь обхватывал их убежища, они бросались из одного места в другое, задыхаясь от дыма, преследуемые пламенем и врагами, которые их грабили и поражали. |
|
|
