| с человека в месяц: это тоже небывальщина. Мало того, они еще уговорили своих товарищей-авдиторов не брать ни с кого за нотату больше 2 к., и самим больше 5 к. не давать своим авдиторам из кандидатов. И на самых первых порах случилась новая небывальщинка. Когда пришел перед звонком первый ученик Преображенский, Владиславлев и Мелиоранский подошли к нему слушаться в одно и то же время по латыни. – За нотату давайте, – сказал Преображенский. Владиславлев и Мелиоранский дали авдитору по пятачку. – Только-то? – вскричал авдитор. – Давайте по четвертаку... Сами-то небось обобрали своих учеников... Давайте... – Больше не дадим, – сказал Мелиоранский: – мы сами взяли по две копейки, а тебе даем по пятачку. – Вот вам ваши пятачки! – вскричал авдитор, – бросая деньги на пол. – Идите слушаться... Я вас загоняю... – Ну, загоняй... Мы не сробеем... – А! не сробеете?... Посмотрим... Читай из грамматики. – Мелоранский начал читать урок. – Не так! – кричит авдитор. – Нет, так, – говорит Мелиоранский. – Нет, не так... Худо!.. Читай ты, Владиславлев! – Владиславлев читает. – Не так! – кричит авдитор, – Нет, так... Ты верно сам-то ничего не знаешь... Посмотри в книгу и увидишь тогда, что я правильно читаю... – А! ты еще учить меня хочешь?.. Худо!.. nescit запишу... – Записывай... Учитель нас разберет... – Переводи из Корнелия... Владиславлев переводит. Авдитор придирается к каждому слову. Владиславлев не робеет и стоит за свой перевод. – Худо!.. pessime запишу, – кричит авдитор. – Пиши, что хочешь. – А за нотату дашь? – Я тебе дал... А больше не проси. Авдитор взял нотату и записал обоих ml. Приходит учитель, пересматривает нотаты и тотчас же обращает внимание на то, что Владиславлев и Мелиоранский худо знают урок. – Владиславлев и Мелиоранский! – сказал учитель. Они ждали этого вызова и вышли на средину класса. – Что же это вы ныне не знаете урока?.. Сами же авдиторы и цензоры, и не знаете урока! – говорит учитель. – Мы знаем хорошо. Извольте выслушать нас... – Авдитор!.. За что ты их записал ml... – Да они и из грамматики, и из Корнелия плохо знают! – отвечал авдитор, в надежде, что учитель поставит их на колени, не выслушав, и дело тем кончится. – Неправда, – сказал Владиславлев. Ты сам должно быть не знаешь урока сегодня и по себе судишь о нас. – Владиславлев! – читай из грамматики, – сказал учитель. Владиславлев прочел весь урок прекрасно. – Переводи из Корнелия, – сказал снова учитель. |
| инициалами и сложной разноцветной вязью в заголовках (образцы см.: Джурова А. 1000 години българска ръкописна книга: Орнамент и миниатюра. София, 1981. Табл. 229-231, 235, 239; J. Српске мuhujamype. Београд, 1983. С. 82-83 (рис. 33-35), цв. табл. 75-78). В каллиграфической манере В. Г. работали монахи-книгописцы Рильского мон-ря посл. четв. XV - раннего XVI в. Мардарий и Спиридон, вероятно обучавшиеся у него. Нормы правописания рукописей В. Г. сыграли важную роль в распространении ресавской орфографии среди книгописцев Зап. Болгарии и Македонии. Лит.: Dani i Gj. Rukopis Vladislava gramatika pisan godine 1469//Starine. Zagreb, 1869. Knj. 1. S. 44-85; Сперанский М. Н. Загребският ръкопис на Владислав Граматик//Сб. за народни умотворения. София, 1900. Кн. 16-17. С. 325-338; Спространов Е. Опис на ръкописите в библиотеката при Рилския манастир. София, 1902. С. 43-44, 52-56, 104-114; Лавров П. А. Мат-лы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Л., 1930. С. XIX-XX; Киселков В. Сл. Народността на Владислав Граматик//Отец Паисий: Журнал. 1940. Кн. 2. С. 61-72; он же. Владислав Граматик и неговата Рилска повест. София, 1947; он же. Проуки и очерти по старобългарска лит-ра. София, 1956. С. 309-311; Mo š in V. Cirilski rukopisi Jugoslavenske akademije. Zagreb, 1955. [Vol.] 1. S. 61-67; Климент Охридски. Събрани съчинения. София, 1970. Т. 1. С. 475-478; Т. 3. С. 21-22, 32-33; Данчев Г. Рилската повест на Владислав Граматик и споровете около двете и редакции//Тр. на Великотърновски пед. ин-т «Кирил и Методий». Велико Търново, 1966. Т. 3. 1. С. 49-88; он же. Владислав Граматик - книжовник и писател. София, 1969; Ангелов Б. Три неизвестни ръкописа на Владислав Граматик//Език и лит-ра. 1973. 3. С. 91-93; он же. Из историята на старобългарската и възражденската лит-ра. София, 1977. С. 71-87; Д. Ucmopuja старе српске Београд, 1980. С. 225-226; Зафиров М. Един неизвестен ръкопис на Владислав Граматик//Старобълг. лит-ра. София, 1980. Кн. 6. С. 92-98; Христова Б. Владислав Граматик и българска култура през XV в.//Втори междунар. конгрес по българистика: Доклади. София, 1987. [Т.] 11: Стара българска лит-ра. С. 177-185; она же. Опис на ръкописите на Владислав Граматик. Велико Търново, 1996; Райков Б. Сб. на Владислав Граматик от 1456 г.//Palaeobulgarica. 1991. 4. С. 84-95; J. Списи Дuмumpuja Кантакузина и Владислава Граматика. Београд, 1993. С. 23-27; Podskalsky G. Theologische Literatur des Mittelalters in Bulgarien und Serbien, 865-1459. Münch., 2000. S. 352-355. |
| – Неправда! – сказал вдруг Калычев гордо и самоуверенно: – он ничего не знает... Его следовало бы записать не ml, а ns, т. е. nescit! Извольте его сами спросить. – Нет, г. учитель, я хорошо знаю весь урок и дальше урока знаю, потому что дома всю грамматику выучил до синтаксиса, – сказал Владиславлев. – Нет, не знаешь!.. Ты ничего не знаешь, – сказал Калычев. – Как же не знаю?.. Я все прочел тебе хорошо... – Смотри! – сказал учитель Калычеву: верно ли ты записал его? – Извольте сами его выслушать; – опять гордо и самоуверенно сказал Калычев, в полной уверенности, что учитель не станет его поверять. – Понапрасну я не записал бы его ml. Калычев, однако, ошибся в своем расчете: как на беду, учитель на этот раз изменил своему обычаю не поверять авдитора. – Ну, хорошо! – сказал он неожиданно Владиславлеву: – на первой раз я тебя прощаю. Прочти урок... я посмотрю, как ты его знаешь... Владиславлев отер слезы рукавом нанкового сюртука и стал читать: «имена, кончающиеся на δα, φα и ρα удерживают α в родительном и дательном падежах например, μρ – μρα и т. д. Сначала он отвечал вяло, потому что он не перестал еще плакать, потом ответил хорошо. Следствием этого было то, что Калычев начал уверять учителя, будто Владиславлев после выучил урок. Владиславлев же со своей стороны сказал учителю, что он всю грамматику до синтаксиса знает так же хорошо. Учитель заставил его спрягать и услышал хороший ответ. Тут уж Калычеву пришлось плохо: учитель приказал его высечь, а Владиславлеву велел слушаться у другого авдитора. Так Владиславлев избавился от наказания розгами. И это был единственный случай, когда он попал было под лозу. Зато дорого обошлось ему избавление от лозы! Калычев после того все усилия свои употреблял, как бы за это отомстить Владиславлеву. «Ну!» – сказал он после того же класса: – «погоди ты, чертов сын!.. Я тебе наведу»... И точно, навел! Владиславлев после того постоянно получал от него толчки в голову, и каждый день плакал от него. Мало того, Калычев постоянно записывал его в числе первых шалунов. Беда каждый день грозила Владиславлеву, и он избавился раз от нее только лишь тем, что весь класс вступился за него, сказавши инспектору, что он смирнее всех в классе, и Калычев по нападкам, на него записывал его, да и сам инспектор всегда видел в нем смирного мальчика. Только к концу второго года, когда Владиславлев сам сделался авдитором Калычева, последний перестал его преследовать. |
| И Тихомиров вполне понял всю справедливость слов Владиславлева. Незаметно и с великим удовольствием Владиславлев провел время своей прогулки с Тихомировым по лесу и берегу реки до самого того времени, в какое обыкновенно у о. Александра в доме подавался чай. Зато, когда они возвращались уже домой с прогулки и Владиславлев вспомнил, что, быть может, Людмила теперь уже ждет его у о. Александра, чтобы показать ему, что именно и как написала она в своем дневнике, в первый раз взявшись за перо писательницы, как же ему вдруг захотелось скорее вернуться домой, и как мысль о Людмиле овладела всем его существом! Теперь он как будто не слышал того, что говорил ему Тихомиров, и отвечал ему на вопросы рассеянно. Каждая минута казалась ему часом, каждая пройденная сажень вперед верстою. Ему чудилось, что Людмила ждет его и жалеет о том, что не застала его. И точно, предчувствие не обмануло его: в эту пору Людмила с матерью и Валентиною действительно была уже в доме о. Александра и ожидала его возвращения с прогулки. – Хорошо ли вы погуляли? – спросила графиня Тихомирова, когда они возвратились с прогулки. – Еще бы! – отвечал Тихомиров. – Гуляя с таким товарищем, как Владиславлев, можно ли не получить особенного удовольствия от разговоров с ним? Вот, я вам доложу, графиня, – вот человек этот Владиславлев: чем больше с ним проводишь времени в задушевной беседе, тем все более и более убеждаешься в его достоинствах, Уж я ли его не знал доселе хорошо, когда столько лет учусь с ним в одних и тех же отделениях? И однако же ныне я нашел в нем то, что доселе не подозревал в нем. Представьте себе, он по первоначальному обучению детей грамоте, а также по арифметике и русской грамматике выработал своеобразные методы преподавания, так что читать по-русски он может выучить понятливых детей в каких-нибудь три, четыре класса, а из русской грамматики в пять, шесть классов может пройти с учениками всю этимологию в кратком объеме и выучить их делать правильный и сознательный этимологический разбор. |
| К этому же периоду, с 1166 (?) по 1183 г., поскольку в Житии нет упоминания о перенесении мощей в Венгрию, относится создание на греческом языке Жития византийским историком Георгием Скилицей. Хотя греч. текст не сохранился, известны 26 списков его слав. перевода, сделанного, вероятно, в Средеце (о списках см.: Ангелов. 1977. С. 56-60; Томова. 2008. С. 150-151). Сведения Анонимного Жития и версии Скилицы, сопровождаемые авторскими комментариями, объединены в пространное Житие, составленное патриархом Тырновским Евфимием после 1371 г. Оно написано в соответствии с метафрастовскими традициями экспрессивным поэтичным языком и имеет стройную композицию. Целью составителя было «достойнолепно» рассказать о богоугодной жизни и подвигах И. Р., т. к. ранее о нем рассказывали «безыскусно и грубо». Как последователь исихазма автор уделяет внимание мистическим переживаниям святого, а как патриарх делает акцент на отношениях между царской и церковной властями и сообщает все известные ему исторические факты о перенесениях мощей. Существуют 14 списков (в их числе - ранний, т. н. Зографский, кон. XIV в.), к-рые условно делятся на 2 редакции. Зографский список Жития И. Р. был напечатан в 1671 г. в Киево-Печерской лавре. Дополнением к Житию, написанному Евфимием, является т. н. Рильская повесть Владислава Грамматика, подробно рассказывающая о перенесении мощей святого из Тырнова в Рильский мон-рь в 1469 г. Эту повесть автор включил в составленный им в 1478-1479 гг. т. н. Рильский панегирик (Торжественник минейный на февр.-март с дополнениями; Болгария. Б-ка Рильского мон-ря. 4/8). Повесть дошла в 9 списках и 4 редакциях, из к-рых 2 (Рильская и Белградская) всегда сопровождали Житие, написанное Евфимием, а 2 распространялись самостоятельно. Благодаря интересу автора к подробным описаниям исторических событий, их участников и мест Рильская повесть является новым этапом в болг. лит-ре. Созданное современником Владислава Грамматика Димитрием Кантакузином между 1469 и 1479 гг. «Житие с малой похвалой» следует образцам тырновской агиографии и канонам ораторской прозы. Оно было составлено на основе Житий, написанных Георгием Скилицей, патриархом Евфимием, и рассказа Владислава Грамматика в связи с установлением ежегодных празднований в Рильском мон-ре возвращения мощей из Тырнова и включено в состав того же Рильского панегирика. Известно лишь в одном списке. Риторические вступление и заключительная похвала обрамляют повествование, в к-ром при сильно сокращенной фактологии акцент сделан на размышлениях об истории обители и о возвращении в нее мощей. |
| Начавши хорошо, говорят, половину дела сделал... Но, если бы и плохо было начало, не беда, не следует унывать: труд и терпение все преодолевают, лишь была бы способность писать, a y вас, я надеюсь, способность эта есть, когда вы шутя сочинили такой оригинальный роман, какой прославил бы любого писателя. – Я за тем и принесла с собою свою тетрадку дневника, чтобы оставить ее на просмотр вам, – ответила Людмила. – Надеюсь, что вы со всею критическою строгостью рассмотрите написанное мною и поправите, где следует. Замечания ваши я приму с благодарностью. При этих словах они подала Владиславлеву тетрадку, в которой мелким немецким почерком было написано четверток семь и просила его на следующий день непременно прийти к ним и принести с собою эту тетрадку с поправками. Но просьба эта была даже излишня: Владиславлев с величайшим удовольствием желал прочесть, что именно эта прелестная институтка написала в своем дневнике, и, конечно, не замедлил бы сообщить ей, какое впечатление произвело на него чтение ее дневника, и какие недостатки заметил он в написанном, если бы они оказались там. Поэтому, проводивши графиню с дочерьми до дому, Владиславлев тотчас же принялся за чтение дневника Людмилы, как только вернулся домой и натолкнул Тихомирова на разговор с Софьею Ивановною о любимых предметах его мечтаний т. е. о цветах, палисадниках, хороших лошадях, богатых невестах и прочем подобном этому. Оказалось, что Людмила в своем дневнике описала разговор свой с отцом о божественности христианской религии. И тут-то Владиславлев увидел, какою громадною памятью обладала Людмила: весь этот разговор она воспроизвела в тех самых выражениях, в каких она передавала его Владиславлеву и в каких именно он на самом деле происходил между отцом и дочерью. Ошибок против правил грамматики, словесности и логики почти никаких не оказалось. – Однако! – подумал Владиславлев: – первый опыт, и так вышел удачен... Это удивительно… Положим, что она воспользовалась готовым материалом; однако же и это весьма похвально: другой и этим не сумел бы воспользоваться хорошо. |
| Владиславлев перевел половину урока очень хорошо. – Где же он не знает? – сказал учитель авдитору. Ну-ка, переводи сам дальше. Авдитор на этот раз не справлялся со своим русаком и стал переводить по старой памяти кое-как... – Да ты сам-то не знаешь! – вскричал учитель. – А у кого он слушался? – обратился учитель к первой парте. – У меня, – сказал второй ученик Успенский. – Как записан? – Scim…Ho я его не успел прослушать... звонок пробил... – А!.. вы мошенничаете!.. – Преображенский за то нас и записал, что мы давали ему за нотату по пятачку, а он просил по четвертаку, – сказал Владиславлев. – А!.. вот оно что!.. Вы мошенничаете оба... Наказать обоих... и Успенского и Преображенского наказать... А за нотату вперед никому не сметь брать больше трех копеек. Преображенский и Успенский взмолились, со слезами упрашивая учителя простить их, и обещали вперед быть аккуратными. – Нет!.. – говорил учитель. – Высечь... Преображенский! поди к двери... Дневальный! наказать его, чтобы вперед знал сам урок да не мошенничал... А ты, Успенский, читай урок из грамматики... Я посмотрю, сам-то знаешь ли ты... Успенский начал читать урок и на первом же правиле оборвался. – У кого он слушался? – У меня, – сказал третий ученик Пятницкий. – Как он записан?.. Слушал ли ты его, или тоже, скажешь, не успел? – Знающим... Я его не слушал: понадеялся, что он знает... – Где же он знает?.. А сам ты у кого слушался? – У Преображенского. – Поди, читай урок. Пятницкий ответил хорошо из грамматики и потом из Корнелия. – Становись на колени за неправильную запись в нотате, – сказал учитель Пятницкому. – А ты, Успенский, поди к двери... высечь его!.. Как ни отговаривались Преображенский и Успенский и сколько ни упрашивали учителя помиловать их, а были-таки высечены. Никогда еще не бывало того, чтобы первые ученики попадали под лозу за незнание урока. И глаза им теперь стыдно показать на свет: все училище узнает о таком позоре. Как можно не отомстить! И вот, едва кончился класс, Преображенский и Успенский накинулись на виновников своего позора и порядочно избили их. Владиславлеву и Мелиоранскому не в первый раз приходилось плакать от насилий кандидатов, и потому они потерпев, без жалоб учителю, перенесли новые побои. Они рады были тому, что верх остался на их стороне, а это поощряло их в намерении облегчить участь младших учеников и способствовать их успехам в занятиях. Назло кандидатам они на следующий же день, еще часа за два до звонка, по праву цензорства взяли у живших на казне Преображенского и Успенского карту и принесли ее в класс. |
| Людмила с легкостью бабочки порхнула в соседнюю комнату, и чрез минуту вышла оттуда с двумя книгами в руках. Сев на прежнее место, она тотчас же нашла в латинской хрестоматии переведенную ею статью, прочитала ее весьма отчетливо и перевела на русский язык, потом отыскала статью в греческой хрестоматии, прочитала ее и перевела. Переводы были очень верны. – Удивительно! – сказал Владиславлев, – в такое короткое время, в течении полугода, так хорошо вы выучились переводить. – Это от того, что я взялась за дело по собственной воле, а не по принуждению, и не по обязанности, как в школе... В институте, бывало сидишь, сидишь над уроком-то, а теперь, право, мое занятие, не составляло для меня никакого труда, прочтешь что-нибудь из грамматики раз и уже знаешь хорошо прочитанное. И если уже я настолько успела, то вам еще бы больше можно было успеть... – К сожалению, я не оправдал ваших надежд? – сказал Владиславлев со смущением, – Я совсем не занимался и даже не имел возможности заняться изучением живой речи новейших языков, потому что после последнего свидания с вами я был сам не свой. Тут Владиславлев коротко рассказал Людмиле, как дурно провел он все время от последнего свидания с нею и до настоящего времени, не имел ни малейшей возможности заняться чем-либо очень усердно. – Да, вы имели причину не оправдать моих надежд, – сказала Людмила, выслушав Владиславлева, – На вашем месте я и вовсе ничего бы не сделала... – А знаете ли, что я вам скажу, молодой человек! – сказала графиня, обращаясь к Владиславлеву, – Милушка, правда, весьма надоела мне своим занятием древними языками, занятием которое выходило из круга обыденной жизни нашего светского общества и казалось всем чрезвычайно странным и неуместным, но ведь она права сама перед собою. Мне очень нравится её оригинальная и довольно смелая мысль, лежащая в основе её занятия. В самом деле, как присмотришься к жизни, оказывается, что, кажется, не далеко то время, когда великосветские женщины наши возьмутся наконец сами непосредственно за воспитание своих детей, не полагаясь много на своих учителей и гувернанток, и тогда хорошо сознают недостаточность и поверхностность настоящего нашего воспитания детей, приготовляющего из детей не человека вообще, обладающего всеми сведениями и познаниями научными, необходимыми для жизни общественной, а чаще всего баловней, приготовленных к какому-нибудь одному роду служение, или вовсе ни к чему не приготовленных... |
| При этом он спрашивал у Кудрявцева разные грамматические правила и заставлял склонять и спрягать некоторые слова. Такое занятие Людмиле очень понравилось. Она спросила, для чего нужно семинаристам изучение греческого языка, считающегося мертвым. Владиславлев немедленно объяснил ей, что знание этого языка для семинаристов имеет весьма важное значение при основательном изучении и объяснении Св. Писание. В доказательство своих слов он тотчас же отыскал в Библии два текста, один из Евангелия, а другой из посланий апостольских, и начал показывать точный смысл текстов при помощи греческого языка, объясняя при этом подробно, какое имеет значение каждое слово в греческом тексте и даже самое сочетание некоторых слов. Граф и Людмила увидели теперь, что смысл взятых Владиславлевым текстов до того был ясен и точен, что нельзя было чего-нибудь в них не понять, тогда как в славянском переводе тексты эти были довольно неудобопонятны... Слушала также Людмила ответы учеников по латыни и другим предметам, и тоже осталась ими очень довольна. Вообще говоря, Людмиле все в квартире Владиславлева очень понравилось. И долго после того помнила она все виденное ею здесь! Долго мерещились ей и типичные личности некоторых мальчиков, и ответы их, и бедность их костюмов, словом, все виденное ею в это время. А объяснение Владиславлевым Св. Писание так и звучало у неё в ушах несколько дней. Владиславлев теперь в её глазах был еще более интересен, чем каким он казался ей прежде... – Такие люди, как Владиславлев, – рассуждала она, – вполне достойны большего сочувствия и уважение. Они сами себе пролагают дорогу и сами себя воспитывают, терпя на каждом шагу нужды и недостатки во всем и везде встречая неприятности.... Прежде, чем произнести суд о человеке, заклеймить его титлом невежды и дурака и подвергнуть осмеянию, нужно непременно видеть его в кругу того общества, к которому он принадлежит, каждый хорош только на своем месте. По этому maman весьма разумно поступила в том отношении, что не оттолкнула от себя Владиславлева после первого его знакомства с нами, когда он слишком был неразвязен и пожалуй смешен. |
| будьте только побольше уверены в своих силах и не оставляйте своего дневника, если хотите иметь литературный успех... – Конечно, теперь я не оставлю этого занятия... Оно будет для меня новым приятнейшим удовольствием в настоящем моем положении и вместе развлечением, а в будущем это даст мне возможность с успехом слушать университетские лекции, если мне придется добиться того счастья... Мне, однако же, очень бы желательно было и помимо ведения своего дневника написать что-нибудь?.. Не можете ли вы мне указать, что именно могла бы я написать, для первого раза, чтобы лучше привыкнуть к изложению своих собственных мыслей?.. – В этом отношении я посоветовал бы вам описать впечатления своего детства. А чтобы вам легче было это выполнить, позвольте вас просить рассказать мне историю своей жизни... Вы же, кстати, обещали мне рассказать ее... – Да, я это помню, и с удовольствием расскажу вам все, что только могу припомнить из своей жизни, только с условием, чтобы и вы потом рассказали мне историю своей жизни, так чтобы мы с этого времени вполне знали друг друга... – Я со своей стороны готов это исполнить. – В таком случае я начну первая свой рассказ, – сказала Людмила, и начала подробно рассказывать все, что могла запомнить. Владиславлев из ее рассказа увидел, что жизнь ее действительно не богата происшествиями, как она это и прежде говорила ему; зато она способствовала развитию в ней того характера, каким она обладала. Вслед за этим и Владиславлев рассказал ей историю своей жизни. Теперь же и нам будет благовременно сказать подробно о воспитании Людмилы и Владиславлева. 22 Когда мы переписывали эти строки, невольно обратили свое внимание на грамматику Кирпичникова и Гилярова, одобренную учебным комитетом для употребления в духовных училищах, и, почитавши ее, невольно подивились тому, как такую грамматику приняли за учебное руководство, когда по ней мальчик не может изучить русского языка. Вот, например, наудачу выпишем определение имени прилагательного: «именем прилагательным называется часть речи, изменяющаяся в своих окончаниях по падежам, числам и родам, например: «добрый», «добрая», «доброе»... |
|
|
