| В. Е. Адодуров и В. К. Тредиаковский для обозначения взрывного Г предлагали ввести в рус. азбуку букву Ґ («га», усеченное от «гамма»). Активным противником этого нововведения был Ломоносов, в ходе полемики написавший стихотворение «О сомнительном произношении буквы Г в российском языке» (1748-1754). Буква Ґ, начертание к-рой восходит к курсивному или декоративному начертанию греч. буквы «гамма», известна на Руси с XIV в. (напр., в надписях на хранящейся в ГТГ иконе вмц. Варвары из Углича, кон. XIV в.). Данная буква была кодифицирована в «Грамматике церковнославянского языка» Мелетия (Смотрицкого) 1619 г. (исключена из московского издания 1648 г.) для написания слов, заимствованных из греч. и лат. языков: ґ , ґ , ґ , ґ . Ґ («гамма», «кгамма») вошла в букварную традицию Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного звука [г]. Ранее, начиная с XIV в., в деловой письменности Юго-Зап. Руси для обозначения взрывного Г (в основном в иностранных именах и заимствованных словах) использовалось сочетание «гк» (напр., «Скиригкаило» в договорной грамоте 1386 г. смоленского кн. Юрия Святославича с польск. кор. Владиславом (Ягайло) . В совр. укр. языке Ґ обозначает взрывной звук, фрикативный звук передается буквой Г. Начертание буквы в кириллице восходит к унциальному варианту греч. буквы «гамма» (Г), к-рая по рисунку и названию представляет собой видоизменение финик. знака «гимель» (верблюд) . В уставных и полууставных почерках на протяжении всего периода их существования начертание буквы отличается исключительной устойчивостью. В южнослав. рукописях нач. XIII в. ( Вуканово Евангелие , Боянское Евангелие ) встречается особое начертание в форме лат. F - «двойное» или «с молоточком» ( Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. Л., 1928. С. 183). Начертание печатной буквы в XVIII в. воспроизводило рукописный полуустав. Совр. вариант рукописных начертаний оформился на основе нового московского письма (канцелярского курсива) кон. XVII - нач. XVIII в. и ренессансного шрифта «антиква» и вошел в широкий обиход в нач. XVIII в., после реформы гражданского алфавита. Отличающиеся друг от друга рукописные начертания строчной и прописной буквы - восходят к скорописи XVIII в., воспринявшей нек-рые начерки юго-западнорус. (киевской) скорописи XVII в., в частности для Г - . |
| Средними духовными школами, по плану, являлись семинарии – по одной на епархию, с шестилетним обучением, разделенным на три двухлетних отделения, которые по-старинному именовались риторическим, философским и богословским. В Семинариях преподавали словесность, гражданскую историю, географию, математику, физику, философию, а из богословских дисциплин – Священное Писание, герменевтику, догматическое, нравственное и пастырское богословие, церковную историю с археологией, древние и новые языки. В семинарии принимались выпускники уездных духовных училищ (с шестилетним курсом), в которых изучали грамматику, арифметику, историю, географию, пение, пространный катехизис, церковный устав и классические языки. Уездные училища подчинены были епархиальным Семинариям. Кроме того, планом комитета предусматривалось открытие в благочиннических округах приходских училищ с обучением чтению, чистописанию, грамматике, пению, арифметике и краткому катехизису. Для управления Духовными школами из членов временного комитета в 1808 году была составлена комиссия Духовных училищ. По семинариям рассылались вновь составленные конспекты по богословским и философским наукам. К 1814 году трудами, главным образом, архиепископа Феофилакта (Русанова) и М.М. Сперанского были разработаны уставы новых Академий, Семинарий и училищ. Новый академический устав, в противоположность старой школе, главное внимание уделял не механическому запоминанию учебного материала, а его свободному, творческому усвоению: «Добрая метода учения заключается в том, чтобы способствовать к раскрытию собственных сил и деятельности разума воспитанников». Устав особое значение придавал письменным упражнениям учащихся на всех степенях обучения. Всячески поощрялось чтение литературы кроме учебных программ. В принципе в уставе осуждалось засилие латыни: «Введение в училищах латинской словесности, хотя в некотором отношении принесло им великую пользу, но исключительное в ней упражнение было причиною того, что во многих из них учение письмен словесных и еллинских, только для Церкви нашей необходимых, мало-помалу ослабевало». Тем не менее латынь осталась языком преподавания. |
| В Афинах «Панэллины» профинансировали строительство храма Зевса, так и названного Панэллинским, и устроенные в честь его посвящения всенародные празднества и игры; при этом персональная ответственность за их проведение была возложена на жреца, совершавшего культ самого императора Адриана как живого бога-учредителя. В Платеях «Панэлины» ежегодно совершали жертвоприношения в честь Зевса-Освободителя в память о воинах, павших под Платеями в битве с персами. Принципиальное отличие Лугудунского жертвенника и религиозного собрания от панэллинского заключалось в том, что первый учрежден был Римом в целях романизации Галлии, а в Элладе римская власть из пиетета перед греческой культурой поощряла приверженность этого народа своим религиозным и национальным традициям, заботясь об их бережном сохранении. Не изжившие ксенофобской фанаберии греки принимали подобные знаки уважения как должное, и в значительном большинстве своем убеждены были в превосходстве над своими столь снисходительными и даже дружелюбными поработителями. Характерная в этом отношении деталь – в отличие от иных народов, оказавшихся в составе Римской империи, эллины никогда сами не именовали свои божества именами их достаточно искусственных римских двойников, в то время как образованные римляне и италики нередко называли отечественных богов Гефестом, Афродитой, Дионисом, подразумевая под этим тех, кого официально в Риме чтили как Меркурия, Венеру и Либера. Более того, оказавшись в Риме, Италии или еще где-нибудь на Западе, греки, конечно, пользовались там и латинским языком, а вот у себя в Элладе или на эллинистическом Востоке даже хорошо образованные греки не утруждали себя изучением государственного языка империи, если, конечно, они не служили в легионах или в провинциальной администрации, в то время как всякий римлянин, хотя бы он жил в самой имперской столице или в Италии, если он считался элементарно образованным, условно говоря, имел выучку в объеме грамматической школы, по современным меркам, неполной средней, лучше или хуже владел греческим языком, а по-настоящему эрудированные римляне на нем свободно говорили и писали. |
| Смертельная опасность обрушилась на государство готов, когда оно отказалось следовать курсом, завещанным Теодорихом, который скончался 30 августа 526 г. На престол взошел его внук Аталарих, именем которого правила его мать Амаласунта. Теодорих, сам оставаясь арианином, высоко ценил греко-римскую культуру и своей дочери дал полноценное классическое образование. Она прекрасно знала латинский и греческий языки, она много читала и, несмотря на свое варварское происхождение, сознавала себя скорее римской аристократкой, чем готской принцессой. Сыну Аталариху мать стремилась привить любовь к высокой культуре покоренного народа, а такой подход к воспитанию юного короля вызывал опасения и ропот в среде готских сановников, «по мнению которых… римская культура исключала всякую мужественность и была враждебна господству их племени... Они хотели иметь королем не человека, знающего грамматику, а одного из тех героев, какими были предки Аталариха из рода Амалов» 137 . Несчастный юноша, пользуясь затянувшимся соперничеством между матерью и готской аристократией из-за влияния на него, на направленность его воспитания, закрепил за собой пространство свободы и произвола, которым он воспользовался в поисках удовольствий всякого рода: вино и распутство подкосили его здоровье, и он умер, не дожив до восемнадцати лет, в 534 г. Оценив губительные последствия беспорядочной жизни сына, Амаласунта смирилась с мыслью о его неизбежной ранней кончине и вела тайные переговоры с императором Юстинианом, готовая передать ему Италию, однако когда Аталарих умер, она нашла иное решение вопроса о наследстве ее отца Теодориха: она вышла замуж за своего двоюродного брата Теодата, сына сестры Теодориха Великого Амалафриды, который ранее был ее непримиримым противником. При этом он отнюдь не отличался воинственным и героическим настроем. Подобно своей жене, он также имел классическое образование, хорошо знал греческую философию, читал Платона. Обладая обширными земельными владениями в Этрурии, Теодат обнаруживал незаурядную алчность, нещадно эксплуатировал колонов и арендаторов, зависевших от него, и, пользуясь своим высоким положением, захватывал чужие имения. Характеризуя Теодата, Ш. Диль писал: «У него не было ни капли энергии, свойственной его расе; он ничего не смыслил в военном деле и питал презрение и отвращение к оружию. он любил принимать вид равнодушного и пресыщенного человека, заявляя, что сама власть утомляет и быстро надоедает ему. Его слабая и трусливая натура страшилась битв; он охотнее занимался дипломатическими переговорами, где открывался широкий простор его вероломству, и из корыстолюбия торговал своим достоинством» 138 . Амаласунта, выйдя за него замуж и дав ему в приданое королевскую корону, использовала свое влияние, чтобы побудить его к элементарной справедливости, понуждая возвращать несправедливо присвоенные чужие богатства, отчего его былая ненависть к кузине, ставшей его женой, вспыхнула с новой силой. |
| В бытность префектом претория Кассиодор обсуждал с папой Агапитом перспективу создания в Риме высшей школы, подобной тем, что существовали тогда на христианском Востоке, но война империи с Готским королевством и последовавшее за нею разорение Рима и опустошение Италии не позволили реализовать идею. И вот в Виварии Кассиодор устроил своего рода высшую монастырскую школу, в которой могли получать образование монахи, склонные к книжным занятиям и наукам. Кассиодор собрал одну из лучших библиотек, в которой хранились и переписывались многочисленные манускрипты богословского и светского содержания, выполнялись переводы греческих книг на латинский язык. В прошлом крупный государственный деятель, он становится скромным собирателем манускриптов, организатором их переписки. «Последний римлянин» стал «родоначальником многих поколений антиквариев, либрариев и скрипториев Средневековья» 745 . В монастыре Кассиодор продолжил научно-литературные труды в области богословия, церковной и гражданской истории, латинской грамматики и генеалогии. Его литературное наследие исключительно обширно. Самый фундаментальный труд Кассиодора относится к области библейской экзегезы и герменевтики, это «Толкования псалмов» («Expositio psalmorum»). Эти толкования заняли в «Патрологии» Миня две тысячи столбцов. В них он делает важный вывод о том, что стилистика библейского текста имеет черты сходства с другими литературными произведениями, что писатели священных книг прибегают к метафорам, гиперболам, плеоназмам и иным риторическим и поэтическим фигурам и тропам и что поэтому многие места библейского текста, и особенно псалмов, не могут быть адекватно поняты и интерпретированы при их буквальном прочтении, без учета их стилистики. Тем самым решается вопрос о присутствии в библейских книгах, и особенно в Псалтири, где говорится о Боге, многочисленных антропоморфизмов. Они, как считает Кассиодор, в чем он, разумеется, лишь повторяет мысли восточных отцов, популяризируя их на Западе, не дают оснований ставить под вопрос абсолютную духовность и бесплотность Бога. |
| Церемониальный придворный этикет со сложной лестницей придворных чинов: камерариев, виночерпиев, охотничиев, – к которым присоединились новые македонские чины, или ранги – царских родственников (сингеннис), что вовсе не непременно подразумевало действительное родство, главных друзей и просто друзей – гетайров, или, по-гречески, филов, принял египетские черты, и, что еще важнее, административное устройство Египта в значительной мере воспроизводило древний порядок управления. Эллинистический Египет сохранил исконный дуализм: центром Верхнего Египта оставались древние Фивы, а центром Нижнего стала вместо пришедшего в упадок Мемфиса новая столица Александрия, в которой располагался царский дворец. Сохранилось и административное деление на номы, которые в основном имели те же границы, что и до македонского завоевания; в течение двух с половиной столетий правления Лагидов их число держалось в пределах от 40 до 45. Высшим чиновником государства был диойкет, который возглавлял финансовое ведомство. Под началом диойкета состоял многочисленный и ранжированный по чинам штат чиновниковказначеев. В номах ему подчинялись иподиойкеты, которым, в свою очередь, были подчинены сборщики податей в туземных городах и селах. Гражданскую администрацию в номе возглавлял номарх, но со временем он был поставлен в зависимое положение по отношению к стратегу, который первоначально осуществлял в номе лишь военно-полицейскую власть. Ближайший помощник стратега именовался царским грамматеем. Другие чиновники, ведавшие разными отраслями администрации в номе, назывались экономами, агораномами. Высшая судебная власть в номе осуществлялась эпистатами, от них зависели мировые судьи – хрематисты, судившие колонистов по греческим законам, и лаокриты, разбиравшие дела туземцев по древним законам Египта; судебной автономией обладали египетские евреи, право которых основано было на Торе. Номы делились на топы (округа), состоявшие, в свою очередь, из комов – поселений, или общин. Для управления топами назначались топархи и их помощники топограмматеи, а комы управлялись комархами и комаграмматеями, или сельскими писарями. |
| – Как же над дробями-то, когда здесь одни только целые числа? – Да неужели ты не поймешь того, что краткое число не всегда может быть целым, но и дробным и смешанным?.. – А!... А я думал, что этот способ лишь тогда и можно употреблять, когда краткое число будет целым... Извини же! Теперь я понимаю, в чем тут суть дела, и скажу тебе по совести, что теперь я понял определение неизвестных членов; а прежде я никак не мог себе вбить этого в голову: когда мне в квартире приходилось решать с мальчиками задачи на тройные правила, ну право, даже перед ними было совестно, я никак не мог сладить с этим. Но скажи, пожалуйста, сам ли ты дошел да этих премудростей или вычитал в какой-нибудь новой арифметике?... – Поищи, если все это ты найдешь в какой либо арифметике, доселе известной нам. Впрочем, не знаю верно, может быть, в какой-нибудь арифметике ты и найдешь это, только я тебе скажу, что я путем собственной мысли дошел до разных, прежде мне неизвестных, способов произведения различных арифметических действий. – Ну, брат, еще один вопрос. Как у тебя идет с мальчиками дело по изучению русской грамматики? У меня оно идет плохо: мои мальчики очень неудовлетворительно ее знают, и я никак не могу им вбить в голову грамматических правил... да, признаться тебе, по местам и сам-то не понимаю хорошо этих правил: так они сбивчивы и не ясны... А вот с живущим со мною гимназистом так ничего не могу сделать по предмету русской грамматики: правила в изучаемой в гимназии грамматике Перевлесского до того неудобопонятны, что нужно удивляться тому, как такую грамматику приняли за учебник для малых детей, когда в ней и взрослый-то немногое поймет. – У меня русская грамматика идет отлично. При своем занятии с мальчиками по предмету русской грамматики я обыкновенно в самом начале иду впереди классных занятий учителей, так что этимологию, например, я прохожу с учениками второго класса в пять или шесть классов, разумеется, кратко, однако же так, что y меня каждый мальчик в эти пять или шесть классов научится делать этимологический разбор. |
| В управлении семинариями совершенно отменялось выборное начало. Богословские предметы распределялись по всем классам. Увеличилось число отводившихся для них учебных часов. Восстановлено было преподавание библейской истории, сравнительного богословия. Вводился новый предмет под названием «история и обличение раскола». Церковное пение из факультативного сделано было обязательным. Сокращались программы по математике, философии, педагогике. Новые языки стали факультативными, а программы по классическим языкам, занимавшие прежде более трети всего учебного времени, были значительно сокращены. Для улучшения религиозно-нравственного воспитания учащихся вводилась должность духовника семинарии. В уездных духовных училищах усилено было изучение русского и церковнославянского языков, а также церковного пения. В 1889 г. были изданы особые «Правила для рассмотрения сочинений, представленных на соискание ученых богословских степеней». Правила требовали, «чтобы сочинения заключали в себе такую полноту и определенность изложения… при которой не оставалось бы сомнения в истинности православного учения, а также такую точность выражений, которая устраняла бы всякий повод к ложным вопросам…». «Не могут быть признаны соответствующими требованию ученого богословского сочинения такие труды, в которых отрицается, хотя бы и с видимостью научных оснований, достоверность таких событий, к которым церковное предание и народное верование привыкли относиться как к достоверным событиям». Церковно-охранительный характер этих правил, составленных по указанию Победоносцева, очевиден. Но запретительная политика Победоносцева оказалась не особенно плодотворной. Она не смогла искоренить в академической сфере либеральных настроений, которые в конце столетия приобрели тревожный характер. В 19 в. появился новый тип школ, принадлежавших Духовному ведомству. В 1843 г. в Царском Селе под покровительством императрицы Александры Федоровны было открыто первое училище для девиц духовного звания. Вскоре появились такие же школы в Ярославле, Казани, Иркутске, Вильне, Пензе, Киеве. Целью этих школ было приготовление достойных жен для священнослужителей. В них преподавали Закон Божий, церковное право, русскую грамматику, арифметику, чистописание, рукоделие и домашнее хозяйство. |
| Инспектор нашел, что открытие этой школы действительно будет хорошо и сделает честь семинарии, и обещал свое содействие ученикам в этом деле. В дальнейшем своем осуществлении мысль Владиславлева встретила препятствие, с одной стороны, в том, что подобного еще примера нигде не было, чтобы ученики открывали ежедневную школу при семинарии, а с другой – в том, что нужно было обеспечить существование этой школы в материальном отношении. Тем не менее мысль эта не могла совсем умереть в сердцах учеников, горячо сочувствовавших ей и желавших осуществить ее, особенно потому, что и время этому пособило. Вскоре раздался свыше призыв духовенства всей России посвятить свои силы на дело народного образования; по всей России стали открываться церковно-приходские народные школы старанием и средствами самого же духовенства, звание народных учителей само собою слилось с званием священнослужителей; являлась потребность предварительного основательного практического подготовления будущих кандидатов священства к званию народных учителей, и тогда-то сама собою ясно выказалась потребность открытия при семинарии такой школы для детей, в которой бы ученики семинарии могли специально подготовляться к будущей своей учительской миссии в среде простого народа. Державною волею Освободителя его, призванного к образованию. Могли ли теперь ученики остановиться пред самым главным препятствием осуществления своего желания, именно пред препятствием «нет примера»? Они сами захотели быть примером для учеников всех прочих семинарий. Составили прошение они, за общим подписом богословов и философов, подали его ректору, а для обеспечения школы на самое первое время учебными принадлежностями собрали по подписке между собою до тридцати рублей. Ректор обратил на это свое внимание и с сочувствием отнесся к нему. Составлены были программы преподавания в школе пространного катехизиса и Св. Истории, объяснения литургии и других церковных служб, русской грамматики, географии, арифметики, церковного пения, чистописания и счетоводства, в старшем отделении, – изучения молитв, церковного и гражданского чтения, счисления, пения и чистописания в младшем отделении; определен был порядок занятий в школе и контроля над нею. |
| И все ветви славянства почувствовали свое общее, коренное единство племени, затем единство языка, выражавшего собой единство народных стихий, и послужившее затем новым средством высшего, духовного единства. Все это совершилось при помощи грамоты, порожденной ею письменности и вызванного всем этим высокого творчества славянской культуры. И тогда большая половина Европы от Царьграда по всей восточной половине Балканского полуострова, в обширном Болгарском государстве, по течению всего Дуная, в современной Венгрии, до окраин Польши, Чехии, Хорватии и Сербии, наконец, до Киева и Новгорода пробудилась в грандиозном историческом движении. Здесь к новой жизни призвались целые народные массы, обмениваясь посольствами и письмами друг с другом, налаживая различные культурные и торговые связи. Лучшие вожди народные, образованнейшие славянские умы того времени – все были соединены в общем деле; в трудах пребывали все правительства славянских народов, во главе деятельности – государи: Михаил Греческий; Борис и Симеон Болгарские; Ростислав, Святополк Моравские; Владислав и Людмила Чешские; Российские Ольга, Владимир и Ярослав – какие великие имена, какая несравненная сила! И в наши дни каждое новое разыскание о славном деле славянских просветителей, каждый новый труд по церковно-славянской грамматике или печатное издание памятника кирилловской письменности, проливают свет на современные славянские наречия, на судьбы славянской науки. Труды современных славистов, устремленные своим взором в ту далекую пору и эпоху, помогают понять пути развития современных славянских языков и всей славянской литературы. А сама история славянских народов уясняется тем более, чем ближе мы приникаем к их единому великому началу. И если осознание этого начала оказывает такое сильное влияние на современную славистику в науке и жизни, то, наоборот, каждое новое явление в жизни современного славянского мира пробуждает собой память о прошлом, дает повод лучше понимать его, ценить, исследовать и воссоздавать. |
|
|
