| Esta disciplina se fue consolidando con el tiempo, como es natural, a medida que se quiso justamente dar mayor relieve a la lectura del evangelio, encomendándola al ministro más calificado después del celebrante. En Oriente, tanto en Jerusalén como en Constantinopla, el obispo mismo era el que leía el evangelio; en Alejandría, el arcediano, y en otras partes, los sacerdotes o los diáconos. En África, en tiempo de San Agustín no se había aún establecido una regla fija. Ordinariamente, las lecturas se confiaban al lector, pero a veces también al diácono y al mismo obispo. Escribe, por ejemplo, el santo Doctor: Cum Lazarus diaconus recitasset (un pasaje de los Hechos) et episcopo codicem tradidisset, Augustinus episcopus dixit: Ei ego legere voló; plus ením me delectat huius verbi esse lectorem, qaam verbi mei disputatorem. En Roma no existió una norma fila antes de San Gregorio Magno, quien en el concilio del 595, quitando a los diáconos la ejecuciondel responsorio gradual, reservó para ellos el canto del evangelio y a los subdiáconos y minoristas confió las demás lecturas. El decreto gregoriano a propósito de los subdiáconos, poco a poco vino a hacer ley incluso fuera de Roma. A principies del siglo IX, Amalario se hace eco, si bien un poco a regañadientes, de esta práctica, muy difundida ya, pero oscilante en algunas partes, cuando escribe: Miror qua de re sumptus sit usus in ecclesia riostra (la galicana) ut sub diaconus frequentissime legal lectionem ad missam, cum hoc non reperiatur ex ministerio sibi dato in consecratione commissum, ñeque ex litteris canonicis, ñeque ex nomine suo. Y añade más adelante: Sed postquam siatutum est a paíribus nostris, ut diaconus legeret evangelium, statuerunt ut et subdiaconus legeret epistulam sive lectionem. En realidad, entre tanto, el subdiácono había crecido en importancia, lo cual no podía menos de tener sus consecuencias también en el campo litúrgico. Restos de la antigua disciplina los tenemos en la rúbrica del misal el día de Viernes Santo, cuando asigna la lectura de la profecía de Oseas a un lector, y en otra rúbrica que permite, siendo la misa cantada sin ministros, ut epistulam cantet Aliquis Lector in loco consueto. |
| La confirmación. A la recepción del bautismo seguía inmediatamente la consignatio del neófito, es decir, la confirmación, dada por el obispo con la imposición de la mano y la unción del crisma sobre la frente. De ella hablaremos ampliamente en la sección segunda. La misa y la comunión pascual . Terminadas las ceremonias postbautismales, la candida fila de los neófitos, al canto del salmo Introibo ad altare Dei, ad Deum qui laetificat iuventutem meam, abandonaba ordenadamente el baptisterio para dirigirse a la iglesia, donde había quedado la muchedumbre de los fieles respondiendo a las invocaciones de la letanía sugeridas por la schola. Colocados en el lugar asignado, todo estaba dispuesto para la solemne celebración de la misa, en la cual ellos participaban por primera vez, comenzando por la oratio fidetium, que iniciaba el sacrificio. Acogidos ya en la casa de la madre, vosotros – les decía Tertuliano – abrid, confiados, los brazos a la vista del Padre celestial: primas manus apud rnatrem (la Iglesia=Ecclesia mater) cum fratribus aperitis. El altar aparecía adornado como de fiesta; compositum lo llamaba San Ambrosio; dispuesto «para recibir las oblaciones de los fieles. En Milán, sin embargo, no se solía permitir a los neófitos, en gran parte todavía niños, hacer en los días de la octava de Pascua la ofrenda, como los otros, porque – declara el mismo santo Doctor – éstos no están suficientemente instruidos para comprender el significado: ne offerentis inscitia contaminet oblationis mysterium. En su lugar ofrecían sus padrinos, y sus nombres eran leídos por el diácono en los dípticos. Por lo demás, todo el formulario de la misa estaba lleno en aquel día del pensamiento de los neófitos y del profundo sentido de alegría, que hacía vibrar suavemente el corazón de cada uno y ponía en los labios del pontífice acentos de sublime lirismo. En esta misa, los neófitos recibían por primera vez la comunión eucarística. Era un sagrado deber observado en la Iglesia desde los tiempos apostólicos; San Justino nos da de ello testimonio, y después, todos los Santos Padres. No se exceptuaba a los niños aun de tierna edad; más aún, San Agustín y el papa Inocencio I la hacen condición indispensable de salvación. 2. La Confirmación |
| La función de los apóstoles se puede resumir en la predicación misionera del Evangelio, a la cual eran llamados no por propia elección, sino por una decisión de la autoridad legítima. Así hicieron les prophetae y los doctores de Antioquía con Pablo y Bernabé, los cuales, en efecto, missi a Spiritu sancto, abierunt... et praedicabant verbum Dei. Y ya que con les apóstoles auténticos se habían mezclado en seguida aventureros con el fin de actividades especulativas, la Didaché, como veremos, puso en guardia a las comunidades. Antes los había desenmascarado San Pablo, llamándoles pseudoapostoli... operarii subdoli, transfigurantes se in apostolos Christi. En cuanto a los profetas, parece que su oficio principal era el de hablar en las asambleas de los fieles: Prophetiae – escribe, en efecto, el Apóstol – in signum sunt fidelibus, non infidelibus. Movidos por una especie de inspiración lírica, que era la vibración del Espíritu Santo en su alma, se presentaban como intérpretes de la voluntad de Dios, a veces como anunciadores del porvenir, siempre excitadores ardientes de los fieles, para que la semilla del Evangelio se mantuviese viva en medio de ellos y fructificase vigorosa. Qui prophetat – continuaba San Pablo – hominibus loquitur ad aedificationem et exhortationem et consolationem... qui prophetat, Ecclesiam Dei aedifíat. Los profetas podían residir establemente en una determinada comunidad, como vemos en Antioquía, pero más frecuentemente formaban parte del cuerpo misionero ambulante . Los fieles los acogían en su seno, los veneraban como apóstoles y durante su estancia los proveían de todo lo necesario. No faltaban, sin embargo, falsos profetas. La Didaché menciona a los doctores en dos lugares, como formando un rango u orden especial en las comunidades. Están dedicados a la enseñanza de las verdades cristianas; son los loquentes verbum Dei, especialmente desde el punto de vista de la apologética contra el judaísmo, el gnosticismo y el paganismo. Por esto tienen derecho al respeto y consideración de los fieles y a su propio sustento. Sin embargo, a diferencia de los profetas, parece que podían poseer y estar siempre peregrinando de un lugar a otro, sin que tuviesen residencia fila en una determinada comunidad. Su autoridad debía ser grande, porque podían dar normas y prescripciones a los fieles. La amonestación de la Carta de Santiago: Nolite plures magistri bien, demuestra cuan deseado era el título de doctor, a propósito del cual dice Hermas expresamente que los que lo poseían habían recibido para ello el Espíritu Santo. |
| А. де Ноай и 95 французских епископов согласились подписать компромиссный документ, представлявший собой разъяснение положений буллы «Unigenitus», к-рый составил гос. секретарь Франции пресв. Гийом Дюбуа. 18 нояб. 1720 г. кард. Л. А. де Ноай выпустил пастырское послание о принятии буллы «Unigenitus», но оно не удовлетворило К., т. к. не содержало в себе положений о полном и безоговорочном послушании Папскому престолу. К. так и не удалось решить проблему янсенистского кризиса в католич. Церкви Франции, к-рый продолжился и после его смерти. К. провел один канонизационный процесс: 22 мая 1712 г. он причислил к лику святых Римско-католической Церкви папу Римского Пия V , театинца пресв. Андреа Авелино, капуцина Феликса из Канталиче и клариссу Катерину Болонскую. 8 мая 1716 г. был беатифицирован иезуит Франсуа Режи. 6 дек. 1708 г. папа установил празднование Непорочного зачатия Пресв. Девы Марии. 3 февр. 1720 г. по просьбе Дж. Ф. Э. Стюарта (папа признавал его законным англ. королем) К. объявил архиеп. Ансельма Кентерберийского Учителем Римско-католической Церкви (см. Doctor Ecclesiae ). Уделяя внимание вопросам нравственности католич. духовенства, папа запретил клирикам участвовать в театральных представлениях и носить парики во время богослужения, а 1 февр. 1710 г. предписал всем клирикам, а также кандидатам на рукоположение совершать раз в год недельные реколекции в соответствии с предписаниями «Духовных упражнений» Игнатия Лойолы или практики Венсана де Поля . Для активизации катехизаторской деятельности 26 июля 1701 г. папа рекомендовал читать за богослужениями в воскресные и праздничные дни главы Катехизиса католич. св. кард. Роберта Беллармина ; 13 сент. 1713 г. К. сделал обязательным наличие справки о прохождении катехизации для конфирмации , рукоположения, вступления в монашеские ордены или конгрегации, вступления в брак. К. провел 15 консисторий, возвел в достоинство кардинала 70 чел., в т. ч. Лоренцо Корсини (буд. папа Римский Климент XII ) и Микеланджело деи Конти (буд. папа Римский Иннокентий XIII ), обновив т. о. почти полностью состав коллегии кардиналов. В благодарность португ. кор. Жуану V за борьбу против турок 1 марта 1710 г. буллой «Apostolatus ministerio» К. пожаловал особые привилегии часовне королевского дворца в Лиссабоне; 7 нояб. 1716 г. буллой «In Supremo Apostolatus» ей был присвоен статус кафедрального собора, с выделением из состава Лиссабонского архиепископства в отдельный диоцез, при этом новая церковная структура получила статус патриархата. Лиссабон оказался разделенным на 2 части: архиепископ Лиссабона сохранял юрисдикцию над вост. частью города, а Лиссабонский патриарх - над королевским дворцом и зап. частью португ. столицы (13 дек. 1740 объединены в единый диоцез со статусом патриархата). Католические миссии |
| к Тимофею читаем: „пока не приду, занимайся чтением ( νγνωσις), наставлением, учением ( διδασκαλα)“ (4:13), а также мы знаем, что даже во времена Киприана не принадлежащее к клиру lectores doctorum audientium находились в связи с presbyteri-doctores, наконец знаем, что чтецы получали часть „в честь пророков“, но все-таки не встречалось прямого известия, что чтец мог быть в то же время толкователем Писания и учителем в храме. Обратный случай, когда проповедник и учитель был в то же время и чтецом, конечно не нуждается в доказательствах. Что поучающие в храме сами читали те тексты, которые они объясняли, – не подлежит сомнению. В этом смысле каждый doctor был также и чтецом. Но обратного явления, что чтец был и проповедником, не было в обычае. Следовательно требование учительности, заявляемое в «Церковных канонах» в отношении к чтецу, поразительно, оно не соответствует обычаю. Вероятно, такое явление было временным. Когда прекратили свое бытие «пророки» и «учители» (харизматическая характера), чтец на некоторое время в истории занял это место. Из того, что сейчас сказано, не следует однако же выводить заключения, что нельзя найти ни одной параллели к требованию «Церковных канонов» об учительстве чтеца. Такие параллели могут быть указаны. Их находим в двух древнейших памятниках; таких параллелей две – одна содержится в Апокалипсисе, другая в так называемом втором послании Климента. Первая показывает нам, какое положение имел чтец уже в конце 1-го века; вторая знакомит нас с проповедью, произнесенною чтецом. Апокалипсис Иоанна, как известно, начинается кратким указанием на содержание и происхождение этой книги, а затем (стих 3) говорится: «блажен читающий и слушающий слова пророчества». Это различение чтеца от слушателей было бы пустым педантизмом, если бы в то время чтец не занимал особенного и выдающегося положения. Стих этот весьма поучителен, ибо он свидетельствует о древности и первоначальном значении чтеца. Уже около 100 года существовали чтецы, и церковный общины – по отношению к научению – делились на чтецов и слушателей. |
| Несомненность достаточных средств обеспечивала доступность сокровищ эллинского гения, а сами миссионерские потребности побуждали к точному осведомлению в интересах успешности и плодотворности. Думается, что не без оснований в самоличных показаниях греко-римской культуры св. Павел, бывший doctor gentium et magister Ecclesiase, заявлял, что в премудрости Божией не разуме мир (своей) премудростью Бога ( 1Кор. 1:21 ). Глава вторая. Св. Апостол Павел и греко-римская образованность Св. Апостол Павел и греко-римская образованность. – Отношения эллинского благовестника к стоицизму, в общем, и в частностях. – Св. Апостол Павел и философ Санека. – Соприкосновения первого с философско – юридическими концепциями и частные аналогии (Сократ, Платон, Аристотель и Гераклит). – Языческие мистерии греко-римского мира и христианские таинства св. Апостола Павла. – Догадки о влияниях юридических понятий и норм в апостольское благовестие с детальным разбором примеров ( Гaл. III, 15 сл. IV, 1 сл. III, 7. Puм. II – IX. VI, 16 – 23 . Гaл. IV, 5 – 7 и Puм. VIII, 14 – 16 . Tum. III. 5 – 7 и 1Nemp. III, 21 . Puм. VIII, 23 . 1Kop. V, 1 . Puм. XIII, 1 – 7 . Гaл. III, 10 ). – Общее заключение о божественной самобытности «Евангелия» св. Апостола Павла по существу. Св. Апостол Павел желал «быть всем для всех, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых» 1Кор. 9:22 ). В отношении к эллинизму мы видели у него соответствующую подготовку, дававшую удобства для привлечения греческих стихий. По этому предмету утверждается, что прямое влияние таковых должно быть ограничиваемо, дабы не усвоять ему концепций, переходивших непосредственно из языка, чрез который с неизбежностью проникали сами понятия. Значит, по степени языкового развития мы обязаны судить и о размерах эллинского воздействия. Этим путем объективно решится, возможно ли было для последнего вторжение в сам строй апостольской идеи, когда он с новым материалом получил и иной характер, то преобразуясь в своем существе, то теряя доминирующую роль и соподчиняясь другим воздействиям. |
| никогда не был канонизирован Церковью. В VIII-IX вв. была составлена легенда о том, что К. претерпел мученическую кончину вместе с некими Сенатором , Виатором и их матерью Доминатой (см.: ActaSS. Sept. 4. P. 349-350) в правление имп. Антонина Пия (138-161), что является анахронизмом (см.: Momigliano. 1960. P. 193). Вместе с тем нек-рые позднейшие зап. церковные писатели причисляли К. к «блаженным» (beatus) и «учителям Церкви» (doctor Ecclesiae; см.: Beda. In Esdram et Nehemiam Prophetas allegorica Expositio. II 7//PL. 91. Col. 849C; Alcuin. Contra Felicem Urgellitanum. V 9//PL. 101. Col. 197A; Idem. Poema de pontificibus et sanctis Ecclesiae Eboracensis. Versus 1545//PL. 101. Col. 843C). О существовании какого-то местного почитания К. на его родине может свидетельствовать и обнаруженная в 1952 г. на саркофаге из ц. Сан-Мартино-ди-Копанелло близ Скуиллаче надпись на греч. языке, в к-рой к некогда покоившемуся там К. обращаются как к святому и заступнику ( O " Donnell. 1979. P. 197, 238; текст см.: Jacopi G. Sarcofago (forse di Cassiodoro?) con iscrizioni graffite scoperto a S. Martino di Copanello, sul Golfo di Squillace//Πεπραγμνα το Β διεθνος βυζαντινολογικο συνεδρου. Αθναι, 1955. Τ. 1. Σ. 204). Сочинения К. оставил большое лит. наследие, включающее сочинения по риторике, истории, политике, 7 «свободным искусствам», философии и богословию. Хотя большинство сочинений К. не отличаются оригинальностью и представляют собой компиляции, но, основанные на блестящем знании античного и христ. наследия, они способствовали сохранению лучших достижений греко-рим. культуры и образованности после падения Зап. Римской империи. Сочинения К. наряду с трудами блж. Августина Аврелия , Боэция, Исидора Севильского и прп. Беды Достопочтенного заложили основы всей средневек. системы образования на Западе и оставались образцом классического стиля вплоть до эпохи Возрождения. Подробные сведения о лит. деятельности К. содержатся в его собственных сочинениях. Мы имеем 2 неполных списка трудов К.: один в предисловии к соч. |
| Но связь Грацианова Декрета с римским правом была не только формальная, а и материальная. В его компиляции содержится громадная масса выписок из источников римского гражданского права, как действующего и в церковной сфере. Объясняется это тем, что во все продолжение средних веков римская церковь в своих мирских делах исключительно руководилась римским правом, т. е. по нему определяла свои чисто юридические отношения во всех новых германских государствах, возникших на развалинах западной римской империи. Отсюда общее положение тогдашнего публичного права: Ecclesia jure romano vivit. Этого мало: сознавая высокие преимущества римского права сравнительно с грубыми юридическими воззрениями и обычаями германских народов, церковь на западе усиленно стремилась к тому, чтобы провести римское право и в жизнь этих народов, обращенных ею в христианство . В известной мере она и достигла этого в эпоху полного развития созданной ею священной римской империи, когда римское право в сознании народов, входивших в состав этой империи, получило значение всеобщего гражданского права. Но, как уже выше замечено, это новое римское право во многих отношениях было не то, какое содержалось в Юстиниановой кодификации. Оно существенно изменилось и преобразовалось под влиянием германских юридических воззрений и обычаев, благодаря главным образом тому, что эти воззрения и обычаи были усвоены и церковью. Таким образом, для догматической конструкции многих институтов этого нового римского права требовалось знакомство и с каноническим нравом. Вот причина, почему Декрет Грациана, вскоре после его издания, был принят болонской юридической школой и сделался здесь предметом таких же ученых работ, kak u Corpus juris civilis. Юристы, с одинаковым успехом изучавшие и то и другое право, стали получать титулы doctor juris utriusque. Научная разработка церковного права по Декрету Грациана и позднейшим сборникам источников церковного права, по папским декреталам, получившим вместе с Декретом название Corpus juris canonici, совершалась точно так же, как и разработка римского права, именно на полях или между строками рукописей, содержащих в себе текст источников, писались объяснительные замечания (глоссы) к отдельным их местам. |
| Первоначальные введения о перикопах можете почерпнуть в сочинении: Sviceri Thésaurus Ecclesiasticus, 1682, под словом: Περικοπ, а более подробные найдете в книге Герикэ, Введение Новозаветные книги Свящ. Писания, перев. с немецкого под ред. архим. Михаила (инспектора Моск. Д. академии), М. 1869 г. ч. 2, стр. 331 и сл. Но для Вас в настоящем положении, вероятно, скорее можно иметь под руками подлинник, чем перевод. Подлинное же сочинение озаглавливается так: «Neutestamentliche Isagogik von Henrich Ernst Ferdinand Guericke, Doctor und Professor der Theologie. Dritte umgearbeitete Autlage. Leipzig, 1868». Вот мой посильный ответ на ваш вопрос. Удовлетворит ли он Вас? Не откажусь отвечать Вам и на дальнейшие подобные вопросы, какие у Вас имеются в запасе. Но в свою очередь извольте-ка и Вы дать мне ответы на следующие вопросы: 1) при какой церкви Вы занимаете должность и с каким вознаграждением; 2) в чем заключаются ваши обязанности; 3) чем занимаетесь в свободные от службы часы; 4) имеете ли возможность и удобство заниматься ученостью и литературой 5) кто у вас настоятель и в каких с ним находитесь отношениях; 6) есть-ли в Штуттгарте русское общество и знакомы ли Вы с кем-нибудь; наконец 7) какова ваша, резиденция в топографическом историческом и археологическом отношениях? Мир и Божие Вам благословение от любящего Вас»… В тот же день т. е. 23-го числа, писал я в Москву Генерал-Губернатору князю Вл. Андр. Долгорукову: «Долгом поставляю принести Вашему сиятельству искреннейшую сердечную благодарность за честь и утешение, какое Вы доставили мне вашим посещением. Минуты, проведенные в беседе с Вашим Сительством в моем пустынном доме, оставили надолго в моей душе самое отрадное впечатление. Позвольте при сем представить Вашему Сиятельству несколько экземпляров вновь изданной мною брошюры о священном Короновании в Бозе почившего Государя Императора Александра Николаевича. От всего сердца молю Верховного Царя царей и Господа сил, чтобы Он даровал Вам силы и крепость благоуспешно предуготовить все благопотребное к предстоящему великому торжеству священнейшего Коронования возлюбленного Монарха нашего, дабы затем могли Вы вкупе с первопрестольною Столицею возрадоваться велиею радостью о Боговенчанном и Святопомазанном Царе нашем. |
| По всем его произведениям разбросаны, как прекрасные перлы, моральные максимы и красноречивые призывы пренебрегать миром и вести благочестивый образ жизни 2142 . 4 . Послания Иеронима, со всеми их недостатками, необычайно назидательны и интересны. По легкости слога и элегантности высказываний они не уступают посланиям Цицерона. Валларси впервые разместил их в хронологическом порядке в первом томе своего издания, так что прежняя их нумерация (даже нумерация из бенедиктинского издания) устарела. Он насчитывает их всего сто пятьдесят (но включает сюда и несколько посланий его современников, таких как Епифаний, Феофил Александрийский, Августин, Дамас, Паммахий и Руфин; некоторые из них обращены непосредственно к Иерониму, в некоторых рассматриваются проблемы, которыми он интересовался). Они адресованы друзьям, таким как Римский епископ Дамас, сенатор Паммахий, епископ Павлин из Нолы, Феофил Александрийский, Евангел, Руфин, Елиодор, Рипарий, Непотиан, Океан, Авит, Рустик, Гауденций и Августин, а некоторые – выдающимся аскеткам и девам, таким как Павла, Евстохия, Марцелла, Фурия, Фабиола и Димитрия. Почти во всех них рассматриваются проблемы философии и практической религии, волновавшие весь христианский мир; они точно отражают добродетели и недостатки, а также замечательные контрасты в характере самого Иеронима и его эпохи. Ортодокс в богословии и христологии, полупелагианин в антропологии, романист в учении о церкви и предании, антихилиаст в эсхатологии, законник и аскет в этике, яростный борец против всех ересей, фанатический апологет монашеских крайностей – таким был Иероним, которого почитали в католическое средневековье как святого покровителя христианства и церковной учености, следующий после Августина maximus doctor ecclesiae; но его полная энтузиазма любовь к Священному Писанию, его внимание к языкам оригинала, его классический перевод Библии и многочисленные экзегетические заслуги сыграли на руку Реформации, и, как ученый и автор, он по–прежнему первый, а как богослов, по влиянию, – по–прежнему второй (после Августина) среди латинских отцов церкви; в том же, что касается морального характера, он явно уступает многим другим, таким как Иларий, Амвросий и Лев I, и даже по стандартам римского аскетизма он только в очень ограниченном смысле может считаться святым 2143 . |
|
|
