| В 1620 г., во время пребывания в Киеве, Патриарх Иерусалимский Феофан утвердил Устав Виленского братства, который потом стал образцом для уставов вновь образовавшихся братств. Но активная деятельность братства постепенно была ослаблена влиянием распространявшейся унии. После 1632 г. почти не встречаются сведения о его деятельности. Но Свято-Духов монастырь, оставшийся верным Православию во время господства унии, был опорой для православных христиан всего северо-западного края и в настоящее время успешно продолжает свое служение. Что же касается деятельности Виленского братства, то его борьба с унией и протесты против изменивших Православию архипастырей, богословская полемика с униатскими деятелями и труды на пользу просвещения являют собой одну из важных страниц в истории не только литовского края, но и всей западнорусской Церкви. Могилевское и Брестское братства Число православных братств особенно увеличилось с начала 1590-х годов. Причиной этого процесса было стремление противостоять намерению некоторых местных епископов принять унию с Римом, а затем и их участию в принятии акта о заключении Брестской унии (1596 г.). В то время образовались братства: Могилевское (1589 г.), Брестское (1591 г.), Минское (1592 г.), Бельское и Люблинское (1594 г.). Возникновение Могилевского Спасского братства совпало по времени с пребыванием в западной России Патриарха Константинопольского Иеремии, от которого в июле 1589 г. братство получило Благословенную грамоту. К 1602 г. относится грамота Сигизмунда III, также утверждавшая в Могилеве братство при храме «Светого Въехания Господня» (т. е. «Входа Господня в Иерусалим». — Ред.). В 1618 г. на кафедру архиепископа Полоцкого, Витебского и Мстиславского вступил ярый униат Иосафат (Кунцевич). Он начал с того, что отобрал у братства Спасский монастырь, но имевшуюся при нем школу православные отстояли и удерживали за собой до 1624 г. В 1633 г. Могилевское братство приступило к сооружению новой церкви и монастыря. С историей этих построек связывается дальнейшее существование братской школы, которую Владислав IV (1632—1648) разрешил строить на этом месте. |
| В 1640 году братия Брестского Симеонова монастыря, лишившаяся игумена, послала в Купятицы прошение благословить к ним игуменом Афанасия Филипповича либо Макария Токаревского. Выбор пал на Афанасия, который направился в Брест. Здесь он оказался в самом центре борьбы Православия с унией, ибо Брест был городом, в котором появилось на свет и как нигде больше распространилось «греко-католичество». Еще ранее все 10 православных храмов города были превращены в униатские, и только в 1632 году православному братству удалось возвратить храм во имя Симеона Столпника с монастырем при нем, а в 1633 — церковь в честь Рождества Богородицы. Униаты, однако, не прекратили своих посягательств, и вскоре игумену Афанасию пришлось разыскивать «фундации» на православные храмы: было найдено и занесено в городские книги магдебургии шесть документов XV века, относящихся к брестскому Никольскому братству, объединявшему монастыри Рождества Богородицы и Симеона Столпника. Найденные игуменом документы давали основания к юридическому оформлению прав Рождество-Богородичного братства, и брестский подвижник отправился в сентябре 1641 года в Варшаву на сейм, где получил 13 октября королевский привилей, подтверждавший права братчиков и позволяющий приобрести в Бресте место для постройки братского дома. Но привилей этот надлежало ратифицировать у канцлера Альбрехта Радзивилла и подканцлера Тризны, которые отказались, даже за 30 талеров, которые мог предложить им игумен, заверить привилей своими печатями, ссылаясь на то, что «под клятвою запрещено им от святого отца папежа, чтобы более уж вера греческая здесь не множилась». Не смогли помочь игумену Брестскому и собранные на сейме православные епископы, опасавшиеся, что в борьбе за меньшее можно потерять большее, вызвав волну новых преследований со стороны властей. Игумен Афанасий, однако, укрепленный в правоте своего дела благословением чудотворной иконы, вновь сделал попытку заверить данный привилей, — и вновь безуспешно. Тогда он явился на сейм и обратился непосредственно к королю с официальной жалобой — «супликой», — требуя, «чтобы вера правдивая греческая основательно была успокоена, а уния проклятая уничтожена и в ничто обращена», угрожая монарху Божией карой, если он не обуздает диктат Костела. |
| Ко времени избрания Петра Могилы настоятелем Киево-Печерского монастыря этот монастырь, по своему влиянию на ход церковных дел на Украине, занимал уже ведущее место и успел оказать православию значительные успехи. Имена трех непосредственных предшественников Петра Могилы по Киево-Печерской Лавре – Никифора Тура (1593 – 1599), Елисея Плетенецкого (1599–1624) и Захарии Копыстенского (1624–1627) занимают почетное место в истории просвещения и борьбы за православие. Буллой от 4 марта 1595 г. римский папа Климент VIII «предоставил» Киево-Печерский монастырь, дотоле самостоятельный, киевским митрополитам под условием их единения с Римскою Церковью , и на этом основании униатский митрополит Михаил Рагоза, при поддержке польского правительства, требовал от архимандрита Никифора подчинения себе, как начальнику, и присоединения к унии. Но Тур, прибыв на Брестский собор, был одним из руководителей той его части, которая отвергла унию и объявила митрополита Михаила Рагозу вместе с прочими епископами, подчинявшимися папе, лишенными сана и отлученными от Церкви. По требованию митрополита Михаила Рагозы, архимандрита Никифора вызвали на суд к королю Сигизмунду III, ярому стороннику католицизма, и он, естественно, определил передать Киево-Печерский монастырь во власть униатского митрополита, а архимандрита Никифора Тура низложить и удалить из монастыря. Однако выполнить это распоряжение оказалось не так просто: когда явился уполномоченный короля (Иван Кошица), перед ним были заперты лаврские ворота, и королевский посланец вынужден был удалиться, не выполнив данного ему поручения. Никифор Тур не только не пустил униатов в самый монастырь, но сумел отстоять и большую часть его вотчин от претензий на них униатского митрополита Михаила Рагозы. Эта борьба была очень важна, как отрицание униатских прав на древнейшую украинскую святыню православия и как твердое, мужественное стояние за него.Еще важнее была деятельность преемника Никифора Тура, архимандрита Елисея Плетенецкого. Продолжая борьбу с унией и католицизмом, он старался, в соответствии с особыми требованиями времени, восстановить в монастыре, по правилам св. |
| Новые школы воспитывали молодежь не только в духе преданности латинской церкви, но и в духе польской культуры и польской дворянской традиции. Положение дворянства в Польше всегда было более привилегированным, чем в Западной Руси. Когда Польша и Литва в 1569 году превратились в одно государство, то русские и литовские дворяне сделали все возможное, чтобы в Русско-Литовских землях ввести польские отношения между помещиками и крепостными и добиться введения польских дворянских прав. Социальная и религиозная полонизация русского дворянства привела к тому, что русское население Западного Края осталось без национального А вскоре примеру дворян последовали и епископы православной церкви, которые завидовали привилегированному положению католических епископов. Соблазненные и поставленные под давление польского государственного аппарата, русские епископы на Брестском соборе 1596 года решили признать главенство папы и заключить унию с Римом. Как и во время дворянской моды на протестантизм, так и теперь простой западнорусский народ — горожане и крестьяне — остались верными православию. Они организовывали братства и давали деньги на школы и типографии. Эти братства существовали среди населения Западной Руси с XV века, но только в конце XVI века они стали реальной и влиятельной силой. В них иногда входили целые приходы, а в 1620 году гетман Сагайдачный вошел в Львовское братство со всем малороссийским казачьим Православная иерархия была восстановлена в Западной Руси уже в 1620 году, но преследования и гонения не прекращались. Католические польские власти закрывали церкви, запрещали духовенству служить в них и не признавали легального существования православной церкви в Литве и Польше. В их глазах лишь униатская церковь имела право представлять православное население или, как они его называли, — «бывшее» православное население Западной Руси. Западнорусская церковная интеллигенция, которая не пошла на компромисс со своей совестью, упорно боролась с унией, и ее представители не стеснялись обвинять свой же бывший православный, но ставший униатским, — епископат в предательстве православия. Иван Вышенский, один из наиболее ярких писателей Малой Руси, напоминал слова апостола Павла: «...войдут свирепые волки в вашу среду, не щадящие стада» и добавлял, обращаясь к епископам: «не вы ли влезли в стадо, не вы ли те свирепые волки? ...не вы ли не жалеете стада?» Описывая жизнь и психологию изменивших епископов, он отмечал: |
| Титанические труды этих ревнителей Православия привели к тому, что несмотря на непрекращающиеся гонения со стороны католических властей Речи Посполитой в Западной Руси постепенно смогла наладиться полноценная церковная жизнь. Однако живой дух Православия не находил соответствия в канонических формах устроения Церкви. После смерти Гедеона Балобана и Михаила Копыстенского на всю Западную Русь оставался фактически лишь один православный архиерей - епископ Львовский Иеремия Тиссаровский. Однако даже с ним общение для православных из многих областей Речи Посполитой было затруднено в силу происков католиков. По-прежнему православных выручала близость Молдавии и Валахии, куда зачастую отправлялись для поставления в священный сан ставленники из Западной Руси. Но все более ощущалась потребность в восстановлении полноценной иерархической структуры и возобновлении православной Киевской митрополии, что само по себе явилось бы огромной моральной победой православных над униатами. Постепенно стал вызревать план воссоздания православной иерархии в Речи Посполитой, большую роль в оформлении и реализации которого сыграло реестровое казачество во главе с гетманом Петром Сагайдачным. Именно он выступил инициатором приглашения в Киев патриарха Иерусалимского Феофана, прибывшего на Русь для того, чтобы испросить милостыню у царя Михаила Феодоровича. Возвращавшийся 1620 г. из Москвы, где он принял участие в поставлении на патриаршество Филарета Романова, Феофан, имел полномочия от Константинопольского патриарха совершить в Речи Посполитой деяния, необходимые для нормализации там церковной жизни, поврежденной Брестской унией. Феофан получил от короля Сигизмунда III разрешение совершить инспекторскую поездку по православным монастырям, приходам и братствам Западной Руси. В марте 1620 г. Феофан прибыл в Киев. Его приезд необычайно воодушевил православных, которые стали стекаться в Киев со всей Западной Руси в надежде, что появление здесь Патриарха изменит к лучшему их положение в Речи Посполитой. Патриарх Феофан утвердил своими грамотами уставы новообразованных братств, в том числе - Могилевского, Слуцкого, Луцкого, а также подтвердил все ранее дарованные права прежних братств. И вот, наконец, православными верующими было принято решение ходатайствовать перед Феофаном о поставлении нового православного митрополита Киевского и епископов - взамен уклонившихся в унию. Сагайдачный при этом выступил гарантом того, что за свои действия Феофан не будет подвергнут преследованию со стороны польских властей. Казачество обещало охранять патриарха и обеспечить ему беспрепятственный выезд с территории Речи Посполитой. Феофан дал свое согласие на возобновление иерархии Киевской митрополии в день престольного праздника Киево-Печерской Лавры - Успения Пресвятой Богородицы. После этого Феофан предложил православным русинам самим избрать кандидатов на архиерейские кафедры. |
| Это было, спустя немного времени по пострижении Иова в схиму, около 1582 – 83 года. Вскоре после сего он был избран и по настоянию братии поставлен игуменом Дубенского монастыря, и в этом звании пробыл на Дубенском острове, где этот монастырь находится и доселе, более двадцати лет, посвящая все свои силы на служение Господу и родной Церкви православной. Такого рода служение Препод. Иова тем более было необходимо, что в Дубне пришлось ему пережить самое тяжелое и критическое время в истории и жизни юго-западного края России. Это было время церковной брестской унии 1596 г. и последовавших за тем гонений на православие и русскую народность во всех областях Волыни, Галиции, Литвы и Украины, подведомых тогда Польской Речи-Посполитой. Правда под защитою мужественного князя Константина Острожского, Преподобный Иов мог сам лично не испытывать всех ужасов, которыми церковная уния разразилась по своем появлении. Но это не мешало ему принимать эти ужасы сердцем, тем более что зло, порожденное унией, тот же час начало обнаруживаться так явственно и в таких размерах, что не могли не видеть и не сознавать разве только мертвые, да иезуиты и обольщенная ими польская шляхта. Строгий подвижник, Препод. Иов твердо боролся со скорбями времени и жестокие страдания, переносимые православными, не только не ослабляли его благочестия, но напротив еще более поддерживали и возвышали его. Вместе с этим он не желал оставаться только праздным воздыхателем об общем горе. Его деятельная, ревностная душа требовала соответствующей работы. С этой целью Преподобный Иов старался прежде всего поднять уровень нравственной жизни в подведомой ему братии, которую свыше данным себе благоразумием, скромностью и частыми поучениями, а еще более собственным примером довел до того, что, по сказанию летописей, она могла считаться образцом для всех прочих православных обителей того времени. Преподобный Иов тем успешнее мог действовать на пользу православия во все время пребывания своего на острове Дубенском, что находил для себя не только защиту, но и могущественную поддержку в лице князя Константина Острожского. Известно, что князь Константин был человек весьма набожный, и весьма строго соблюдал уставы православной Церкви и обычаи предков. Но особенно любил он уединяться для молитвы на Дубенском острове у Преподобного Иова. Потому, как только наступал Великий пост , князь Константин отправлялся в Дубно, и здесь, поселившись в обители Крестовоздвиженской, сбрасывал с себя мирскую одежду, и одетый по-монашески, затворялся на всю первую седмицу, пребывал в посте и благочестивых размышлениях. В то же время, любя обитель Дубенскую Преподобного Иова, князь не щадил для нее и приношений материальных. Он снабдил его монастырь не только деньгами, но и целыми поместьями, разного рода десятинами с полей Дубенских, и т. п. |
| документы, хранившиеся в с.-петербургской Публичной б-ке; впосл. они были переданы в Польшу и погибли во время второй мировой войны. В 1-м разд. работы Ж. остановился на принятии в 1573 г. «Варшавской религиозной конфедерации», провозгласившей свободу совести в Польше. Ж. установил роль некоторых католич. деятелей в подготовке унии, в т. ч. кард. Ипполита Альдобрандини (впосл. папа Климент VIII ). Причины соглашения правосл. епископов в Белзе 20 июня 1590 г. о принятии унии с католической Церковью Ж. видит исключительно в личных амбициях архиереев. К 1595 г. относятся первые протесты против унии, исходящие, по словам Ж., от «передового шляхетского класса». Ж. подробно рассмотрел процесс подготовки универсала кор. Сигизмунда III Вазы о соединении «людей греческой веры» с Римской Церковью, изданного 24 сент. 1595 г., и протест против него участников правосл. Брестского Собора 1596 г. (см. Брестские Соборы ) во главе с экзархом К-польского патриарха Никифором , вскоре незаконно арестованным польск. властями и мученически скончавшимся в заключении (1599). 2-й разд. труда Ж. посвящен событиям церковной и гражданской истории Зап. России в 1595-1600 гг.: Брестскому Собору 1596 г. (см. Брестская уния 1596 г. ) и причинам неудачи православных в борьбе с унией на сеймах 1596 и 1597 гг. 3-й разд. посвящен событиям 1601-1609 гг., когда сеймы признали права на существование и постепенное восстановление правосл. церковной иерархии, что было вызвано во многом внешнеполитическими трудностями Польши (по мнению рецензента С. Т. Голубева (Отзыв о сочинении проф. П. Н. Жуковича «Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковною унией до 1609 г.» (СПб., 1901). СПб., 1904), Ж. преувеличил положительные итоги данного периода для православных). Ж. рассмотрел процесс формирования общественного взгляда, отвергавшего преемство униат. иерархии по отношению к иерархии древнерус. Киевской митрополии. Ученый отметил, что после 1610 г. проявляется заинтересованность вопросами веры со стороны казачества, роль к-рого в церковных делах в дальнейшем возрастала. |
| Братства . – В видах общей и соединенной народной охраны православия и защиты православных от притеснений католиков и униатов, в западно-русской церкви получили весьма большое развитие братства. 1050 Во многих западно-русских городах братства основаны были еще до введения унии; но перед началом унии они получили санкции от высшей церковной власти и приняли весьма деятельное участие в борьбе с унией и прикрывавшим ее латинством. Задачами этих народно-церковных общин были: охрана православной веры и чистоты христианской нравственности; обеспечение и поддержание православных церквей и духовенства; учреждение школ и типографий для печатания книг; призрение престарелых и больных и проч. Братства имели свои церкви, а меньшие или малые братства приделы в церквах; для сбора приношений при церквах были кружки. В определенное время (до четырех раз в году) происходили собрания братства, на которых происходили совещания о братских делах. Важнейшими братствами были учрежденные еще до унии – братства Львовское и Виленское. Патриарх Иеремия в 1588 г. предоставил им право ставропигии, т. е. независимости от епископского суда, с подчинением только патриаршему суду. Вместе с этим, в смутное время пред началом и после введения унии, им поручен был надзор за епископами. Александрийский патриарх Мелетий, похваляя цель учреждения западно-русских братств, писал к ним в 1597 году: «вемы, яко утверждение церкве суть яже по местех священные братства и яко щит некий в помощь самой церкви». 1051 Но епископам не нравилось это, и в особенности тем из них, которые ставили свой произвол выше требований церковного закона и порядка. Луцкий епископ Терлецкий с досадой и злобой говорил о патриархе Иеремии «уставил братства и ставропигии, дабы наши овцы не повиновались нам». К нему пристал и львовский епископ Балабан, гневаясь на патриарха за львовскую ставропигию. 1052 Балабан и на брестских соборах постоянно жаловался на свое братство, на непризнание и уничижение его достоинства. Есть основания думать, что и прочие епископы разделяли их взгляд и недовольство братствами. Принявшие унию западно-русские епископы одним из главных побуждений к этому выставляли подчинение их братствам. «Яко дурный, неславный и непожиточный был призд Иеремии патриарха, а тым, иж хлопов, простых шевцов, и седельников и кожемяков, над епископов преложил, и весь порядок церковный от духовенства отнявши светским людям в мощь подал, в чем великое уближение власти епископской учинил». |
| Поставив своей целью охарактеризовать борьбу правосл. дворянства на сеймах против унии и глубоко раскрыв эту тему, Ж. вышел за ее рамки, фактически осветив мн. очень важные вопросы жизни Западнорусской митрополии. Историк опубликовал решения Брестского Собора 1591 г.- важнейший источник о состоянии правосл. общества перед унией, протестацию 1621 г., стоявшую у истоков всей правосл. полемической лит-ры 20-х гг. XVII в., материалы для истории Киевского и Львовского Соборов 1629 г., содержащие важные сведения об отношении разных слоев правосл. общества к планам «примирения» Церквей, выдвигавшимся властями Речи Посполитой. Работы Ж., в первую очередь его цикл исследований «Сеймовая борьба...», стали продолжением и развитием выводов, сделанных Голубевым в исследовании, посвященном митр. св. Петру (Могиле) , 1-й том к-рого увидел свет в 1883 г., когда Ж. начинал свою научную деятельность ( Голубев С. Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. К., 1883-1898. 2 т.). В работе Голубева было сделано много для характеристики положения правосл. Церкви и правосл. общества прежде всего в центре митрополии - Киеве. В исследовании Ж. наряду с характеристикой действий правосл. дворянства налицо весьма содержательные характеристики действий православного духовенства, а с 1620 г. и правосл. иерархии в защиту Церкви и православного населения Польско-Литовского гос-ва. Как работа Голубева, так и исследования Ж. содержат обильный материал, характеризующий политику власти по отношению к православным в самых разных ее аспектах. В 1893-1901 гг. Ж. являлся сотрудником «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» и написал ряд статей для этого издания. Принимал участие в составлении 2-го тома ПБЭ (1901). С 16 апр. 1904 г. состоял в Комиссии по разбору и описанию Архива Святейшего Синода. 11 авг. 1911 г. уволен с должности ординарного профессора СПбДА за выслугой лет, впоследствии числился сверхштатным ординарным профессором. В 1912 г. избран почетным членом СПбДА, в 1916 г.- заслуженным профессором академии, членом правления. Со времени открытия в 1910 г. общества духовной и материальной взаимопомощи бывших питомцев СПбДА входил в его совет и являлся товарищем председателя. |
| Практическая мудрость жизни указывала на Запад. Перед лицом угрозы Унии православные должны были даже против воли искать союзников среди протестантов и “инославных”. И многие были готовы идти даже дальше простого практического сотрудничества: в этом смысле очень характерны, например, отношения православных и кальвинистов на съезде в Вильно (1599), когда был заключен религиозно-политический союз – “Конфедерация”. Князь К. Острожский привлек для составления православного опровержения на книгу Петра Скарги “На отпадение греков” социнианина Мотовилу, к величайшему негодованию и возмущению непримиримого князя А.М. Курбского. А ответ православных на книгу Скарги о Брестском Соборе был фактически написан кальвинистом. На титульном листе знаменитого “Апокрисиса”, отпечатанного в 1587 году, стоит имя Христофора Филалета. Можно с достаточным основанием догадываться, что этот псевдоним принадлежит известному дипломату того времени, Мартину Броневскому, секретарю короля Стефана Батория, активно участвовавшему в конфедерации между православными и евангелистами. В самом “Апокрисисе” заметно сходство с Кальвиновским “Institutio Christianae religionis” 9 . Во всем этом не заключалось ни сознательного предательства православной традиции, ни склонности к протестантизму. Всего важнее и опаснее было то, что русские писатели привыкли обсуждать религиозные и богословские вопросы в их западной постановке. Опровергать латинизм ведь совсем еще не значит укреплять православие. В спорах с Римом православные все чаще подхватывают доводы реформаторов, далеко не всегда совместимые с православными предпосылками. Исторически эта прививка протестантизма, может быть, и была неизбежна: но под нею замутился и потускнел идеал славянской и греческой культуры. Нужно прибавить: и на греческую помощь не всегда можно было положиться. Ведь греческие учителя обычно приходили с Запада, где учились сами, – в Венеции, Падуе, Риме, или даже в Женеве и Виттенберге. Ни в одном из этих центров западной учености они не находят византийской традиции, восходящей к Святым Отцам. Скорей уж они приносят оттуда западные новшества. В XVI веке это бывали обычно протестантские симпатии, позже, напротив, неприкрытый латинизм. В жестоких словах униатского митрополита Ипатия Поцея, обращенных к Патриарху Мелетию Пигасу – что в Александрии Кальвин занял место Афанасия, Лютер правит в Константинополе, а Цвингли в Иерусалиме 10 – есть доля горькой правды. Достаточно напомнить об “Исповедании” Кирилла Лукариса, подлинность которого больше не подвергается сомнению. Неожиданное исповедание православным Патриархом кальвинизма может быть частично объяснено его обучением в Женеве, а частично – тем, что он жил в Западной Руси как раз в период общей борьбы с Унией. Возможно, поэтому он и решил “объединиться” с представителями Женевского Вероисповедания. |
|
|
