| и не дръжи села близъ княжа села, тивунъ бо его аки огнь, трепетицею накладенъ («разожженный на осине»). и рядовичи его аки искры. аще от огня устережешися но от искоръ не можеши устеречися и сождениа портъ» . Здесь опасность исходит не столько от самого князя, сколько от его слуг. Напомним, что в антропологическом изображении города у свт. Кирилла Туровского также присутствуют злые помыслы — советники и друзья царя. Интересно сопоставить изображение князя Ярослава Владимировича, данное в Слове Даниила Заточника, с тем, как описан Владимир Мономах в «Послании о посте» митр. Никифора. Даниил, подобно Никифору, «испытывает» князя по различным органам чувствам. Однако если у митрополита дается идеальный образ князя, за которым проглядывают индивидуальные черты, это своего рода аскет, который носит простые одежды и только по необходимости облачается в княжеские ризы, он неприхотлив в еде и довольствуется малым, когда его подданные пируют, не устает раздавать свои богатства нуждающимся, то образ Ярослава Владимировича построен на антитезе. Даниил сопоставляет чувства князя со своими: «Но егда веселишися многими брашны а мене помяни сух хлбъ ядуща. или пиеши сладкое питие а мене помяни теплу воду пиюща егда лежиши на мяккых постелех под собольими одялы, а мене помяни под единым платом лежаща» и т. д. Таким образом, представление о князе в Слове Даниила гораздо ближе к изображению беспечного царя из Повести свт. Кирилла Туровского, угождающего своим телесным чувствам, у которого плотское преобладает над духовным. Подводя итоги сказанному, следует отметить, что в древнерусской книжности раннего периода сосуществовали разные направления трактовки средневекового города: помимо конкретно-исторической, содержащей его объективное описание с разной степенью детализации, это были дидактическая, образно-символическая и аллегорико-антропологическая тенденции, при этом образно-символическая отражена в Шестодневе Иоанна экзарха Болгарского и ряде других произведений, тогда как последняя из перечисленных известна нам в самой общей форме по «Посланию Владимиру Мономаху о посте и воздержании чувств» митр. |
| Оно содержит наиболее полное в количественном отношении освещение первых веков (XI–XIII) формирования и развития древнерусской литературы. Однако заметим, что с современной точки зрения в ряде случаев автор не дает исчерпывающего анализа, что было естественным для того периода в развитии науки. В книге содержится общая характеристика эпохи создания памятника и его квалифицированный разбор , главным образом, в области текстологии, содержания и языковых особенностей, говорится о редакциях и вариантах произведений, рассказывается о тех именах и сборниках словесного искусства, которые по разным причинам не нашли достойного освещения в вузовских курсах: Климент Смолятич, Житие Авраамия Смоленского, Толковая Палея и антиеврейская литература , Летописец Переяславля Суздальского и др. Особое внимание уделяется развитию навыков историко-литературного анализа текста, хотя собственно литературоведческий анализ дается чаще всего на уровне отдельных аспектов. Таким образом, в своей структуре учебник В. М. Истрина содержит изложение всех необходимых источников и предоставляет возможность студентам самостоятельно изучать памятники древнерусской литературы для углубленного познания предмета. Курс лекций В. М. Истрина по истории древнерусской литературы, выпущенный впервые издательством «Наука и Школа» в Петрограде в 1922 г. под названием «Очерк истории древнерусской литературы домосковского периода (XI–XIII вв.)» охватывает один из главнейших периодов истории формирования отечественной литературы и содержит подробный анализ наиболее важных памятников того времени: хроник и хронографов, повестей, патериков и житий, апокрифов. Среди них такие монументальные произведения древнерусского словесного искусства, как Жития Бориса и Глеба, Житие Феодосия, Житие Александра Невского, летописи, Хождение Даниила Паломника, Поучение Владимира Мономаха , Слово о полку Игореве, Киево-Печерский патерик, Моление Даниила Заточника и др. Автор предваряет книгу обширным Введением , в котором дает характеристику литературного процесса XI–XIII вв., рассказывает об источниках и этапах формирования древнерусской письменной традиции художественного творчества, оценивает византийское влияние на древнерусскую литературу, рассматривает характерные особенности языка памятников того времени. |
| Отождествляя Богородицу с рожаницей, наши предки приурочивали каши к празднику Родества Христова. §61. Род. Родопочитание у южных славян. Доля – счастье Обратимся к выяснению понятия род. Выше мы высказали мнение, что почитание рожаниц было культом предков, «родителей», в частности женщин-родильниц. Это положение подтверждается сопоставлением рожаниц с родом. Обыкновенно в памятниках древней письменности эти два слова стоят радом: в отдельности же встречаются редко. В слове Даниила Заточника есть такое присловье: «Дети бегают рода, а Господь пьяного человека» 602 . Полагаем, что пред нами народная поговорка. По крайней мере в русском народе и в настоящее время употребляется афоризм. «Сам Господь отходил от пьяного» 603 . У Даниила «род» представляется существом личным и страшным для детей. В Смоленской губ. (село Лучеса, Ельнинского уезда) детей стращают лизуном, который живет под печкой. Лизун невидим. Он выходит из-под печки только тогда, когда никого не бывает в избе. В Смоленской губ. подпечка считается с одной стороны нечистым, а с другой и священным местом. Туда бросаются обглоданные кости. Когда режут петуха, кровь спускают под печку. В старину богатые крестьяне нередко клали свои деньги в горлач (горшок для молока) и зарывали под печкой. У белоруссов домовой называется «подпечка», у поляков «выгорище» 604 . Следовательно, лизун – тот же домовой. Этот вывод подтверждается малорусским поверьем, что всю посуду на ночь следует перемывать или накрывать, «а то их домовый буде вылызувать», как говорят в селе Никольском Харьковской губ. 605 В Софийском требнике – как мы видели, вилы (те же рожаницы) и род отождествляются. «Не молилась ли если вилам и роду»… В рукописи 15–16 в. библиотеки Московского архива Иностранных Дел есть такое место о роде «Вседержитель иже един бессмертен и непогибающих Творец, дуну бо ему (человеку) на лице дух жизни, и бысть человек в душу живу: то ти не род, седя на воздусе мечеть на землю груды и в том ражаются дети... – всем бо есть Творец Бог , а не род» 606 . |
| С этим фактом общественное мнение еще долго не могло примириться. Воспитанные в лучших традициях древнерусской мысли, идеалом которой было сохранение единства Русской земли, мыслители пытались предотвратить или хотя бы замедлить распад единого Русского государства на отдельные государства-княжества. Традиции русской национальной идеологии в духовно-политической мысли домонгольского периода нашли свое выражение в произведении «Моление Даниила Заточника» (XIII век). Основными мотивами этого произведения является укрепление сильной великокняжеской политической власти, способной преодолевать внутренние раздоры и подготовить страну к обороне от завоевателей, а также тревога за судьбу Родины перед лицом надвигающейся внешней опасности. Даниил Заточник считал незыблемым приоритет власти князя. В своем произведении он обращался не к Богу, а к человеку, прежде всегок князю, в котором он видел основу и опору государства. Центральной политической идеей произведения является образ великого князя. Владимира I Святославовича, Владимира Мономаха он именует «великим царем», достоинствами которого были «сила Самсона, храбрость Александра, разум Иосифа, мудрость Соломона, искусность Давида». Устройство государственной власти заключалось в необходимости иметь князю Совет (Думу) и опираться на нее при решении вопросов управления страной. Князь должен иметь хорошее войско, так как его «богатство во множестве храбрых и мудрых людей». Не златом и серебром он должен похваляться, «но множеством воев», управление которыми следует поручать мудрому военачальнику, ибо «мудрых полки сильны, а безумных храбры, но не умны, и на них бывает победа». Эти положения со всей очевидностью показывают, что форма власти у Даниила близка к идеалу Мономаха: великий князь решает дела с мудрыми советниками. Даниил говорит и о необходимости «царской грозы», но эта гроза не реализация самовластия, а напротив – признак дееспособности и надежности верховной власти для подданных. Она обращена не против подданных, а на их защиту. |
| Саввы, и ныне поминаются имена их в ектеньях и с женами, и с детьми. Се же имена их: Михаил Святополк, Василий Владимир, Давыд Святославич, Михаил Олег, Панкратий Святослав, Глеб Менской, и сколько есть помнил, опричь всех князей русьскых и боляр, и отпехом литургию за князей русьскых, и за вся хрестьяне 50 литургий, и за усопшня литургию отпехом. И буди же всем почитающим се с верою и любовию благословенье от Бога и от св. гроба и от всех мест святых. Бога деля, братие и господие мои, не зазрите худоумью моему и грубости моей. Да не будеть в похваленье написанье се мене ради, но гроба господня ради кто с любовью почтеть, да мзду приметь от Бога спаса нашего, и Бог мира с всеми вами в веки веков. Аминь». Даниил встретил в Иерусалиме многих русских паломников – новгородцев и киевлян. К описываемому времени относится сочинение другого Даниила, так называемое Послание Даниила Заточника к князю Юрию Владимировичу Долгорукому. Из самого умилостивительного послания этого можно узнать только то, что молодой еще человек, неизвестно какого происхождения и звания, разгневал князя и был заточен на озеро Лаче; в послании Даниил ничего не говорит о вине своей; но по сильным выходкам против приближенных к князю людей и женщин можно догадываться, что он их наговорам приписывал свое несчастие. Как видно, впоследствии сочинение это было известно грамотным людям и ценилось благодаря украшениям слога, которые нравились в старину; сам Даниил, как видно из его слов, считал себя мудрецом; выпишем несколько строк, чтобы иметь понятие об этой мудрости. «Вострубим, братия, яко во златокованныя трубы, в разум ума своего, и начнем бити сребреныя арганы, и возвеем мудрости своя... Не возри на мя, княже господине, яко волк на ягня; но возри на мя, господине мой, аки мати на младенца. Возри, господине, на птицы небесные, яко ти ни орют, не сеют, ни в житницу собирают, но уповают на милость божию; так и мы, княже господине, желаем твоея милости: зане, господине, кому Боголюбово, а мне горе лютое; кому Белоозеро, а мне чернее смолы; кому Лачь озеро, а мне, на нем седя, плачь горки... |
| Что это древнее основание было прочно, это доказывают и создания народной словесности последующего времени – 16 и 17 веков – великорусские «былины» о временах Иоанна Грозного и самозванцев, и малорусские «думы» о событиях униатской войны. Менее художественности изложения и слога видим в создании новых, так же как менее и правильности размера. Несомненным считать можно, что в то время, когда началась на Руси письменность христианская и книжная литература, народная словесность русская была столько же богата содержанием и жизненной силой, сколько язык – древними формами и силой выражать народные думы и были словом мерным и изящным. И как не имела нужды письменность чуждаться форм народного языка так не имела она нужды чуждаться и форм народного слога: слог и язык одинаково сообразны с требованиями ее приличий. Не только в подлинных произведениях русских книжников, но и в переводах, чем они древнее, тем более видим народности в выражении мыслей и образов. Менее всего была возможна народность слога в переводах произведений духовной литературы, но и в них встречаются иногда покушения сохранить ее. Более народности слога видим в поучениях наших древних учителей, там, где они не передавали дословно чужих мыслей и выражений, еще более в таких произведениях, как Духовная Владимира Мономаха , Слово Даниила Заточника, Хождение Даниила Паломника и т.п. Всего более в летописях и повестях. В летописях она тем более сильна, чем подробнее пересказаны события, чем более мог летописец увлекаться своим рассказом. Тою же народностью проникнут слог и Слова о полку Игореве, хотя на него и налегла в некоторых местах рука книжника позднейшего времени, как налегла она не раз и на рассказы летописные. В повести о побоище Мамаевом видим уже борение народного слога с искусственным книжным; в повести об осаде Пскова – полную победу последнего. Старание книжников удержать в книге древний язык, поведшее за собой удаление книжного языка от народного, повело за собой и удаление от народного слога. А так как творения отцов церкви и греческих богословов и ученых не моли не цениться более произведений домашних, так как образцов и языка, и слога в то время, когда язык книг отстал уже от народного, не могли не искать в переводах этих творений, так же слабо отразивших на себе древнюю народность слога, как усиленно передавших слог подлинников, то в книжной литературе русской не мог не укореняться все более слог нерусский. |
| Я понимаю, что для объяснения материала, объяснения содержания соборных документов мне пришлось привлечь очень много Богословских цитат и аргументов, что не принято в сугубо исторических исследованиях. Но эти Богословские цитаты и аргументы выражают духовные идеи , которые в определенных условиях становились политическими идеями и таким образом активно влияли на сугубо политические процессы , которые являются предметом именно исторического исследования. Без обозначения этого Богословского и Церковно-исторического контекста невозможно понять ни структуру, ни содержание, ни механизмы политики той эпохи, невозможно понять ее политическую идеологию. Рассмотрев основные духовно-политические идеи, идеологемы, традиционные титульные формулировки, устойчивые сакральные формулы и символы, мы видим: и главный Соборный Акт с Утвержденной Грамотой, и сопутствующие Соборные документы не содержат достаточно пространных исторических, правоведческих и даже Богословских теоретических описаний Самодержавия. Нет здесь и кратких дефиниций, определявших, что такое Самодержавие, что такое Царский сан и Царское служение. Нельзя сказать, что таких теоретических описаний и дефиниций не было до этого в византийской и русской духовной литературе. Напротив, наследие Богословских, исторических трудов, различных кодексов Восточной Римской Империи, наследие, которое в значительных объемах переводилось на церковно-славянский и русский языки на протяжении шести веков в Моравии, Сербии, Болгарии, Литве и, конечно, особенно масштабно в самой России, безусловно, было хорошо знакомо авторам соборных документов, Святителю Иову и его духовным сподвижникам. Было известно им и наше отечественное литературное наследие, рассматривавшее суть Самодержавия и Царского служения, наследие, которое включает произведения Святителя Илариона Киевского, Даниила Заточника, слова и писания Московских Святителей Петра, Алексия, Киприана, Даниила, Макария, Афанасия, богословские размышления Епифания Премудрого, проповеди Преподобных Сергия Радонежского, Иосифа и Досифея Волоцких, Максима Грека, и, наконец, труды первого Самодержавного Венчанного Царя Иоанна Васильевича Грозного, были вполне доступны для Патриарха и его ближнего круга. |
| 100 Архетипическая, общая с «Шестодневом» черта, восходящая к индоевропейской мифологии (см.: РГБ. МДА. 145. Л. 115а). В преданиях многих народов Луна сначала умирает, затем возрождается, кроме того, она связана с миром мёртвых (см.: МНМ. Т. II. С. 79). 101 Символическое толкование, при котором Луна изображает естество человека, в антиохийской традиции встречается у писателя-апологета св. Феофила Антиохийского (II в.): «...Солнце есть образ Бога, а Луна – человека. Если первое пребывает как бы неизменным и всегда совершенным, то Луна каждый месяц умаляется и как бы умирает, а потом вновь нарождается, символизируя будущее Воскресение. Светила светлые и блестящие – образы пророков, менее светлые – праведников, блуждающие и падающие – образ нечестивых и богоотступников» (Феофил–1978. С. 482). Такую же символику употребляет Василий Великий в «Беседах на Шестоднев» (Василий Великий–1900. С. 116–117), откуда она скорее всего и попала в Палею. 102 Ср.: «Так и при воскресении мёртвых: сеется в тлении, восстаёт в нетлении; сеется в уничижении, восстаёт в славе; сеется в немощи, восстаёт в силе» ( 1 Кор. 15:42–43 ); «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесет много плода» ( Ин. 12:24 ). – А.М.К. 103 Смысл тот, что всё совершающееся в природе символизирует собой жизнь человека, его рождение, возмужание, смерть и воскресение во Христе. Если язычник считал человека частью природы, подчинённым тому же закону смерти, что и остальная природа, то христианин видит в природе всего лишь символ природно-сверхприродной жизни человека, который, будучи частью природы, через таинства Церкви входит в метафизический план бытия – жизнь Божественную. Здесь же Составитель лаконично постулирует весьма важный эпистемологический принцип, утверждающий познаваемость мира. Хотя проблема познания в Палее формально не ставится, она является одной из ключевых, и принцип, применяемый Составителем, пронизывает всё произведение. С точки зрения установки на рациональную познаваемость мироздания, в древнерусской литературе присутствует целый пласт родственных Палее произведений. Сюда можно отнести «Изборник Святослава 1073 года», «Изборник 1076 года», «Послание митрополита Никифора Владимиру Мономаху о посте и воздержании чувств», «Успенский сборник XII–XIII вв.», а также распространённый на Руси общеславянский памятник «Шестоднев» Иоанна экзарха Болгарского (Баранкова и др. –1997. С. 34). Те же тенденции к интеллектуализму в рамках православия преобладали в подходе к проблемам познания у митрополита Илариона, Климента Смолятича и автора «Моления Даниила Заточника». Эти представители утверждали решающую роль разума, который, опираясь на чувственный опыт, в состоянии постичь истину (Горский–1988. С. 96). Палея представляет такой тип мировоззрения, которому чуждо неприятие тварного мира. |
| 1196. Высочайшим рескриптом от 11 июля 1858 г. Государь Александр II повелел открыть в Ставрополе «Комитет для составления проекта правил об улучшении и устройстве быта помещичьих крестьян» (Сборник правительственных распоряжений и официальных известий по улучшению быта помещичьих крестьян. М, 1858. Ч. 2. С. 10–12). 1197. [ Щапов А. П.] Голос древней Русской Церкви об улучшении быта несвободных людей//Православный собеседник, издаваемый при Казанской духовной академии. 1859. Ч. 1. [Январь]. С. 40–76. (Далее — Православный собеседник); [ Иоанн ( Соколов) , архимандрит.] Слово об освобождении крестьян в день восшествия на престол Его Величества Государя Императора Александра Николаевича. 19 февраля 1859 г.//Православный собеседник. 1859. Ч. 1. [Март. С. 334–355. 1198. «Собеседник», стр. 354, месяц март. ( Примеч. свт. Игнатия.) 1199. «Собеседник» подчинился этому насилию принятого им метода. Признав несвободное состояние, состояние холопа, унизительным и неестественным для человечества, он устами Даниила Заточника называет холопами вельмож и бояр Царя. Умалчиваемая здесь мысль очень ясна, очень сильна: она — необходимое последствие сказанного (Январь, стр. 48). ( Примеч. свт. Игнатия.) 1200. Св. Иоанна Златоустаго толкование на послание к Ефесеем, Patrologiae Cursus Completus. Chrisostomi in Epist. ad Ephes. Homilia XXII. ( Примеч. свт. Игнатия). Цитируется издание: S. Ioannes Chrysostomus. Homiliae in Epistolam ad Ephesios//Patrologiae Cursus Completus…/Accurante J.-P. Migne. Series Graeca. Parisiis, 1862. T. 62. P. 157. Русский перевод см.: Полное собрание творений святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. СПб., 1905. Т. 11. Кн. 1. С. 194 (Далее — Иоанн Златоуст. Творения…). 1201. Русская Беседа, 1859 года, книжка 14, «Крестьяне на Руси», стр. 94. ( При меч. свт. Игнатия.) Цитируется работа: Беляев И. Д. Крестьяне на Руси//Русская беседа. 1859. М., 1859. Т. 2. Кн. 14. Раздел «Науки». С. 39–94. 1202. Указ Императрицы Екатерины II о секуляризации церковного землевладения, согласно которому церковные и монастырские крестьяне передавались в ведомство государства, вышел в 1764 г. |
| 15 В N 3 перед сим пишется ещё краткое сведение о кн. Паралипоменон, взятое из помянутого «Оглавления» книг Ветхого завета. 16 Впрочем, из того, что некоторые не переведённые слова слишком просты, а иные в других местах той же книги переводятся, (что особенно видно будет в последующих книгах), может родиться вопрос: не хотел ли переводчик иностранными словами придать своему переводу более достоинства? Объяснения их на поле, вероятно, сделаны им же. Такая привычка пестрить свою речь иностранными словами, и именно Латинскими, обличающая дурной вкус, известна у писателей Польских в цветущее время их словесности. 17 А три стиха 10 главы, которыми оканчивается книга на Еврейском, и которые находятся в отдельных списках славянского перевода книги Есфири, в полной Библии помещены в переводе с Лат. 18 Есть известие, что у нас был сделан и перевод Псалтири с Евр. языка, при М. Филиппе 1-м (1464–1473.) (Строева Указатель Материал Отеч. Истор. § 67.). Около того же времени, по свидетельству Геннадия, Архиепископа Новгородского, появляется свой перевод Псалтири у жидовствующих. Может быть незадолго перед тем явился и перевод книги Есфири. 19 После чего в N 1 и 3., (но в N 2 нет), замечено: зде дв сти нт. Но так как в сём месте пропуска никакого нет, а напротив есть прибавление: то замечание, вероятно, относится к тексту Греческому или Латинскому, с которыми сличали Славянский перевод, и указывает на предположение пропуска не в Славянском, а в Греч. или Лат. тексте. 20 В Острожском издании нет дополнения к книге Иова, которое читается в переводе LXX. в земли убо живый Авситидийстей и пр. даже в ркп сказано перед сим: коне 22 Такое расположение по Греч. тексту сохранилось в ркп. Чудова монастыря N 18, в., передающей книгу Притчей и Екклесиаста в том самом переводе, какой и в списках. 24 Все показанные отступления в переводе, прибавления и убавления находятся и в вышеупомянутой рукописи Чудова монастыря. 25 Некоторые стихи из сей книги встречаются в слове Даниила Заточника, напр. богат возглаголет, вси возмолчат и слово его вознесут до облак; а убог возглаголет, вси нань кликнут и уста его заградят. См. Сир. 13:28. 29 . |
|
|
