| всей его деятельности», а при другом случае (через 10 страниц) вышеуказанное утверждение символа и косвенное осуждение латинского filioque, по выражению Иванцова, «составляют едва ли (значит не совсем составляют, а может быть и прямо не составляют, во всяком случае изъявляется сомнение) не главный центр тяжести всего дела соборного». Так пишется история Фотия, назначенная по намерению автора служить коррективом к исследованиям о названном патриархе ученых всего света и сделаться руководством для всех будущих писателей по вопросам фотианской эпохи. С педантичностью, требующеюся самой задачей труда, проф. Курганов указывает на каких страницах и в каких словах заключаются открытые им, сейчас приведенные, противоречия Иванцова, исследующего собор 879 года, и затем говорит: «неопределенность и неточность терминов, употребленных автором для выражения своей мысли, возбуждают в читателе недоумения и сомнения в ее справедливости, склоняют его на возражения автору». А обобщая свои замечания касательно рассуждений Иванцова о соборе 879 года, критик приходит к такому заключению: «историческая и каноническая необходимость константинопольского собора 879 года не показана (автором) ни с какой стороны» (см. стр. 214 у Курганова). Нисколько не похвально! Путаясь в нестерпимых противоречиях при разъяснении истории двух важнейших соборов фотианской эпохи (869 и 879 годов), тот же автор не имеет никакой удачи, когда берется сказать что-либо новое и научно-ценное о более раннем соборе фотианской эпохи – соборе 861 года, правда менее важном, чем сейчас названные соборы. Относительно суждений Иванцова об этом соборе, проф. Курганов делится с читателем следующими своими мыслями. «о. прот. Иванцов полагает, что Фотий, вероятно уже имевший некоторые понятия о политике пап, наприм., о их стремлении мешаться не в свои дела, совсем не желал обращаться к папе с приглашением его легатов на собор 861 года, в целях утверждения своего на патриаршестве. Воспользоваться же папским авторитетом в борьбе с партией Игнатия (а эта борьба, как известно, именно и происходила на соборе 861 г.), по рассуждению Иванцова, желал |
| М. Иванцовым-Платоновым, но прихожу к этому взгляду другим путем – церковно-правовым, и мне думается, что эту церковно-правовую точку зрения следует с особенною силою выдвинуть при суждении о достоинстве и значении Константинопольского собора 879–80 гг. Результат получается такой: Константинопольский собор 869–70 гг., который считается папистами VIII вселенским собором, отменен, как неправильный и не имеющий никакого значения, Константинопольским собором 879–80 г., на котором несомненно присутствовали представители всех патриарших престолов (в том числе, конечно, и легаты римского папы) и при осуждении означенного Константинопольского собора 869–70 гг. обнаружили замечательное единодушие. Вначале, еще до Константинопольского собора 879–80 гг., высказал осуждение Константинопольского собора 869–70 гг. и сам папа на Римском соборе 879 г. Пусть впоследствии он из властолюбивых видов отказался принять решения Константинопольского собора 879–80 гг. Но ведь остальные патриаршие престолы не отказываются от своих на нем решений; напротив, твердо хранят их. Да и легаты папы, подавая свой голос на Константинопольском соборе 879 г. за его решения, отнюдь не преступали данной им папою инструкции, но поступали строго по ней и в согласии с помянутым предварительным решением самого папы Uoahha VIII на Римском соборе 879 года 34 . Таким образом, Константинопольский собор 869 – 70 гг. никоим образом не может иметь вселенского значения, и, если теперь паписты стараются придать ему такое значение, то это – лишь частное их мнение, не имеющее ничего общего с решением всей вселенской Церкви, и при том принятое ими после собора, в противоречие своему собственному первоначальному до собора и на нем торжественно данному решению. Так в этом сепаратизме римской курии, в ее отчуждении от общецерковного решения и, с тем вместе, своего собственного решения, со всею яркостию рисуются чуждые учению Христа эгоизм и властолюбие пап. Ибо ведь это сепаратное мнение римской курии вытекло единственно лишь из властолюбивой папистической идеи, покоящейся не на общепринятых соборных правилах и решениях, а на бесспорных подлогах и вымышленных грамотах, которых Церковь не может признать своими. |
| Дворник показывает 152 , что на Западе собор 879–880 годов признавался если не Вселенским, то во всяком случае компетентным авторитетом, санкционированным Римом. Считалось, что он восстановил церковное единство, отменив предыдущий, «Игнатиевский» собор (869–870), свергнувший Фотия 153 . Только в конце XI века григорианская реформа восстановила авторитет «Игнатиевского» собора. В Деяниях последнего григорианские реформы узнавали себя, ибо он (как ни думали) утвердил авторитет папы над византийским патриархом и гражданской властью императоров. Однако между 880 и 1100 годами, в течение более двух столетий, и Восток, и Запад, несмотря на все другие разделявшие их различия, признавали законность соглашения между Иоанном VIII и Фотием в Святой Софии в 880 году. Запоздалое включение Игнатиевского собора 869–870 годов в список «Вселенских» соборов, несомненно, представляет проблему для римского понятия авторитета. Можно ли согласовать этот авторитет со столь очевидным разрывом последовательности? Интересно, однако, что по крайней мере один раз вопрос этот был благополучно обойден. На четвертом и пятом заседаниях собора в Ферраре 20 октября 1438 года кардинал Чезарини и Андрей Родосский, главные представители латинской стороны, прибегли к авторитету «Восьмого собора», подразумевая Игнатиевский собор 869–870 годов. Им пришлось немедленно столкнуться с резким non possumus [«не можем»] Марка Эфесского , греческого представителя, который подчеркнуто сослался на отмену этого собора папой Иоанном VIII 154 . Общим согласием щекотливый вопрос этот был погребен, и Ферраро-Флорентийский собор стал «Восьмым». Таким образом, латинская сторона безоговорочно признавала возврат к положению, предшествовавшему григорианской реформе. Теперь подхожу к мысли, которая, по моему мнению, могла бы стать определяющей в решении проблемы авторитета между Римом и православием. Можно ли в наше время совместно признать Фотиевский собор 879–880 годов «Вселенским»? Акт такого рода, конечно, был бы гораздо значительнее, чем чисто символическое «снятие анафематствований» 1054 года. Это означало бы возврат к положению, существовавшему более двух столетий. Для православных такой акт потребовал бы согласия всех Поместных Православных Церквей; он означал бы, что уния действительно основана на тождественности веры, выраженной в общем Символе. Для традиционно настроенного Рима это не было бы просто отказом от авторитета, а возвращением к положению, санкционированному предшественником нынешнего папы. |
| Необходимо помнить все эти события, чтобы понять «снятие анафематствований» 1965 года в его истинном смысле. Ясно, что для преодоления раскола понадобится нечто гораздо большее, нежели этот символический акт. В частности, нужно будет принятие обеими сторонами общего понимания компетенции церковного авторитета. Я хотел бы указать на одно событие из церковного прошлого, которое могло бы послужить в этом отношении хорошим примером: на Великий Константинопольский собор 879–880 годов, именуемый в некоторых византийских источниках даже «собором единения». Правильное его понимание могло бы в наше время сильно способствовать согласованию расходящихся взглядов Востока и Запада на авторитет. После столь экклезиологически значительных событий, как взаимное отлучение папы Николая I и патриарха Фотия и первой стадии полемики о Филиокве, собор этот запечатлел примирение между папой Иоанном VIII и патриархом Фотием. До недавнего времени считалось, что папа Иоанн VIII дезавуировал своих легатов по их возвращении с Востока и что раскол продолжался. Труд Ф. Дворника и труды других современных ученых показали, что это не так 149 и что не только Фотий и Иоанн VIII, но и несколько их преемников оставались верными тому, что было достигнуто собором. Собор пришел к двум важнейшим решениям. В области дисциплины обе Церкви признают друг друга высшими инстанциями в своих сферах. На Востоке не будет папской «юрисдикции» (1-е правило), но традиционное первенство Рима будет признаваться, так же как и традиционные территориальные границы Римского патриархата. В области вероучения собор сохраняет единство веры через подтверждение оригинального текста Никео-Константинопольского Символа веры . «Дополнения» к этому тексту определенно и четко осуждаются. Соборный указ явно подразумевает Филиокве, но авторитета папы это непосредственно не касается, поскольку добавление это в то время практиковалось не в самом Риме, а лишь во франкских странах и Испании. Каково значение этих постановлений? Сами тексты именуют собор «Великим и Вселенским». И действительно, в 879–880 годах налицо были все критерии вселенскости, признававшиеся при прежних соборах: собор был созван императором и в нем участвовали представители пяти патриархатов, включая Римский. В византийских канонических сборниках постановления 879–880 годов всегда следуют за постановлениями других семи Вселенских Соборов. Византийские авторы часто называют его «Восьмым Вселенским» собором. Примером могут послужить столь выдающиеся и представительные авторы, как Николай Кавасила 150 и Симеон Солунский 151 . Однако это наименование не было всеобщим. Некоторые византийские авторы считали, что «семь соборов» de facto ограничены этим числом как священным. Другие признавали латинское сопротивление этому собору. |
| По прочтении инструкции члены собора – и вместе все, и в лице отдельных представителей его – выразили благодарность и хвалу легатам за то, что они верно следовали папской инструкции и восприняли на себя труды по умиротворению Церкви. Наконец легат Петр спросил: приемлет ли собор содержащееся в инструкции? Члены собора, разумеется, выразили свое удовольствие. Обычным многолетием и закончилось третье заседание собора. 180 Промежуток между третьим и четвертым заседаниями собора Промежуток между третьим и четвертым заседаниями собора. – Четвертое заседание; появление уполномоченного от лица патриарха Антиохийского (Василий, митрополит Мартиропольский); новый патриарх Иерусалимский; чтение новых патриарших писем; речи о единении Церкви. – Обращение двух патрикиев к соединению с Фотием. – Пять предложений (в пяти главах), предъявленные папскими легатами; прения о каждом из них. – Пятое заседание: рассуждение по вопросу о седьмом Вселенском соборе. – Старания отцов привести к единению с Фотием главного противника его – Митрофана Смирнского; упорство последнего. – Три правила, составленные на этом соборе, обстоятельства их происхождения и разъяснение смысла правил. – Подпись деяний этого собора членами его. – Шестое заседание в присутствии императора: речь императора, в которой объясняется, почему он не присутствовал на прежних заседаниях. – Провозглашение и подтверждение Никео-Константинопольского символа в знак единения и мира Церквей и определение о неприкосновенности этого символа. – Заявление императора, что он вполне принимает деяния собора 879–880 годов и подписание им этих деяний. – Седьмое и последнее заседание. – Значение собора 879–880 гг. – Вторичное низложение Фотия с патриаршей кафедры. -Продолжительные отголоски партий фотианской и игнатианской в последующей церковной истории Византии. Между третьим и четвертым заседаниями собора 879–880 годов проходит довольно значительный промежуток – более месяца (именно 35 дней). Из актов собора не видно, отчего произошел такой перерыв в соборной деятельности; на этот счет можно сделать лишь несколько более или менее вероятных предположений. |
| Это подтверждается решением VII Вселенского Собора (787 г.): для того, чтобы Собор именовался Вселенским, необходимо присутствие Патриархов Рима и Константинополя или их представителей и «единомыслящих» в окружении Патриархов Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского 73 . 1-е правило Большого Софийского Собора (879–880) 74 запретило пересматривать решения Римского Папы Константинопольским Патриархом и наоборот. Данное решение было принято в связи с запретом, наложенным представителями Римского Папы на епископа Смирнского Митрофана, притом что в процессе обсуждения св. Фотию была предоставлена власть принять собственное решение по запрещенному Папой клирику, относящемуся к его юрисдикции. Иными словами, конкретная цель правила – разрешить свт. Фотию принять самостоятельное решение по клирику своего собственного патриархата, на которого Римский Папа наложил прещение. При обсуждении данного правила представителями других восточных патриархатов высказывались мысли о единстве Церкви как «единой души» и «единого дыхания» 75 , восточной частью которой – в полном согласии с западной – руководит свт. Фотий. Впервые на Соборе были озвучены особые властные полномочия Константинопольского Патриарха над православным Востоком, переданные ему ранее обладавшим ими Римским Папой. В обсуждении правила читаем заявление «местоблюстителей Рима»: «И мы уже сказали, что эту власть Святейший Папа Иоанн Фотию, Святейшему Патриарху, возложил, так чтобы иметь ему власть и возвращающихся принимать, и некающихся предавать отлучению» 76 . Текст данного обсуждения мог бы стать своеобразным оправданием «первенства власти» Константинопольского Патриарха сначала на Востоке, а потом – после отпадения Рима – и на Западе. Однако обсуждение правила не является самим правилом и по сути дела велось в связи с одним конкретным случаем епископа Смирнского Митрофана. В то же самое время оно подтверждает, что Константинопольский Патриарх и в 879–880 г. ещё не обладал особой судебной властью над тремя восточными Патриархатами, но мог только пытаться её обосновать применительно к новым условиям совершенно равночестного существования с Римским престолом. Между тем, еп. Авидский Кирилл понимает 1-е правило Большого Софийского Собора противоположным образом: и Римский Папа, и Константинопольский Патриарх обладали правом неограниченной апелляции – вплоть до Большого Софийского Собора 879–880 г., когда согласно 1-му правилу Собора судебные полномочия Папы стали ограничены Западом, а Константинопольского Патриарха – Востоком 77 . Очевидно, что данная интерпретация искажает смысл 1-го правила. Другой греческий современный канонист еп. Христофор Карпасийский пишет о том, что согласно 1-му правилу Софийского Собора за Римским Папой было оставлено только первенство чести (primatum honoris) 78 – при полном равенстве с другими Патриархатами 79 . |
| По прочтении инструкции, члены собора и все вместе и в лице отдельных представителей его выразили благодарность и хвалу легатам за то, что они верно следовали папской инструкции и восприняли на себя труды по умиротворению Церкви. Наконец легат Петр спросил: приемлет ли собор содержащееся в инструкции? Члены собора разумеется выразили свое удовольствие. Обычным многолетием и закончилось третье заседание собора 343 . 2 . – Промежуток между третьим и четвертым заседаниями собора. – Четвертое заседание: появление уполномоченного от лица патриарха Антиохийского (Василий митрополит Мартиропольский); новый патриарх Иерусалимский; чтение новых патриарших писем; речи о единении Церкви. – Воссоединение двух патрициев с Фотием. – Пять предложений (в пяти главах), предъявленных папскими легатами; прения о каждом из них. – Пятое заседание: рассуждение по вопросу о седьмом вселенском соборе. – Старания отцов привести к единению с Фотием главного противника его – Митрофана Смирнского; упорство последнего. – Три правила, составленные на этом соборе, обстоятельства их происхождения и разъяснение смысла правил. – Подпись деяний этого собора членами его. – Шестое заседание в присутствии императора: речь императора, в которой объясняется, почему он не присутствовал на прежних заседаниях. – Провозглашение и подтверждение Никее-константинопольского символа в знак единения и мира церквей и определение о неприкосновенности этого символа. – Заявление императора, что он вполне принимает деяния собора 879 – 880 года и подписание им этих деяний. – Седьмое и последнее заседание, – Значение собора 879 – 880 г. Между третьим и четвертым заседаниями собора 879–880 годов проходит довольно значительный промежуток, – более месяца (именно 35 дней). Из актов собора не видно, отчего произошел такой перерыв в соборной деятельности; на этот счет можно сделать лит несколько более или менее вероятных предположений. Прежде всего можно думать, что поджидали прибытия лица, уполномоченного от патриарха Антиохийского; этого уполномоченного не видим на первых заседаниях собора, а появляется он только с четвертого заседания. |
| The Photian Council and its authority were not questioned in Rome for the next nearly 200 years. Strong evidence of this is given by the Roman Catholic writer Daniel J. Casellano when he states, “In the West, early canonists, most notably St. Ivo of Chartres (late eleventh cent.) and Gratian (twelfth cent.), considered the Photian synod of 879-880 to have been duly approved by Pope John VIII.” But during the time of Pope Gregory VII (r. 1073-1085), in the period known as the Gregorian Reform, as I mentioned at the beginning of this paper, Papal canon lawyers went back to the stormy decades of the 860s and 870s, and replaced the Photian Council with the Ignatian Council of ten years earlier. In the words of the Oxford Dictionary of Byzantium , the Photian Council had been “recognized as ecumenical by Rome until the Gregorian Reform, when the official Roman tradition was abandoned in favor of the Council of 869” (p. 513). Orthodox scholar Fr. George Dragas asks, How did it happen that Roman Catholics came to ignore this conciliar fact? Following Papadopoulos Kerameus, Johan Meijer—author of a most thorough study of the Constantinopolitan Council of 879/880—has pointed out that Roman Catholic canonists first referred to their Eighth Ecumenical Council (the Ignatian one) in the beginning of the twelfth century. In line with Dvornik and others, Meijer also explained that this was done deliberately because these canonists needed at that time canon 22 of that Council. In point of fact, however, they overlooked the fact that this Council had been cancelled by another, the Photian Synod of 879-880—the acts of which were also kept in the pontifical archives . Repercussions for Orthodox-Roman Catholic relations How different relations would have been in succeeding centuries, and all the way to the present, between Orthodoxy and Roman Catholicism if the Roman Church had continued to accept the Photian Council as legitimate, and if she had fully abided by its decrees! For if the Roman Church ever did reaffirm the legitimacy of the Photian Council, thus rejecting the Ignatian Council, the two biggest obstacles to the reconciliation of the Roman Church with Orthodoxy would be instantly removed: the Filioque, and the claims of the Roman Church to have jurisdictional authority over the Eastern Churches. |
| Собор 879 – 880 годов исполнен значения для Византийской церкви. Он положил конец тому смутному и тяжкому положению вещей, какое началось со времен собора 869 года и которое продолжалось до вторичного патриаршествования Фотия и отчасти до времени рассмотренного нами собора. Лучшие представители византийской иерархии очутились было не у дел, – они отстранены были от управления Церковью. Восшествие Фотия снова на константинопольскую кафедру открыло путь для его приверженцев к занятию ими прежних епископских кафедр; но этого было мало для Фотиан. Им нужно было, чтобы воочию и торжественно открылось, что они страдали неповинно, что церковные интересы, которым они служили, дело достойное не осуждения, а полной похвалы. Это и совершено было собором 879 – 880 года. В этом Фотиане нашли для себя то нравственное удовлетворение, в котором естественно нуждается угнетаемая невинность. С другой стороны, всем, кто был сколько-нибудь проницателен, стало теперь ясно, что виною смут были папы с их притязаниями вмешиваться в дела чужих церквей ради своекорыстных расчетах. Поэтому необходимо было заставить ·самого папу раскаяться в своем образе действовала, взять назад все то, что сделано раньше Римскою Церковью во вред Византийской церкви, и при этом дать знать папам, что их власть вовсе не так велика и обширна, их авторитет не столь непререкаем, как привыкли думать на Западе. К этой цели и стремился изучаемый нами ·собор – и достиг её. Папа Иоанн в лице легатов признал уничтоженным то, что наиболее могло смущать Византийскую церковь , т.е. направленные против Фотия и ·его приверженцев распоряжения прежних пап. Самому папскому авторитету, поскольку он выражался в формах антиканонических, нанесен был в одно и тоже время и тяжкий и ловкий удар на соборе 879 – 880 г. Существенные стороны деятельности этого собора клонились к тому, чтобы доказать, что папа такой же патриарх, как и все прочие патриархи и что его первенство между патриархами не дает ему права по своему произволу править всею Церковью 365 . Вот главные черты, в которых выражается значение собора. Церковный болгарский вопрос который так интересовал пап ради материальных выгод, не был решен на соборе с ясностью: всякое определенное его решение повело бы лишь к новым спорам; но тем не менее на этом именно соборе указанный вопрос получил, так сказать, негласную развязку, после которой Болгария навсегда осталась при греческих христианских обрядах и под духовным руководством Восточной церкви, с устранением латинских влияний. |
| И теперь я уже вплотную подошел к предложению, которое, по моему мнению, могло бы решить проблему авторитета, разделяющую Рим и Православие. Разве невозможно в наше время совместно признать Фотиевский собор 879—880 гг. вселенским? Акт такого рода, конечно, был бы гораздо значительнее, чем чисто символическое снятие анафематствований 1054 года. Это предполагало бы возврат к положению, существовавшему более двух столетий. Для православных такой акт потребовал бы согласия всех Поместных Православных Церквей; он означал бы, что объединение действительно основано на единстве веры, выраженной в общем Символе. Для приверженного традициям Рима это не было бы просто отказом от своего авторитета, а возвращением к положению, санкционированному предшественником нынешнего папы. Природа раскола такова, что символические акты и церемониальные встречи очевидно недостаточны для преодоления существующего разделения. Необходимо единение в духе и принципиальное соглашение относительно институционных форм единства. Собор 879—880 годов совершил то и другое. 2. Что произошло в шестидесятые годы? Различные заявления и встречи между папой и Константинопольским патриархом носили, по нашему определению, символический характер. Любой символ может быть ложно истолкован. Говорилось, например, что сенсационный характер встреч и двусмысленность документов создавали ошибочное впечатление, что объединение Церквей — вопрос близкого будущего и что догматические препятствия сущест вуют только в умах немногих реакционных богословов. Говорилось также, что церковная дипломатия, подготовившая и осуществившая встречи, имела целью создать ложный образ православного «папства», параллельного римскому; и нужно сказать, что плохо информированная западная публика могла действительно иногда подумать, что вселенский патриарх — всего лишь восточный «папа». С православной стороны скептики утешались тем, что патриарх не имел «всеправославного мандата» и говорил и действовал не от имени всей Церкви. Было бы, однако, досадно, если бы эта иногда оправданная критика папской и патриаршей дипломатии совершенно упразднила реальное значение некоторых жестов и слов. События эти еще могут повести к последствиям, выходящим за пределы наших непосредственных впечатлений. Например, невозможно было бы даже подумать о совместном признании собора 879—880 гг., если бы не было атмосферы, созданной Вторым Ватиканским собором и встречами между Павлом VI и Афинагором. |
|
|
