| Он не «ищет» противоречия в понятиях и не «старается» их потом примирить; он не мыслит «аналитически», а потом «синтетически». Он все время сосредоточенно созерцает и напряженно описывает изменения, совершающиеся в самом предмете: он созерцает мыслью. В этом его «субъективный» способ познания. Это не он практикует «диалектику», а предмет. Поэтому диалектика есть не метод человеческого субъекта, прилагаемый или применяемый к предмету; но, прежде всего, метод познаваемого объекта. Он принадлежит объекту самостоятельно; но в процессе познания он наполняет собою и душу познающего субъекта, овладевает ею, осуществляет себя и в ней и в результате становится методом как объекта, так и субъекта. В познании душа человека начинает жить «диалектически» лишь потому, что так живет предмет; лишь постольку, поскольку сам предмет так живет; лишь так, как это делается в предмете. Можно было бы сказать, что душа получает от предмета «диалектическую инфекцию», если бы это описание не было слишком поверхностно. Вернее было бы сказать: диалектика как ритм предмета изживает себя в силах и средствах человеческой души, когда она поднимается до адекватного мышления. Гегель не устает описывать диалектику как объективный ритм предмета. То, что совершается в этом процессе, есть «собственная имманентная деятельность мысли», 811 «имманентное развитие понятия», 812 внутреннее, самобытное «становление содержания». 813 Метод есть «движение самого понятия», 814 его «собственное» последовательное самоопределение; 815 то, что движется, есть «природа» самого содержания 816 и та негативность, которая вызывает это движение, скрывается в самом понятии, 817 есть его «собственная негативность». 818 Все, что происходит в этом процессе, – «запинание», 819 «различение», 820 «негация», 821 «отталкивание от себя», 822 «выхождение», 823 «отношение к себе», 824 «рефлексия», 825 «ухождение в себя», 826 «углубление», 827 весь этот процесс «движения» и «самодвижения», все это «развертывание» 828 и восходящее, прогрессивное творчество 829 есть живая деятельность самого, объективно-сущего понятия. |
| И это причиняло немалый вред, хотя и было невероятно и изумительно. Пишут далее, что от того же действия огня Сицилия была покрыта такой массой горячего пепла, что заваленные и придавленные ею кровли города Катаны обрушились; тронутые таким бедствием, римляне освободили в том году город от податей. Пишут также, что в Африке, когда она была уже римской провинцией, появилась однажды чудовищная масса саранчи. Уничтожив плоды и листья деревьев, она, как рассказывают, огромным и превосходящим всякое описание облаком спустилась в море. Умершая там и выброшенная на берег, она заразила потом воздух и произвела такую страшную моровую язву, что в одном царстве Массиниссы погибло, говорят, восемьдесят тысяч человек, а в ближайших к берегам странах — и того более. В Утике из тридцати тысяч бывших там в то время юношей, как утверждают, осталось в живых только десятеро. Чего из этого, если бы случилось оно во времена христианские, не приписало бы христианской религии то пустословие которое мы должны выслушивать и на которое вынуждены отвечать? И, однако же, они не приписывают этого своим богам: требуют восстановления культа их для того, чтобы не испытывать даже меньших бедствий подобного свойства, между тем как прежде, когда боги были почитаемы, испытали от них упомянутые, куда большие! Virg. Georg. I. Илиада, II Virg. A_Eneid. 5, v. 810—811. Sallust. Catil. cap. XIV. Ibid., cap. VI Sallust, in Catilin. cap. II. Virg. A_Eneid. 8. v.326—327. Sallust. in Catil. cap. 6. Virg. A_Eneid. 1. v. 282. Lucan. Lib. 1. Virg. A_Eneid. 7. v.319 et sqq. Virg. A_Eneid. 6. v. 813—814. Sallust. in Catil. II. Cic. De republ. lib. II. Cic. Orat. III. Catilin. Virg. A_Eneid. lib. 6. v.820—823. Sallust. Ilistor. lib. I. Ibid. Буллами назывались золотые украшения, которые, как отличительные знаки, носили дети знатных фамилий, золотые же кольца носили исключительно сенаторы, всадники и высшие магистраты. Cic. Orat. III. Catilin. Lucan. lib. II. Т.е. во вторжении готов. Книга четвертая В этой книге доказывается, что обширность и долговременное существование римской империи должны быть приписаны не Юпитеру и языческим богам, из коих каждый в отдельности признается способным для охранения только лишь отдельности вещей и совершения действий низшего порядка, а единому истиннму Богу — виновнику блаженства, властию и по определению которого возникают и поддерживаются земные государства. Глава I. О чем рассуждалось в первой книге |
| Постепенное завоевание Сицилии арабами началось при императоре Михаиле II Травле (820–829) и вызвано было вмешательством третьего эмира из династии Аглабитов Сиадет-Аллаха (817–838) во внутренние дела острова. В то время как император Михаил находился в первые годы по вступлении на престол в борьбе за власть с самозванцем Фомой, не только мусульманский элемент поднял голову на Востоке и на Западе, но и отдаленные провинции империи пытались порвать свою связь с непопулярным и эгоистичным константинопольским правительством. Освободительное движение начал турмах Евфимий; это был второй военный чин в администрации фемы, который, по-видимому, возвысился еще до прибытия сюда стратига Фотина в 826 г. Теперь, когда Фотин принял меры к восстановлению на острове императорской власти, турмарх Евфимий, принявший уже титул императора, выступил против него со своими местными военными силами и нанес ему полное поражение, взял в плен и предал смерти. Но вскоре начались раздоры между Евфимием и подчиненными ему чинами; один из назначенных им правителей, называемый в арабских известиях Балатом, или Палатом, и находившийся с ним в родстве Михаил Палермский перешли на сторону законной власти и стали теснить его. Находясь в затруднительном положении, Евфимий посадил на корабли оставшуюся верною ему партию и отправился в Африку с намерением предложить эмиру Сиадет-Аллаху верховную власть над островом. Находясь в гавани Сузы, он вступил в переговоры с правительством эмира, которому предстояло решить важную проблему о военном походе в Сицилию и вместе с тем об открытой войне с Византийской империей. Решение этого вопроса было предложено на обсуждение совета знатных в Кайруане. Главное затруднение заключалось в том, чтобы установить точку зрения на заключенный с Сицилией договор в 813 г.: можно ли считать его уже нарушенным, или нет. Против умеренной партии, которая советовала предварительно собрать точные данные о положении дел в Сицилии, выступил с решительным мнением кади города Абу-Абдаллах Асад, указавший, между прочим, на то, что в сицилийских тюрьмах и доселе томятся мусульманские пленники, что пророк завещал правоверным войну с неверными; его призыв к войне победил осторожных и колеблющихся. Означенный кади и ранее пользовался большим влиянием на эмира и имел известность первого знатока церковного и гражданского закона; по своему же званию кади Кайруана владел судебной и полицейской властью над мусульманами и пользовался влиянием во всех государственных делах. Общее мнение склонилось также в пользу того решения, чтобы военная экспедиция против Сицилии поручена была начальству кади Асада, и хотя соединение военного звания несовместимо было с положением кади, тем не менее, встретившееся затруднение было разрешено авторитетом Сиадет-Аллаха. |
| Из этого учения Феофана Прокоповича о св. Писании уже a priori можно делать вывод к его взгляду на характер содержания св. предания. Если св. Писание служит единственною основою нравственно-догматического учения церкви, то, конечно, св. предание не имеет никакого значения в этом отношении 810 . Преимущественным предметом содержания св. предания служит обрядовая и дисциплинарная сторона в учении церкви 811 , или αδιαφορα для области веры 812 . Что касается догматического содержания св. предания, то оно или прямо содержится в св. Писании, или может быть извлечено из него путем последовательного вывода 813 ; вообще – не может быть отлично от догматического содержания св. Писания 814 . С этой точки зрения на характер содержания св. предания объясняют последователи Феофана Прокоповича свидетельства св. отцев церкви о предании. Предметом этих преданий, указываемых отцами церкви, служат обряды церковные 815 , правильный смысл св. Писания или изъяснение таинств 816 и, наконец, такие догматы веры, которые находят себе основу в св. Писании 817 . Таково содержание св. предания с точки зрения Феофана Прокоповича . Если из него не следует отрицательное отношение к преданию вообще, то во всяком случае следует мысль против его догматического значения 818 , которое признается за одним св. Писанием. Отсюда понятно, что св. предание, с точки зрения Феофана Прокоповича , не может быть по своему значению и важности для православного богословия поставлено наряду с св. Писанием, т. е. получается взгляд, противоположный вышеизложенному учению «Камня веры» о том же предмете. Расходясь в общем положении о важности св. предания, выведенном из самого содержания св. предания, «Камень веры» и отечественные богословы направления Феофана Прокоповича , не соглашаются, конечно, друг с другом и в частных пунктах учения. Так, одним из важнейших доказательств «Камня веры» в пользу догматической важности св. предания служит факт существования религии в роде человеческом без писанного Слова Божия, и с другой стороны – руководство иудеев преданием даже при существовании св. Писания, по причине отсутствия точного состава св. книг до времен Ездры 819 . Наоборот, с точки зрения Феофана Прокоповича , факт существования религии без св. Писания не имеет никакого доказательного значения по отношению к важности св. предания, так как относится к эпохе божественных откровений и живого голоса среди людей, не имеющей отношения к нашему времени, для которого указано Самим Богом св. Писание, как главнейшее средство богопознания и источник всего нравственно-религиозного знания 820 . |
| В начале IX в. Далмация стала византийским военным округом, и многие городские центры приобрели реликвии от византийцев, что послужило началом восстановления существующих церквей и строительства новых, а также создания литургической утвари. Пример алтарной сени из ныне утраченной церкви Улциня (современная Черногория), датированной IX в., особенно показателен с точки зрения ее роли в иконоборческой полемике (рис. 5). Надпись на арочном фрагменте сени содержит упоминание имен иконоборческих императоров Льва V и его сына Константина (Симбатия), которые правили между 813/14 и 820 гг. Фрагменты относительно длинной надписи, которая первоначально пролегала по всем четырем сторонам сени, сохранились на четырех фрагментах мрамора, что позволяет ученым собрать их и предложить несколько альтернативных версий ее содержания. Не вдаваясь в эпиграфические детали, каждое из предложенных чтений сходится в признании наличия имен императоров Льва V и его сына Константина (SUB TEMPORIBUS DOMINI NOSTRI PI [I] S PERPETUO A[V]GUSTI D[OMI] N[I] LEO ET D[OMI]N[I] C[ON]S[TANTINI), упоминания жертвователя, молящего о спасении его жены Гусмы (христианское имя, искаженная версия имени Косма), и именования Спасителя Иисуса Христа и Агнца Божьего (рис. 6). Будучи изготовлена на деньги богатого жертвователя, эта алтарная апсида архитектурно обрамляла самое святое место в церкви и одновременно сохраняла память императоров и женщины Гусмы, таинственным образом делая их участниками церковных литургических обрядов. Текстовая отсылка на Иисуса Христа и Агнца Божьего как знак того, что Иисус Христос принес Себя в совершенную жертву (ср. Ин. 1:29), указывает на влияние иконоборческой полемики, имевшей место за более чем век до строительства этой алтарной сени, в частности запрет изображать Христа как агнца, но только как человека в правилах Трулльского Собора 692 г. Это также перекликается с решениями иконоборческих и иконопочитательских соборов, на которые духовенство здесь, на периферии империи, должно было реагировать. |
| § 46. Патриарх Никифор, преемник Тарасия, занимал патриарший престол в 806 – 815 гг. Его положение в истории его времени характеризуется его тесной дружбой с Феодором Студитом , известным своими гимнами и другими сочинениями, и энергичной борьбой, которую они вместе вели против иконоборческого императора Льва V Армянина (813–820). Никифор за свое бесстрашное рвение поплатился лишением патриаршего сана и изгнанием (815 г.); он умер монахом в 829 г. Память его празднуется и католической и православной церковью. Главная сила Никифора, как писателя, лежит в его богословских сочинениях, в которых он с неутомимым одушевлением занимается иконопочитанием, главным и основным вопросом его времени. Они отмечены бодрой искренностью и сильным, плавным изложением. Ясно проявляется то крайнее ожесточение, с которым велся словом, пером и делом спор об иконах. Кроме того, мы обладаем двумя историческими сочинениями Никифора. Первое из них, большее по объему и имеющее большее значение, озаглавлено " Ιστορα σντομος (у Фотия cod. 66, στορικν σντομον) π τς Μαυρικου βασιλεας. Сочинение обнимает время от смерти императора Маврикия до брака старшего сына императора Константина V Копронима, позднее императора Льва IV, т. е. 602–769 гг. Обыкновенно это важное сочинение обозначается как Breviarium Nicephori. Это – рассчитанный преимущественно на популярное понимание рассказ, как о самых важных, так и о самых незначительных событиях. Согласно цели книги сделать изложение интересным и в то же время понятным широкому кругу читателей события личной жизни, революции, удивительные войны, церковные дарения, богословские споры занимают несоразмерно большое место, в то время как изложение хода политического развития весьма поверхностно. Нет, впрочем, недостатка и в интересных местах, к которым принадлежит, между прочим, и этнографически важный экскурс о происхождении и странствованиях болгар 110 . Сообщение это, совершенно сходное с находящимся у Феофана, взято, вероятно, из одного общего или из двух родственных источников. Источники Никифорова Breviarium’a неизвестны нам даже по имени и, кажется, совсем потеряны. С Феофаном он часто совпадает почти дословно; однако, ни он не пользовался Феофаном, ни Феофан не пользовался им, но оба заимствовали из неизвестного более старого автора. Из других хронистов, занимающихся тем же временем, только Георгий Монах непосредственно заимствовал часть хроники Никифора 111 ; для последующего времени Георгий пользовался не Никифором, а Феофаном. И вообще, кажется, Breviarium Никифора, дошедший до нас только в двух рукописях, не пользовался большими симпатиями. |
| Вечером Н.Н. рассказывает о «подоплеке» солженицынской жизни в Вермонте. Грусть и жалость. Когда думаю о нем, на ум приходит строчка: «и от судеб защиты нет…» 813 . Как со стороны – все ясно, все видно, а изнутри – невидно, неясно, мучительно. И так почти в каждой жизни. А ведь именно он написал эти удивительные слова – о кусочке вечности, зароненном в каждом человеке. И о жизни как отображении, «актуализации» этого кусочка. Среда, 17 ноября 1976 Снова на Staten Island, на этот раз в другом retreat house, на съезде лютеранских пасторов, с теми же лекциями о «сакраментальном принципе». Но какая разница в атмосфере! С мелкитами на прошлой неделе я, несмотря на все (главным образом на интерес многих из них к внешнему, клерикальному, ориентальному и т.д.), все же чувствовал себя дома, в воздухе Церкви. Здесь теперь именно этой атмосферы нет, и это несмотря на то, что люди-то, возможно, глубже, чем те… Поэтому говоришь, как в вату, без резонанса. В понедельник – поездка в Charlottesville, лекция в University of Virginia 814 , ужин с «русским департаментом» в ресторане, остаток вечера и ночевка у Озеровых. Прелесть Виргинии, осенних полей, гор на горизонте. Прелесть университета, о котором так хорошо писал Жюльен Грин (эта avalanche de colonnes 815 …). Лекция – «The Three Solzhenitzyns» 816 – мне самому понравилась, но вряд ли «дошла», ибо разжевывать, объяснять не было времени… Bain de solitude 820 . Вчера – шестичасовой полет из Нью-Йорка. Фильм «The President " s Men» 821 – о том, как два молодых журналиста «сокрушили» президента Никсона. Лучше, чем я думал (не желал смотреть его, когда все о нем говорили…). Нет сомнения, что эта законная борьба с законной властью, впадшей в беззаконие, войдет в американскую «легенду». В аэроплане – большая группа старообрядцев, по-видимому из Орегона. Солженицын в одном прав: облик их, то есть лицо, выраженье глаз, «поступь», ни на что не похожи, кроме как на «сборный образ» русского мужика – у Тургенева, Толстого и т.д. Мужчины – с огромными бородами лопатой, женщины в платочках, и, хотя они (главное – мужчины) – в западной одежде, этой последней как бы не видно, она выглядит как армяки, зипуны и т.д. |
| Некто из святых сказал: «Блуд подобен псу, если будешь ласкать его, не отойдет от тебя, а если прогонишь – убежит». Поэтому, оградив себя страхом Божиим, надлежит нам всеусильно противиться страсти, чтобы ради малого удовольствия не погубить плода трудов и не лишиться вечной жизни 813 . Кто удовлетворяет страсти блуда в помыслах и делах, тому не принесут пользы и добрые дела, если он их имеет, так как он уподобляется человеку, который полученную им плату кладет в дырявый кошелек. Душа наша всегда должна быть в готовности противиться демону блуда, не уступать ему, не давать силы помыслу любодеяния, ибо великая радость диаволу, если кто, отчаявшись, предастся греху 814 ; враг, как утверждают подвижники, «ни о чем другом так не веселится, как о злосмрадии блуда, и никакой страсти не любит так, как оскверняющей тело» 815 , потому что любодеяние есть духовная смерть для христианина 816 . Даже если придется согрешить в помыслах, не следует унывать. При увлечении (по рассеянности мыслей и внешних чувств) в блудный помысл, блудное вожделение надо поступать по совету преп. Варсонофия Великого: пришедши в себя, воззвать, говоря: «Господи! Прости меня, имени ради Твоего святого, за мое нерадение я подвергся сему. Помоги мне, Господи». Когда же и без рассеянности возникнет эта брань в помысле, то надо трезвиться и не услаждаться такими помыслами, не медлить в них, но скорее, как говорилось выше, прибегнуть с молитвой ко Владыке Богу 817 . Главное – не уступать: не давать образоваться худому навыку (привычке) уступать страсти. «Всего опаснее, – указывает преп. Нил Синайский , – если сердце погрязло в навыке к сластям похоти; потребно (будет) много трудов, чтобы сию пажить страстную подсечь под корень» 818 . «Кто не противится похоти, тот, конечно, склонился уже умом пред страстями, и если бы не человеческий стыд, неоднократно растлил бы и тело. Поэтому, если не будет он трезвиться и постоянно иметь страх Божий пред своими очами, то не замедлит растлить и тело» 819 . Подавляй в себе похоть, возлюбленный, увещает преп. Ефрем Сирин , пока она не подавила тебя, вырви страсть из себя прежде, нежели укоренится в тебе, – и прежде, чем даст отростки, – исторгни корень ее из самой глубины. Ибо если попустишь ей укорениться в тебе, возобладает над тобой; похоть же покоряющихся ей приводит во дно адово 820 . Смотри же, не будь уловлен кратковременной сластью, чтобы не лишиться вечной жизни. |
| Делающим эпоху событием в истории империи является начинающееся с этого времени оттеснение славянского элемента. Героическое население Патр одержало в 807 году блестящую победу над надвигавшимися пелопонесскими славянами, хотя последних и поддерживали с моря африканские мусульмане. С 810 года правительство ревностно посвятило себя великой задаче, систематической эллинской колонизацией отвоевать для греческого элемента занятые славянами округа. Вполне последовательно император направил свои главные усилия на болгарское государство, вновь достигшее могущества при страшном князе Круме. В 809 году пала Сардика. После двухлетних обширных приготовлений, Никифор задумал нанести решительный удар северному царству. Но покровительствуемый вначале счастьем, император потерял в упорной битве 26 июля 811 года и трон и жизнь. Македония и Фракия достались в добычу победителям. Сын Никифора, Ставракий, с тяжёлой раной бежавший с поля битвы, должен был уже 2 октября 811 года передать бразды правления своему благочестивому зятю Михаилу 1 Рангаве, который находился всецело в руках строго-церковной партии, даже план военных действий предоставил начертать студийскому игумену и обнаружил крайнюю неспособность перед болгарами. Войско и народ бурно просили тогда очень способного генерала, армянина Льва V (813–820 гг.), «приняться за общее дело и спасти христианское государство». В сознании тяжёлой ответственности, которая должна пасть на него, Лев медлил, затем уступил, исключительно из сознания долга. Болгары стояли лагерем под столицей. Коварное нападение императора на Крума во время переговоров о мире имело своим следствием ужаснейшее опустошение окрестных местностей. Адрианополь попал во власть болгар. Неожиданная смерть болгарского князя (в 815 году) явилась поэтому величайшим счастьем для восточного Рима. Когда же затем в 817 году Лев одержал кровавую победу у Месимврии и вошёл в пределы Болгарии, то новый болгарский князь Омортаг заключил с византийцами мир на тридцать лет. На Востоке Лев счастливо защищал границу от Аббасидов; также и Сицилия, благодаря его союзу с африканскими Аглабидами, добыла себе спокойствие от испанских корсаров. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КУСТА ИБН ЛУКА [Араб. - Константин, сын Луки; лат. Costa ben Luca] (между 820 и 840, Баальбек, совр. Ливан - ок. 912, Армения), христ. философ, математик, астроном, врач, переводчик, знаток античной науки. Потомок выходцев из Византии (румов), православного вероисповедания (мелькит). Сыграл ключевую роль в приобщении арабо-мусульм. цивилизации к эллинистической мысли, к-рое началось при халифах из династии Аббасидов в кон. VIII - нач. IX в. Арабский перевод соч. Кусты ибн Луки «О жилищах» Феодосия из Вифинии. 1605 г. (Lond. Brit. Lib. Add. 23570. Fol. 77v) Арабский перевод соч. Кусты ибн Луки «О жилищах» Феодосия из Вифинии. 1605 г. (Lond. Brit. Lib. Add. 23570. Fol. 77v) Об образовании К. и. Л. ничего не известно. Он владел древнегреч., сир. и араб. языками; свою деятельность начал с поездок по визант. М. Азии, откуда вывозил ценные греч. рукописи, к-рые переводил на сир. и араб. языки. Получив известность, переехал в Багдад и стал переводчиком при учрежденном халифом аль-Мамуном (813-833) «Доме мудрости» (Бейт аль-хикма), куда перевез свою греч. б-ку. Здесь предположительно познакомился с выдающимися араб. учеными Абу Юсуфом Якубом аль-Кинди и Сабитом ибн Куррой. Пользовался покровительством Аббасидов: аль-Мустаина (862-866), при котором состоял личным врачом и для которого переводил сочинения Феодосия Триполийского и Герона, аль-Мутамида (870-892), аль-Муктадира (908-932); был близок с дядей аль-Мустаина и аль-Мутамида - Абу-ль-Аббасом Ахмадом ибн аль-Мутасимом, учеником аль-Кинди. Продолжил путешествия по различным провинциям Византии, откуда привозил в «Дом мудрости» сочинения, предназначенные для перевода им самим или его сотрудниками. Ок. 864-865 гг. по приглашению кн. Синахериба из Васпуракана, с к-рым познакомился, когда тот приезжал изъявить почтение халифу, переехал в Армению. Впосл. жил при дворе арм. царя Смбата I (890-914) из династии Багратуни, где пользовался большим уважением; был похоронен в особой гробнице, к-рая почиталась так же, как и могилы государей и выдающихся мужей. |
|
|
