| Во-первых, может, как обычно бывает при перманентном реформировании, получиться просто очередная кампания, дежурная акция, которая способна принести даже больше вреда, чем пользы. Есть опасность, что, введя такой предмет директивно сейчас, его отдадут на откуп тем, кого прежде бы назначали агитаторами, а то и тем, кому отводились бы должности пионервожатых. Предвижу несогласие: мол, есть опыт воскресных школ, число которых уже достаточно велико. На это возражу: сама природа этого опыта иная. Воскресные школы создаются непосредственно Церковью, опекаются священнослужителями, в них детей приводят родители, практически без исключения сами воцерковленные, соответствующим образом ориентированные. Сеть таких школ разных форм обучения, безусловно, следует расширять и всемерно укреплять. А в обычной постсоветской школе ситуация совсем иная. Рассмотрим конкретный пример: законоучителю – хорошо подготовленному и во всех отношениях достойному – нужно провести беседу о творении мира и о Творце. Но ведь то, что он должен объяснить школьникам, находится в явных противоречиях со всем, что объясняют остальные учителя и авторы учебников по иным дисциплинам – от природоведения в начальных классах до физики и астрономии в старших. Причем устранить эти противоречия не в состоянии ни законоучитель, ни природовед, ни преподаватель астрономии. Не проще положение и в том случае, когда, скажем, тему о священнослужителях нужно преподать на фоне специфически подобранных для школьных учебников произведений устного народного творчества, а также, например, «Сказки о попе и его работнике Балде» . Как показывает опыт, в плане духовном практически ничего само по себе не дало введение специальных тем по Библии. Уже потому, что школьный курс словесности литературы должен быть совершенно иным. Так, и в школьную историю русской словесности следовало бы включать жития святых, «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Моление» Даниила Заточника, «притчи и слова» святителя Кирилла Туровского, «Домострой», «Утреннее размышление о Божьем величестве» М. |
| И. открывается «Словом некоего калугера о чтении книг», принадлежащим, вероятно, перу слав. автора (гипотеза Б. С. Ангелова о том, что им мог быть болг. книжник рубежа IX и X вв. Григорий (прото)пресвитер ( Ангелов Б. Ст. Към въпроса за книжовного дело на презвитер Григорий Мних//Старобългарска литература. София. 1978. Кн. 3. С. 48-55) основана преимущественно на том, что в составе «Измарагда» авторство «Слова некоего калугера...» приписывается Григорию, папе Римскому; гипотеза нуждается в дополнительном обосновании). Основная идея сочинения - о пользе чтения книг - соответствует интересам новообращенного общества, для к-рого (идет ли речь о Болгарии IX-X вв. или же о Руси X-XI вв.) авторитет письменного слова был огромен. В отечественной научной лит-ре вплоть до кон. XX в. преобладало мнение о составлении И. на Руси частично из переводов, сделанных восточнослав. книжниками. Однако исследования последних десятилетий, выполненные И. И. Шевченко , Федером и Д. М. Буланиным, к-рые нашли следы источника различных частей И. («Княжьего изборника») в южнослав. рукописях XIV-XVI вв., показали, что сборник 1076 г. скорее представляет собой отредактированный рус. список с рукописи, составленной в Болгарии в X в. на основании готовых переводов. На Руси тексты, вошедшие в И., подверглись стилистической и языковой правке. «Составитель Изборника желал, по-видимому, приспособить перерабатываемый им текст к потребностям и вкусам своих читателей из среды светской части тогдашнего киевского общества. В результате этого стремления и возникает… лишение текста монашеской ригористичности» и приближение языка «к речи тогдашних вост. славян… производятся не только фонетические и морфологические замены, но и подстановка лексики» ( Мещерский. 1976. С. 35). Позднее статьи И. были включены рус. книжниками в саратовскую редакцию «Златоструя» , представленную списком 3-й четв. XV в. (ОР НБ Саратовского гос. ун-та. 45. Л. 247-253, 254 об.- 286 об., 291 об.- 298 об., 302 об.- 317, 319-320 об., 323-325 об., 341 об.- 342). Влияние И. (либо его источника) обнаруживается в «Молении» Даниила Заточника и в «Измарагде» («Слово о чтении книг»). Большую близость к версии «Премудрости Иисуса, сына Сирахова», помещенной в И., представляют фрагменты этого текста, использованные в нач. XVI в. в Западнорусской митрополии для расширения учительной части Пролога (см.: Чистякова М. В. Текстология вильнюсских рукописных Прологов: Сент.- нояб. Вильнюс, 2008. С. 276). |
| Подвысоцкий Πодвысоцкий А. Словарь областного архангельского наречия. СПб., 1885. Картотека Псковского областного словаря (филологический факультет Санкт-Петербургского университета). Преображенский Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. Т. I–II. М., 1959. Радлов Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий. Т. III. СПб., 1893. Речник срп.-хрв. Речник српскохрватског и народног jeзuka. III. Београд, 1965. Рус.-бурят. Русско-бурят-монгольский словарь. М., 1954. Семенов Семенов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. Т. V. СПб., 1885. Словарь Академии Российской. Ч. I. СПб., 1806. Сл. Дан. Зат. Лексика и фразеология «Моления» Даниила Заточника/Отв. ред. Ε. М. Иссерлин. Л., 1981. Спрогис Спрогис И. Я. Географический словарь древней Жомойтской земли XVI столетия. Вильна, 1888. Срезневский Срезневский H. H. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I–III. СПб., 1893–1903. Словарь русских народных говоров. Вып. 1–31. М.; Л, 1965–СПб., 1997. СРЯ HAH Словарь русского языка, составленный вторым отделением Императорской Академии наук. Вып. I. СПб., 1891. Словарь современного русского литературного языка. Т. I. М.; Л., 1950. Техн. энцикл. Техническая энциклопедия. Τ. II. М., 1928. Толстой Толстой И. И. Сербскохорватско-русский словарь: 3-е. изд. М., 1970. Топоров Топоров В. Н. Прусский язык: Словарь. Μ., 1975 (А – D), 1979 (Е – Н), 1980 (I – К), 1984 (К – L), 1990 (L). Тупиков Тупиков Н. М. Словарь древнерусских личных собственных имен. СПб., 1903. Ушаков Толковый словарь русского языка/Под ред. проф. Д. Н. Ушакова. Т. I–IV. М., 1935–1940. Фасмер Φасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I–IV. M., 1964–1973. Цыганенко Цыганенко Г. П. Этимологический словарь русского языка. Киев, 1970. Шанский Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка, М., 1961. Шанский, Боброва Шанский Н. М., Боброва Т. А. Этимологический словарь русского языка. М., 1994. Шипова Шипова E. H. Словарь тюркизмов в русском языке. Алма-Ата, 1976. |
| Представлениями о божественной природе слова, о его предназначенности к богопочитанию и прославлению Бога как Творца всего сущего определяется особенная, подчеркнутая обращенность содержания древнерусских «слов» как вида словесных произведений к прославлению Бога, славословию Бога, богословию о божественном происхождении мира и человека, о творческом Промысле Божием, отраженном в истории. С тем же связано и сильно выраженное в «словах» молитвенное начало. Неслучайно «Слово Даниила Заточника» в другой, вероятно, более поздней, редакции названо «Молением…». «Слова» – это молитвенное общение прежде всего с Богом, но в то же время и с людьми: с одной стороны, с выдающимися, святыми, почитаемыми за образец, с другой – с обычными, которых «слово» призвано духовно-нравственно возвышать и просвещать. И слава воздается в «словах» не только Богу, но и людям, как творению Божиему. В древнерусских «словах» прежде всего рассматривается история русского народа и нравственное состояние русского человека, однако в соотнесении с мировой историей и сущностью человека вообще. В среде народа при этом усматривается вождь, князь, которому, как представителю своего народа перед Богом, воспевается особенная слава. Кроме того, в «словах» прославляется и вся целокупность тварного естества, окружающая человека природа, особенно природа родная, русская – тоже как творение Божие, пронизанное божественной волей, одушевленное божественным творческим замыслом и Промыслом о его развитии. Вместе с тем природа рассматривается одушевленной и по причастности к ее составу бесчисленных духов, душ, наделенных духовным самосознанием. В этом ключе преображается, переосмысляется языческое почитание природных стихий, явлений (сам переход от языческого к христианскому почитанию природы запечатлен в «Слове о полку Игореве»). Общая обращенность «слов» к единому прославлению Бога, человека и всей природы ярко выражена в «Слове игумена о построении стены в Выдубицах», написанном Моисеем Выдубицким в XII веке: «Слову ятися о Господе дерзаем, то же не от скудости нашего нищетоумья, но от дел твоих (князя. – А.М.) притчу приобретше. И с преподобным Мефедьем глаголем : “Малое небо, богомудрого душа, воину поведающи славу Божию правостью веры и словесы истеньными, и делы добрыми. Небеса бессловесное естьство суще, и сочювьствено, и самовластьно, но точью светлостью солнца, и растением луны, украшением звезд, и непременьно храняще уставы временемь владычня повеления, поведают славу Его”. Яко же всим, добре смотрящим Творца, о том похвалити добраго ради уряжения, зде же преболе нам того о тобе является: словеса бо честьна, и дела благолюбна, и держава самовластна, ко Богу изваяная, славою паче звезд небесных, не токмо в рускых концех ведома, но и сущим в море далече» . |
| 400-436; Хронографы в рус. литературе: Вступ. лекция в Новорос. ун-те 16 сент. 1897 г.//ВВ. 1898. Т. 5. С. 131-152; Иверский список среднегреч. «Александрии»//ВВ. 1899. Т. 6. С. 97-136; К вопросу о славяно-русских редакциях Первоевангелия Иакова//ЛетИФО. 1900. Т. 8. С. 179-226; Греческие списки апокрифического мучения Даниила и трех отроков. СПб., 1901. (СбОРЯС; Т. 70, прил. 1); К вопросу о гадательных псалтирях: По поводу кн. М. Сперанского «Гадания по псалтири» (СПб., 1899). Од., 1901; Был ли Даниил Заточник действительно заточен?//ЛетИФО. 1902. Т. 10. С. 55-74; Из области древнерусской литературы: 1. Хроника Георгия Синкелла. 2. Древнерусские словари и «Пророчество Соломона». 3. Краткий хронограф с хроникой Иоанна Малалы. 4. Редакции Толковой Палеи//ЖМНП. 1903. 8. С. 381-414. 10. С. 201-218. 11. С. 167-185; 1904. 2. С. 257-294; 10. С. 321-354; 1905. 8. С. 233-292; 1906. 2. С. 185-246; Один только перевод Псевдокаллисфена, а древнеболгарская энциклопедия X в.- мнимая//ВВ. 1903. Т. 10. С. 1-30; Редакции Толковой Палеи//ИОРЯС. 1905. Т. 10. Кн. 4. С. 135-203; 1906. Т. 11. Кн. 1. С. 1-43; Кн. 2. С. 26-61; Кн. 3. С. 418-450 (отд. изд.: СПб., 1906); Хронограф Академии наук 45.13.4 (из Вологды)//ЛетИФО. 1905. Т. 13 (Визант.-слав. отд. Т. 8). С. 313-341; Греческий оригинал так называемого болгарского перевода хроники Георгия Амартола//ВВ. 1906. Т. 13. С. 36-57; Опыт методологического введения в историю русской литературы XIX века//ЖМНП. 1907. 8. С. 308-330; День рождения Гоголя//ИОРЯС. 1908. Т. 13. Кн. 4. С. 16-22; История сербской «Александрии» в русской лит-ре. 1. Βος Αλεξνδρου//ЛетИФО. 1909. Т. 16. С. 1-164; К вопросу о взаимоотношении Еллинских летописцев и Архивского (Иудейского) хронографа//ИОРЯС. 1911. Т. 16. Кн. 4. С. 125-142; Письма и дневник А. И. Тургенева геттингенского периода (1802-1804) и письма его к А. С. Кайсарову и братьям в Геттинген 1805-1811 гг.//ИОРЯС. СПб., 1911. (Архив братьев Тургеневых; 2) (переизд: Lpz., 1976r); Рец. на кн.: Петухов Е. В. Русская литература: Ист. |
| В работах кон. 40-50-х гг. XX в. Л. обратился к проблемам возникновения и первых веков существования рус. лит-ры (Возникновение. 1952), к анализу таких произведений, как «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Моление Даниила Заточника», а также к лит. творчеству Иоанна IV Васильевича Грозного (Послания Ивана Грозного/Подгот. текста: Д. С. Лихачев, Я. С. Лурье. М.; Л., 1951). Начиная с 1947 г. и до последних лет жизни Л. занимался исследованием «Слова о полку Игореве»; ученый внес значительный вклад в выработку канонического текста и объяснительного перевода «Слова...», в толкование его «темных мест», в изучение поэтики произведения в контексте эстетической системы его времени, в составление историко-культурного и географического комментария, в полемику со «скептиками», сомневающимися в древности текста. Во многом благодаря массовым тиражам в советское время статей и книг Л. о «Слове о полку Игореве» произведение было осознано как национальное достояние (Слово о полку Игореве: [Вступ. ст., подгот. текста, пер. с древнерус., примеч.: Д. С. Лихачев]. Л., 19492. (Б-ка поэта. Малая сер.); Слово о полку Игореве/Ред.: В. П. Адрианова-Перетц. М.; Л., 1950. (Лит. памятники)). Значительным событием в науке стала кн. «Человек в литературе Древней Руси» (1958), в к-рой на материале летописей, житий, исторических повестей, демократической сатиры и произведений др. жанров Л. показал различие и смену стилей изображения характера и внутреннего мира человека в связи с философско-религ. мыслью своего времени. М. В. Рождественская отмечала, что «существует в этой книге еще один «человек в литературе Древней Руси» - не только тот, о ком пишут, но и тот, кто пишет, то есть сам древнерусский книжник - автор, редактор и переписчик», а за этими образами персонажа и его создателя «встает Третий, не названный впрямую», идеал следования Которому был главным принципом, «определявшим всю культуру средневековой Руси» ( Рождественская М. В. Книга Д. С. Лихачева «Человек в литературе Древней Руси» и история рус. лит-ры//ТОДРЛ. 2010. Т. 61. С. 124, 127). Сходным образом не назван напрямую в качестве духовного наставника 2 «титульных» персонажей книги Л. «Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого (кон. XIV - нач. XV в.)» (1962) прп. Сергий Радонежский. Это, безусловно, объяснялось цензурными соображениями, неизбежными во время новых гонений на Церковь. |
| Изложение рус. философии строилось Г. на основе ряда руководящих идей, нек-рые из этих идей были ошибочными. К правильным относится попытка понять рус. философию из особенностей характера рус. народа, к-рые, по мнению автора, нашли выражение в психологическом складе русских (Ч. 6. С. 5), в поэзии и пословицах рус. народа, в его языческих преданиях (С. 6-9), но более всего в «избрании веры» (С. 17-19). Однако исполнение этого замысла было малоудачным. Ошибочные положения - отказ от сложившегося еще в 1-й части труда понятия о предмете философии и измена научным принципам исследования в угоду идеологическим предпочтениям. Желая противопоставить рус. философию западноевроп., Г. строил искусственную схему, согласно к-рой в философии существуют 3 направления: «наукообразное», касающееся «нашего познающего духа» (герм. философия), «умозрительное и притом опытное развитие законов мира, вне нас существующего» (англ. и франц. философия) и «сосредоточенность сих противоположных полюсов в высочайшем их начале» - Боге (рус. философия) (С. 22-24). Хотя нередко Г. трактовал этот синтез как синтез разума и опыта (С. 19), главным для его понимания специфики рус. философии становится ее сосредоточенность на теме Бога. Именно с этой т. зр. он и рассматривал рус. философию, а потому ее состав оказался весьма необычным и включал: Даниила Заточника и прп. Нила Сорского , известных иерархов Церкви - митр. Киевского и всея Руси Никифора I , архиеп. Феофана (Прокоповича) , архиеп. Георгия (Конисского) , митр. Платона (Левшина) , митр. Евгения (Болховитинова) , свт. Филарета (Дроздова) , архиеп. Иннокентия (Борисова) ; гос. деятелей - блгв. кн. Владимира (Василия) Всеволодовича Мономаха, М. Н. Муравьёва, С. С. Уварова , наконец, самих философов - Г. С. Сковороду (С. 59-70), Д. С. Аничкова , И. Т. Буле, Д. М. Велланского (С. 95-114) и в пространных примечаниях - А. С. Лубкина, Ф. А. Надежина, А. А. Фишера, В. Н. Карпова , Ф. Ф. Сидонского , В. А. Сбоева и И. А. Кедрова. Несмотря на значительные погрешности, труд Г. не был «преждевременным», как полагал Шпет; характеристики учений, биографии, обширные выписки из сочинений философского содержания и большая библиография (С. 134-144) не могли не быть полезными рус. читателю, интересующемуся философией. |
| Луки Жидяты, Послание митр. Никифора к Владимиру Мономаху, Послание митр. Иоанна к Иакову черноризцу и др. Исключение составила «Русская Правда», на сей раз изданная «с весьма древнего списка (XIII в.)». К. приводил варианты по различным найденным им спискам, снабжал публикуемые памятники предисловиями и примечаниями. Совместно со Строевым К. издал Судебники Иоанна III Васильевича и Иоанна IV Васильевича - «Законы великого князя Иоанна Васильевича и Судебник царя и великого князя Иоанна Васильевича, с дополнительными указами» (М., 1819). Первый из Судебников был известен лишь по выпискам из «Путешествия» С. Герберштейна , а список 2-го, более исправный, чем ранее изданные, содержал указ 1555 г., отсутствующий в известных до этого списках. К публикации были приложены факсимильные изображения почерков памятников и филигрань бумаги Судебника 1497 г. Издатели снабдили публикации обстоятельным введением, в к-ром дали сжатую историю рус. законодательства. В 1821 г. вышли в свет «Памятники российской словесности XII в.». За это издание, рассматривавшееся современниками как патриотический подвиг, К. был награжден серебряной медалью АН. К. издал 21 произведение, среди них 15 Слов еп. Кирилла Туровского, Послание митр. Никифора Владимиру Мономаху, Слово Даниила Заточника, «Кирика вопрошание» , Послание еп. Владимирского св. Симона к Поликарпу и др. Издание было тщательно подготовлено, в результате предшествующей археографической работы ученый обнаружил неск. памятников в списках XIII в. Для большей доступности древнерус. произведения изданы гражданским шрифтом, с раскрытием титл и с расстановкой знаков препинания. Без изменения были сохранены слав. буквенная цифирь и написания имен собственных. Все памятники снабжены обстоятельными комментариями и образцами почерков. В предисловиях к публикуемым текстам К. на основании тщательного анализа определил время создания и авторов произведений. Особенно много внимания он уделил характеристике сочинений свт. Кирилла Туровского. К. считал его самобытным рус. писателем XII в., обладавшим высоким художественным мастерством. В статье «В защиту творений Кирилла, еп. Туровского» (ВЕ. 1822. Ч. 122. 6. С. 81-100) К. опровергал мнение М. Т. Каченовского, что Поучительные слова свт. Кирилла заимствованы из сочинений свт. Иоанна Златоуста. К. сыграл выдающуюся роль в становлении отечественного славяноведения. В ст. «О времени перевода нашей Библии» (Тр. ОЛРС. М., 1823. Ч. 3. С. 5-14, 169-175) К. пришел к выводу, что перевод Библии принадлежит равноап. Мефодию , отчасти равноап. Кириллу (Константину) и относится к кон. IX в. Здесь же было опубликовано «Прибавление» к статье, в к-ром К. перечислил известные ему рукописи библейских книг. |
| Я не скрываю от себя риска, сопряженного с попыткой в одном «историческом повествовании» посчитаться с интересами одного и с требованиями другого вида моих возможных читателей. Я глубоко убежден все же, что задача преодолеть противоположение «научного» и «популярного» в области исторической науки разрешима. Почва для того до известной степени подготовлена нашей отечественной историографией, и меня воодушевляла возможность примкнуть к этой родной традиции. Глава первая. «Мизантроп» XII-XIII веков Один из представителей господствующего класса запечатлелся в русской литературе XII-XIII веков под именем Даниила Заточника 5 . Он потерпел жизненное крушение: подпал под княжескую опалу, боится «похуления» княжеского, но, памятуя о былом к себе «добросердии» князя, прибегает к «обычней» его «любви». «Слово» Даниила, дошедшее до нас в двух редакциях (XII и XIII веков), разрабатывает эту житейскую ситуацию в форме собственной речи человека, пострадавшего и ищущего выхода из своего «художества», то есть бедственного положения, в какое он попал в середине жизненной карьеры. В афористической форме Даниил предается размышлениям на тему о способах возвращения в жизнь из своего общественного небытия. Автору «Слова» удалось найти исключительно удачную литературную форму, в которой содержание приобретало двоякий интерес и двоякое значение. Читатель его, не связанный последовательно развивающимся рассказом, живо и по-своему мог представить героя «Слова» с его собственных слов, верил в его реальность и переживал личную его драму, как свою. А это помогало ему самому осмотреться и задуматься над разнообразными житейскими положениями, которые носились перед воображением воображаемого Даниила и слагались в некую жизненную панораму, в показе которой Даниил играл роль гида, становился советчиком. Несомненно, что именно этот житейский и автобиографический характер «Слова» должен был стяжать ему читательскую популярность. На протяжении веков текст «Слова» жил живой литературной жизнью, не только видоизменяясь в зависимости от внимательности переписчика, но и пополняясь и сокращаясь по намерениям редактора, за которым можно видеть и того «среднего» читателя, к вкусам которого приспосабливался текст. Недаром в одном из списков редакции XII века «Слово Даниила Заточника, еже написа своему князю Ярославу Владимировичу» обратилось в «Слово о мирских притчех и бытейских вещех, подобно есть сему житье наше и како ся в нем льстим», оторвавшись от первоначальной, может быть, и подлинно личной, автобиографической своей основы. |
| К сожалению, от современников осталось их нам очень немного: у Вацерада читаем, что Девану считали дочерью Перуна и Летницы, Радагаста – внуком Кърта, Страчца – сыном Сытиврата 20 ; в Слове о Полку Игоревом представляется Стрибог дедом ветров, Велес – дедом Певца Бояна, Дажьбог – дедом Владимира 21 ; в Ипатьевской летописи тот же Дажьбог назван сыном Сварога 22 ; из других источников узнаем о Сварожиче, самое имя которого, по своему образованию, намекает на его происхождение от Сварога 23 . Вот почти все, что знаем о родстве славянских богов; мало этого для мифолога, но достаточно для убеждения, что верование в семейную связь божеств у славян существовало и было распространено между ними. Оно соединялось с верованием в безусловное могущество божественной природы. Веря, что божество управляет всем миром, всеми переворотами в мире, на небе и на земле, славянин верил, что и жизнь его и все, чем он пользуется в жизни, есть дар благости божества, что он должен поступать в своих предначинаниях по божественным знамениям, что всякая удача во всяком его деле зависит от помощи божества. Божество управляло, по верованию славян, жизнью каждого человека. Живу считали они богинею жизни 24 , а Сытиврата – богом времени 25 . Кроме того они веровали в две жизни; предание о них сохранилось у некоторых славян и до сих пор. У болгар они называются «орисницами»: две или три из них являются к новорожденному и предсказывают будущее 26 . Хорутане называю их «pojehuцaмu» и рассказывают, что всякий человек, как только родится, получает в небе свою звезду, а на земле свою pojehuцy, которая предсказывает, ему судьбу его 27 . Русские верили также в эти существа, как узнаем из Слова Христолюбца: «молятся и роду и рожаницам.... беззаконьная трапеза менимая роду и рожаницам 28 .» В Вопрошаниях Кирика также читаем: «Аже се родуй рожянице крают хлебы и сыры и мед? – Бороняше вельми. Негде, рече, молвит: горе пиющим рожянице» 29 . Родом называется в Некоторых Церковно-Славянских рукописях, равно как и в Слове Даниила Заточника, дух или привидение 30 , а словом «рожденица» переводится иногда, по замечанию Прейса, Греческое слово τχη – Выражение «на роду написано и напоминает Хорватское предание о книге; «Рожденик», по которой всякий может узнать судьбу своей жизни. |
|
|
