| В нитном кума не мила и всем постыла. 545 В новое место попадешь, три года чертом прослывешь. В ногах правды нет. В ноги кланяется, а за пяты кусается. В нужде пожить, блох да вшей нажить. В нынешних обрядах и Фофаны в нарядах. 550 В один день по две радости не живет. В одной руке пусто, а в другой ничего. В одной шерсти не пробыть. В окно всего света не оглянешь. В очах шипок, а в руках крапивный венок. 555 В осень любого гостя подчивают молоком, а нелюбого медом. В осень Егорей с мостом, а Никола с гвоздем. В осень у воробья пиво. В переднем углу либо поп, либо дурак. Вперед не забегай, а от людей не отставай. 560 В пир идешь, не хвастай, а когда из пиру идешь, похвастай. В поле копенки, а дома опенки. В поле стрелка не безделка. В полую воду за рекой не ночуй! В поле воля. 565 В поле пшеница годом родится, а доброй человек всегда годится. В поле съезжаются, родом не считаются. В поле кто служит, о доме не тужит, где стал, тут и стан. В поле Маланья не ради гулянья; а спинушку гнет для запаса вперед. В поле серпом да вилой, так дома ножом да вилкой. 570 В правде Бог помогает, а в неправде Он же запинает. В правде счет не теряется. В праздник жена мужа дразнит. В прикрытии не стой, а приданой деревни не строй! В пусте городе и сидни дороги. 575 В рай душу, в рай! а сам ни ногой. В рай за волосы не тянут. В руках было, да сквозь пальцы сплыло. В свиданьях друга не узнаешь, как в деле с ним не побываешь. В своем добре, да воли нет. 680 В своем добре сам большой. В своей семье сам большой. В своем болоте вольно черту орать. В своем доме как хочу, так и ворочу. В своем деле самому судьею быть нельзя. 585 В семеры гости зовут, а все на правеж. В семье не без урода. В сердце не влезешь. В сердце окна нет. В середу съедим, в четверг не глядим. 590 В складчине торг не барыши. В случае измену купят, а изменника не любят. Вслед за милым не нагоняешься. В согласном стаде волк не страшен, и храбрость крепче стен и башен. В службе не без нужды. 595 В старые годы бывало, и баба кашу едала. |
| Общая всем матерь природа! Возвещу не свои, но твои чудеса, 535. какие ты расточила на суше и в морях. Слышу, что пернатая горлица по смерти своего милого горлика из целомудренной любви к разделявшему ее ложе не принимает к себе в гнездо другого супруга. Мудрая птица! Но для человека сколько еще лучше чистая жизнь! 540. Болтлива сероперая ворона, но и она живет верная юношеской любви и, когда потеряет милого супруга, ненавидит всякого мужа. И у морских рыб есть свой закон; немногие не знают никаких уставов касательно брака, многие же заботятся о целомудрии и брачного ложа, и своей супруги. 545. И здесь имеют силу права. Иные не домогаются иметь более одного плода. Иные же (и таковых большая часть) предаются наслаждениям любви только в весеннее время. Сама природа положила меру вожделениям. А время нежной любви определено 550. для всех живых тварей, и воздушных, и водяных, и тех, которые ходят по суше. Далее срока не питают они в себе вожделений; в самом безумии страсти связаны благовременностью, когда возбуждает их к тому весна. И одни сбегаются кучами для исполнения супружеских дел, у других же соблюдается постоянная привязанность к милым супругам 555. и хранится закон любви; а некоторым достаточно один раз в жизни рождать детей, как свидетельствуют о сем те, которые описали рождения животных и все, что до них касается. А если и у неразумных есть некоторая заботливость о целомудрии, то неужели ты, Божие создание, не свяжешь всех законов плоти, если захочешь? Человек так же уступчив разуму, как и медь огню. 560. Если разум не царь плоти, тогда как образ Божий обожил меня; то в чем преимущество наше, если и мы уступаем таким же движениям? Хотя природа неудержима в большем числе людей, однако же знаем и то, что заповедь часто превозмогает и общую природу. И у меня есть подобное тело, 565. но меня связал воздвигший меня крест, к которому пригвоздил я тяжелую плоть. Ибо желаю со Христом умереть, чтобы с Ним и восстать, имея все Христово: и ум, и тело, и гвозди, и воскресение. |
| Слезы твои ничему не помогут: а лучше подумай, 545 Как бы тебе самому возвратиться скорее в отчизну. Или застанешь его ты живого, иль будет Орестом Он уж убит; ты тогда подоспеешь к его погребенью”. Так он сказал, ободрился мой дух, и могучее снова Сердце мое, несмотря на великую скорбь, оживилось. 550 Голос возвысив, я бросил Протею крылатое слово: “Знаю теперь о двоих; объяви же, кто третий, который, Морем объятый, живой, говоришь ты, в неволе крушится? Или уж нет и его? Сколь ни горько, но слушать готов я”. Так я Протея спросил, и, ответствуя, так мне сказал он: 555 “Это Лаэртов божественный сын, обладатель Итаки. Видел его я на острове, льющего слезы обильно В светлом жилище Калипсо, богини богинь, произвольно Им овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный: Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы 560 Он безопасно пройти по хребту многоводного моря. Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное: Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе; Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь Послан богами – туда, где живет Радамант златовласый 565 (Где пробегают светло беспечальные дни человека, Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает; Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным), Ибо супруг ты Елены и зять громовержца Зевеса”. 570 Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно. Я же с друзьями отважными вновь к кораблям возвратился, Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный; К морю пришед и к моим кораблям, на вечернюю пищу Собрал людей я; божественно-темная ночь наступила; 575 Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег. Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос; Сдвинули с берега мы корабли на священное море; Мачты подняв и развив паруса, на судах собралися Все мореходные люди и, севши у весел на лавках, 580 Разом могучими веслами вспенили темные воды. Снова направил к бегущему с неба потоку Египту Я корабли и успешно на бреге его совершил гекатомбу; После ж, когда примирил я богов, совершив гекатомбу, |
| Вессу, Каллиар и Скарф и веселые долы Авгеи; Тарфы и Фроний, где воды Воагрия быстро катятся. Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону 535 С воинством локров мужей, за священною живших Эвбеей . Но народов эвбейских, дышащих боем абантов , Чад Эретрии , Халкиды, обильной вином Гистиеи, Живших в Коринфе приморском и в Диуме, граде высоком, Стир населявших мужей, и народ, обитавший в Каристе, 540 Вывел и в бой предводил Элефенор, Ареева отрасль, Сын Халкодонов, начальник нетрепетных духом абантов. Он предводил сих абантов, на тыле власы лишь растивших, Воинов пылких, горящих ударами ясневых копий Медные брони врагов разбивать рукопашно на персях. 545 Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону. Но мужей, населяющих град велелепный Афины , Область царя Эрехтея, которого в древние веки Матерь-земля родила, воспитала Паллада Афина, И в Афины ввела, и в блестящий свой храм водворила, 550 Где и тельцами и агнцами ныне ее ублажают Чада Афин, при урочном исходе годов круговратных, — Сих предводил Петеид Менесфей , в ратоборстве искусный. С ним от мужей земнородных никто не равнялся в искусстве Строить на битвы и быстрых коней, и мужей щитоносцев. 555 Нестор один то оспаривал, древле родившийся старец. С ним пятьдесят кораблей, под дружиною, черных примчалось. Мощный Аякс Теламонид двенадцать судов саламинских Вывел и с оными стал, где стояли афинян фаланги. В Аргосе живших мужей, населявших Тиринф крепкостенный, 560 Град Гермиону , Азину, морские пристанища оба, Грады Трезену, Эйон, Эпидавр , виноградом обильный, Живших в Масете, в Эгине, ахейских юношей храбрых, Сих предводителем был Диомед , знаменитый воитель, Также Сфенел , Капанея великого сын благородный; 565 С ними и третий был вождь, Эвриал , небожителю равный, Храбрый Мекестия сын, потомок царя Талайона . Вместе же всех предводил Диомед, знаменитый воитель: Осмьдесят черных судов под дружинами их принеслося. Но живущих в Микене , прекрасно устроенном граде, 570 И в богатом Коринфе, и в пышных устройством Клеонах; |
| И сожигали полные в жертву богам гекатомбы. Их благовоние ветры с земли до небес возносили 550 Облаком дыма; но боги блаженные жертв не прияли, Презрели их; ненавистна была им священная Троя, И владыка Приам, и народ копьеносца Приама. Гордо мечтая, трояне на поприще бранном сидели Целую ночь; и огни их несчетные в поле пылали. 555 Словно как на небе около месяца ясного сонмом Кажутся звезды прекрасные, ежели воздух безветрен; Все кругом открывается – холмы, высокие горы, Долы; небесный эфир разверзается весь беспредельный; Видны все звезды; и пастырь, дивуясь, душой веселится, — 560 Столько меж черных судов и глубокопучинного Ксанфа Зрелось огней троянских, пылающих пред Илионом. Тысяча в поле горело огней, и пред каждым огнищем Вкруг пятьдесят ратоборцев сидело при зареве ярком. Кони их, белым ячменем и сладкой питаяся полбой, 565 Подле своих колесниц ожидали Зари лепотронной. Песнь девятая. Посольство Так охраняли трояне свой стан; но ахеян волнует Ужас, свыше ниспосланный, бегства дрожащего спутник; Грусть нестерпимая самых отважнейших дух поражает. Словно два быстрые ветра волнуют понт многорыбный, 5 Шумный Борей и Зефир, кои, из Фракии дуя, Вдруг налетают, свирепые; вдруг почерневшие зыби Грозно холмятся и множество пороста хлещут из моря, — Так раздиралися души в груди благородных данаев. Царь Агамемнон, печалью глубокою в сердце пронзенный, 10 Окрест ходил, рассылая глашатаев звонкоголосых К сонму вождей приглашать, но по имени каждого мужа, Тихо, без клича, и сам между первых владыка трудился. Мужи совета сидели унылые. Царь Агамемнон Встал, проливающий слезы, как горный поток черноводный 15 С верху стремнистой скалы проливает мрачные воды. Он, глубоко стенающий, так говорил меж данаев: “Други, вожди и властители мудрые храбрых данаев, Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель! Пагубный! прежде обетом и знаменьем сам предназначил 20 Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной; Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа! |
| Он не радел, иль забыл, но душой согрешил безрассудно. Гневное божие чадо, стрельбой веселящаясь Феба Вепря подвигла на них, белоклыкого лютого зверя. 540 Страшный он вред наносил, на Инея сады набегая: Купы высоких дерев опрокинул одно на другое, Вместе с кореньями, вместе с блистательным яблоков цветом. Зверя убил наконец Инеид Мелеагр нестрашимый, Вызвав кругом из градов звероловцев с сердитыми псами 545 Многих: его одолеть не успели бы с малого силой — Этаков был! на костер печальный многих послал он. Феба о нем воспалила жестокую, шумную распрю, Бой о клыкастой главе и об коже щетинистой вепря Между сынами куретов и гордых сердцами этолян. 550 Долго, пока Мелеагр за этолян, могучий, сражался, Худо было куретам: уже не могли они сами В поле, вне стен, оставаться, хотя и сильнейшие были. Но когда Мелеагр предался гневу, который Сердце в груди напыщает у многих, мужей и разумных 555 (Он, на любезную матерь Алфею озлобленный сердцем, Праздный лежал у супруги своей, Клеопатры прекрасной. Дщери младой Эвенины жены, легконогой Марписсы , И могучего Ида, храбрейшего меж земнородных Оных времен: на царя самого, стрелоносного Феба, 560 Поднял он лук за супругу свою , легконогую нимфу: С оного времени в доме отец и почтенная матерь Дочь Алкионою прозвали, в память того, что и матерь, Горькую долю неся Алкионы многопечальной, Плакала целые дни, как ее стреловержец похитил. 565 Он у супруги покоился, гнев душевредный питая, Матери клятвами страшно прогневанный: грустная матерь Часто богов заклинала – отметить за убитого брата; Часто руками она, исступленная, о землю била И, на коленях сидящая, грудь обливая слезами, 570 С воплем молила Аида и страшную Персефонию Смерть на сына послать; и несящаясь в мраках Эриннис, Фурия немилосердая, воплю вняла из Эреба), Скоро у врат калидонских и стук и треск раздалися Башен, громимых врагом. Мелеагра этольские старцы 575 Стали молить и послали избранных священников бога, Дар обещая великий, да выйдет герой и спасет их. Где плодоносней земля на веселых полях калидонских, |
| 550 Ты ни меня вопрошай, ни сама не изведывай оных”. К Зевсу воскликнула вновь волоокая Гера богиня : “Тучегонитель! какие ты речи, жестокий, вещаешь? Я никогда ни тебя вопрошать, ни сама что изведать Век не желала; спокойно всегда замышляешь, что хочешь. 555 Я и теперь об одном трепещу, да тебя не преклонит Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида: Рано воссела с тобой и колена твои обнимала; Ей помавал ты, как я примечаю, желая Пелида Честь отомстить и толпы аргивян истребить пред судами”. 560 Гере паки ответствовал тучегонитель Кронион: “Дивная! все примечаешь ты, вечно меня соглядаешь! Но произвесть ничего не успеешь; более только Сердце мое отвратишь, и тебе то ужаснее будет! Если соделалось так, – без сомнения, мне то угодно! 565 Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся! Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе, Если, восстав, наложу на тебя необорные руки”. Рек; устрашилась его волоокая Гера богиня И безмолвно сидела, свое победившая сердце. 570 Смутно по Зевсову дому вздыхали небесные боги. Тут олимпийский художник, Гефест , беседовать начал, Матери милой усердствуя, Гере лилейнораменной: “Горестны будут такие дела, наконец нестерпимы, Ежели вы и за смертных с подобной враждуете злобой! 575 Ежели в сонме богов воздвигаете смуту! Исчезнет Радость от пиршества светлого, ежели зло торжествует! Матерь, тебя убеждаю, хотя и сама ты премудра, Зевсу царю окажи покорность, да паки бессмертный Гневом не грянет и нам не смутит безмятежного пира. 580 Если восхощет отец, Олимпиец, громами блестящий, Всех от престолов низвергнет: могуществом всех он превыше! Матерь, потщися могучего сладкими тронуть словами, И немедленно к нам Олимпиец милостив будет”. Так произнес и, поднявшись, блистательный кубок двудонный 585 Матери милой подносит и снова так ей вещает: “Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу! Сыну толико драгая, не дай на себе ты увидеть Зевса ударов; бессилен я буду, хотя и крушася, Помощь подать: тяжело Олимпийцу противиться Зевсу! 590 |
| 550 Ты ни меня вопрошай, ни сама не изведывай оных”. К Зевсу воскликнула вновь волоокая Гера богиня : “Тучегонитель! какие ты речи, жестокий, вещаешь? Я никогда ни тебя вопрошать, ни сама что изведать Век не желала; спокойно всегда замышляешь, что хочешь. 555 Я и теперь об одном трепещу, да тебя не преклонит Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида: Рано воссела с тобой и колена твои обнимала; Ей помавал ты, как я примечаю, желая Пелида Честь отомстить и толпы аргивян истребить пред судами”. 560 Гере паки ответствовал тучегонитель Кронион: “Дивная! все примечаешь ты, вечно меня соглядаешь! Но произвесть ничего не успеешь; более только Сердце мое отвратишь, и тебе то ужаснее будет! Если соделалось так, – без сомнения, мне то угодно! 565 Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся! Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе, Если, восстав, наложу на тебя необорные руки”. Рек; устрашилась его волоокая Гера богиня И безмолвно сидела, свое победившая сердце. 570 Смутно по Зевсову дому вздыхали небесные боги. Тут олимпийский художник, Гефест , беседовать начал, Матери милой усердствуя, Гере лилейнораменной: “Горестны будут такие дела, наконец нестерпимы, Ежели вы и за смертных с подобной враждуете злобой! 575 Ежели в сонме богов воздвигаете смуту! Исчезнет Радость от пиршества светлого, ежели зло торжествует! Матерь, тебя убеждаю, хотя и сама ты премудра, Зевсу царю окажи покорность, да паки бессмертный Гневом не грянет и нам не смутит безмятежного пира. 580 Если восхощет отец, Олимпиец, громами блестящий, Всех от престолов низвергнет: могуществом всех он превыше! Матерь, потщися могучего сладкими тронуть словами, И немедленно к нам Олимпиец милостив будет”. Так произнес и, поднявшись, блистательный кубок двудонный 585 Матери милой подносит и снова так ей вещает: “Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу! Сыну толико драгая, не дай на себе ты увидеть Зевса ударов; бессилен я буду, хотя и крушася, Помощь подать: тяжело Олимпийцу противиться Зевсу! 590 |
| Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая? Иль, наконец, предпочесть из ахейцев того, кто усердней Брака желает со мной и щедрее дары мне приносит? 530 Сын же, покуда он отроком был неразумным, расстаться С матерью нежной не мог и супружеский дом мне покинуть Сам запрещал; но теперь он, уж мужеской силы достигнув, Требует сам от меня, чтоб из дома я вышла немедля; Он огорчается, видя, как наше имущество грабят. 535 Ты же послушай: я видела сон; мне его растолкуй ты; Двадцать гусей у меня есть домашних; кормлю их пшеницей; Видеть люблю, как они, на воде полоскаясь, играют. Снилося мне, что, с горы прилетевший, орел крутоносый, Шею свернув им, их всех заклевал, что в пространной столовой 540 Мертвые были они на полу все разбросаны; сам же В небо умчался орел. И во сне я стонала и горько Плакала; вместе со мною и много прекрасных ахейских Жен о гусях, умерщвленных могучим орлом, сокрушалось. Он же, назад прилетев и спустясь на высокую кровлю 545 Царского дома, сказал человеческим голосом внятно: “Старца Икария умная дочь, не крушись, Пенелопа. Видишь не сон мимолетный, событие верное видишь; Гуси – твои женихи, а орел, их убить прилетавший Грозною птицей, не птица, а я, Одиссей твой, богами 550 Ныне тебе возвращенный твоим женихам на погибель”. Так он сказал мне, и в это мгновенье мой сон прекратился; Я осмотрелась кругом: на дворе, я увидела, гуси Все налицо; и, толпяся к корыту, клюют там пшеницу”. Умной супруге своей отвечал Одиссей богоравный: 555 “Сон, государыня, твой толковать бесполезно: он ясен Сам по себе; сокровенного нет в нем значенья; и если Сам Одиссей предсказал женихам их погибель – погибнут Все: ни один не уйдет от судьбы и от мстительной Керы”. Так, отвечая, сказала царица Лаэртову сыну: 560 “Странник, конечно, бывают и темные сны, из которых Смысла нельзя нам извлечь; и не всякий сбывается сон наш. Создано двое ворот для вступления снам бестелесным В мир наш: одни роговые, другие из кости слоновой; Сны, проходящие к нам воротами из кости слоновой, 565 |
| Он позади корабля темноносого с шумом великим 540 Грянулся в воду так близко к нему, что едва не расплюснул Нашей кормы; всколыхалося море от падшей громады; Судно ж волною помчало вперед к недалекому брегу Острова Коз; и вошли мы обратно в ту пристань, где наши В месте защитном оставлены были суда, где печально 545 Спутники в скуке сидели и ждали, чтоб мы воротились. К брегу пристав, быстроходный корабль на песок мы втащили; Сами же вышли на брег, поражаемый шумно волнами. Тучных циклоповых коз и баранов собравши, добычу Стали делить мы, чтоб каждому должный достался участок; 550 Мне же от светлообутых сопутников в дар был особо Главный назначен баран, и его принесли мы на бреге В жертву Крониону, туч собирателю, Зевсу владыке. Тучные бедра пред ним мы сожгли. Но, отвергнув он жертву, Стал замышлять, чтоб, беды претерпев, напоследок и всех я 555 Спутников верных, и всех кораблей крепкозданных лишился. Жертву принесши, мы целый там день до вечерного мрака Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались. Тою порою померкнуло солнце, и тьма наступила; Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег. 560 Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос; Спутников верных созвав, я велел, чтоб они на проворных Все кораблях собралися и все отвязали канаты. Спутники все собралися и, севши на лавках у весел, Разом могучими веслами вспенили темные воды. 565 Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти. Песнь десятая Скоро на остров Эолию прибыли мы; обитает Гиппотов сын там, Эол благородный, богами любимый. Остров плавучий его неприступною медной стеною Весь обнесен; берега ж подымаются гладким утесом. 5 Там от супруги двенадцать детей родилося Эолу, Шесть дочерей светлоликих и шесть сыновей многосильных. Вырастив их, сыновьям дочерей он в супружество отдал. Днем с благородным отцом и заботливой матерью вместе Все за трапезой, уставленной яствами, сладко пируют 10 В зале они, благовонной от запаха пищи и пеньем Флейт оглашаемой; ночью же, каждый с своею супругой, |
|
|
