| Вчера – в четверг – было первое заседание нашего комитета, продолжавшееся с 7 с половиной часов до 10. Особенно важного не было заявлено ничего. Светские показывали, что они умеют говорить, а не учились нашей логике и философии. Из всех разговоров в конце оказалось одно – что в следующее заседание будем читать основные положения нового судоустройства по порядку и рассуждать, какое применимо к духовному суду, какое нет. Заседания будут по одному разу в неделю, следовательно, всего четыре. Все кричат, что они завалены делом по горло, разумеется кроме нас, вызванных. Говорили больше светские, но и наши не все молчали, говорили из наших, кроме председателя, наш московский член консистории и Лебединцев Киевский. Фаворов еще не приехал. Всех было в заседании, считая и двух делопроизводителей, 17 человек. Хотелось бы нам с отцом протоиереем где-нибудь вместе, но не удалось, он остановился у сына, университетского студента, на Васильевском Острове, но находит квартиру неудобною и не может отыскать поблизости другой квартиры. Не дождавшись его и не желая забиваться на Васильевский, я нашел себе квартиру на Невском проспекте против Николаевской улицы в доме 98, Лопатиных, 25. И вот мой адрес, если Вашему Высокопреподобию угодно будет сделать мне какое-нибудь поручение. За сим прося себе благословения Вашего Высокопреподобия, с совершенным почитанием и преданностию имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейшим слугою э. о. профессор Александр Лавров 1 мая 1870 г. С.-Петербург Письмо 8. Ваше Высокопреподобие, Высокопреподобнейший и Достопочтеннейший Отец Ректор! Не тотчас отвечал я на письмо Вашего Высокопреподобия от 9 мая, потому что изчезоша в суете яко дым дние наши. Простите. Душевное благодарение приношу Вашему Высокопреподобию за призывание Божией помощи на дело наше. Она нужна, крайне необходима нам теперь. Дух мира сего, сильный и всегда, теперь, как мне кажется, действует с особенною силою и даже не в одних сынах противления, но, к глубочайшему прискорбию, и в тех, которые ex officio должны были бы быть и действовать яко сыны благодати. Москва 64 однако же не с ними. И я, Ваш всеусерднейший слуга, за записку, читанную мною во втором заседании, уже имею прозвище обскурантиссимуса, которого и председатель либеральнее. Силы наши весьма слабы со внешней стороны, хоть истина и на нашей стороне. Только одно заседание у нас будет еще до отъезда председателя. Затем он высказал мысль, что по отъезде своем учредит маленький комитет для продолжения дела. Молимся и ваших молитв просим, чтобы нас не оставили в этом комитетике. Отрясши от ног прах сего, хоть и царствующего града, на крилах яко голубиных поскорее хотелось бы полететь в весь некую 65 . |
| Второй раз услышал тоже самое, только с именем Алексия на своей хиротонии. Хиротонии Преосвящ. Игнатия не видел, потому что был в отпуске; в Петербурге во время моих туда шатаний хиротонии были, но я на них не бывал: думал, что это никогда не будет меня касаться. С 7-го мая я в Москве, в тех палатах, на Саввинском, которые столь Вам известны. Можайский – ныне помещается на Саввинском, а Дмитровский – в Богоявленском. И это, конечно, случайность; но также по-моему, не без знаменования: нынешний Дмитровский пострижен в Богоявленском, а Можайский на Саввинском. Так и жить им пришлось. Прекраснейшую и поучительнейшую книгу Вашего Преосвященства я читаю именно в настоящие дни и дошел уже до 271-й страницы. Земное поклонение должно быть Вашему Преосвященству от обоих Московских Викариев (от Можайского сие в настоящий же раз и исполняется): это инструкция и настольная книга для них. Приведи, Господи, Московским Викариям жить всегда так, как жили два Викария, трогательная дружба которых изображена в книге Вашего Преосвященства. Чистота, откровенность, благородство, твердость Вашей благороднейшей души – здесь как в зеркале. Возрадовался, верю, Ваш знаменитый друг в обителях небесных о Вашем чистом о нем слове. Возрадовались и многие близкие ему по духу и великое благодарение воздают Вашему Преосвященству; я это слышал, а Ваше Преосвященство, надеюсь, имеете письменные о сем уверения. Смиренно испрашивая себе Архипастырского благословения и святительских о моем недостоинстве молитв, с глубочайшим почитанием и совершеннейшею преданностию имею счастье пребыть Вашего Преосвященства, Милостивейшего Архипастыря, Отца и Благодетеля смиренный послушник Алексий Епископ Можайский. Позвольте, Преосвященнейший Владыко, указать ещё одну, по-моему, знаменательную случайность, или совпадение: 30 апреля 1870 года было первое заседание Комитета о преобразовании духовно-судебной части, где и я был: 30-го апреля 1878 года – моя хиротония во Епископа». Преосвященный Алексий, в мире Александр Феодорович Лавров-Платонов, по окончании курса в Московской Д. Академии в 1854 г. первым магистром, оставлен был при академии на должности бакалавра по кафедре церковной словесности и канонического права. В 1864 г. получил звание экстра-ординарного профессора. В 1872 г. вызываем был в СПб. для участия в Комиссии по делу церковно-судебной реформы. |
| 17 Так как преосвященный Алексий в своих письмах к А.В. Горскому неоднократно упоминает о комитетах по преобразованию духовно-учебных заведений в 1867 – 1869 г.г., то будет не лишним сказать здесь несколько слов об обстоятельствах этого преобразования. Еще в 1860 г. был образован в Петербурге комитет по преобразованию духовных семинарий, под председательством преосвященного Димитрия, архиепископа Херсонского. Когда (в 1862 г.) комитет этот окончил свои занятия и труды его были отпечатаны, Св. Синод поручил епархиальным преосвященным рассмотреть составленные комитетом положения – лично и через комитеты из известных им своею педагогическою опытностью лиц, между прочим и начальников и наставников духовно-учебных заведений, с правом представления отдельных мнений. В марте 1866 г., вследствие всеподданнейшего доклада нового обер-прокурора Св. Синода гр. Д.А. Толстого 1) о настоятельной необходимости увеличения крайне скудных окладов жалованья лицам, служащим при духовно-учебных заведениях, до сравнения их со светскими, и недостаточности суммы на содержание воспитанников и 2) о крайне неудовлетворительном состоянии духовно-учебных заведений и о необходимости составить комитет для преобразования их, последовали Высочайшие повеления: 1) о назначении духовно-учебным заведениям ежегодного пособия из государственного казначейства в размере 1 500 000 рублей и 2) об учреждении, под председательством Высокопреосвященного митрополита Киевского Арсения, комитета для составления проекта преобразования духовно-учебных заведений, причем для руководства комитету был составлен и напечатан подробный свод мнений епархиальных комитетов. Вскоре, за отбытием Высокопреосвященного Арсения в епархию, председательство в комитете было поручено Нектарию, епископу Нижегородскому. К концу 1866 г., как и предполагалось при учреждении комитета, проект уставов духовных семинарий и училищ был составлен комитетом, представлен на рассмотрение Св. Синода и им одобрен, а 14 мая 1867 г. удостоился и Высочайшего утверждения. |
| 19-го ноября 1892 г. исполнилось двадцатипятилетие со дня кончины приснопамятного Филарета, митрополита Московского. Перенесемся мысленно к этому событию, сопровождавшемуся великою скорбью не только в Москве, но и во всей России, даже во всем православном мире. Припомним, что говорилось и писалось под живым впечатлением этой утраты как духовными, так и светскими лицами. Потеря эта казалась столь огромною, значение всей личности мочившего столь великим, что первое время после неё даже люди, сильные умом, сознавали себя как бы бессильными приняться за их оценку. „Нет слова довольно сильного, чтобы изобразить неизмеримую великость утраты, понесенной в лице митрополита Филарета церковью московскою, церковью всероссийскою, всею православною восточною церковью. Нет ума столь глубокого, чтобы исчерпать шестидесятилетнюю, изумительно-благотворную и разнообразную деятельность преставившегося святителя. Нет знания столь обширного, которое могло бы обнять все содержание этой деятельности, большею частью сокровенной и только в необходимых случаях являвшейся миру. И как бы кто ни усиливался изобразить свойства и деяния преставившегося святителя, никакое изображение не будет вполне достойно его великой памяти: все будет бледно, скудно, убого. Удобнее молчание, благоговейное, молящееся». " Гак писал в то время профессор Московской Духовной Академии А. Ф. Лавров-Платонов (впоследствии высокопреосвященный Алексий, архиепископ Литовский) в своей статье: «Памяти Филарета, митрополита Московского». Подобное же суждение по поводу кончины митрополита Филарета высказывает в 1-м только что появившейся тогда газеты „Современные Известия» редактор её Н.П. Гиляров-Платонов, бывший прежде также профессором Московской Духовной Академии. „Разбирать необыкновенное явление, каким был митрополит Филарет, говорит он, было бы теперь не к месту и не ко времени. Смерть замечательных деятелей оставляет после себя всегда пустоту, и пустота эта первоначально только ощущается. Время оценки наступает после, и тем позднее, чем обширнее был круг деятельности умершего, чем долговременнее была его деятельность и чем она была усиленнее; а к митрополиту Филарету прилагается все это в высшей степени». |
| Подводный камень и несокрушимую скалу для всех мастеров теории в этом вопросе, как известно, составляют Слово Божие и церковные правила. В них весьма ясно усвояется судебная власть епископу. Что делать с этою скалою? Были предложения простого разрешения этого вопроса: предлагали, просто, обойти ее и оставить в стороне, не обращая на нее внимания и имея в виду одни судебные уставы 1864 года. Так рассуждали всегда „С.-Петербургские ведомости”, не пускаясь ни в какие канонические рассуждения. Признавая непреложным началом отделение суда от администрации и оставляя за архиереем административную власть, они затем настаивают, что в силу этого судебная власть совершенно не должна принадлежать епарх. архиерею. С этой точки зрения газета академии совершенно последовательна. Если нет никаких других начал и принципов, которыми должно руководиться при обсуждении и проектировании реформы церковного суда, кроме судебных уставов 1864 г., то требовать совершенного отделения суда от администрации и в духовном ведомстве совершенно естественно и правильно. Но в том то и дело, что начала судебных уставов 1864 г. не составляют не только единственного руководства и основания, с которым должно сообразоваться при обсуждении вопроса о церковном суде, но даже и главного. Главными основными началами, от которых невозможно отступать здесь, служат начала библейские и церковные, содержащиеся в Священном писании и в церковных правилах; а по этим началам отделение судебной власти от епарх. архиерея невозможно. Невозможность этого маневра сделается очевидною, если обратить внимание на то, что только для применения начал судебных уставов 1864 г. к духовному суду не было бы нужды ни в какой деятельности духовной власти по этому предмету: государственное же установление, выработавшее эти начала, само и приложило бы их к духовному суду. Скажем более: если бы все дело было только в этом, только в началах судебных уставов, то и никакого применения их не было бы нужно, так как не было бы нужно и особого духовного суда. Если эти начала пригодны для всех, то и учреждать особый суд на тех же началах излишне: можно судиться всем в общем суде. То обстоятельство, что власть, утвердившая начала судебных уставов 1864 г., не признала себя одну компетентною на разрешение вопроса о духовном суде, ясно свидетельствует, что тут есть нечто, кроме начал судебных уставов, что тут есть религиозные и церковные начала, которых обойти нельзя. |
| В особенности щедры делители на словесные утешения архиерею. Все делается для его блага; и потому если он и лишается судебной власти, не должен печалиться. В усердии по этому направлению доходят даже до того, что уверяют, будто все делается даже по желанию и по просьбе самих архиереев. „Отделение в лице епархиального архиерея судебной власти от административной делается в интересах самих епархиальных архиереев, и без того обремененных существенными для их сана заботами церковного учительства и пастырства. Оставить по-прежнему в руках епархиальных архиереев и управление, и суд, значило бы не сделать ничего особенно важного в пользу духовного правосудия, оказаться равнодушным к тем жалобам, которые высказывают сами наши архипастыри, тяготясь именно разбирательством больших, сложных и запутанных судебных дел. Обратить особенное и преимущественное внимание епископа на производство суда, в ущерб другим высшим его занятиям, как к сожалению было это до сих пор, несправедливо и незаконно; ибо дела церковного управления, учительства и пастырства, в достижении Церковью своих целей, почитаются настолько важнее, выше и существеннее дел духовного суда, насколько преподание учения, совершение благодатных действий; духовно-нравственный надзор кажутся сами по себе выше, важнее и существеннее, чем исследование, рассмотрение и оценка преступлений. Поэтому насколько вообще необходимо и неизбежно самому епископу заниматься первым, чтобы все в них было согласно с началами веры и Церкви, настолько совершенно возможно и желательно освободить его от занятия последними, тем более, когда в этом освобождении не заключается ничего предосудительного и обидного для архиерейского сана»... „Устройство центра судебной власти вне пределов какой бы то ни было епархии и вне подавляющих влияний какого бы то ни было епархиального епископа, будет не в противоречии с коренными началами и свойствами епархиального управления. От этого устройства не пострадают: ни существо епископской власти, ни отношения, в каких по канонам должны стоять клирики к своему епископу, ни существо взаимных отношений одного еппскопа к другому. От того, что суд будет производиться по началам независимости от епархиального архиерея, последний отнюдь ничего не утратит из своей административной и архипастырской власти; он, а не кто-либо другой, будет управлять подчиненною ему епархиею, поставлять клириков, разбирать дела, относящиеся до внутреннего благоустройства... Неуместны опасения на счет нарушения подчиненных отношений клириков к епископу, и начальственных еппскопа к клирикам; последние всецело останутся под властью своего епископа, так что они не в состоянии будут совершать что-либо без ведома и воли своего епископа. Не пострадают и отношения одного епископа к другому в том смысле, чтобы стеснились права и самостоятельность какой-либо епархии, и один епископ самовольно и не по праву стал вмешиваться в дела и пределы управления другого”. |
| За сим в самом послании к Великобританцам Восточные патриархи пишут: „по требованию вашему, мы теперь кратко ответствуем вам, что, прочитав внимательно ваше последнее писание, мы поняли смысл написанного и ничего более не имеем сказать на оное, кроме того, что мы сказали уже прежде, изложив свое мнение и учение нашей Восточной церкви; и теперь на все присланные вами к нам предложения мы говорим то же самое, то есть, что наши догматы и учение нашей Восточной церкви еще древле исследованы, правильно и благочестиво определены и утверждены Святыми и Вселенскими соборами: прибавлять к ним или отнимать от них что-либо не позволительно. Посему желающие согласоваться с нами в Божественных догматах Православной веры, должны с простотою, послушанием, без всякого исследования и любопытства, последовать и покориться всему, что определено и постановлено древним преданием отцев, и утверждено святыми и Вселенскими co борами, со времени Апостолов и их преемников, богоносных отцев нашей Церкви. Хотя достаточно и сих ответов на то, о чем вы пишете, впрочем, для более полного и непререкаемого удостоверения, вот мы посылаем вам, в пространнейшем виде, изложение Православной веры Восточной церкви нашей, принятое, по тщательном исследовании, на соборе давно бывшем (в 1672 году по Р. X.), именуемом Иерусалимским, каковое изложение и напечатано было в последствии на греческом и латинском языках в Париже в 1675 г., и может быть в то же время дошло и к вам, и у вас находится. Из него можете познать и несомненно уразуметь благочестивый и православный образ мыслей Восточной церкви: и если согласитесь с нами, удовлетворившись тем учением, которое мы изложили теперь: то будете во всем едино с нами, и никакого не будет между нами разделения. Что же касается до прочих обычаев и чиноположений церковных, до совершения священных обрядов литургии, то и сие, при совершившемся с Божиею помощью единении, можно будет легко и удобно исправить. Ибо из церковных исторических книг известно, что некоторые обычаи и чиноположения в различных местах и Церквах были и бывают изменяемы, но единство веры и единомыслие в догматах остаются неизменными. |
| Что духовно-окружные суды, напр., практически невозможны, – это ясно при самом первом обращении к действительности из области теории. Довольно ясно и то, что самое существо мысли об отделении суда от администрации в Церкви, взятое с практической стороны, должно быть признано несостоятельным. „Новейшее так называемое отделение суда от администрации, стремящееся совершенно разорвать эти две области, так крепко одна с другою сросшиеся (хотя на первый взгляд и представляет некоторые практические выгоды), без сомнения служит одною из причин новейшего, доходящего до безобразия, смешения простейших юридических понятий в области публичного права. Поэтому мы имеем все основания никогда не допускать этого учреждения в область церковного права». Эти слова сказаны западным ученым в 1856 году (Molitor – Gerichtsverfahren gegen Kleriker) и дают нам добрый урок. Если таковы плоды этого принципа на западе, то на каком основании других плодов будем ожидать от этого принципа мы? А если так, то мы решительно не должны принимать этого принципа в наше церковное право, даже в виду одних чисто практических соображений, не говоря об основаниях канонических. Вопрос о предметах церковного суда занимал главным образом светскую литературу. Вопрос об отделении суда от администрации в духовном ведомстве был преимущественно разработан в духовной литературе; светская же литература служила только отголоском духовной. Разрешение вопроса в положительном смысле, т. е. с отделением суда от администрации в духовном ведомстве, служило темою пространных полемических и положительных рассуждений в журналах: „Православное обозрение» и „Христианское чтение» и в светских газетах: „Голос», „Биржевые ведомости» и „С. Петербургские ведомости». Противоположный взгляд раскрываем был с подробностью в тех же духовных журналах и теми же писателями, а именно в „Православном Обозрении» 1870, май, июнь, сентябрь, ноябрь, декабрь; в „Христианском чтении» 1870, сентябрь, октябрь; 1871, август. Кроме сего тот же взгляд, т. е. с разрешением вопроса об отделении суда от администрации в отрицательном смысле, был раскрываем в „Прибавлениях к Твор. Св. отцев” 1871 кн. 2 и 4, в „Московских епархиальных ведомостях» 1872, март, и из светских газет в „Современных известиях» 1872, 5, 6 и др., и в „Русском мире» 1872 г., май, июль, август, ноябрь, декабрь. Читать далее Источник: Предполагаемая реформа церковного суда/[От издателя: Н. Елагин]. - 2-е изд., доп. Вып. 1. - Санкт-Петербург : тип. Ф.С. Сущинского, 1874 (обл. 1873). - VIII, 458, III с. (Авт. в кн. не указан; установлен по ст. П. Щукина " О выборном начале в церкви " , напеч. в журн. " Рус. старина " . 1906, февр. С. 382). Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| Указания к проведению сих граничных линий можно находить в самом существе дел и отчасти в „Судебных уставах” 1864 г., в „Уложении о наказаниях”, в решениях „Кассационных департаментов Сената”. В „Судебных уставах” 1864 г. находятся четыре статьи, содержащие указание общих начал, на которых должно быть основано проведение граничной черты, разделяющей уголовную подсудность от церковной. Это – 1001, 1002, 1003 и 1004 ст. „Устава уголовного судопроизводства”. В первой из указанных статей (1001) говорится: «подлежащие ведомству светского суда преступления против веры и другие соединенные с нарушением церковных правил, подчиняются судебному преследованию на общем основании, с изъятиями в настоящей главе определенными». Во второй (1002): «Дела о преступлениях и проступках, за которые в законах уголовных полагается лишь церковное покаяние, или отсылка виновного к духовному суду, подлежат исключительно сему суду». В третьей (1003): «Дела о преступлениях и проступках, за которые в законах уголовных определено, сверх церковного покаяния, еще другое наказание, решатся уголовным судом, приговор коего сообщается духовному начальству, для предания осужденного церковному покаянию». В четвертой (1004): «В делах об отступлении от веры и постановлений Церкви, обвиняемые подлежат уголовному суду лишь за такие действия, которые по уголовным законам подвергают или какому-либо наказанию, или ограничению в пользовании правами состояния». Из точного разума сих статей, и из того места, какое они занимают в Уставе, где они поставлены в главе о судопроизводстве по преступлениям против веры и по другим, соединенным с нарушением церковных правил, вытекают следующие заключения: I. Кроме тех преступлений против веры и других соединенных с нарушением церковных правил, которые подлежат ведомству светского суда – могут быть другие преступления против веры и церковных правил, за которые виновные подвергаются разного рода церковным запрещениям и наказаниям, присуждаемым собственно на основании церковных правил, каковы напр.: лишение приобщения св. Тайн, лишение всякого общения Церкви, осуждение на всегдашнее безбрачие и др. |
| Запрещение священнослужения без отрешения от должности, но с возложением дух. наказания до 3 месяцев Удаление от должности до 6-ти месяцев Запрещение священнослужения свыше 3 месяцев В епарх. пресвитерском суде В духовно-окружном суде Удаление от должности свыше 6 месяцев Отрешение от должности с низведением в причетники В епархиальном пресвитерском суде с присяжными из духовенства В окружном суде собора епископов и пресвитеров Лишение сана с оставлением в дух. ведомстве на низших должностях Лишение сана с исключением из духовного ведомства Г. Соколов свой суд устрояет также исключительно для духовных лиц, а о церковном суде над мирянами совсем не упоминает. Должно заключить из этого, что и он ныне принадлежащее архиерею право суда над лицами светскими передает светскому суду. Убоятся ли, наконец, Бога г. Соколов и редакция „Правосл. обозрения” (1873 январь) и перестанут ли уверять, что ни они, и никто не предполагает „отнять» у епархиального архиерея судебную власть? Сущность теории, на которой г. Соколов хочет утвердить свой план, формулирована им следующим образом: „в духовном ведомстве к разделению суда и администрации не существует никаких догматических препятствий, и смешение в лице архиерея различных видов власти не только не есть догмат, или основное каноническое правило, но именно принадлежит к той области церковных порядков и идей, которые развивались под влиянием внешней государственной стихии и подлежат общему для всего живущего закону усовершенствования и законного изменения путем церковно-законодательной власти” („Правосл. обозр.” март 1871, 339, 340). В вознаграждение епарх. архиерея за отнимаемую у него судебную власть снисходительный раздаятель „предоставляет высшей епархиальной власти все те права и обязанности, которые по судебным уставам входят в круг деятельности прокурорского надзора” (344). Таким образом по этой теории епарх. архиерей превращается из судьи в прокурора; за судебную власть, в вознаграждение, подносится ему прокурорская. Сущность аргументации, употребленной в первый раз для доказательства мысли о возможности „отнять” (стр. 335 строк. 8 снизу) у епископа судебную власть, сосредоточена была в двух главных положениях: I) в Слове Божием нет ничего о совмещении в лице епархиального архиерея властей правительственной и судебной (стр. 334); II) Апостольские и соборные правила, непрерывная церковная практика, узаконяют совмещение в одном лице епарх. архиерея власти судебной и административной (стр. 334): но сия не столько церковно-каноническая, сколько византийско-римская идея о нераздельности властвования не должна иметь для нашего времени значения неизменного догмата (стр. 338). |
|
|
