| Область исследовательских интересов: Православное Возрождение XIV-nepboй половины XV вв. – как историко-культурный феномен (Византия. Балканы. Московская Русь). Повышала квалификацию в 1993 году, находясь на учебе в Праге в Центральном Европейском Университете, прослушав курс лекций на английском языке по истории, теории и истории искусства, и архитектуры ведущих историков искусства и архитектуры зарубежья, и философов: «HISTORY AND PHILOSOPHY OF ART AND ARCHITECTURE IN CENTRAL EUROPE» (имеет ряд статей, посвященных чешскому искусству 14-15 веков). Имеет рекомендации зарубежных ученых из Университета в Праге. Работая в музее, Наталья Александровна создала огромный цикл научных тем по мировой культуре и искусству, разработала и осуществила программы по культуре Византии и Древней Руси. АВТОРСКИЕ ПРОГРАММЫ: 1.ИСТОРИЧЕСКАЯ РОЛЬ ВИЗАНТИИ И ЕЕ МЕСТО ВО ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ: I.BOЗHUKHOBEHUE И ПЕРВЫЙ РАСЦВЕТ ВИЗАНТИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ (V-VI вв. ) 2.ОТ ФАЮМА ДО КОНСТАНТИНОПОЛЯ (ЕГИПЕТСКИЕ ТРАДИЦИИ В ВИЗАНТИЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ) 3.НОВЫЙ РАСЦВЕТ ВИЗАНТИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ В 11-12 вв. 4.ОТ АНТИЧНОСТИ К СРЕДНЕВЕКОВЬЮ 5.ВИЗАНТИЯ И ДРЕВНЯЯ РУСЬ 6.КУЛЬТУРНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ ВИЗАНТИИ В 14-15 вв 7.ВИЗАНТИЯ И РОССИЯ в 14-15 вв 8.ВИЗАНТИЯ И КАВКАЗ В СРЕДНИЕ ВЕКА 9.КУЛЬТУРНЫЕ СВЯЗИ ВИЗАНТИИ И ИТАЛИИ В 6-14вв. 10 ВИЗАНТИЙСКОЕ ВЛИЯНИЕ В ИТАЛЬЯНСКОЙ ЖИВОПИСИ 13-15вв 2. «ИКОНА-ОКНО В ВЕЧНОСТЬ» 1.ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ИКОНЫ 2.СМЫСЛ И СОДЕРЖАНИЕ ИКОНЫ. ИКОНЫ В ВИЗАНТИИ 12-13 вв. 3.ИКОНОПОЧИТАНИЕ В ВИЗАНТИИ 14 в. 4.РУССКАЯ ИКОНА 14-15 вв. 5.ИКОНА В МОСКОВСКОМ ЦАРСТВЕ 3. «ИКОНА И КАРТИНА» 1.ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИКОНЫ 2. ЧТО ТАКОЕ КАРТИНА. 3.ОТ ИКОНЫ К КАРТИНЕ 4. ИКОНА ИЛИ КАРТИНА? 5.ВИЗАНТИЙСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ЕВРОПЕЙСКОЙ ЖИВОПИСИ Статьи в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендуемых ВАК Минобрнауки РФ: 1. Ложкина Н.А. Роль основателя Троице-Сергиева монастыря Сергия Радонежского как духовного посредника в диалоге культур Древней Руси и Византии/Н.А. Ложкина//Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. — 2007. — 14. — С. 104–107. — (0,45 п.л.). |
| В 1392 г., видимо, именно 1-й голутвинский игум. Григорий был хиротонисан во епископа Коломенского (до 1405) св. митр. Киприаном . Согласно реконструированному тексту московской митрополичьей Троицкой летописи нач. XV в., Григорий в 1392 г. имел чин архимандрита ( Приселков М. Д. Троицкая летопись. 1950. С. 440). Не исключено, что уже при основании обитель получила статус Коломенской архимандритии, существовавшей по меньшей мере с 1379 г. ( Мазуров. 2001. С. 197; ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 129), т. е. настоятель К. С.-Г. м. считался главой всего монашества Коломны, в его ведении находились 4 коломенских мон-ря. Перенесена архимандрития была, несомненно, по воле вел. князя, вероятно, из Спасского мон-ря ( Мазуров. 2001. С. 243-244; ср., однако, т. зр., согласно к-рой в К. С.-Г. м. архимандритии никогда не было: Давиденко Д. Г. Монастыри-архимандритии в городах Сев.-Вост. и Сев.-Зап. Руси в XIV-XV вв.//Средневек. Русь. М., 2012. Вып. 10. С. 292-295). К 80-м гг. XV в. мон-рь теряет значение архимандритии; в качестве архимандрита коломенского в записях коломенской рукописи Пролога 1481 г. (РНБ. F. I. 311. Л. 290, 563) упоминается настоятель Спасского мон-ря Иннокентий, а в приписке 1473-1480 гг. в пергаменной «Лествице» Иоанна Синайского 1422 г. (РНБ. Погод. 73. Л. 1-3) - голутвинский игумен (не архимандрит) Кассиан (Касьян) ( Мазуров. 2001. С. 392, 396). В кон. XIV - нач. XV в. на великокняжеские средства в К. С.-Г. м. был построен белокаменный Богоявленский собор, «церковь каменная в лепоту зрети всем» ( Клосс. 1998. С. 412; Альтшуллер. 1977. С. 161-167); в юж. части его алтаря в 1405 г. был погребен еп. Григорий (место захоронения выявлено и обследовано при раскопках в 1969-1970). В 40-50-х гг. XV в. (принимая датировку Клосса - ок. 1442) Пахомий Логофет писал о процветании монастыря, в котором «множество братии чюдным изрядным житием... обитель славна в обилье мнозе» ( Клосс. 1998. С. 412). Постепенно К. С.-Г. м. получил земельные владения. Первое свидетельство относится, вероятно, к 1425 г., когда вдова сына боярского Толмача Феодосья дала вкладом с. |
| Фонды МСПЦ составляют иконы, церковное шитье, богослужебная утварь, рукописные и печатные богослужебные книги, портреты, графика, награды, архивные документы и др. Большинство предметов были получены во время экспедиций Мирковича и Груича после второй мировой войны, из ризниц мон-рей Фрушка-Горы и подарены орг-циями и частными лицами. Среди дарителей выделяются об-во «Караджордже», Сербская церковная община в Стамбуле, Сербский патриарх Герман (Джорич) , еп. Браничевский Хризостом (Войинович) , еп. Шумадийский Савва (Вукович) , проф. Д. Кашич , худож. П. Йованович, скульптор Дж. Йованович, архит. А. Дероко, академик М. Костич и др. Особую ценность представляет коллекция Груича, к-рая по своему объему и значимости может составить самостоятельный музей. По количеству и ценности экспонатов МСПЦ занимает 2-е место после ризницы и б-ки афонского мон-ря Хиландар . Иконы представлены образами XV-XIX вв., в т. ч. серб. художников А. Раичевича, Н. Нешковича, Д. Бачевича, С. Тенецки, Г. Давидовича-Опшича, Т. Димитриевича-Крачуна, Т. Чешляра, О. Мркоевича, К. Дамьяновича, Г. Чалмански, Х. и Ж. Петровичей, А. Свиленгачина, И. Димитриевича, Г. Бакаловича, Ш. Боцарича, А. Теодоровича, П. Йовановича, У. Предича, Б. Вукановича, М. Милуновича и Й. Биелича. Также в музее хранятся 50 рус. икон преимущественно 2-й пол. XVIII в. и неск. греч. икон XVIII-XIX вв., находившихся ранее в серб. часовне свт. Саввы Сербского в К-поле. Из богослужебной утвари выделяются монументальное распятие с предстоящими Пресв. Богородицей и ап. Иоанном Богословом кон. XVII в., к-рое до начала второй мировой войны было частью иконостаса в храме мон-ря Велика-Ремета (см. Ремета ), и царские врата 1-й пол. XVII в. из мон-ря Язак . Самым ранним датированным металлическим предметом, кроме раннехрист. крестов и визант. печатей, является рельеф «Бегство Св. Семейства в Египет» нем. мастера XII-XIII вв. В МСПЦ хранится чаша для причастия, подаренная в 1558 г. рус. царем Иоанном IV Васильевичем Грозным мон-рю Милешева , а также многочисленные киоты, рипиды, пятихлебницы, кадильницы и оклады рукописных и печатных богослужебных книг. Выделяется коллекция металлических вотивных предметов XVIII и XIX вв. (фигурок человека или отдельных частей тела), вложенных в храмы в благодарность за исцеления; панагий и энколпионов XV-XVIII вв., резных деревянных крестов в серебряных окладах, украшенных драгоценными камнями и эмалью. К предметам церковного шитья исключительной ценности относятся плащаница кор. Милутина (кон. XIII - нач. XIV в.), одеяние кн. Лазаря , митра Катарины Кантакузины Бранкович и покров мон. Евфимии с текстом «Похвалы кн. Лазарю». |
| В 1917-1923 гг. В. являлся профессором Московского ун-та, в 1918-1920 гг. также главным инспектором и членом коллегии Центр. гос. архива. В 1923-1929 гг. и с 1936 г. до конца жизни ученый работал в Ин-те истории АН СССР, в 1930-1936 гг.- в Историко-археографическом ин-те АН. С 1938 г. являлся также профессором Московского историко-архивного ин-та при Главном управлении НКВД СССР, в 1943-1949 гг. работал в ин-те консультантом. 31 янв. 1929 г. В. стал членом-корреспондентом АН, 15 окт. 1934 г. ему была присуждена степень д-ра исторических наук, 30 нояб. 1946 г. избран академиком. Начиная с сер. 20-х гг. одним из важнейших направлений научной деятельности В. стало изучение эволюции вотчины и поместья в Московском гос-ве (этой теме посвящена монография В. «К вопросу о происхождении вотчинного режима (М., 1926)), а также землевладения Русской Церкви, преимущественно в XIV - нач. XVII в. Поводом для занятий данными темами послужило обследование, проведенное В. в составе группы историков (совместно с А. И. Яковлевым и Л. В. Черепниным ) архива Троице-Сергиевой лавры . Первым итогом работы стала публикация Центрархивом «Памятников социально-экономической истории Московского государства XIV-XVII вв.» (М., 1929), в к-рую были включены жалованные и указные грамоты Троице-Сергиеву мон-рю в XV в. и его свозные и дозорные книги 10-х гг. XVII в. Незадолго до своей смерти В. начал систематическое комментированное издание всех актов из архива Троице-Сергиева мон-ря начиная с 90-х гг. XIV в. (Акты соц.-эконом. истории Сев.-Вост. Руси кон. XIV - нач. XVI в. Т. 1: Акты из архива Троице-Сергиева мон-ря кон. XIV - нач. XVI в. М., 1952). В наст. время издание документов доведено до 1526 г. (Акты Рус. гос-ва, 1505-1526 гг. М., 1975; Вкладная книга Троице-Сергиева мон-ря 1673 г. М., 1987; последнее издание выполнено по копии, снятой ученым). История церковного землевладения стала главной темой трудов В. в 40-х гг.- ст. «Монастырское землевладение в Московской Руси во 2-й пол. XVI в.» (ИЗ. 1941. |
| К группе традиции «византийской литургической периферии» относится и древнерусская традиция до конца XIV в. 5 В этот период истории развития русского богослужения на Руси использовался Студийский Типикон в редакции Константинопольского патриарха Алексия Студита 6 , но многие чинопоследования имели те или иные особенности, не отражённые в классических константинопольских источниках. Целый ряд особенностей присутствовал в том числе в чинах Божественных литургии св. Василия Великого и Иоанна Златоуста 7 и Преждеосвященных Даров 8 . На рубеже XIV–XV в. Студийско-Алексиевский устав и старые редакции древнерусских богослужебных книг были вытеснены Иерусалимским уставом и новыми редакциями книг, появившимися на Руси в ходе так называемого второго южнославянского влияния; в частности, чины литургии были приведены в соответствие константинопольским образцам того времени, а основным документом, регламентирующим все детали совершения полной литургии, стал «Устав Божественной литургии» (Διταξις τς Θεας λειτουργας) патриарха Константинопольского Филофея (Коккина). Тем не менее в течение XV–XVI вв. некоторые из особенностей древнерусских литургийных формуляров старше XIV в. так или иначе сумели вернуться в русские рукописи (и затем первопечатные издания) Служебника послефилофеевской эпохи. Только в середине – второй половине XVII в. в ходе богослужебной справы того времени 9 эти особенности были окончательно исключены из русских литургических книг; старообрядческие и единоверческие издания сохраняют лишь малую их часть. 2. Комплексы молитв во время причащения священнослужителей в древнерусских Служебниках XIII–XIV в. Среди особых текстов дофилофеевских русских Служебников – целый ряд молитвословий, предназначенных для чтения священнослужителями во время причащения; в древнейших русских Служебниках эти молитвословия уже составляют устойчивую часть литургийных формуляров. По полному корпусу выявленных к настоящему времени дофилофеевских древнерусских Служебников 10 известны 14 молитв при причащении священнослужителей (включая тропарь Вечери твои таини и исключая краткие формулы, не являющиеся молитвами 11 ). Вопреки ожиданиям, большинство их отсутствует в том списке из 28 аналогичных молитвословий, который приведён в упомянутой выше статье Р. Тафта. Среди этих 14 молитв 5 известны по единичным рукописям 12 и поэтому не могут претендовать на то, чтобы считаться отражением стабильной богослужебной традиции. Оставшиеся 9 молитв имеют следующие инципиты (большинство из них в рукописях может несколько варьироваться): |
| дис. в 1980), изучение сир. христ. лит-ры (От берегов Босфора до берегов Евфрата. М., 1987). А. также обращался к проблемам истории христ. мысли (статьи в 4-м и 5-м томах Философской энциклопедии), нем. «культурфилософии» XX в. (работы об О. Шпенглере, К. Г. Юнге и др.), рус. и европ. лит-ры XVIII-XX вв. (работы о Г. Р. Державине, В. А. Жуковском, К. Брентано, Вяч. И. Иванове, Г. К. Честертоне, О. Э. Мандельштаме, Н. Закс и др.), разрабатывал теоретические проблемы риторики как структурного принципа лит. творчества в русле «дедуктивного рационализма» от софистов до раннего Нового времени. А. принадлежат многочисленные переводы: с древнеевр. (Книга Иова, псалмы), с сир. (прп. Ефрем Сирин и др.), с древнегреч. (Каллимах, Плутарх, прп. Иоанн Дамаскин, прп. Феодор Студит, Кассия и др., изд.: Памятники византийской литературы IV-IX веков. М., 1968; Памятники византийской литературы IX-XIV веков. М., 1969), с лат. (средневек. религ. поэты и схоласты, изд.: Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков. М., 1970; Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков. М., 1972), с франц. (А. Шенье, П. Клодель), а также с нем. (И. В. Гёте, Ф. Гёльдерлин, Г. Тракль, Г. Гессе) языка. Соч.: Византийская литература IV-VII вв.//История Византии. Т. 1. М., 1967. С. 409-434; Византийская литература VIII-XI вв.//Там же. Т. 2. 1967. С. 87-91 (совм. с А. Я. Сыркиным); Византийская литература XIV-XV вв.//Там же. 1967. Т. 3. С. 257-273; Плутарх и античная биография: К вопросу о месте классика жанра в истории жанра. М., 1973; Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья//Античность и Византия. М., 1975. С. 266-285; Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977; Религия и литература. Ann Arbor (Mich.), 1981; Древнееврейская литература//ИВЛ. М., 1983. Т. 1. С. 271-302; Истоки и развитие раннехристианской литературы//Там же. С. 501-515; Rationalisme antique et rationalisme encyclopédique//Diogène. P., 1985. P. 3-14; От берегов Босфора до берегов Евфрата. |
| Высказывались и др. мнения о времени возникновения Е. Х.: до 1392 г. (Л. П. Жуковская), ок. 1392 г. (Т. Б. Ухова), 90-е гг. XIV в. (Ю. А. Олсуфьев, Д. В. Айналов, М. В. Алпатов, В. Н. Лазарев, Ухова), кон. XIV - нач. XV в. (А. Грабар, О. С. Попова, Э. С. Смирнова, Л. А. Щенникова, В. Г. Брюсова), нач. XV в. (М. В. Алпатов, М. М. Постникова-Лосева, Т. Н. Протасьева), между 1405 и 1408 гг. (Н. А. Дёмина), ок. 1408 г. (Ю. А. Лебедева, Вздорнов), сер. XV в. (А. И. Некрасов) и даже XVI в. (Г. П. Георгиевский). Широкую известность Е. Х. приобрело благодаря богатому декору, оформление к-рого следует единому принципу (8 миниатюр, 5 заставок и 437 инициалов). Дополнительную пышность придает обилие золота (фон миниатюр и инициалов, заполнение орнамента в заставках, нимбы евангелистов, заголовки чтений, заглавные буквы, большие точки в тексте). Начало каждого из Евангелий предваряется 2 миниатюрами с изображениями на отдельных листах евангелиста и его символа, а также большой заставкой неовизант. стиля: л. 1 об.- орел (символ Иоанна), л. 2 об.- Иоанн с Прохором; л. 43 об.- ангел (символ Матфея), л. 44 об.- Матфей; л. 80 об.- лев (символ Марка), л. 81 об.- Марк; л. 101 об.- телец (символ Луки), л. 102 об.- Лука; л. 3, 45, 82, 103 - заставки. Символы евангелистов на отдельных листах, ранее не встречавшиеся в рус. рукописях ( Вздорнов. 1980. С. 107) и редкие в визант. миниатюрах XI-XIV вв., составляют иконографическую особенность Е. Х. Раздел с месяцесловом и утренними воскресными Евангелиями открывает большая заставка балканского стиля (Л. 228). Возможно, этот раздел также должен был предваряться миниатюрой, т. к. л. 227 оставлен чистым. Миниатюры Е. Х. отличаются точным, изящным рисунком, гармоничностью композиций и просветленностью красочной гаммы, к-рая основана на сочетании голубых, разбеленных фиолетово-лиловых, голубовато-серых и серебристо-зеленых цветов, дополненных акцентами красного и золота. В изображениях евангелистов - воплощенных образах гармонии и благодати, как и в изображениях их символов, выражена главная идея украшения Е. Х.- победное шествие и торжество Благой Вести в мире. Художественный строй миниатюр свидетельствует о свободном владении мастером едва ли не всем арсеналом приемов совр. ему визант. живописи и его обширных знаниях в области иконографии. |
| Гипотеза еп. Порфирия нуждается в уточнении, поскольку краткий рассказ о посещении Богоматерью Афона, сюжетно сходный с «В.», содержится уже в послании Тверского еп. Нила (Грека) (1508-1521) Юрию Дмитриевичу Траханиоту (см.: Никольский Н. К. Мат-лы для истории древнерус. духовной письменности. [Вып.] 3: Послание Нила, еп. Тверского, к некоему вельможе Георгию Дмитриевичу о воздвижении Пресвятые и об артусе//ХЧ. 1909. 8/9. С. 1115-1119; Брюсова В. Г. Тверской епископ грек Нил и его Послание кн. Георгию Ивановичу//ТОДРЛ. 1974. Т. 28. С. 184-185). Впрочем, нельзя сказать с уверенностью, восходит он к «В.» или же отражает устное предание. Этот текст в послании еп. Нила почти дословно совпадает с начальной частью соч. Максима Грека «Вопрошание известно от некоих, почто от тридневнаго Воскресения Христова до Фомины субботы не воздвизается Пречистыя хлебца...» ( Иванов. 1969. С. 177-178, 278; Троицкая. 1988. С. 142-143); вариант известия читается также в раннем послании того же святогорца вел. кн. Василию III ( Синицына Н. В. Послание Максима Грека (1518-1519 гг.) Василию III об устройстве афонских мон-рей//ВВ. 1965. Т. 26. С. 128-129; Иванов. 1969. С. 192, 323). На греч. почве предание о посещении Богородицей Афона, близкое к В., зафиксировано в датируемых XVI в. и позже сборниках о древностях Св. Горы (изд.: Γεδεν Μ. Ο ρδβλθυοτεΑθως. Κωνσταντινοπολις, 1885. Σ. 297-300; Τ Πτρια το Αγου ρδβλθυοτεΟρους//Νος Ελληνομνμων. 1912. T. 9. Σ. 123-125). Определение Афона как «жребия Богородицы» находится в Житии прмч. Антония Супрасльского , написанном в 1-й четв. XVI в. (вероятно, в 10-х гг.). Так же именуется Св. Гора в слав. проложном Житии прп. Петра Афонского (не позднее рубежа XV-XVI вв.), написанном, возможно, серб. книжником доместиком Геннадием Святогорцем ( Гehaдuje Светогорац. Служба св. Петру Атонском/Приредно Крушевац, 1995. С. 122). С «В.» сюжетно связана «Повесть о иверах, како приидоша в богоразумие», переведенная с греч. языка на слав. в 1-й пол. XIV в. и помещаемая под 27 окт. в одной из редакций Стишного Пролога (см.: Петков Г. Стишният пролог в старата българска, сръбска и руска лит-ра (XIV-XV вв.): Археография, текстология и изд. на проложни стихове. Пловдив, 2000. С. 476). Текст наряду с др. проложными сказаниями использован в 1-й четв. XVI в. в Иосифовом Волоколамском мон-ре при создании Русского хронографа (ПСРЛ. Т. 22. Ч. 1. По указ.). |
| Система пентархии (по аналогии с пятью чувствами человека) просуществовала вплоть до 1054 года. С отпадением Рима Константинополь окончательно встал на первое место в ряду патриархатов, что вполне соответствовало его положению как центра восточного православия. Национальные автокефальные Церкви образуются лишь в период XIII - XIV вв. на фоне ослабления Византийского государства. В поздневизантийский период автокефалией пользовалась Грузинская Церковь. Вслед за политической независимостью Болгарского и Сербского царств последовало не только провозглашение автокефалии национальных Церквей, но и признание Константинополем новоизбранных патриархов Болгарский и Сербской Церквей. Вследствие турецких завоеваний конца XIV - XV вв. новообразованные патриархаты прекратили свое существование. Константинопольский патриарх, получив от турецкого султана права и привилегии, стал для покоренных христиан Востока не только духовным, но и светским владыкой. Древние патриархаты Востока оказались на оккупированных территориях. С середины XV столетия Россия, окончательно освобождаясь от татаро-монгольского ига, встает на путь автокефалии своей национальной Церкви. Этому способствовала и подписанная Московским митрополитом Исидором Флорентийская уния, отвергнутая духовенством и народом России. Изгнание из России греческого митрополита-униата, последовавшее вскоре после этого падение Константинополя, привело к провозглашению автокефалии Русской Церкви в 1448 году. После этого события Константинопольскому патриархату понадобилось фактически полтора столетия для того, чтобы признать русскую автокефалию. Лишь в 1589 году Константинопольский патриарх Иеремия II, подтверждая автокефалию Русской Православной Церкви, ставит первого Патриарха Московского Иова. С этого времени и по сей день Русская Православная Церковь является единственной Поместной Церковью, действующей в рамках своего национального государства уже более четырех столетий. Все прочие национальные Церкви образовались в течение XIX - XX вв. вследствие национально-освободительных движений на Балканах, а также военного вмешательства русского оружия в защиту православных Востока. В ХХ веке из лона Русской Церкви выделяются Церкви Польская, Чешских земель и Словакии и Американская. |
| в XV-XVI вв., где заметное развитие получило землевладение княжеских слуг (см.: Тихомиров. 1938. С. 135; Алексеев Ю. Г. Аграрная и социальная история Северо-Вост. Руси XIV-XVI вв.: Переяславский у. М.; Л., 1966. С. 42-57). На принадлежность К. к этой среде косвенно указывает и состав братии Волоколамской обители в кон. XV-XVI в., когда в мон-ре значительную роль играли выходцы из названных социальных слоев: Санины, Полевы, Ступишины, Ленковы и др. ( Тихомиров. 1938. С. 135-136; Зимин. 1977. С. 112-122, 153-165; Чернов С. З. Волок Ламский в XIV - 1-й пол. XVI в.: Структуры землевладения и формирование военно-служилой корпорации. М., 1998. С. 135-140, 172-182, 193-202; Dykstra T. E. Russian Monastic Culture: «Josephism» and the Iosifo-Volokolamsk Monastery, 1479-1607. Münch., 2006. P. 121-148). «Дошед съвершена возраста», Косма поступил на службу, по-видимому в Москве: «И съводворяяся с жывущими в царской полате; и его ради мужества, и крепости, и силы позна его и самодержець, князь велики Иван Васильевич всея Русии, иже и научи его, самодержьца, праволучно стрелы пущати по знамени (цели.- А. У.), и сего ради бысть от дръжавнаго в чести и в брежении» (Древнерус. патерики. 1999. С. 213). Учитывая возраст как К., так и вел. кн. Иоанна III Васильевича (род. в 1440), к-рого Косма учил стрелять из лука, можно полагать, что преподобный оказался на службе у Московского вел. князя в 50-х гг. XV в. Упоминание о «мужестве» святого (если, конечно, речь не идет об агиографическом топосе) дает основания предположить, что он участвовал в военных походах. Через нек-рое время Косма пришел в Пафнутиев Боровский в честь Рождества Пресв. Богородицы муж. мон-рь и принял постриг от прп. Пафнутия . Это произошло не позднее 1477 г. (год кончины прп. Пафнутия). Судя по тому что в составленной Иннокентием вскоре после смерти прп. Пафнутия «Записке», где упоминаются наиболее видные монастырские старцы ( Ключевский. Древнерусские жития. Прил. С. 439-453), К. не назван, можно предположить, что он принял постриг незадолго до смерти основателя Боровского мон-ря. |
|
|
