| Будем надеяться, что, с возвращением монастыря к общежитию, явятся в нем ревнители и книжнаго дела, каким был сам основатель обители, Преподобный Савва, его ученик и жизнеописатель, Дометиан (котораго Грамматик Владислав называет великим книголюбцем) в XIII столетии, и Игумен Виктор в XVII столетии (1650 года), иждивением котораго написано не мало рукописей нынешней библиотеки, и, в конце того же столетия, духовник (баща) обители Никанор, подаривший в устроенный им заново Троицкий Скит 30 рукописных книг. В настоящем состоянии Хиландарскаго книгохранилища Славянския рукописи отделены от Греческих и помещаются на полках трех открытых шкапов; число рукописей простирается до 300. Самый большой отдел составляют древния Евангелия, Апостолы и церковныя Богослужебныя книги (они занимают треть всего помещения), за тем Отеческия Писания и Сборники, и наконец самый скудныи отдел – Исторический. В этом последнем отделе, как наиболее подверженном хищению, однако сохранилось еще несколько замечательных рукописей, а именно: 1. Болгарский перевод Греческой Летописи Манассии, 1350 года, в лист, на лощеной бумаге; точный список с этого перевода находится в нашей Московской Синодальной Библиотеке, а самый текст перевода описан подробно Г. Чертковым, по чему мы и ограничиваемся сдесь не имеющейся в нашем Синодальном списке надписью, которая находится на внутренней стороне переплета Хиландарской, а именно похвалы Болгарскому Царю Александру. Но что особенно замечательно, так это то что похвала эта вставлена Болгарским переводчиком в самый текст Манассииной летописи (чем и решается окончательно спорный вопрос о времени ея написания) в том месте, где Манассия повествует о взятии Рима Вандалами (Гензерихом): после чего Болгарский переводчик прибавил от себя: «и сия убо приключише се Старому Рыму, наш же новый Цариград (разумеет Тернов – столицу Болгарскаго Царства) доит (стоит) и растит, крепит ее и омлаждает се, буди же ему и до конца расти. Ей Царю всеми царствуй, сицеваго приемшу светла, светоноснаго Цара, велиаго Владыку и изряднаго победоносца, корне суща Иоанна, преизящнаго Цара Блгаром, Асене Александра глаголю, прекроткаго и милостиваго, мнихолюбиваго 41 и нищиыим кормителя и великаго Цара Блгаром, его же державу солнца бесчисльнаа да исчтут.» Грустно становится, когда вспомнишь, что эта похвала, в справедливости которой нет причин сомневаться, относится к царствованию, через 40 лет после котораго последовало окончательное падение Царства, доселе стенящаго под ненавистным игом Мусульман и в добавок служащаго самым свободным поприщем для козней Латинских и Протестантских, которыя, видя в них беззащитных овец, не имеющих собственных пастырей, действуют, для прельщения их, всеми своими обширными средствами, опираясь на могущественное пособие политических орудий Франции и Англии. |
| Сделавшись киевским митрополитом, Петр Могила оказал новую величайшую услугу православию возвышением в своей церкви духовного просвещения. В нем православные давно уже чувствовали нужду; почему люди наиболее достаточные во многих местах образовали из себя общества или братства, имевшие целью открытие вновь или же поддержание прежних школ и училищ. Подобное братство существовало в Киеве и содержало на свой счет училище при Богоявленской церкви; в нем преподавались языки: греческий, славянский, грамматика, риторика и диалектика. Петр Могила присоединил к сим предметам еще курсы наук философских и богословских, испросил училищу звание Коллегии и Академии, на свое иждивение соорудил при нем бурсу для бедных учеников, завел приготовительное училище, библиотеку, типографию и обеспечил будущее содержание коллегии, пожертвовав ей многие свои вотчины. После сего Киевская коллегия сделалась центром духовного просвещения православной церкви на юго-западе и приготовила многих достойных священников, просвещенных архипастырей и ревностных защитников православия. Пользуясь благорасположением Владислава, Петр Могила непрестанно печатал в своей типографии творения св. Отцов и богослужебные книги. Наконец, он довершил свои услуги составлением Катехизиса под именем «Православного исповедания веры», тогда крайне необходимого для православных среди хитрых увещаний иезуитов и распространившихся заблуждений Кальвина. Этот Катехизис, по рассмотрении его киевским Собором, отправлен был для пересмотра на Собор, бывший в Яссах, и оттуда к восточным патриархам. Исправленный и одобренный, он возвратился в Киев уже по смерти Петра Могилы , который почил в 1647 году. Несмотря на грамоту, данную Владиславом при воцарении, польские магнаты продолжали теснить православных, почему как при нем, так и при его преемниках особенно страдала Малороссия. Насилия ляхов не раз заставляли казаков браться за оружие и наносить жестокие поражения своим притеснителям. Но все победы их оставались большей частью без всяких последствий. Польское правительство вероломным образом захватывало в свои руки казацких вождей, предавало их страшнейшим мукам и еще более отягощало участь несчастной Малороссии. Гетман Богдан Хмельницкий положил конец ее страданиям, подчинив ее единоверной России. |
| Изображение отличается изысканностью и благородством и выполнено было, вероятно, греческими мозаистами, приглашенными Максимианом 709 . К иной, отличной от константинопольской, школе принадлежат мастера, украсившие мозаикой храм великомученика Димитрия в Фессалониках. Они творили в разные эпохи. На рубеже 5 и 6 в. были выполнены помещенные на западной стене изображения святого Димитрия: на одном из них к нему подводят юношу, а на другом к нему приближается ангел. В конце 6 в. были выложены мозаики северного бокового нефа, погибшие от пожара 1917 г., но от них уцелел образ молящегося великомученика Димитрия, выставленный ныне в крипте базилики. Другие мозаичные панно принадлежат более поздним периодам – от 7 до 10 столетий. Близость фессалоникийских мозаик столичной школе выражена в утонченной цветовой гамме и высокой технике исполнения, но их своеобразие заключается в роднящей их с восточными художественными традициями акцентированной линейности изображения и аскетической строгостью ликов. Хранилищем шедевров мозаичного искусства 6 в., как и предшествующего столетия, является Равенна. В эпоху Юстиниана Великого там созданы были прославленные мозаики храма святого Виталия, новой церкви Аполлинария, в ту пору носившей имя святого Мартина Турского, и базилики Аполлинария в Классисе – пригороде Равенны. В. Н. Лазарев с особым акцентом подчеркивает местное своеобразие равеннских мозаик, принадлежащих мастерам местной школы: «Равеннские мастера имели настолько большие и старые традиции, что они перенимали из Византии в гораздо большей мере иконографические типы, чем художественные традиции» 710 . Эта оценка была бы исторически более адекватной при одной незначительной грамматической поправке: вместо «Византии» следовало бы сказать: «Византия», и это – принципиально важная корректура. В Римской империи эпохи Юстиниана Великого , которую принято называть Византией и которая представляла собой единую целостную цивилизацию, отражавшуюся и в единстве большого имперского стиля ее искусства, в особенности как раз в мозаике, соприсутствовало много разных школ, художественных стилистических направлений, творческих манер, среди которых самой рафинированной была столичная школа, сложившаяся в городе, который назывался тогда и Константинополем, и Новым Римом, но также и по-старинному Византием. |
| Почти непременное упоминание богов, по именам или без имен, в стихах Агафия дает повод к вопросу, был ли он по своим убеждениям христианином; в том, что по факту крещения он принадлежал Церкви, сомнений нет. О его действительном мировоззрении судить затруднительно. Язычником всерьез он, разумеется, не был и по разным причинам быть не мог. В его книге «О царствовании Юстиниана» есть место, где он с сарказмом характеризует невежд, спорящих на философские и богословские темы: некий Ураний, «часто, приходя к портикам дворца и сидя в книжных лавках... спорил и величался перед собравшимися там и ведущими обычные споры о Божестве, какова его природа и сущность, доступно ли оно страданиям, о неслиянии и тому подобном. Громадное большинство спорящих не очень усердно посещало грамматические школы и не отличалось безукоризненной жизнью» 725 . Тем не менее «они постоянно собираются вместе поздно вечером, после попойки и невоздержанности, и начинают разглагольствовать, как им заблагорассудится, о возвышенных и божественных предметах, всегда болтая одно и то же. Они… в споре злятся друг на друга, бросают друг другу открытые оскорбления, издавая отвратительные звуки, как играющие в кости» 726 . Этой страсти несведущих и ожесточенных спорщиков к богословской диалектике Агафий противопоставляет собственное суждение о «божестве» как «предмете… недоступном и возвышенном, превышающем [разум] человека, о котором можно знать только одно то, что оно непознаваемо» 727 . Это его замечание может быть интерпретировано двояко: либо как мысли скептика, или агностика, либо, и это более правдоподобно, в православном апофатическом ключе. Стихов христианского содержания у Агафия немного, но они все-таки есть. Одно из них посвящено энкаустической иконе архангела Михаила. Это еще и своего рода апология иконописи и иконопочитания: «Ангелиарху незримому, духу, лишенному плоти, форму телесную дать воск-воплотитель дерзнул, и не без прелести образ: его созерцая, способен смертный для мыслей святых лучше настроить свой ум, не беспредметно теперь его чувство; приняв в себя образ, сердце трепещет пред ним, как пред лицом Божества. Зрение душу волнует до дна. Так умеет искусство выразить то, что возникает в уме». |
| В. был местом монашеских подвигов прмч. Феофана († 1559), принявшего в молодости ислам, но после раскаявшегося и много лет подвизавшегося в постах и молитвах. Затем он отправился в К-поль и публично исповедал Христа на том месте, где прежде отрекся от Него. Стойко перенеся все пытки, он принял мученическую кончину ( Μαρτζλος. Σ. 110). В сер. XV в. в мон-ре работал слав. монах-переводчик Антоний [серб. Ahmohuje] . О его деятельности известно из рукописи 1473 г. (Рыльский мон-рь. 22), содержащей Слова свт. Иоанна Златоуста, переведенные Владиславом Грамматиком, к-рый называет в числе оригиналов серб. перевод, выполненный в В. мон. Антонием для архидиак. Студеницкой митрополии Никиты ( Παυλικινωφ. Σ. 9). В В. жил знаменитый переводчик богослужебных книг на слав. язык иером. Савва, к-рого предполагали отправить в Россию для правки книг. В 1518 г. по просьбе вел. кн. Василия III в Москву прибыл прп. Максим Грек, до этого ок. 10 лет подвизавшийся в В. Он сыграл значительную роль в культурной жизни России XVI в. и оставил после себя огромное лит. наследие. XVII в. По мнению ряда исследователей, с кон. XVI в. фактически начинается новый период в истории В., характеризующийся дальнейшим экономическим развитием и ростом влияния мон-ря ( Χρυσοχοδης. Σ. 62). В значительной степени это связано с увеличением земельных владений В. Если учесть, что в XVII в. во мн. афонских мон-рях наблюдались экономический спад и запустение (Ксенофонт, Русик, Кастамонит и др.), то на этом фоне положение В. и нек-рых др. обителей (Иверский и Хиландарский мон-ри, Дионисиат) можно назвать процветающим. Несмотря на попытки Патриархов Иеремии II К-польского и Сильвестра Александрийского (1574/75), в В. и в большинстве афонских обителей в XVII в. утверждается идиоритмия. На протяжении XVII в. главным адм. лицом мон-ря являлся дикей. Постепенно существенные полномочия оказались сосредоточены в руках скевофилакса, к-рый к концу столетия кроме хранения сокровищ и реликвий приобрел широкие адм. функции. Титул игумена давался на короткий срок и не сопровождался реальной властью ( Χρυσοχοδης. Σ. 65). |
| XVIII век называют веком «просвещенного абсолютизма». Преемники Петра I продолжали его политику развития просвещения. Не обойдена была внимание мправительства и духовная школа, которая до самого конца столетия оставалась становым хребтом народного образования в России. Архиепископ Феофан (Прокопович) , влияние которого в Синоде в правление Анны было почти неограниченным, не жалел усилий, чтобы как можно скорее осуществить программу перестройки духовного образования, намеченную в «Регламенте». В 1730-е годы в Духовных школах был введен более полный латинский курс по образцу Киевской Академии. Школы, сумевшие внедрить такой курс, получали название Семинарий, а оставшиеся с одним только славяно-русским обучением стали считаться низшими училищами. К концу 30-х годов в России насчитывалось 17 семинарий, в царствование Елизаветы число их выросло до 26 . И обучалось в них уже около 6000 учащихся. Но полный курс, кроме двух академий, введен лишь в 8 семинариях: первой высший богословский класс открыла Харьковская Семинария, которую называли еще и коллегией, вслед за ней – Невская в Петербурге, Троицкая в Сергиевой Лавре, Казанская, Новгородская, Псковская, Тверская и Смоленская. В Тобольской, Рязанской и Нижегородской семинариях выпускники завершали обучение философским классом, в остальных – риторическим. Из неполных семинарий лучших учеников направляли доучиваться в академии и полные семинарии. Главным недостатком семинарского образования оставался его схоластический, формальный характер, оторванность от приходской жизни, от храма. Преподавание велось на латинском языке. Много сил ученики тратили на заучивание латинских вокабул и штудирование латинской грамматики, от которой было мало проку выпускнику, когда он выходил на поприще пастырского служения. И все же эти бесконечные зубрежки не пропадали даром, они развивали и память, и устные, и умственные способности учеников, изучение латинской словесности расширяло их кругозор, основательное знание латинского языка открывало доступ к европейской богословской и светской науке. |
| Теснимое братство перенесло свои учреждения в монастырь святого Духа. Сигизмунд с 1609 г. присылал грамоту за грамотой с требованием, чтобы доходы братства обращались в троицкий униатский монастырь 174 . Надобно было иметь много твердости и ревности, чтобы среди грабежа и насилий не изменить святой решимости, и братство, сильное только своим союзом 175 , печатало книги то в Евю, поместье князей Огинских 176 , то в самой Вильне 177 . Владислав в 1633 г. утвердил существование и братства и училища с типографией 178 . В 1617 г. заведено было училище луцким братством святого креста. Предметами учения были живое знание греческого и славянского языков, грамматики с церковным уставом, риторика и диалектика. В 1634 г. это училище испытало жестокое нападение изуверов: после праздничной процессии несколько принципалов и схоластиков иезуитской коллегии, собрав шайку до 100 человек, вооруженные напали на братство, опустошили Церковь , школу, больницу; нещадно били игумена, монахов, учеников, старцев, «абы только был Русин». Несмотря на то, братство и училище существовали и после того около ста лет в духе православия 179 . В 1597 г. образовалось сначала братство в Могилеве; с твердостью отвергшее в 1601 г. домогательство униатского Епископа и открывшее школу в самом начале своем. В 1602 г. и другое братство основало там же еще школу 180 . В 1594 г. братство киевской богоявленской Церкви открыло училище в Киеве; иерусалимский Патриарх Феофан тремя грамотами изъявил одобрение и благословение человеколюбивому учебному заведению. Особенно же возвышалось сие училище попечением киевского Митрополита Петра Могилы , старшего брата смотрителя и защитника братской школы. Он присоединил к прежним классам философский и богословский, назвав школу коллегией, пожертвовав вотчины на содержание, снабдил некоторыми учебными пособиями. По смерти Могилы коллегия по военным смутам была до 1673 года в жалком положении. Усердие Митрополита Иосифа Тукальского подкрепило и оживило существование ее. Киевская коллегия издала и несколько учебных книг 181 . |
| Иоанна к Петру о первенстве Церкви перед светскими правителями. Затем автор пространно повествует о мощах прп. Иоанна, подчеркивая могущество Болгарского царства и значимость Тырновской Патриархии. Это Житие остается самым популярным из пространных Житий Иоанна Рильского: оно помещается в южнослав. Торжественниках и Минеях-Четьих с последних десятилетий XIV до XVIII в. Слово о Лазаре, князе Сербском. Лист из Сборника. XV в. (Ath. Pant. Slav. 22. Fol. 275r) Слово о Лазаре, князе Сербском. Лист из Сборника. XV в. (Ath. Pant. Slav. 22. Fol. 275r) Ок. 1469 г., когда тело святого было перенесено из разоренного Тырнова в Рильский мон-рь, в Житие был вставлен рассказ Владислава Грамматика об этом событии - первые сохранившиеся путевые заметки в болг. книжности. Это произведение вошло в Рильский Панегирик 1478-1479 гг. вместе с пространным Житием «с малою похвалою» южнослав. писателя Димитрия Кантакузина ( Димитър Кантакузин. 1989. С. 21-43), текст к-рого соответствует принципам изысканного стиля свт. Евфимия Тырновского и содержит элементы историзма. О неразумной политике балканских правителей и о последствиях захвата турками Балканского п-ова Димитрий Кантакузин пишет с убедительной силой очевидца. Это Житие стало последним в агиографической традиции, посвященной прп. Иоанну Рильскому, в котором отразился евфимиевский стиль. С кон. XV в. в стишных Прологах, происходящих из Рильского мон-ря, под 1 июля помещаются новые сказания о возвращении мощей. В XVIII в. пресв. Рильского мон-ря Даниил создал сводный житийный текст, собранный, согласно заглавию, «из разных писателей, особенно из Евфимия» (открыт и издан Б. Ангеловым ; см.: Ангелов. 1958. Т. 1. С. 69-97). Автор не просто обобщил сведения о деяниях святого, но и попытался разобраться в достоверности источников и высказал свое представление о смысле пустынножительства и монастырской жизни. С XIV в. краткие Жития прп. Параскевы (Петки) Тырновской, свт. Илариона Могленского и прав. Михаила Воина переписывались в составе стишных Прологов. |
|
|
