| Суханов выехал на Восток одновременно с патриархом Паисием 10 июля 1649 года. Отъезд Суханова совпал с неприятным инцидентом, в результате которого было разоблачено неоднократное отступничество Арсения Грека. Приятное впечатление, произведенное Паисием, было в значительной степени испорчено и инцидентом с Арсением и его критикой русского богослужения. Вскоре это неприятное чувство, развившееся после упомянутого случая с греческим “культуртрегером” Арсением и нетактичными необоснованными замечаниями Паисия о русском уставе, еще больше усилилось после получения новостей от Суханова. Из Москвы Суханов, по-прежнему в свите Паисия, проехал в Молдавию, откуда собирался ехать дальше в Египет, Сирию, Константинополь для собирания литургических древних материалов и исследования правильности греческого благочестия. Летом 1650 года, находясь в Молдавии, Суханов получил сведения из Афона, что тамошние греческие монахи сожгли несколько богослужебных и богословских книг русской печати, в том числе и Кириллову Книгу, Сборник (издания 1642 года) и Псалтырь, так как в них предписывалось делать крестное знамение не тремя пальцами, как это делали греки, а двумя. Афонские монахи-греки, так же как и Паисий, совершенно забыли, что это был их же старый греческий православный обряд, который они переменили в XIII веке на трехперстное знамение и который сохранился только в более консервативной старой России. Не зная истории своего же православного греческого крестного знамения, они сочли двуперстное знамение за неправильное еретическое и решили сжечь эти Возмущенный поступком греческих афонских монахов, Суханов сделал запрос свите патриарха Паисия. Из ответа на запрос выяснилось враждебное отношение греков к обряду, который они называли русским. В результате запроса пришлось созвать четыре заседания, на которых 24 апреля, 9 мая, 3 и 6 июня 1650 года обсуждалась правильность греческого и русского обрядов. Не зная истории происхождения русского обряда, греки заявили, что он неправилен, так как, по их мнению, получив христианство от греков, русские должны были бы всегда следовать их примеру и не уклоняться от греческих обычаев. Суханов, со своей стороны, защищал “русское”, а на самом деле старогреческое двуперстное знамение ссылками на древнегреческие источники и на многовековую русскую практику, ссылаясь на блаженного Феодорита и Максима Грека. По мнению Суханова, русская практика была более древней и лучше, чем новогреческая церковь, сохранила древнегреческий Здесь следует отметить, что исследования современных историков всецело подтвердили мнение |
| Вместо старых славянских и греческих книг, изучение которых все же объяснило бы Никону его недоумения над русскими текстами, патриарх приказывает попросту взять современные греческие книги венецианского издания конца XVI и начала XVII века» 547 . Уже 9 октября 1652 года, то есть еще до отъезда Арсения Грека за книгами и до возвращения экспедиции Арсения Суханова с Востока, на Московском печатном дворе начинает печататься новое издание Псалтыря с восследованием, а уже 11 февраля 1653 года оно выходит из печати. Особенностью нового издания было то, что из него были исключены разделы о 16 земных поклонах при произнесении молитвы преподобного Ефрема Сирина во время великопостной службы («Господи и Владыко животу моему...») и о двуперстном крестном знамении. Эти разделы выполняли роль своего рода краткого катехизиса, излагающего в четкой и доступной форме основы христианского вероучения. При подготовке этого издания часть справщиков высказали свое несогласие, и в результате трое – старец Саватий, Сила Григорьев и священноинок Иосиф (в миру Иван Наседка) – были уволены. У последнего еще в 1651 году возник с Никоном конфликт по поводу правки богослужебных книг. Никон требовал править книги по новогреческим оригиналам, а старец Иосиф говорил о греках, что «они во греху позакоснели... и в неволи пребывают», за что и был в 1652 году отправлен в заточение в Кожеозерский монастырь. На место прежних справщиков были поставлены преданные Никону монахи-грекофилы Евфимий Чудовский и Матфей во главе с выучеником иезуитов Арсением Греком. В конце февраля 1653 года, в самом начале Великого поста, патриарх Никон разослал по московским церквам указ – «память», в которой всем православным с этого дня предписывалось: «Не подобает в церкви метания (то есть поклоны) творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны, еще же и трема персты бы крестились». Эта пресловутая «память», изданная патриархом единолично, без предварительного соборного обсуждения, была словно гром среди ясного неба. Но особенно тяжелое впечатление произвела она на ревнителей церковного благочестия – боголюбцев. |
| При Патриархе Иоасафе II Тобольский архиепископ Корнилий (1664–1677) был возведен в митрополиты и Тобольская епархия была поставлена на 4 место в Русской Церкви. О других архиепископах Александрийский Патриарх Паисий писал уже на обратном пути грамоту от 26 июня 1669 года, чтобы с ведома государя Патриарх Иоасаф благословил носить саккосы всем архиереям в своих епархиях. Но царь не согласился на это, так как это преимущество предоставлялось только некоторым архиепископам как отличие за архипастырские заслуги, причем только в пределах их епархии. За время пребывания Восточных Патриархов в Великой Руси ими были дарованы богослужебные отличия также и настоятелям монастырей. Так, например, игумен Желтоводского монастыря получил от них право служить на орлеце и осенять свечами во время Богослужения, что было подтверждено затем Патриархом Иоасафом II 6 . Следует остановиться на некоторых церковных событиях времени святителя Иоасафа II. Когда в Суздале осыпалась гробница архиепископа Арсения Элассонского и архиепископ Стефан сообщил об этом Патриарху, то он говорил об этом Патриархам Паисию Александрийскому и Макарию Антиохийскому. Для освидетельствования его гробницы в Суздаль был послан чудовский архимандрит Иоаким. “Преосвященный Стефан архиепископ ответствовал, что Чудова монастыря со архимандритом Иоакимом мощи архиепископа Арсения досматривали, и те мощи в новом гробе преложили и поставили на прежнем месте” 7 . В 1667 году по благословению Святейшего Патриарха Иоасафа II архиепископ Суздальский Стефан с комиссией свидетельствовал чудеса, происходившие от Шуйской-Смоленской иконы Богоматери, находившейся в Смоленском соборе града Шуи 8 . Для полемики с раскольниками при Патриархе Иоасафе было издано особое подробнейшее обличение, под названием “Жезл правления” (М.: Печ. двор, 1667), в котором было отвергнуто встречающееся у преподобного Максима Грека мнение о сугубом Аллилуия. Это была первая книга московского Печатного двора, вышедшая при Патриархе Иоасафе II. Затем при нем московским Печатным двором были напечатаны Поучения преподобного Ефрема Сирина (1667); Служебник (1667, 1668, 1670); Богослужебное Евангелие (1668); Архиерейский Чиновник (1668), Чин освящения антиминса (1668), Следованная Псалтырь (1669, 1671), Триодь цветная (1670), Поучение святительское к новопоставленному иерею (1670), Апостол (1671), Требник (1671) и др. |
| В «Житиях святых» свт. Димитрия Ростовского повествование об А. ч. Б., основанное на ВМЧ, дополнено по переводам Арсения Грека, Петра Скарги (Skarga P. ywoty witych. Kraków, 1610. T. 17. S. 629-631), использованы также тексты из ActaSS и Л. Сурия (Surius. Historiae, seu Vitae sanctorum. Augustae Taurinorum, 18775. T. 7. P. 276-280). В «Житиях святых» свт. Димитрия рассказывается, что во времена императоров Аркадия и Гонория (нач. V в.) у богатого рим. патрикия Евфимиана и его жены Аглаиды родился сын Алексий. В свадебную ночь он оставил невесту и бежал из дома. Добравшись до Эдессы, А. ч. Б. поселился на паперти храма Богородицы, где провел 17 лет. Однажды чудесный голос, исходивший от образа Богоматери, указал на А. ч. Б. пономарю церкви, где подвизался святой, повелев ввести в храм «человека Божия, достойного Царствия Небесного». Желая избежать почестей, преподобный отправился в плавание и оказался в Риме. Проведя в родном доме под видом нищего 17 лет, А. ч. Б. скончался, оставив описание своей жизни. Честные мощи А. ч. Б. по приказу императора были перенесены для поклонения в храм св. Петра, и от них начались чудесные исцеления. На 7-й день тело святого поместили в драгоценную раку, тотчас же наполнившуюся целебным миром. Существуют также юго-западнорус. переводы и переработки жития А. ч. Б. (древнейший список - РНБ. Q.I.391, кон. XV в.), восходящие к лат. оригиналам. В XVII-XVIII вв. появились переводы жития А. ч. Б. на укр. язык, сделанные на основе издания Скарги. Как и в Европе, на Руси А. ч. Б. был героем многочисленных духовных стихов . Почитание святого было особенно заметным в царствование Алексея Михайловича , небесным покровителем к-рого был А. ч. Б. В 1662 г. ко дню памяти святого был приурочен выпуск в свет 4-го изд. Пролога, в послесловии к к-рому об Алексее Михайловиче говорилось как о подражателе А. ч. Б. В правление Алексея Михайловича была написана и издана (1671-1674) служба А. ч. Б. (Зёрнова А. С. Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI-XVII вв. М., 1958. 339). |
| На том соборе Римском, на нем же бяху 462 епископи, низложен бысть со Антиохийского престола оный великий еретик Петр Гнафей... Той Календиона православного изгна из епископства Александрийского, помощью Акакиевою. Егда же возвратися на епископство... явися не токмо Евтихианин... но и Аполлинарист... К тому бе и Савеллианин: понеже Троице Святей, Отцу, и Сыну и Св. Духу, страдаше на кресте причиташе, сливая во единой ипостаси. И к трисвятому пению, пострадавый за ны, прилагая. О сем яве ко Акакию, защитнику своему писа. Иже не терпя его хулей собра в Константинополе собор, и оныя ереси его прокля. Обаче Феликс папа, на оном соборе Римском изверже его со престола и прокля» (Бароний, лето 483-е, числа 2, 3 и 5-е). б) «Патр. Акакий на своем «постоянном соборе» одобрил сделанное антиохийским собором и предал анафеме Петра Гнафея, особенно за прибавление к трисвятому: «распныйся за ны»... Папа Феликс весною сего (484) года на Римском соборе произнес анафему на Петра Монга, а в июле и Акакия объявил отлученным от церковного общения» (Летопись Арсения, – лето 478 и 484). Акакий в «Историческом списке епископов и патриархов Константинопольской церкви» – Мафы (по изд. 1862 г.) на стр. 21 и 22 (год 471) называется «православным и благочестивейшим». VIII. Митрополит Даниил с собором 1525 года осудили препод. Максима Грека «как еретика, богодухновенные книги растлевающа, отлучили от причастия Св. Тайн, даже запретили ходить в церковь . В волоколамской темнице, куда бросили его, от дыма и сырости, от голода и оков, по временам доходил он до омертвения. Но здесь же явившийся ему ангел сказал: терпи, добрый старец! Сими муками избавишься вечных мук» (Ист. Филарета, период 3-й, изд. 1888 г., стр. 171–172). б) «Московский великий князь (Василий Иванович), желая развестись со своею супругою, в 1524 г: требовал мнения епископов и клира; большинство одобрило желание князя, имея в виду неплодие жены, но иеромонах Максим Грек не одобрял сего и тем навлек на себя гнев великого князя. Враги Максима, в том числе и митрополит Даниил, воспользовались случаем и стали обвинять его в том, что он переводит и исправляет книги по своему разуму, искажает их и проч. |
| обителях. Д. Г. было назначено жалованье: «...против прежнего… по два алтына, питья по 2 крушки меду, по 2 крушки пива», с сент. 1659 г. денежное жалованье составляло 2 алтына 3 деньги, с сент. 1665 г.- 2 алтына 4 деньги (Там же. Л. 20; 1658 г. 2. Л. 1-2; 1661 г. 1. Л. 3-4; 1666 г. 4. Л. 2). В февр. 1656 г. Д. Г. просил царя «о милостыне на монастырская строенья и обо всяких монастырских нуждах», к-рые по жалованной грамоте полагались Иверскому монастырю каждые 3 года, а ныне «урочныя годы вышли, настал четвертой год, а твоиво государева жалованья на прошлыя годы милостыни не дано». Милостыню Д. Г. предполагал отправить в Иверский мон-рь с соборным старцем Анфимом, для к-рого он также просил «царского жалованья на подъем и на дорогу на прокорм». В ответ по указу царя была послана память «в Сибирской приказ о сороке соболях», милостыня Иверскому мон-рю была дана также и за привезенную Д. Г. святыню - «собольми… на сто на дватцать рублев» (Там же. 1655 г. Л. 30, 40). В др. челобитной Д. Г. сообщал о необходимости ремонта зданий Никольского мон-ря, пострадавших в результате пожара в соседнем Печатном дворе (Там же. 1656 г. 1. Л. 1). В качестве архимандрита Никольского мон-ря Д. Г. жил в Москве неск. сроков, хотя грамотой его срок был определен в 3 года. По-видимому, он получал подтверждение своих полномочий, что было необходимо для выплаты жалованья. Иверский архимандрит постоянно находился в столице, в янв. 1656 г. вместе с др. архимандритами ездил «в Троицкой Сергиев монастырь по обещанию помолитца» (Там же. 1655 г. 22. Л. 22). В 50-х гг. Д. Г. участвовал в подготовке издания Требника (окт. 1656); среди др. подписей справщиков есть и его подпись: «Святой горы Афона Ивирского монастыря, монастыря св. Николая… архимандрит Дионисий подписался» (МДИР. Т. 1. С. 9-14). В 1663 г. Д. Г. был назначен справщиком московского Печатного двора (РГАДА. Ф. 1182. Оп. 1. 64. Л. 93-93 об.), куда был принят на место Арсения Грека с сохранением его жалованья в 70 р. Эта сумма, большая, чем жалованье др. |
| Осенью 1648 г., находясь в Молдавском княжестве, П. вступил в переписку с Хмельницким. Патриарх принял решение ехать на Украину и в Русское гос-во, в т. ч. для переговоров о поддержке царем восставших казаков. 2 окт. П. покинул Яссы в сопровождении присланного от гетмана полковника С. Мужиловского. По дороге в Киев патриарх крестил в Православие мн. поляков, в дек. в Киеве дал гетману публичное разрешение от грехов, допустил к причастию без исповеди и благословил его на борьбу в защиту правосл. веры. 5 янв. 1649 г. П. торжественно встретили в Путивле и препроводили в Москву. Патриарх, в частности, привез мощи вмч. Меркурия, вмч. Пантелеимона и мц. Феклы, а также чертеж Иерусалима и обмеры храма Гроба Господня для сооружения Новоиерусалимского в честь Воскресения Христова ставропигиального мужского монастыря (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 7157 г. 7. Ч. 1. Л. 143-144). Пребывание патриарха в русской столице продолжалось с 27 янв. по 10 июня 1649 г. Он неоднократно встречался с царем и высказывал руководству Посольского приказа просьбы о принятии в российское подданство запорожцев и об освобождении вост. христиан от агарянского ига. Ответы московских дипломатов были уклончивы: Русское гос-во не хотело нарушать мирный договор с Речью Посполитой и не имело ресурсов для противостояния с Османской империей. Тем не менее П. приобрел большой авторитет при рус. дворе и, как считается, оказал определяющее влияние на царя и буд. патриарха Московского и всея Руси Никона (Минова) (к-рого в марте 1649 лично рукоположил в Новгородского митрополита) в вопросе о необходимости унификации рус. обрядов по греч. образцам в связи с перспективой объединения правосл. народов под скипетром рус. самодержца. В Москве П. оставил находившегося в его свите уставщика Арсения Грека , к-рый впосл. стал одним из ближайших сотрудников патриарха Никона в деле исправления церковных книг и обрядов. П. также ходатайствовал перед царем о помощи Киево-Братскому в честь Богоявления мужскому монастырю (Воссоединение Украины с Россией: Док-ты и мат-лы. М., 1953. Т. 2. С. 221, 239). |
| Дальнейшие академические и научные связи с греческой церковью ограничивались в XVI веке посылкой нескольких молодых русских людей в Константинополь для учения и подготовки в переводческой работе. Только тогда, когда боголюбцы были в тесном контакте с царем Алексеем Михайловичем, были сделаны новые попытки пригласить греческих ученых в Москву. Первые две такие попытки оказались крайне неудачными и привели только к компрометации греческого правоверия. В 1646 году такой, казалось, нужный для России ученый грек был уже найден в лице архимандрита Бенедикта, о котором говорили, что он — доктор богословия одной из церквей Константинополя. Ртищев немедленно связался с Бенедиктом (который не стесняясь хвастался своими обширными познаниями) и хотел его представить Морозову с целью приглашения этого ученого грека на работу как переводчика или даже как профессора. В самую последнюю минуту Посольский приказ узнал, что Бенедикт не только беззастенчивый хвастун, подделавший свои бумаги, но и вор. Принимая это во внимание, этот греческий авантюрист, кандидат в профессора, был немедленно Через три года новая попытка пригласить другого ученого грека даже обернулась крупным церковным скандалом, почти окончательно скомпрометировавшим греческое благочестие в глазах москвичей. Приехавший в 1649 году в Москву за финансовой поддержкой и по политическим делам иерусалимский патриарх Паисий привез с собой действительно очень ученого богослова и переводчика Арсения. Этот ученый-грек (Арсений), хотя и был греческого происхождения, но учился в Италии, где он и приобрел широкое общее и специально-богословское образование. Он отлично владел многими языками, и всем казалось, что он был отличным кандидатом в переводчики и педагоги. Московское правительство с благословения Паисия немедленно решило предложить Арсению службу. Окончив благополучно свои дела в Москве, Паисий уехал, оставив Арсения организовывать переводческое и школьное дело. Но 25 июля того же года, к великому ужасу москвичей, в Москву пришло письмо патриарха Паисия, в котором он писал с дороги, что рекомендованный им Арсений оказался религиозным авантюристом. Во время своих странствований этот ученый грек Арсений сначала перешел в католичество, потом в ислам, позже снова стал православным, а затем снова перешел в В результате строгого допроса Арсения выяснилось, что ловкий грек действительно изменял вере: в Италии он был католиком, в Турции — мусульманином, в Польше — униатом... и три раза возвращался в Как авантюрист и еретик, Арсений немедленно был выслан в Соловки, откуда он вышел лишь в 1652 году. |
| Кто правил (точнее, заново переводил) Чин агиасмы, неизвестно. Собственно, список справщиков того времени невелик. К уже названным можно добавить Арсения Грека, Ивана Озерова, Епифания Славинецкого (последний формально в штате Печатного Двора не числился, но получал там преобладающее влияние, то есть участвовал опосредованно в справе, можно сказать, вдохновлял ее). Но к переводу интересующего нас прошения почти наверняка приложил руку справщик Евфимий Чудовский. Прошение напечатано в Чине освящения воды в навечерие Богоявления без варианта приводя[щей] в кавыках на полях. В Требнике же появились кавыки. Традиции дониконовской справы, которых иногда декларативно придерживались никоновские справщики, предполагали появление в кавыках нового варианта перевода, который «обкатывался», печатаясь в нескольких последующих изданиях, и в случае принятия церковно-общественным сознанием вводился в текст14. При никоновской справе ничего подобного, конечно, не делалось. Но иногда, как в данном случае, при сомнительности и одиозности вводимого перевода, текст в кавыках создавал видимость «демократичности» и «общенародности» при «обсуждении» вариантов перевода. Печатный Чин водосвятия, вероятно, стали критиковать старообрядческие апологеты. Мне пока не удалось найти критики рассматриваемого прошения на ектении Чина агиасмы в опубликованном апологетическом наследии. Объясняется это, по-видимому, тем, что опубликована лишь небольшая часть наследия апологетов. Но именно критикой можно объяснить появление кавычного варианта перевода в Требнике 1658 года. Предпочтение варианта приводящей в рассматриваемом прошении связано уже со вторым этапом справы — иоакимовским. Он характеризуется поворотом справы «в русскую сторону»15, использованием древнерусских источников (и вообще большего количества источников) и более ответственным и бережным отношением к тексту. Патриарх Иоаким (1674–1690) предпочитал не провоцировать конфликтов со староверами излишне одиозными неологизмами. Возможно, этим объясняется пересмотр перевода в процессе справы Миней при вставке Чина агиасмы в последование Крещенского Сочельника 6 января. |
| Монах Евфимий знал греческий язык хорошо и, несомненно, писанные его рукой исправления принадлежат ему. Это подтверждается и его заметками на полях книги: в некоторых случаях, где перевод затруднял его, он отмечает — «допросить (сырн. суб. вечер. и богородич. IV п. канона)». Неизвестно, знал ли (и если знал, то насколько хорошо) греческий язык Захария Афанасьев. По-видимому, это был незаурядный справщик. Он зачислен был в справщики еще в 1641 г. (29 декабря): при переменах на книжном дворе с переходом последнего в ведение патр. Никона из иосифовских справщиков Захария уцелел лишь один и продолжал свою службу до 80-х годов XVII в. По цифре жалования (50 р.) он стоял ниже одного только Арсения грека (70 р.): его иосифовский сослуживец — Захария новиков, равно как и новые никоновские справщики — монах Евфимий, Иван Озеров и др., получали лишь по 40 р. Но в порядке справщиков в списках 1653 — 55 гг. Захария стоит ниже Евфимия. Указанная цифра жалования ему остается неизменной до его смерти, тогда как Евфимию в 1670 г. оно было повышено до 70 р.. Быть может, первоначальное различие в количестве жалования Евфимию и Захарии объясняется не столько сравнительною ценностью этих лиц, как справщиков, сколько просто тем, что Захария был старше по службе Евфимия (поступ. С 1653 г.): ему сразу положен был оклад в 30 р. Как было сказано, в важнейших местах нашей триоди исправления писаны рукою Евфимия. В службе вечера недели мясопустной текст вводных уставных замечаний написан был сначала, на полу сбоку, Захарий, а потом Евфимий зачеркнул это и написал вверху, но перевод оставлен был им тот же, что и у Захарии. Не был ли Захария при Евфимий только чтецом и писцом? По-видимому, текст, правленый Евфимием и Захарией, печатается, и в корректурных листах подвергался вторичному исправлению: на полях нашего экземпляра рассеяно множество замечаний наборщикам: «не набирай, не размечай (стр. 86—89), в се набери (180), малыя спадцы взапятых ставить (151)», в концах и началах отдельных тетрадей стоят пометки: «дошла тетрадь N розмечай число (т.е. |
|
|
