| Тем более слабым и до некоторой степени наивным представляется другой вывод того же Лукреция, коим он старается определить самую постепенность умирания души так, «что душа отделяется от тела не вдруг, но начиная с нижних частей, по мере их охлаждения. Кто умирает от меча, у того душа немедленно выходит из тела; а кто изнуряется болезнью, у того она выходит мало-помалу, по мере как жар горячки усиливается и кровь исчезает, или примерно, как огонь в момент угасает от недостатка масла. Не надобно воображать, чтобы душа теряла чувство также, как тело. Когда душа удаляется, то тело портится; когда же тело портится, то душа от него не повреждается и уносит чувство с собою» 933 . Ни свидетельства Писания, ни доказательства разума, ни очевидные факты не могут быть настолько убедительны для уверения в бессмертии души лиц неверующих и сомневающихся в ней, как авторитет лиц, уважаемых самыми противниками. Свидетельствами этих лиц Лактанций и заканчивает ряд приведенных им доказательств в защиту истины бессмертия, как бы подтверждая и скрепляя высказанные им мысли. «Не стану», говорит он, «я для того приводить свидетельства Пророков, которых все убеждения стремятся к убеждению нашему, что человек рожден для служения Богу и для получения чрез таковое бессмертие; но приведу таких писателей, которые не посмеют опровергнуть отрицающие истину. Меркурий Трисмегист, вникая в природу человека, говорит, что Бог сотворил его частью смертным и частью бессмертным и что он его поставил как бы между вечною и неизменною сущностью и между сущностями временными и изменчивыми, дабы он все мог видеть и всему удивляться»... «А что сказать о стихах Сивилл? Не ясно ли они проповедуют возвещаемую нам истину, объявляя, что Бог будет судить живых и мертвых? Таким образом, Демокрит, Эпикур и Дицеарх весьма ошибаются, уверяя, что душа смертна... Но как не могли они открыть естества души, которая так утончена, что ускользает и от самых проницательных людей: то они и дерзнули утверждать, что душа подвержена смерти» 934 . |
| 26 . Те, которые принимают участие (в состязаниях) в беге, считают 933 для себя, как мы знаем, обязательным (ita feruntur praeceptis informari atque instrui) состязаться в быстроте, a не в обмане, и победы они достигают (исключительно) быстротою ног (cursu) (и ничем больше); (во время состязания никто из них) не осмеливается подставить другому ногу или толкнуть рукою; насколько же необходимее нам в течение этой жизни должно одерживать победу без всякаго обмана и лжи? 27 . Некоторые спрашивают: если во время кораблекрушения мудрый имеет возможность отнять доску у немудраго, — должен ли он это сделать 934 ? Хотя (лично) мне и представляется лучшим, если от кораблекрушения спасется мудрый, а не глупый, однако не думается (videtur), чтобы христианин, к тому же мудрый и справедливый, собственную жизнь стал бы спасать (quaerere) ценою смерти другого; по крайней мере, если на кого нападет с оружием в руках разбойник, он не должен защищаться 935 , дабы, защищая (свою) жизнь, он не изменил благочестию. Об этом имеется весьма ясное наставление и в евангельских книгах: «Вложи меч твой (в ножны); кто будет поражать мечем, погибнет от меча» (Mф. XXVI, 52) 936 . Какой разбойник гнуснее того, который пришел, чтобы убить Христа? Но Христос не захотел защищать себя (нанесением) ран гонителям, — (напротив) Он желал, чтобы Его раною все исцелились. 28 . Почему ты считаешь себя лучше других, когда долг христианина (повелевает тебе) их именно ставить выше себя, (а также) ничего себе не присвоять, — ни почести, ни награды за свои заслуги? Потом, почему бы тебе самому лучше не подвергнуться неприятностям, чем посягать на чужое благополучие? Что столь противно природе, как не довольствоваться своим, искать чужого, домогаться (чего либо) безчестно? Ведь если быть честным, значит, быть согласным с природой, — ибо Бог все сотворил весьма хорошим, — то, конечно, жить безчестно, значит, жить в противоречии с природой. Нельзя же ведь согласоваться с честным и постыдным, раз то и другое различны между собою по (самому) закону природы. |
| «Расскажи свои грехи, чтобы омыть их. Но ты стыдишься сказать, что согрешил? Рассказывай их ежедневно в молитве. Разве я требую, чтобы ты рассказал их кому-либо, дабы кто упрекнул тебя в них? Расскажи их Богу, который исцелит их... Когда ты ложишься спать и никто тебе не мешает, то скажи своему сердцу и своей душе: «душа моя, мы провели с тобою нынешний день, и что же сделали мы с тобою доброго, или совершили злого»?.... Проси и молись своему Богу, и так предавай тело сну, исповедавши наперед свои грехи» 932 . «Мы не только должны называть себя грешниками, но и самые грехи рассказать и в отдельности перечислить. Я не говорю, чтобы ты, точно в театре, объявлял их народу, или чтобы ты обвинял себя пред другими, но я советую тебе последовать пророку, который говорит: «открой Господу путь свой»; исповедуй их пред Богом, признайся в них с молитвою пред Судьею, если не языком, то по крайней мере, мыслью, – и так проси себе милости» 933 . Не мало в подобном роде замечаний, относящихся к предмету нашего исследования и у других церковных писателей приблизительно того же времени. «Надлежит убо нам тотчас и по невольных падениях, рассуждает, напр., писатель V в. св. Диадох , еписк. Фотики (в Епире Иллирийском), сокрушенное исповедание приносить Владыке, прилагая его к совершению обычного молитвенного нашего правила. Так как человеку нельзя не падать в человеческие согрешения, то и следует всегда исповедание о них приносить Владыке, пока совесть в слезах любви не удостоверится в прощении их: ибо, как говорить св. Иоанн: «Аще исповедуем грехи наши... Он (Бог) очистит нас от всякой неправды» (I. Uoah. I, 9 ) 934 . Анастасию Синаиту приписывается по рукописным кодексам даже еще более характерное замечание 935 . Что указываемая нами в обоих предыдущих отношениях некоторая неопределенность воззрения на формальное значение исповеди, действительно, имела реальный смысл, и относящиеся сюда древние свидетельства не были одними литературными упражнениями, о сем в достаточной степени говорит тот факте, что даже в столь не раннее время, как V в., многие находили нужным разъяснять необходимость и значение покаяния и задаваться вопросом, каким же именно образом человек в сакраментальном покаянии получает отпущение грехов? 936 . |
| Показано, что в его системе нет места бестелесному, невидимому миру, который бы существовал прежде времени 928 . Премудрость – Сын Божий у Оригена есть «живая персональная ипостась» 929 , Которая существует в Боге вне времени, прежде сотворения мира, как персональный субъект 930 . Сама концепция Бога у дидаскала признается как имеющая не космологический, а богословский характер 931 . У Оригена при внимательном анализе открывается наличие «визуализации реальности прежде творения – в которой существует только Бог». Таким образом, П. Цамаликос опровергает, как совершенно ложное, представление об Оригене , учившем о вечном творении в согласии с идеями неоплатоников 932 . Различие между Богом в Самом Себе и Богом в Его откровении миру признается за одну из фундаментальных концепций александрийского дидаскала 933 . В этом же исследовании он представлен предшественником свт. Афанасия Великого в раскрытии концепции появления творения как проявления свободного решения, благой свободной воли Творца, а также иноприродности твари по отношению к Богу. Акт сотворения мира представлялся Оригеном вполне согласованно с точкой зрения, высказанной ранее свт. Иринеем Лионским , а именно как результат свободного произволения Бога 934 . Грубая материя у Оригена не причина зла, но его «симптом», и она приведена в бытие Богом с появлением греха 935 . Однако это касается именно грубой материи, но, в силу уже упомянутой пропасти между Творцом и тварью, не только чувственные, но и умопостигаемые творения не могут рассматриваться Оригеном иначе как существующие «вне Божественной жизни» 936 . Дидаскал признает бестелесную «духовную природу» ангелов не единосущной нетварной Божественной природе 937 , за счет чего также разрывает с платоническим и неоплатоническим умозрением «о единстве бестелесной природы, имеющей некоторую непрерывность от высших до низших модусов ее бытия» 938 . Термин «космос» у Оригена всегда подразумевает соотнесенность с категориями времени и пространства и потому всегда сопряжен с «телесностью» 939 . «Тонкая телесность» 940 в таком случае становится неизбежным атрибутом всякой тварной природы, в то время как только один Бог бестелесен (и нематериален) в абсолютном смысле слова. Категорией, которая является устанавливающей родство между творением и Творцом, признается «разумность – логосность» 941 . Именно причастность разумности (τ λογικν), которая тесно связана с понятием добродетели ( ρετ) 942 , выставляется Оригеном в споре с Цельсом в качестве главного отличия «разумных животных», т. е. людей, от всякого класса низших творений. |
| В национальных традициях Армении неоднократно встречаются рассказы о древних великанах этой страны и соседней с нею долины Месопотамии, об их выдающихся насилиях и войне с богами Ваалом в Вавилонии и Гегом (Haigh) в Армении 933 . Арабская сага приписывает первобытным обитателям этого полуострова, Адитам, Темудитам и Амалекитянам, происхождение которых теряется во мраке глубокой старины, исполинский рост, неверие и насилие 934 . Наконец, идея о первобытных героях, отличавшихся необыкновенным ростом и страшной силой, сделалась общим местом в классической поэзии 935 . Следствием смешанных браков было, по Библии, всеобщее развращение человечества. На это согласно указывают и традиции язычества. Так, у классических писателей и в сочинениях Евсевия говорится о том, что в эту эпоху существовала антропофагия, это мнение особенно рельефно выражено Овидием в его мифе о каннибале Лукаоне 936 . По свидетельству же древне восточных писателей с антропофагией соединялось крайнее распутство, не знавшее никаких границ, о котором говорят саги Финикиян, Родосцев, Сирийцев, Египтян и Скандинавов 937 . Саги Персов и Китайцев утверждают, что в то время развился и процветал культ демонов и стоящие в связи с ним занятия магией, волшебством и чародейством. О последнем говорит и финикийская легенда Санхониатона. Индийский миф о Диводасе, бразильский о Мэн-Моране (Maine-Moran), караибский о Куррурумане (Kurruruman) и Калинаго (Kalinago) точно также свидетельствуют о широком распространении среди предпотопного человечества практического атеизма 938 . Наконец, и заключительный отдел библейской истории допотопных «нефилим и гибборим» имеет свой отзвук в универсальных традициях древности. Идея беспорядочного произвола исполинов, их возмущения против неба и последовавшего за это божественного наказания, принадлежит к числу тех, которые, более или менее, общи всем народам – семитической, кушитской и арийской рас. Гений народов арийской расы, проведший все свои древние традиции чрез мост натурализма, соединил и в данном случае первобытную историческую истину самыми тесными и неразделимыми чертами с чисто натуралистическими феноменами, именно, с представлением об образовании универса в виде какой-то взаимной борьбы небесных божеств с олицетворениями теллурических сил. Такова древнеиндийская легенда о борьбе Азуров с Девами и древнеэллинская сага о борьбе гигантов (γιγαντομαχα), а также параллельный сей последней классический миф о борьбе титанов, в котором еще Св. Дмитрий Ростовский усматривал отголосок библейского предания об исполинах 939 . |
| Мы не можем сами по себе желать Бога, – но и желание этого желания, – условие получения самого желания, – тоже от Бога. Через страдания и скорби, через слёзы, по большей части, возбуждает Он в нас желание желать Его, любовь к любви к Нему. Страданиями пробуждается и обогащается ум, страданиями укрепляется воля; от них нежданною вспышкою возгорается в очищенном сердце любовь к Богу и человеку. Перестрадавший облагораживается и очищается. А без труда и скорби, без слёз и поста даже высокий духом человек рискует опуститься, – превратиться в кусок мяса. Только человек, прошедший через страдания – вполне человек. «Через тьмы мы приходимк свету, – тернистый путь ведёт краю, пустыня – к обетованной земле, через страдание и перерождение к истинной жизни» (Лафатер) 932 . Политые слезами всходят и раскрываются образ и подобие Божии; а постоянная сытость заглушает их. Благословенно и удовольствие, – и оно от Направляющего пути жизни, – но если только оно, то мы задыхаемся. Благословенно тепло, но в жаре мы расслабеваем. Рыба извлекает из воды немного воздуха для дыхания; но в чистом воздухе она задыхается и засыпает. И соль, необходимая для организма, в большом количестве отравляет его. Полный успех в жизни, – является самоволие, – надмевается сердце человека. Сила же Божия в немощи совершается 933 . Вот почему говорит псалмопевец: «Сеявшие со слезами будут пожинать с радостию. С плачем несущие семена возвратятся с радостью, неся снопы свои». По немощи нашей мы хотели бы избавиться от страданий. Но мы не знаем, не к нашей ли пользе они. И не знаем мы даже, нужно ли просить Бога об удалении страданий наших. Поручим же себя Господу и скажем Ему: «В Твои руки предаём дух наш. Потому что Твоя сила, и слава, и Царство, – Твои Правда, и мудрость, и благость, Господи, а не наши. Пусть же будет воля твоя. Аминь». Начальник жизни 934 «Встань, подруга моя, красавица моя, иди сюда; потому что зима уже прошла; дождь миновал, прошёл. Цветы показались на земле; время песней наступило, и голос горлицы слышен уже в земле нашей, |
| Согласно Старцу, человеческий ум является «образом Ума Первого, который есть Свет» 930 . То есть он сотворен по образу божественных Действий. Он и сам есть действие человеческой личности 931 . Он предопределен к созерцанию неизреченным способом славы Божией. Однако, замыкаясь в себе, он оказывается неспособным принять «безумие» евангельских заповедей 932 . Естественный ум склонен к воображению и «непригоден для богословия» 933 . Разлученный с сердцем, он пребывает вне Духа и через воображение рассеян по всему творению. Сердце всякого конкретного человека было сотворено Богом особым и неповторимым образом. Оно уникально и является центром человеческой ипостаси 934 . Человек велик, когда приближается к Богу с «глубоким сердцем» 935 , в котором «место духовной молитвы» 936 и вообще «поле» духовной борьбы 937 . В сердце открывается бесконечность Господа и собирается молящийся дух человека. Здесь вмещается высота созерцания и глубина познания 938 . Подлинное созерцание и познание Бога неотделимы от чувства глубокого сердца. Поэтому и слово Божие утверждает, что «сокровенный сердца человек» является «драгоценным перед Богом» 939 . В исихастской традиции сердце занимает центральное место, но и действие ума является крайне важным. Цель исихаста состоит в соединении обоих – ума и сердца. Исихаст подвизается, чтобы предстать пред Богом в единстве всего своего бытия. Для достижения единства ума и сердца – этих двух главных сил личности – Старец не советует прибегать к какому-либо психотехническому методу, но рекомендует просто внимательное и непрестанное произнесение имени Иисуса Христа, что тем не менее должно сопровождаться ежедневной борьбой за соблюдение евангельских заповедей 940 . Соединение тогда приходит как результат исцеления человека и оказывается «нормальным религиозным состоянием человеческого духа, желательным, искомым, даруемым свыше» 941 . Ум, отделенный от сердца, через действие чувств разливается по всему миру. Он «колеблется и увлекается всяким ветром» 942 воображения и легко пленяется демонским действием и прелестью. Пределом самообольщения, в которое только может впасть человек, является прелесть самообожения. Из-за нее человек приписывает своей тварной природе божественное начало и приходит к ереси пантеизма – естественной религии человеческой логики 943 . |
| «Часто употреблял я, – признаётся однажды сам он слушателям, – нелатинские выражения для того, чтобы вы меня понимали» 930 . И если язык проповедника не чужд иногда грубоватости 931 , то в этом случае винить нужно не его, а, скорее, обстоятельства, в которых ему приходилось проповедовать. Ведь в большинстве слушателями его проповедей были простые африканцы-пунны, которые говорили дурной варварской латынью 932 . «Если, – пишет блаженный Августин в своей «Христианской науке», наши переводчики не постыдились сказать: «non congregabo conventicula eorum de sanguinibus» – не соберу соборы их от кровей – ( Пс.15:4 ), ибо чувствовали, что предмет требовал употребить здесь слово sanguinibus (кровей) во множественном числе, хотя оно в ученом латинском языке употребляется только в единственном; то почему учителю веры, беседующему с людьми необразованными, стыдиться и не употребить простонародного «ossum» (кость) вместо книжного «os», дабы избежать двусмыслия в слове, имеющем два значения – кость и уста, и различающемся по одному только ударению в произношении – долгому или короткому (os – oris – короткое, os – ossis – долгое), почему, говорю, не употребить, когда грубое африканское ухо вовсе не умеет судить ни о сокращении, ни о продолжении гласных букв? какая польза от правильности языка, за которою не может следовать понятие слушателя, тогда как единственная причина и цель разговоров наших есть та, чтобы нас понимали люди, с коими ведём разговор?» 933 . Но при своей простоте, при некотором недостатке чистоты и правильности язык блаженного Августина имеет и свои крупные достоинства, тем более замечательные, что он произносил свои поучения без особенного приготовления, импровизацией 934 . Слово проповедника популярно и вместе возвышенно 935 . Оно носит отпечаток важности и величия, соответствующего как предмету речи, так равно обстоятельствам произношения её и высокому настроению самого говорящего. Можно находить места, когда возвышенно-серьёзный слог Августина срастворяется с лирическим одушевлением и восторгом 936 . |
| «Мы должны протестовать – говорит он, – в виду того, что методисты рассматривают нашу страну, как область для своей миссионерской деятельности, подобно Китаю или Полинезии. Действительно, такой взгляд не редок. Revue Boyce в своей миссионерской статистике труды методистов и баптистов в пределах нашей отечественной церкви ставит на одну доску с миссиями среди кафров и индусов… В Англии нравственность не лучше нашей, а в Америке – несравненно хуже; развившийся же среди нас религиозный индифферентизм не уничтожат 2–3 миссионера со стороны англо-американских сект». 933 Итак в христианах других вероисповеданий методизм видит язычников, и относится к ним, как к язычникам. Является вопрос: чего же методизм хочет от них и что он может дать им? Когда Весли основывал первые общины методистов, то он имел в виду поднять и оживить падавшее и умиравшее в Англии христианство, или евангелическое учение. Таким образом по своему объему цель его деятельности была очень не широка: преимущественно он имел в виду Англию. Но когда в Англии первые методисты (до 1735 года) встретили сопротивление, 934 то Весли расширил цель своей деятельности до проповеди язычникам Америки. Столкновение с гернгутианством натолкнуло Джона Весли на мысль о необходимости поднять христианский дух во всех даже христианских народах. С этого времени Весли не покидала мысль проповедать о необходимости возрождения всего человечества: все должны быть пробуждены и обращены ко Христу; с этого времени Джон Весли стал рассматривать весь мир, как единый нераздельный «свой приход». 935 Последователи Джона Весли отлично усвоили его взгляд на предмет, о котором идет речь и решились осуществить его мысль в самых широких размерах. Таким образом методисты хотят достигнуть того, чтобы все человечество стало искать «утешения в крови Иисуса Христа», чтобы все люди подвергались тем психофизическим припадкам, которые в первый период методизма были в Англии повальною болезнью, и в которых старались усматривать сверхъестественное доказательство того, что грехи человека постепенно отпускаются ему, он достигает «праведности мира и радости о Дусе Святе»; методисты, наконец, хотят видеть, как люди приобретают бесстрашие в виду всех тревожных состояний, несчастий и даже смертного часа. |
| Минь. Т. IX. С. 325 Творения Т. IX. С. 404 932. Соблазн от ядения и неядения (поста) Когда из-за того, что другой соблазняется, может остановиться дело, благоугодное Богу, тогда не должно обращать на него внимания; напротив, когда чрез него мы не поставляемся в необходимость оскорбить Бога, тогда следует позаботиться. – Не имам ясти мяса во веки ( 1Кор. 8:13 ). И справедливо, когда воздержание от ядения нисколько не вредит; если же соблазняются и тем, что я отказываюсь, то уже не следует обращать на него (воздержание) внимания. Кого же, скажешь, может соблазнить это? Многих, как я знаю. Минь. Т. IX. С. 326 Творения Т. IX. С. 405 933. Свидетельство о Христе жизнью, или исповедничество Его делами Беседа XLVII . Будем свидетельствовать о Христе; ведь, свидетели не одни только апостолы, но и мы. Они называются свидетелями потому, что, будучи принуждаемы отречься, претерпели все для исповедания истины; так и мы, когда страсти побуждают нас отречься, не будем покоряться им. Золото говорит: скажи, что Христос не есть Христос; но ты не слушай его, как должен слушать Бога, но презирай его веления. Порочные пожелания говорят тоже, но ты не внимай им и мужественно противостань, чтобы и об нас не сказали: Бога исповедают ведати, делы же отмещутся Его (ср.: Тит. 1:16 ). Это уже не свойственно свидетелям и скорее всего может погубить нас... Если бы все мы стали свидетельствовать о Христе, то скоро вразумили бы множество эллинов. Великое дело жизнь, возлюбленные; как бы кто ни был груб, хотя бы не хотел явно согласиться с учением, но и он склонится на вашу сторону и подивится. Минь. Т. IX. С. 331 Творения Т. IX. С. 411, 412 934. Преданный пороку отрицает Промысл Я не думаю, чтобы можно было из живущих порочно найти хотя одного человека, который бы не держался какой-либо из многочисленных сатанинских мыслей, что есть судьба, что все происходит случайно и устрояется без порядка и рассуждения. Потому увещеваю вас, будем пещись о добродетельной жизни, чтобы не принять злого учения. Минь. Т. IX. С. 332 |
|
|
