| Иван Иваныч, желая что-то сказать, кашлянул, но сначала закурил трубку, поглядел на луну и потом уже сказал с расстановкой: – Да. Мыслящие, порядочные, читают и Щедрина, и Тургенева, разных там Боклей и прочее, а вот подчинились же, терпели… То-то вот оно и есть. – Беликов жил в том же доме, где и я, – продолжал Буркин, – в том же этаже, дверь против двери, мы часто виделись, и я знал его домашнюю жизнь. И дома та же история: халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений, и – ах, как бы чего не вышло. Постное есть вредно, а скоромное нельзя, так как, пожалуй, скажут, что Беликов не исполняет постов, и он ел судака на коровьем масле, – пища не постная, но и нельзя сказать чтобы скоромная. Женской прислуги он не держал из страха, чтобы о нем не думали дурно, а держал повара Афанасия, старика лет шестидесяти, нетрезвого и полоумного, который когда-то служил в денщиках и умел кое-как стряпать. Этот Афанасий стоял обыкновенно у двери, скрестив руки, и всегда бормотал одно и то же с глубоким вздохом: – Много уж их нынче развелось! Спальня у Беликова была маленькая, точно ящик, кровать была с пологом. Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие… И ему было страшно под одеялом. Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко. – Очень уж шумят у нас в классах, – говорил он, как бы стараясь отыскать объяснение своему тяжелому чувству. – Ни на что не похоже. И этот учитель греческого языка, этот человек в футляре, можете себе представить, едва не женился. Иван Иваныч быстро оглянулся в сарай и сказал: – Шутите! – Да, едва не женился, как это ни странно. Назначили к нам нового учителя истории и географии, некоего Коваленко, Михаила Саввича, из хохлов. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой. Он молодой, высокий, смуглый, с громадными руками, и по лицу видно, что говорит басом, и в самом деле, голос как из бочки: бу-бу-бу… А она уже не молодая, лет тридцати, но тоже высокая, стройная, чернобровая, краснощекая, – одним словом, не девица, а мармелад, и такая разбитная, шумная, все поет малороссийские романсы и хохочет. Чуть что, так и зальется голосистым смехом: ха-ха-ха! Первое, основательное знакомство с Коваленками у нас, помню, произошло на именинах у директора. Среди суровых, напряженно скучных педагогов, которые и на именины-то ходят по обязанности, вдруг видим, новая Афродита возродилась из пены: ходит, подбоченясь, хохочет, поет, пляшет… Она спела с чувством «Виют витры», потом еще романс, и еще, и всех нас очаровала, – всех, даже Беликова. Он подсел к ней и сказал, сладко улыбаясь: |
| Другую сторону противораскольнической деятельности святителя Филарета составляет его деятельность в качестве епархиального архиерея. Дополняя церковно-государственную его деятельность по отношению к расколу, епархиальная деятельность его служит вместе, с тем прекрасной иллюстрацией к первой; она показывает вам, как он осуществлял рекомендуемые им противораскольнические меры на деле, в своей епархии (Московской), густо населенной раскольниками разных толков. Памятниками этой деятельности м. Филарета являются отчасти его донесения Св. Синоду, напечатанные в собрании его мнений и отзывов, равно как письма к своим викариям и официальная переписка с гражданским Московским начальством, главным же образом его резолюции, вот уже более 20 лет печатающиеся (и до сего времени еще не оконченные) в «Душеполезном Чтении» и в последнее время (в 1889 г.) изданные в Орле отдельною книгою 3 . Наконец, нельзя не указать также и на участие м. Филарета в делах по расколу других епархий. Многие из современных ему русских иерархов в трудных обстоятельствах тяжелой борьбы против раскола обращались к его уму и опытности и он никогда не оставлял их без ответа. Держась того убеждения, что только при взаимной поддержке возможна какая-либо плодотворная работа, а тем более в такой трудной области, какова борьба с расколом, он и сам, особенно в начале своего служения, просил у других советов, «как лучше действовать к обращению раскольников» 4 , и другим всегда с готовностью подавал добрые указания, если к нему обращались за таковыми. Мало того, иногда Московский святитель и сам предупреждал те или другие недоумения архипастырей, будучи близко знаком с состоянием раскола в той или другой местности, как о том свидетельствуют встречающиеся в его письмах выражения: «до сведения моего дошло», «об этом я уже слышал» 5 и т. п. Выходя из принципа взаимной поддержки в борьбе с расколом, он даже осуждал тех из молодых архиереев, которые думали прожить исключительно своим умом, игнорируя опытность старых. «Неужели преосвященный Архангельский, – писал он, напр., относительно одного из таких архиереев преосвященному Аркадию Пермскому, не имеет правильного понятия о значении и полезном употреблении единоверческих церквей? И неужели нельзя помочь сему добрым советом? Если новые архиереи почитают для себя излишними советы старых, то не до хороших времен мы дожили» 6 . Обширная переписка м. Филарета с современными ему русскими архипастырями частью издана в различных духовных и исторических светских журналах, а также и отдельными книгами, частью остается еще не опубликованной 7 . |
| Высказывается множество предложений о том, каким образом надлежит разрешить указанную проблему и, надо сразу отметить, среди этих предложений есть инициативы, хотя и благонамеренные, но контрпродуктивные, утопические и даже нелепые. Первое из подобных предложений заключается в том, что нужно отдать на откуп собственникам и владельцам самоходных самокатов вопросы регулирования дорожного движения с участием этих средств передвижения. Я думаю, что это не совсем умное предложение. В противном случае, если бы саморегулирование было эффективным и действенным, то не было бы и обсуждаемой ныне проблемы. Само бурное обсуждение которой ясно демонстрирует, что саморегулирование либо полностью отсутствует, либо попросту неэффективно. Вторая точка зрения, получившая более широкое распространение и большую популярность, состоит в призыве вовсе запретить использование электросамокатов. Продиктованы такие призывы благими соображениями — мол, запрет — единственный способ разрешения обсуждаемой проблемы. Эту проблему якобы иначе невозможно решить, аварийность не снизить и безопасность людей не обеспечить. У адептов этой позиции есть и свои литературные предшественники. Вспоминается герой рассказа А.П.Чехова «Человек в футляре» Беликов – яркий образчик представителя антивелосипедного движения. На рубеже XIX и ХХ веков велосипеды, как нынче самоходные самокаты, вошли в моду. Чеховский герой был убеждён в том, что езда на велосипеде якобы подрывает устои общественной нравственности и морали. Конечно, Чехов изобразил антивелосипедное движение в карикатурном виде, однако, отметим, в действительности это движение не было маргинальным и малочисленным. Антивелосипедных взглядов придерживались достаточно респектабельные лидеры общественного мнения того времени. Если велосипеды, по мнению сторонников этого движения, неприличны, то поезда решительно представляют собой изобретение едва ли не диавола. Этот «пышущий дракон» опасен в том числе тем, что он неизменно приведёт к росту числа последователей Анны Карениной… Но ведь этого не произошло! |
| – Да ты же, Михайлик, этого не читал! – спорит она громко. – Я же тебе говорю, клянусь, ты не читал же этого вовсе! – А я тебе говорю, что читал! – кричит Коваленко, гремя палкой по тротуару. – Ах же, боже ж мой, Минчик! Чего же ты сердишься, ведь у нас же разговор принципиальный. – А я тебе говорю, что я читал! – кричит еще громче Коваленко. А дома, как кто посторонний, так и перепалка. Такая жизнь, вероятно, наскучила, хотелось своего угла, да и возраст принять во внимание: тут уж перебирать некогда, выйдешь за кого угодно, даже за учителя греческого языка. И то сказать, для большинства наших барышень за кого ни выйти, лишь бы выйти. Как бы ни было, Варенька стала оказывать нашему Беликову явную благосклонность. А Беликов? Он и к Коваленку ходил так же, как к нам. Придет к нему, сядет и молчит. Он молчит, а Варенька поет ему «Виют витры», или глядит на него задумчиво своими темными глазами, или вдруг зальется: – Ха-ха-ха! В любовных делах, а особенно в женитьбе, внушение играет большую роль. Все – и товарищи и дамы – стали уверять Беликова, что он должен жениться, что ему ничего больше не остается в жизни, как жениться; все мы поздравляли его, говорили с важными лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьезный; к тому же Варенька была недурна собой, интересна, она была дочь статского советника и имела хутор, а главное, это была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково, сердечно, – голова у него закружилась, и он решил, что ему в самом деле нужно жениться. – Вот тут бы и отобрать у него калоши и зонтик, – проговорил Иван Иваныч. – Представьте, это оказалось невозможным. Он поставил у себя на столе портрет Вареньки и все ходил ко мне и говорил о Вареньке, о семейной жизни, о том, что брак есть шаг серьезный, часто бывал у Коваленков, но образа жизни не изменил нисколько. Даже наоборот, решение жениться подействовало на него как-то болезненно, он похудел, побледнел и, казалось, еще глубже ушел в свой футляр. – Варвара Саввишна мне нравится, – говорил он мне со слабой кривой улыбочкой, – и я знаю, жениться необходимо каждому человеку, но… все это, знаете ли, произошло как-то вдруг… Надо подумать. |
| История представляет собой «колебательный процесс» чередующихся обществ, одна последовательность которых стремится воплотить идеационный тип («горний полюс»), а другая – чувственный тип («дольний полюс»), причем они последовательно сменяют друг друга в соответствии с концепцией Сорокина (пологий спуск и крутой подъем). Мировая история предстает как цепь сменяющих друг друга, подобно ночи и дню, двух цивилизаций, каждая из которых строится на противоположных принципах. Где преобладает мистическое начало, ноуменальная воля, восприимчивость, женственность – это ночной период. Где активнее поверхностное воздействие на мир, феноменальнаяволя, мужественность – это дневной период истории: « Ночной период – Средневековье. Дневной – новое время» (Флоренский П.А. Указ. соч. – С. 387). Современный историк и социолог А.И. Фурсов однажды сформулировал «золотое правило» Русской истории: « преемственность через разрыв» (Фурсов А.И. Опричнина в русской истории – воспоминание о будущем//Фурсов А.И. Вперед, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе. – М.: Книжный Мир, 2014. – С. 6). История по Флоренскому строго подчиняется этому правилу: каждая культура, отрицая прошлую, словно бы восстанавливает позапрошлую так, будто бы и не было разрыва между ними. Новое время, яростно отрицая Средневековье, обращается к античной культуре и тщательно воссоздает не только ее литературные памятники, но вслед за античными мыслителями переносит центр мироздания на человека. « Антропос!» – так, с восхищенным придыханием говорит не только чеховский учитель Беликов, это гимн и культ Нового времени. Возрожденская эпоха – это возрождение фарисейства, носящее на новом языке два имени: натурализм и гуманизм, когда была провозглашена автономия человека и природы. Главное для характеристики «возрожденской культуры» – это понятие автономии, когда господствует закон, полученный от твари. Может быть, много оттенков этого стремления, но суть их одна – самодостаточность твари (человека), независимость его от Бога. |
| Оба эти письма относятся к тому же 1835 году, в котором появился самый проект запретить обучение раскольнических детей раскольническими учителями. Отсутствие дальнейших указаний на то, прибегал ли м. Филарет к означенной мере в последующее время с целью заставить раскольников в силу необходимости обратиться к православной школе, отчасти может свидетельствовать о том, что сам он мало рассчитывал на эту внешнюю меру. Да и нельзя было ждать от нее благих результатов в виду ее непрактичности – трудности контроля над домашним раскольническим обучением 125 . Есть между тем указание, что взгляд м. Филарета на трудность завлечения раскольнических детей в приходскую православную школу нисколько не изменился впоследствии. В своих замечаниях на проект епископа Полоцкого Василия об учреждении духовно-гражданского комитета для управления раскольниками, на тот пункт этого проекта, где говорилось, что «комитету не трудно будет завести училища для детей раскольников», м. Филарет писал в 1846 году: «едва ли так. Если раскольники не доверяют училищам, заводимым светским начальством; тем паче не доверять будут училищам, прямо подчиненным духовному начальству» 126 . Пять лет спустя, уже не предположительно, но категорически, основываясь на протекшем опыте, он заявляет: «заведение обучения раскольнических детей, как средство против невежества раскольников, уже предписано было от Св. Синода, указом 29 октября 1836 года, только не чрез светских наставников, а чрез духовенство. Действие сей меры в отношении к раскольникам, сколько известно, большею частью незначительно. Раскольники поняли цель распоряжения и либо не пускают детей в училища церковные 127 , либо, пуская, в то же время с особенною силою преследуют их раскольническими внушениями 128 и, при опасении сближения с православием , спешат взять их из училищ» 129 . Несколько лучше шло дело в единоверческих училищах. Так, напр. в училище, устроенном при единоверческой церкви Преображенского богаделенного дома, в январе 1856 года в числе других учеников и учениц обучалось 5 раскольников и 7 раскольниц, а в новом учебном год (в ноябре того же 1856 года) число раскольнических мальчиков возросло уже до 14 130 . |
| В данном случае речь должна идти не об отсутствии ума у фронтовиков, а о мыслительной неадекватности самого Астафьева. Во-первых, ветераны войны разных национальностей относились к Ельцину резко отрицательно, поэтому нет никаких оснований говорить о «чисто русской» благодарности. Во-вторых, мысль о Сталине, посылавшем на смерть фронтовиков, недовольных в 90-е годы Ельциным, уязвима хотя бы потому, что фронтовики эти живы. В-третьих, страшилка – довольно старая и не собственно астафьевская – о победителях, выброшенных на помойку, загнанных в леса и т.д., рассыпается уже от столкновения с благополучными судьбами С. Орлова, Ю. Бондарева, Г. Бакланова, Ф. Абрамова, Б. Слуцкого, В. Бушина, Б. Окуджавы, М. Лобанова, Д. Самойлова, Е. Носова и многих-многих других участников войны. Говоря о главной линии судьбы «позднего» Астафьева, мы, конечно, помним и о том, что в этот период «светлый» Астафьев периодически проявлял себя даже в отношении к Ельцину и его режиму. Тем самым писатель нарушал логику брака по расчёту, предполагающую, что всё, серьезно не вписывающееся в счастливый «любовный» сюжет, скрывается. Интересными в данном контексте представляются воспоминания Юрия Беликова. Когда во время его беседы с Астафьевым в 1991 году речь зашла о Ельцине, диктофон Беликова «сохранил слиток звуков, посрамляющий возможные характеристики сего персонажа: “Да и этот!..” – вдруг воскликнул Астафьев. Далее следовал тяжёлый шлепок звонкого плевка в раковину металлического рукомойника. После чего писатель отправился на огород и долго поливал из лейки цветы…» (Беликов Ю. Дуэль длиною в жизнь//Литературная газета, 2014, с. 4). Понимаем, поливать цветы было легче, безопаснее, благополучнее… И все же очень редко негативное отношение к президенту и власти Астафьев выражал не только плевком. В письме от 4 августа 1997 года, адресованном Б.Н. Ельцину, В.С. Черномырдину, Б.Е. Немцову, а также в Совет Федерации и Государственную Думу, говорится: «Из русского села решительно протестую против обложения налогами земельных участков крестьян, пенсионеров, рабочих, служащих. Богатые от земли не питаются. Ссорясь с массами бедного народа, совершая ошибку за ошибкой, вы создаете напряжение в стране…» [C. 780]. |
| Христианство и коммунизм абсолютно противоположные вещи, это плюс и минус, ничего общего у них нет. Они противоположны уже по определению: здесь Бог, а там Его нет. И что бы ни исходило от коммунистов и их идеологии, какие бы правильные вещи они ни писали в своих «Кодексах строителя коммунизма» («Человек человеку друг, товарищ и брат…» и т. д.) это все оказывается, по сути, антихристианским. Вы говорили, что долгое время Ваше присутствие в Церкви было как бы не совсем сознательным Вы просто проникались ее атмосферой, и она вам нравилась. А к подлинной, осознанной вере как Вы пришли, когда это случилось? Как пришла ко мне вера, когда я по-настоящему ощутил себя верующим человеком? Я стоял на службе в Троицком соборе под какой-то праздник, народу было много, и вдруг меня буквально пронзила мысль: не может быть такого, чтобы люди вот уже триста лет подряд собирались в этом храме напрасно! Вот, Бога нет а они собираются, молятся… Не может такого быть. И у меня рука сама собой поднялась, и я осенил себя крестным знамением, и почувствовал (до сих пор хорошо помню этот момент) глубокую успокоенность: как будто я сошел, наконец, с зыбкого места и встал на твердый фундамент. К этому моменту я ходил в храм уже около года. И у меня были какие-то мысли, колебания… но вот с этого момента всё. После этого тоже были борения, но уже иные. Проблема была вот в чем: бабушки при всех их положительных чертах, при их вере, очень простой, часто детской не могли ответить нам на вопросы, которые нас волновали. Откуда нам приходилось черпать сведения? Из атеистических словарей. Что такое теология, где найти ответ в атеистическом словаре. Но ведь яд, который заложен в этих объяснениях, он тоже действует: столкнешься с каким-то противоречием и не знаешь, как его разрешить. Но, несмотря на эти борения, все сильнее во мне становилось чувство, что я на правильном пути и что на неразрешенные вопросы не нужно обращать внимания на них на самом деле есть ответ. У Вас не было никаких книг, кроме атеистических? |
| Как справедливо отмечает С.В. Беликов в своей книге «Антифа. Молодёжный экстремизм в России»: «Можно отметить, что движение «антифа» не изучается и практически не упоминается в российских диссертационных исследованиях, хотя в последние годы оно стало встречаться в ряде студенческих авторефератов и дипломных работ, посвящённых молодёжным субкультурам и межнациональным отношениям»(27). Между тем, как показала имевшая место попытка осуществления в Российской Федерации очередного «цветного» революционного сценария, многие представители движения «антифа» активно участвовали в этих событиях. Представители данного движения часто используют в своей деятельности радикально-экстремистские методы, связанные с применением физического насилия и вандализма, а их идеология напрямую направлена на «дискредитацию действующей системы государственной власти, общественных норм и традиций»(28). В частности «антифа» ратуют за легализацию наркотиков, половых извращений, бескомпромиссную борьбу с различными государственными и общественными институтами. «С движением «Антифа» тесно связаны ряд деструктивных, радикальных групп, в той или иной степени разделяющих идеологию движения, но не являющихся «антифа» в полном смысле этого слова...Из числа этих групп можно назвать участников группы «Война» (как московскую, так и петербургскую группы), «Бомбилы», участников группы «Пуси райт», а также ряд отдельных личностей, например известного российского «антифа» Артёма Лоскутова»(29). Можно полностью согласится с выводом С.В. Беликова о том, что «понятие «антифашизма» всё чаще используется определённой группой лиц для оправдания своих противоправных, агрессивных деятельностных практик и действий по распространению антиобщественной идеологии с элементами экстремизма»(30). Так что, недооценивать или игнорировать факт деятельности движения и субкультуры «антифа», конечно же, нельзя. Поскольку деятельность экстремистских группировок, как показывает российский и мировой опыт, часто контролируется спецслужбами, необходима активизация их действий и усилий, направленная на противодействие и пресечение деятельности экстремистских организаций в Российской Федерации. |
| Вместе с тем в это училище допущены были, согласно известным синодальным правилам 1836 года, и окрестные раскольнические дети, с целью чрез это обучение содействовать обращению их в православной церкви 1181 . Несомненно, что эта школа имела благодетельное значение для подрастающего поколения новых единоверцев. Мы уже знаем, что она оказала соответствующее воздействие и на местных раскольников. Но в то время, как Московский святитель принимал необходимые меры к упрочению единоверия на преображенском кладбище, министр внутренних дел, едва не издал распоряжение, которое должно было самым невыгодным образом отозваться на положении этого дела и на его дальнейших успехах, и которое, благодаря только своевременному вмешательству м, Филарета, не было приведено в исполнение. Мы разумеем намерение министра перевести призреваемых единоверцев из преображенской богадельни в другие загородные и именно в богадельню, состоявшую в сел Богословском – Алмазове. Чем руководился при этом министр, нам неизвестно. Можно думать, что он был введен в заблуждение каким-либо благовидным представлением только-что назначенного в то время нового смотрителя преображенского богаделенного дома, чиновника Потулова. Креатура графа Закревского, Потулов смотрел на последние события на преображенском кладбище, глазами своего патрона и так же, как этот последний, не симпатизировал появлению здесь единоверия. Вероятно, он-то и предложил министру перевести призреваемых здесь единоверцев в сельскую богадельню. Но м. Филарет заблаговременно узнал об этом представлении и, понимая, какими. вредными для единоверия последствиями должно сопровождаться исполнение этого проекта, успел во время помешать ему. В предполагаемом перемещении преображенских единоверцев он усмотрел как бы некоторого рода ссылку за принятие единоверия и желание придать преображенскому богаделенному дому прежний чисто раскольнический характер. Этот взгляд свой он и постарался выяснить в письме от 9 декабря 1854 года к синодальному обер-прокурору 1182 . |
|
|
