| Я против того, чтобы человек, приходящий в Церковь, был уверен в том, что есть ответы на все вопросы. Поэтому, в том числе, пост — это довольно уставная вещь. Потому что устав поста складывался столетиями, скажем, в монастырских обителях, причем довольно таких строгих, как обители Египетской пустыни или обители Палестинских пустынь, Константинопольские, Студийские монастыри, где вот эти Уставы жизни монастырей, это были Уставы жизни определенного духовного уровня людей, свободно и вольно избравших для себя очень такой суровый жизненный путь, подвиг. И вот эти все уставы — что есть, во сколько есть, какое количество, с маслом, без масла, сухоядение или вообще полный пост, они все время касались конкретных обителей с очень таким конкретным уровнем жизни. Поэтому, если мы сегодня попробуем применять вот эти уставы во всей полноте к нашей жизни, к человеку, живущему в Москве в 21-м веке, мы рискуем сильно повредить его не только физическое, но и психическое здоровье. Александр Карлов: О правилах и канонах Великого поста мы еще поговорим сегодня. Отец Алексий, Вы-то сами как к Богу пришли? У Вас сугубо светское образование, насколько я понимаю. Прот. Алексий Уминский: Не только светское, но и духовное. Александр Карлов: Изначально было. Прот. Алексий Уминский: Изначально светское. Александр Карлов: Семья, по-моему, у Вас тоже светская, в которой Вы воспитывались? Прот. Алексий Уминский: Да. Александр Карлов: Расскажите. Прот. Алексий Уминский: Более того, я воспитывался в семье вполне атеистической, вполне такой традиционной семье. Мама — учитель, папа — инженер. Александр Карлов: В партии состояли? Прот. Алексий Уминский: Да, папа состоял в партии, а мама — нет. Мой первый опыт встречи с Богом был уже когда я учился в педагогическом институте. Просто я встретил людей, которые думали по-другому, которые позволяли себе думать не так, как думают все, потому что я был еще уверенным таким комсомольцем, каким-то активистом комсомольским был. И в этом себя чувствовал вполне комфортно. В институте я встретил людей, которые стали моими хорошими близкими друзьями, которые думают по-другому, и вот это первое удивление, что можно думать по-другому, для меня было каким-то открытием, откровением в тот период. |
| Человек очень легко теряет свое человечество. К сожалению, он превращается в толпу, превращается в управляемую массу, он моментально теряет свое человечество. Это потрясающие, страшнейшие, ужасающие вещи. Мы наблюдаем это в течение тысячелетий, наблюдаем это сегодня — как вдруг человек нормальный превращается в кусочек толпы и звереет моментально. Дмитрий Дибров: Массой легче управлять, чем кем-нибудь в одиночку. Вот, в чем фокус. Прот. Алексий Уминский: Об этом и разговор. Александр Карлов: Если мы будем сейчас ковыряться в истории… Прот. Алексий Уминский: Не будем ковыряться. Александр Карлов: То вам будет очень тяжело отвечать за поступки Церкви, потому что ведь и Церковь указывала на то, кого убить, и кого нет. Крестовые походы. Прот. Алексий Уминский: Я не испытываю по этому поводу никакого смущения, потому что я не обязан отвечать за исторические поступки Церкви. Во-первых, потому что каждый отвечает за свои собственные поступки. А историческая Церковь действительно имеет в своей истории всякие странички и всякие темные места, и очень много такого, что вспоминать неприятно. Александр Карлов: Неприятно, но, тем не менее, это было, и все во имя Бога. Почему-то так происходит? Прот. Алексий Уминский: Так происходит. К сожалению, так происходит, потому что человек и человечество по большому счету живут по одним и тем же законам. Человечество таким становится, какие мы сегодня с вами есть. Какие мы ставим перед собой высокие или низменные цели. Что для нас сегодня главное? Конечно же, когда в истории мира, в истории церкви происходят такие жесткие, страшные события, они, конечно, сегодня происходят в контексте определенных вещей. И сегодня мы с вами, на них смотря из далекой-далекой стороны, не очень себе представляем глубоко эмоционально и даже исторически — что на самом деле происходило в тот самый момент. Но, тем не менее, действительно мы все равно остаемся людьми со своими недостатками, грехами, со своими амбициями, со своей гордыней. И там, где гордыня, в том числе — внутри Церкви, изгоняет Христа, там, где вдруг на месте Христа появляется великий инквизитор, там происходят в истории Церкви самые страшные эпизоды. Можно говорить о западной Церкви, можно говорить о восточной Церкви. При этом история Церкви все равно остается не историей церковных грехов, а историей тех потрясающих прорывов, на которые оказывался способен человек, который доверил себя Богу. Потому что именно история Церкви показывает миру потрясающую историю святости, любви, самопожертвования, каких-то потрясающих открытий о самом человеке, каким прекрасным может быть человек. |
| Я как-то детям в воскресной школе нарисовал простую формулу. Я сказал: «Ребята, знаете, что такое Церковь?» Я сейчас вам нарисую. Человек + Бог=Церковь. Вот это что. Ведь сам Господь сказал: «Я создам Церковь, и врата ада не одолеют Ее». Это не мы придумали. Это Христос сказал. Церковь — это не храм, отдельно взятый храм, понимаете? Мы христиане, соединенные с Богом. Вот что такое Церковь. Дмитрий Дибров: А вот тем и смешней попытка пойти в храм, чтобы, например, что-то такое себе у иконы вымолить. Конечно, не до смеха совсем, когда мать идет просить, молиться за больного ребенка, либо за упокой души, но это другой разговор. А то стоят и клянчат себе что-то такое, повышение по службе. Спаситель же говорил: «Вы не болтайте с Богом, ибо так делают язычники. Молитесь так: Отче наш…» и далее следует наш знаменитый 11-й, чтобы связать свой ум. Вот зачем. Ты и сам не знаешь, что просить у Господа. Замолчи. Свяжи свой ум с церковнославянским текстом. Ты ни слова не поймешь, да и ум тебе мало что подсказывал. А вот тогда и вопрос. Великий Пост затем ли нужен, чтобы связать этот самый вечно беспокойный ум, затем он нужен, чтобы на несколько недель умертвить вечно взывающую черт знает к чему плоть? Прот. Алексий Уминский: Пост, вообще-то, нужен для свободы. Дмитрий Дибров: Для свободы? Прот. Алексий Уминский: Для свободы. Дмитрий Дибров: Высшая степень стеснения плоти, как ни странно, служит свободе? Прот. Алексий Уминский: Без всякого сомнения. Пост — это то время, когда человек освобождает себя для Бога, прежде всего, когда он максимально старается пространство своего сердца, пространство своего ума, пространство своей души освободить для Бога. Желудок тут, в общем, по большому счету, стоит на втором, на десятом месте, потому что Бог не на желудок смотрит, в конце концов. «Сын, дай мне твое сердце» — вот слова Священного Писания. Поэтому пост, прежде всего, когда человек начинает поститься, для него самым важным было — что сейчас во мне, какой хлам мне мешает или Богу мешает во мне пребывать, во мне воцариться и действовать, меня просвещать. Каким хламом, какими дурными желаниями, привычками, какой гадостью я себя за это время забил, что Богу до меня не продраться? Помните, как у БГ: «Сними накипь с моего сердца». Вот это, собственно говоря, пост. Снять накипь с сердца — вот главная задача поста. |
| Сейчас эти храмы восстановлены, и жизнь этих храмов кажется вполне благополучной, но история этих храмов не очень благополучная, так же, как и здоровье священников, которые теперь являются настоятелями вот этих вещей. Потому что священник, представьте себе, я учитель французского языка. В первый храм, в который я был назначен, в городе Кашира, Успенский собор, он размером с Елоховский, огромный собор, без всего. На месте алтаря — яма для трактора. Все залито маслом. Я не знаю как гвоздь вбить, а мне надо храм восстанавливать. Александр Карлов: А паства? Прот. Алексий Уминский: Паства — бабушки. Город Кашира — представляете, где он находится? Это 101-й километр. Ни одного трезвого мужика вообще нет. И вот в этих условиях, собственно говоря, Церковь выживала все эти годы, Церковь возрождалась все эти годы, Церковь становилась той, которой она сегодня является. Сегодня многие люди, они просто не знают. «О, золотые купола. О, звонят колокола. О, батюшка на Мерседесе приехал. Ну, и Церковь! Ну, и ну! Чего это они себе такое позволяют?» Вы знаете, наверное, после этого я мог бы себе что-то позволить. После того, как я восстановил храм — один, потом второй. Мне кажется, и у меня в голове мысль, которая говорит: может можно что-то себе позволить? И позволил бы, если бы были возможности, понимаете? Но их нет. Александр Карлов: Подождите, подождите. Все-таки бросается в глаза эта роскошь, и раздражает людей, которые так или иначе могли прийти в Церковь, но видят они нечто другое. Это, в общем то, не худенькие священники, дорогие иномарки, дорогие часы. Журналисты с удовольствием раскручивают эту историю. Прот. Алексий Уминский: Специально надел. Александр Карлов: Ух, эти часы. Как же так, разве священники не должны делать каким-то образом, хотя бы делать вид, что они смиренные? Прот. Алексий Уминский: Вы знаете — должны, не должны. Они должны быть тем, кем они есть. Они должны быть нормальными, настоящими, честными, порядочными, добрыми, отзывчивыми людьми — в большей степени, чем все остальные. Конечно, те истории, про какие-то страшные иномарки, которые сбивают людей, про недостойное поведение священников, собственно говоря, это истории, которые тянутся в истории церкви две тысячи лет. Две тысячи лет всегда были священники, которые так или иначе вызывали на себя вот такой… |
| Александр Карлов: А родители как отнеслись? Прот. Алексий Уминский: О, сначала жестко, сначала с непониманием большим, потому что, как каждое неофитство, оно приобретало такой сумасшедший характер. Я запирался в комнате, вслух громко читал молитвы, чтобы папа с мамой слышали, вдруг они обратятся к Богу. Вот они услышат молитвы, и это их бедных, несчастных… Александр Карлов: У папы могли быть проблемы — в парторганизации, например? Прот. Алексий Уминский: Несомненно, да. Но бедные мои родители, они ужасно переживали за меня. Они подумали, что я попал в дурную компанию, что, не дай Бог, какая-то секта меня пытается поглотить, но они были воспитаны в совершенно советских категориях и только постепенно, понемногу, когда я с ними снова нашел общий язык, они стали меня как-то понимать, поддерживать. В конечном итоге мама крестилась. Я потом сам венчал своих собственных родителей, когда стал священником. А папа ходит в церковь регулярно, причащается. Александр Карлов: Знаете, в те времена, в брежневские, люди в партию иногда вступали для того, чтобы иметь возможность выехать хотя бы в социалистическую страну: в ГДР, в Польшу, в Болгарию. Сейчас, например, недавно проводился социологический опрос. Родителей спрашивали: «Какую бы профессию они хотели видеть для своих детей?» Как ни странно, в тройку лидеров вошла профессия священников. Как Вам кажется, это духовный потенциал народа растет или профессия священника сродни профессии бизнесмена или менеджера среднего звена — такая же благополучная и дающая какие-то материальные блага, вполне устойчивая? Вообще, о чем хочется спросить: юношам, поступающим в семинарию, можно думать о карьере в Церкви, не грешно ли это? Прот. Алексий Уминский: Вы знаете, конечно среди всяких людей есть карьеристы. Безусловно, в церковной среде такие тоже встречаются, без всякого сомнения, есть. А есть люди, которые сознательно делают определенную церковную карьеру. Они знают и умеют, как это делать. Но вообще-то священство никогда не было профессией, потому что как таковых профессиональных навыков священника нет. Что такое профессиональный навык священника? Это как кадилом помахать, например? Это такое простое движение, знаете — раз-два, раз-два. Или ребенка в купель окунуть, или водичкой полить — вроде тоже не сложно все, понимаете? Каких-то таких специальных знаний, чтобы быть или действовать как священник, нет. |
| Каким ужасным может быть человек — все знают. И в Церкви он может быть таким же ужасным, как и вне Церкви. Но вот каким прекрасным может быть человек, история Церкви за это время показала потрясающе. Александр Карлов: Хорошо. Тогда недавняя история. Этот жуткий шум вокруг строительства мечети в Москве. Прот. Алексий Уминский: Что-то я его, видимо, не услышал. Александр Карлов: Средства массовой информации усиленно работали над этим, люди протестовали. Как относится Русская Православная Церковь, во-первых, к факту, что люди иной веры хотят иметь места, где они могут возносить молитвы своему богу на территории, где они живут. И пусть это будет соседство православной церкви и мечети. Прот. Алексий Уминский: Мне кажется, совершенно нормально. Для истории России это было всегда нормально, и для Москвы это было всегда нормально. В Москве, слава Тебе, Господи, существуют несколько сохранившихся исторических мечетей. Тут неподалеку, в Татарском переулке, есть одна из них. По-моему, для большого города, для такого мегаполиса, как Москва, это совершенно естественное явление — иметь в Москве синагоги, иметь в Москве мечети, иметь в Москве католические храмы, иметь в Москве возможность буддистам помолиться в своем храме, по-моему, это нормально. Александр Карлов: Хорошо. Тогда каково ваше отношение к тому факту, что люди, которые могли бы прийти в христианство, уходят в другие религии? Это что — пропаганда у тех сильнее, или они могут что-то дать нам то, что не может дать православная Церковь? Прот. Алексий Уминский: Вы знаете, это всегда выбор человека. Сегодня этот выбор в больше степени обозначен. Сегодня человеку гораздо более доступны и книги, и источники, и те священные писания той или иной религии, в которых он может сам для себя находить какие-то истины. Я не вижу здесь большой проблемы. Я думаю о том, что человек ищущий, по-настоящему ищущий — это очень хороший человек, сразу хочу сказать. Человек, который стремится искать Бога — это человек, который идет по пути своего… Он делает себя человеком по-настоящему. |
| Человек имеет свою ценность только тогда, когда он связан с Богом. И мы видим, что когда человека от Бога отрывают, такой человек вообще ничего не стоит. Вообще — пылью, грязью под ногами становится, если человек не связан с Богом. Человек без Бога — такой, что с ним можно делать все, что угодно. Он становится такой массой. Когда человек ищет Бога, он может ошибаться и часто ошибается. Но если он ищет Бога, пускай он его ищет. Александр Карлов: А если найдет там, спасется ли? Прот. Алексий Уминский: А это я не знаю. Это я не знаю. Александр Карлов: Качество связи не зависит от оператора? Прот. Алексий Уминский: Вопрос спасения — это вопрос Суда Божия. Я знаю доподлинно, что во Христе и в Православии мы достигаем спасения, что Господь наш — Спаситель, он так и зовется — Спаситель. Он нас спасает своей крестной жертвой. Поэтому наш спасительный путь — это христианство, это Православие. Мы знаем, что с точки зрения нашей истины иные веры или иные конфессии не являются истинными. Мы понимаем, что они ошибочны. Но как человек ищет Бога, и как каждый человек его находит — это тайна. Для меня — это тайна. Александр Карлов: Важнейший вопрос, который сейчас стоит перед Русской Православной Церковью, какой обсуждается сейчас в верхах? Самый главный, самый важный. Прот. Алексий Уминский: Таких вопросов сегодня немало. В моем представлении сегодня наиболее острый и серьезнейший вопрос — это наша миссия, это наша открытость, это наше слово, обращенное за оградой Церкви к обществу, которое смотрит на Церковь сегодня с настороженностью, с огромным интересом, может быть — с большой надеждой и ожиданиями. Которое хочет видеть Церковь открытой, Церковь — понятной, Церковь — милующей, Церковь — ходатайствующей за людей, которые находятся в бедственном положении. Мне кажется, сегодня это вопрос языка и отношений, которые могли раскрыть все богатство, всю красоту нашей Церкви перед теми, кто этого еще не видел и не знает. Александр Карлов: В финале нашей программы, если можно, всем нашим зрителям напутствие от вас. |
| Дмитрий Дибров: Которых Репин вывел на «Крестный ход». Прот. Алексий Уминский: Которых Репин вывел на «Крестный ход». Перов там был — «Чаепитие в Мытищах». Вы знаете, это история, она никогда не будет прекращаться, потому что всегда будут находиться люди, которые будут искать в Церкви что-то свое. Будут пользоваться территорией любви, территорией свободы, территорией милости, территорией добра, территорией высочайшего доверия человека к Богу, а также к Его представителю с тем, чтобы сделать это своим и чтобы это все присвоить себе. Это было, будет и есть, поэтому этого я не буду даже комментировать. Потому что это вещи, где история тянет за собой. Люди, приходящие в церковь — это люди. Люди, становящиеся священниками — это люди. И каждый из нас перед Богом отвечает за свое место — место священника, место епископа, место прихожанина. Оно равно на том самом месте перед Судом Божиим, как и всякое другое место. Александр Карлов: Давайте привлечем к нашей беседе еще одного персонажа. Светский персонаж Николай Усков будет рассуждать про религию. Послушаем? Прот. Алексий Уминский: Конечно. Николай Усков: Я с огромным уважением отношусь ко всем традиционным религиям, и я сам верующий человек. Я много лет занимался историей Церкви. У меня нет никаких проблем со взаимоотношением. Я не воинствующий атеист, то есть за свои права я буду бороться. Мое право, как гражданина России, быть свободным от диктата какой бы ни было конфессии. Я хочу веровать в то, во что я верую, так, как я верую, или вообще об этом не думать, если я не хочу. Если я хочу посмотреть порнографию, я хочу ее посмотреть. Это будут потом мои отношения с Богом. Не хочу, чтобы в них вмешивался кто-нибудь еще. Любое выражение, публичное выражение своей позиции, находясь в храме абсолютно позволительно, потому что чем храм отличается от любого другого публичного места? Иисус Христос в свое время тоже осквернил храм, изгнав из него торговцев. Тем не менее, мы считаем, что он поступил верно. Сейчас, наверное, тоже можно изгнать торговцев из храма. Мне очень часто, когда я захожу в православную церковь, хочется это проделать, потому что ценник весит на всем. Скоро на алтаре будут висеть ценники. |
| В современном обществе ни одна корпорация, сколь бы уважаемой она ни была, не может присвоить себе право, говорить от имени народа, ни на каком основании. Нужно с уважением относиться к людям, которые придерживаются разных взглядов. Кто-то адвентист 7 дня, кто-то мормон, кто-то католик, кто-то протестант, кто-то сатанист. Какая вам разница? У каждого человека есть право быть самим собой, разговаривать с ним на том языке, который он выбрал сам лично. Александр Карлов: Николай Усков, 42 года, журналист, кандидат исторических наук. Защитил диссертацию по теме: «Монашество и монастырские реформы в ранней средневековой Германии». Сколько острых вопросов поднимает в одном выступлении. Прот. Алексий Уминский: Вы считаете — острых, коллега? Александр Карлов: Да. К примеру, к чему нам нужен некий ретранслятор, для того чтобы говорить с Богом? Мы своих слов не найдем, чтобы обратиться к нему с молитвой? Почему мы должны читать канонические молитвы на непонятном нам, современникам, языке? Прот. Алексий Уминский: Таких вопросов он не задал. То, что Вы сейчас спросили, это действительно, вопрос, не сказал бы — острый, но актуальный, без всякого сомнения, — про молитвы на незнакомом языке, про то, что возникает у человека: «Зачем мне церковь, если я сам могу говорить с Богом?» Без всякого сомнения, такие вопросы возникают. И для того, чтобы разговаривать с Богом, церковь не нужна. Для того чтобы человек говорил Богу, церковь не нужна. Церковь нужна за другим, потому что человек может быть услышан Богом в любом месте. Очевидно, на земле, под землей, в воздухе — где угодно я обращусь к Богу и буду Им услышан. Здесь вопрос в том, а хочет ли человек услышать Бога? Потому что мы очень хотим быть слышимы Богом. Нам очень важно, чтобы нас услышал Бог, а вот дальше вопрос не ставится — а хочу ли я слышать Бога? Хочу ли я по-настоящему понять, что Он хочет от меня? Что я хочу от Него — Он знает, а что Он хочет от меня — мне неинтересно. И тогда Церковь не нужна, абсолютно не нужна, потому что если мне неинтересно, что Бог хочет от меня, зачем мне Церковь? Тогда, когда возникает вопрос — что Бог хочет от меня, тогда Церковь необходима, потому что Церковь, — это место, где человек слышит Бога. Более того, это место, где человек и Бог встречаются. |
| Александр Карлов: Хорошо. Тогда вопрос. Если вдруг один из ваших названных вами любимых людей не там, не в раю, это значит, что и жизнь там будет не райская? Все время сожаление о том, что кого-то нет рядом? Прот. Алексий Уминский: Это самый тяжелый и страшный вопрос, который, вообще, стоит перед христианином, перед человеком, понимаете? И именно затем и существует, в том числе, Церковь, о которой мы с вами так говорим, чтобы не было того, кто с тобой связан любовью, там. Потому что Церковь — это организм любви. Хомяков как-то сказал о Церкви, что Церковь — это организм любви, который через молитву, через мою жизнь сейчас может оправдать жизнь того, кто своей жизнью не смог этого сделать. Я могу вытащить, я могу сделать своей любовью того, как Луковка, знаете, у Достоевского. Раз! Главное, чтобы кто за эту луковку цепляется, не был той злой бабой. Дмитрий Дибров: Прощеное воскресенье отсюда каким образом может быть нами освящено? Прот. Алексий Уминский: Как, мы же вступаем в это пространство свободы, в это пространство, когда главное должно встать в центр нашей жизни. Мы должны войти в это пространство совершенно свободными, ничем не связанными. А что человека может связать по-настоящему? Только грех, только злость, только нелюбовь — самое страшное. Один из святых сказал, что словом «прости» побеждается сатана. В этот момент люди приходят в храм начать этот путь к Пасхе, путь этого поста — прекрасный, чудный путь, с тем, чтобы по-настоящему друг у друга испросить прощения. Помните, опять-таки, сегодня наш Федор Михайлович нас не оставляет, «Всякий перед всеми виноват» — как Маркел говорит перед смертью? «Всякий перед всеми виноват» — каждый перед всеми виноват. Или Джон Донн. Ведь человечество — это материк огромный. Когда какая-то часть от него отталкивается, ты уже не полон без другого. Здесь происходит это чудо, когда мы друг у друга просим прощения, друг друга прощаем. Причем, знаете, самое великое чудо, что мы имеем право прощать от имени Бога. Александр Карлов: Во всех случаях? |
|
|
