| Равным образом Раде (Op. cit. s. 127, anm. 1), перепутывая слова Гефеле, говорит об особом Соборе в Италии, о котором история ничего не знает и западному Собору 381 г. отводит место в Медиолане. Подобному воззрению следует и пр. Гидулянов (Op. cit. стр. 540). Миланский Собор, – справедливо замечает Rauschen (Op. cit. s. 109–110, cp. 132, anm. 3), – есть чистая фикция Гефеле. Что письмо Sanctum принадлежит Аквилейскому Собору, за это ясно говорит свидетельство Феодорита (V, 9) и отсутствие других свидетельств, чтобы в этом году кроме Аквилеи западные епископы собирались и в Медиолане. Соборы, бывшие в этом году на Западе, именно происходили в Аквилее, откуда несомненно было послано и письмо Quam libet, написанное до созыва Константинопольского Собора. Главная роль на Западном Соборе, которая принадлежала Амвросию Медиоланскому , не может быть признана показателем того, что Собор происходил в Милане. Ср. проф. Спасский Op. cit. стр. 632, пр. 1. 1021 Mansi, Op. cit. t. III, p. 631–632. Существует два письма этого Собора: Sanctum и Fidei, и в актах последнее письмо считается по времени первым. Такого взгляда держится и Hefele (II, s. 36). Но Rade (s. 127), основываясь на внутренних признаках того и другого письма, вполне справедливо перестанавливает письма, считая первым Sanctum, а вторым – Fidei. Так в письме Sanctum, написанном, очевидно, непосредственно под свежим впечатлением решения в Константинополе, Отцы Собора высказывают Феодосию В. жалобы на нестроения, какие произвел своею деятельностью Собор 381 г. в церковной жизни. В письме же Fidei они защищаются против нападков, которые позволил сделать Феодосий по их адресу в своем ответном письме. Сюда следует добавить еще и то, что письмо Sanctum устанавливает тесную связь с письмом Quam libet (Mansi, t. III, p. 623–624) и считает его недавним, а последнее было написано не ранее конца 380 г. или начала 381 г. Отсюда, нет никакого сомнения, что Fidei позднее Sanctum, которое очевидно было написано в июне или в июле 381 г. |
| De incarnationis dominicae Sacramento Предисловие переводчика Сочинение «О тайне Господнего воплощения» (De incarnationis dominicae Sacramento) 1 завершает основные догматические работы свт. Амвросия «О вере» и «О Святом Духе». Вошедшее в научный обиход название дано в тексте трактата самим автором (63). Значимость этого текста для святоотеческой литературы, не только латинской, но и греческой подтверждается тем, что выдержки из него приводились на Эфесском и Халкидонском соборах, а на средневековом Западе его ценил и цитировал Фома Аквинский 2 . Отличительной чертой произведения выступает его композиционная неоднородность. Резкая смена тематики и адресата внутри книги позволяет выделить в ней две самостоятельные части. Первая (1–78) написана в форме церковной проповеди и обсуждает христологическую проблематику, вторая (79–118) возвращается к тринитарным спорам и обращена к императору Грациану. Конкретность обстоятельств, вызвавших написание этой книги, помогает определить время её появления. Важным основанием для датировки служат слова самого автора, что все пять книг «О вере», завершение которых относится к концу 380 – началу 381 г., им уже написаны (62). Дьякон Павлин описывает обстоятельства появления трактата о воплощении 3 : два арианина, кувикуларии 4 императора Грациана, задали свт. Амвросию вопрос о воплощении Господа и пообещали вернуться за ответом. На следующий день святитель и народ ждали их у Порцианской базилики, но те, забыв о встрече, отправились на загородную прогулку, на ней с ними произошёл несчастный случай, и оба погибли. Свт. Амвросий, не дождавшись их прихода и не зная о происшедшем, произнёс проповедь , которая и стала первой частью сочинения. Упоминание кувикулариев свидетельствует о пребывании императора Грациана в Медиолане (датируется периодом с весны 381 до лета 383 г.). Во второй части сочинения автор отвечает на возражение: как могут Нерождённый и Рождённый быть одной сущности? – высказанное Палладием Ратиарским на Аквилейском соборе в сентябре 381 г. 5 Всё это позволяет утверждать, что сочинение «О тайне Господнего воплощения» было написано в конце 381 – начале 382 г. 6 |
| Вероятно, в марте 380 года святитель Григорий посетил Ивору, где принял участие в выборах кандидата на место находившегося при смерти епископа Араксия. Затем, в апреле того же года, он был в Севастии для участия в выборах нового епископа этой митрополии, во главе которой долгое время стояли противники никейской и новоникейской партий. При этом неожиданно и против своей воли он был избран митрополитом Севастийским, что привело к беспорядкам. Только после новых выборов, на которых епископом Севастийским был избран Пётр (возможно брат святителя Григория Нисского ), он смог вернуться в Ниссу, где продолжил начатую святителем Василием полемику с ересью Евномия. В этот период были написаны две первые книги его трактата «Против Евномия». 1 января 381 года он отправился в Кесарию Каппадокийскую, где произнес похвальное слово в память святителя Василия Великого 22 . В царствование императора Феодосия I Великого, в 381 году был созван в Константинополе Второй Вселенский Собор против духоборца Македония. Святой Григорий Нисский был там вместе с другими Святыми Отцами поборником благочестия. На этом соборе старанием святого Григория дополнен был никейский Символ веры членом о Святом Духе, причем к нему были присоединены еще девятый, десятый, одиннадцатый и двенадцатый члены. Вообще, Григорий Нисский был одним из главных деятелей Собора. Вместе с другими епископами он участвовал также в утверждении святого Григория Богослова в звании Константинопольского архипастыря и читал ему и блаженному Иерониму свое сочинение против Евномия 23 . После окончания Собора, 30 июля 381 года, император Феодосий I Великий издал эдикт, в котором святитель Григорий Нисский , митрополит Элладий Кесарийский и епископ Отрий Мелитинский были объявлены хранителями Православия в Понте, так что все епископы, желавшие сохранить за собой кафедры, должны были находиться в общении с ними. Возможно, по поручению этого Собора и при содействии императора, предоставившего ему средства на дорогу и казенную повозку для передвижения, святитель Григорий направился в поездку по Аравии для наведения порядка в местной Церкви, о которой было сказано выше (либо это были две отдельные поездки – и после Антиохийского 379 г., и после II Вселенского Собора 381 г.). |
| Публичное исповедание ошибочных вероучений запрещается, а эдикты в пользу ариан отменяются. Но куда более жесткие формулировки содержатся в эдиктах, издававшихся Феодосием I по прибытии на Восток, где большая часть епископата была привержена арианству. В эдикте, изданном 27 февраля 380 г. в Фессалонике, говорится: «Мы желаем, чтобы все народы, которыми правит благоразумие Нашей Милости, пребывали в той религии, которую заповедал римлянам божественный апостол Петр, как это доселе ясно являет установленная им самим религия, и которой ясно следуют понтифик Дамас и Петр, епископ Александрийский, муж апостольской святости, а именно, чтобы мы веровали согласно апостольскому наставлению и евангельскому учению в единое Божество Отца, Сына и Святого Духа в равном величестве и в честной Троице. Повелеваем тем, кто следует этому закону, носить имя христиан кафоликов; а остальных, полагая безумными и невменяемыми, подвергать бесчестию еретического догмата и к сходкам их не прилагать название церквей; они подлежат прежде всего отмщению от Бога, а затем – возмездию с нашей стороны, на какое подвигнет нас небесное решение». Список авторитетных иерархов, общение с которыми служит критерием кафоличности, определяет эдикт, изданный 30 июля 381 г., сразу по окончании II Вселенского собора, проходившего в Константинополе. Там названы поименно Нектарий Константинопольский (381–397), Тимофей I Александрийский (381–385), Пелагий Лаодикийский, Диодор Тарсский, Амфилохий Иконийский , Элладий Кесарийский, Отерий Мелитинский, Григорий Нисский , Терентий Скифский и Мармарий Маркианопольский. Но еще до собора, эдиктом от 10 января 381 г., Феодосий приказывает лишить всех противников никейской веры права на богослужебные собрания внутри городских стен и даже формулирует (впрочем, в довольно неясных выражениях) признаки «истинного кафолика»: «Придерживающимся никейской веры и истинным служителем кафолической веры должен быть признаваем тот, кто исповедует в одном имени Бога Вседержителя и Христа, Сына Божия, Бога от Бога, Света от Света; кто не хулит отрицанием Духа Святаго, Которого мы чаем и принимаем от Всевышнего Творца всяческих; у кого в чувстве безукоризненной веры пребывает неделимая субстанция неповрежденной Троицы, которую право верующие называют греческим словом усия». |
| «С этими законно и канонически поставленными у нас епископами мы просим ваше благорасположение обмениваться приветствиями, иметь общение духовной любви и страха Божия, отложив всякое человеческое пристрастие, и благоустройство церквей предпочитая расположению или любви личной». Одновременно с этимОотцы Собора в своем послании изложили то православное учение, которого они держатся и которое было подробно раскрыто на Соборе 381 г., особенно указывая на то, что они опираются исключительно на Никейскую догматику. Своим посланием восточные епископы наглядно показали Западу, что они настойчиво отстаивают самостоятельность своего первого решения и совершенно не хотят терпеть вмешательства Западной Церкви в дела Восточной. Протесты Запада не встретили сочувствия на Соборе: Восток дал им дружный отпор, санкционировав все, что было постановлено на Соборе 381 г. Доказывая правоту своих действий, восточные епископы сплели тонкую сеть глубокой иронии, которой дышит все письмо и которая, наконец, прорывается в саркастическом предложении Западу отложить всякое человеческое пристрастие и, предпочитая благоустройство церквей расположению или любви личной, вступить в общение с епископами, подвергшимися с его стороны нареканию. С отправкою письма на Запад и окончилась деятельность Собора 382 г. Так как новых сложных вопросов жизнь еще не успела выдвинуть, то Отцам Собора оставалось только разъехаться. Судя по этому, Собор был ни более и не менее, как только отголоском Собора 381 года: для рассмотрения дел последнего с юридической точки зрения он созывался, а потому не пытался выйти за пределы данного материала. Отсюда, не будет ошибочным утверждать, что Соборы 381 и 382 гг. в существе дела – это нечто единое по своему содержанию и задаче. Эти два Собора – братья, спаянные единством идеи, но разделенные временным промежутком. И если первый Собор (381 г.) привел в наличность церковные меры для устройства дел, то второй (382 г.) – дал им незыблемость, закрепил за ними значение исторического факта, с неприкосновенностью которого должна была считаться не только Восточная, но и Западная Церковь , если последняя не хотела положить начало более крупным принципиальным раздорам. |
| 678 Harnack. Lehrbuch der Dogmengeschichte, v. II, s. 266. Cp. Hertzog. Real-Encyklopädie, v. XI, s. 17. Leipzig, 1902. 679 Hertzog, Op. cit. s. 17. По мнению Гарнака, собор был составлен из Фракийских, Малоазийских и Сирских епископов. Действительно Египетские епископы сначала не были приглашены, а потом были вызваны в качестве резерва. 680 Такую формальную или лучше сказать количественную точку зрения на собор Гидулянов (Восточные патриархи в период четырех первых вселенских соборов. Ярославль, 1908, стр. 66–57) справедливо считает малоценной: дело не в количестве представителей на соборе со всех частей церкви, а в признании постановлений собора всилу рецензии, свободного одобрения со стороны церкви. “Этим и объясняется, – говорит он, – почему соборы, которые были собраны как вселенские, и во всех отношениях уподоблялись прочим вселенским соборам и, напротив, соборы, созванные не со всех частей церкви чрез всеобщее признание получили значение вселенских (стр. 67). С этой точки зрения бесспорно собор 381 г. вполне заслуживает имени “вселенскаго”. 681 Так называют его монофизиты Александрийской церкви в своем послании к императору Льву (457–474): “synodum centum quinquaginta nescimus”. (Деяния вселенских соборов, т. 4, стр. 493. Казань, 1859–1875. Mansi. Op. cit. t. VII, p. 537). 682 Broglie (L’eglise et l’empire Romain au IV siecle. Troisieme partie. Valentinian et Theodose. Paris 1887, p. 455, примеч. 1) считает вопрос, как хронологически постепенно собор 381 года становился вселенским, одним из самых спорных. Точная датировка, несомненно, за отсутствием данных совершенно немыслима, а потому время обычно указывается вопросе, как постепенно собор 381 года получил значение вселенского, мы ограничимся общими штрихами, руководясь целью только показать, что собор 381 года получил титул вселенского не сразу. Подробно и всесторонне этот вопрос обследован проф. Лебедевым в его докторской диссертации “Вселенские соборы в эпоху IV и V веков”. 690 Говоря так, мы имеем в виду и все постановления собора 381 г. Что же касается символа, то он уже был принят Западом в V в. как символ вселенский (Mansi. Op. cit. VII, 9–12). Подробно см.: Спасский, Op. cit. примеч. 3, стр. 628–629. |
| Задачу провозглашения Собора 381 г. Вселенским, можно утверждать, взял на себя Константинопольский Патриарх, достигший к этому времени первенства над патриархами Александрии и Антиохии, запятнавшими себя связью с монофизитством. Теперь в интересах Константинопольского Патриарха и византийского двора было объявить Собор 381 г. равным Никейскому, как созванный Феодосием – вторым Константином – и установивший 3-й Канон. Одним словом, мотивы провозгласить не принадлежавший Собору Символ подлинным были достаточно серьезные. Так совершился подлог, и судя по тому, что он впервые появляется в актах Халкидонского Собора, по всей вероятности, незадолго до этого Собора, и притом в Константинополе. Чтобы уяснить это, Гарнак предлагает такую гипотезу: «Несомненно, – говорит он, – что собор 381 года издал определения о Св. Духе, помещенныя в томе, не дошедшем до нас, и подтвердил неизменность Никейскаго символа». С течением времени, особенно в Константинополе, стала сильно чувствоваться неполнота Никейского Символа, не имевшего истинного учения о Св. Духе и антиаполлинаристических выражений. Таким образом созрела потребность расширить Символ. Для этой цели решили провозгласить Иерусалимский Символ в его первоначальном виде Символом Собора 381 г., очевидно, вследствие связи Иерусалимского Символа с Собором 381 г. Известно, что на Соборе присутствовал Кирилл Иерусалимский , который, защищая свое православие, вероятно, и прочитал свой Символ на Соборе, а последний присоединил его к своим актам. Когда же почувствовалась нужда в более полном Символе, чем Никейский, Символ Кирилла и был извлечен на свет под именем Символа Константинопольского, который следовательно есть апокриф. Эта Хорто-Гарнаковская теория не была последним словом в западной науке, сказанным по вопросу о происхождении Константинопольского Символа. Недостатки теории вызвали возражения 996 , но последние имели своей главною целью не защитить подлинность Символа, а скорее указать недостатки Хорто-Гарнаковской теории и побудить последующих исследователей к большей основательности. |
| Magn. Ep. 114, 125, 140), в конце жизни высказался за включение в Символ «славословия» Св. Духу (Ep. 258. 2). Один из главных участников Собора, свт. Григорий Богослов, свидетельствовал, что отцы Собора были верны Никейскому Символу, но «детализировали недостаточно сказанное» (προσδιαρθροντες τ λλιπς ερημνον) в нем о Св. Духе (Greg. Nazianz. Ep. 102//PG. 37. Col. 193). Эти 2 святых отца в основном и подготовили в десятилетие, предшествующее Собору, прибавления к Никейскому Символу. Свт. Василий обосновывает «споклоняемость» Св. Духа Отцу и Сыну и Его «господственность» (Basil. Magn. De Spirit. Sanct. 9-24). Свт. Григорий называет Св. Духа Господом (в среднем роде в соответствии с родом греч. Πνεμα - Greg. Nazianz. Or. 41. 11). Обращает внимание близость к Символу II Вселенского Собора Символа Иерусалимской Церкви, как его реконструируют по тексту Огласительных бесед свт. Кирилла Иерусалимского (ок. 350; Суг. Hieros. Catech. V (appendix)//PG. 33. Col. 533). Напротив, почти тождественный Символу 381 г. Символ, приведенный свт. Епифанием Кипрским в «Анкорате» (374; Epiph. Ancor. 118), не является основой Символа 150 отцов, как часто утверждалось (Quasten. P. 544): те элементы текста, к-рые не отличают Символ 381 г. от Символа 325 г., отсутствуют в древнем эфиоп. переводе и, что еще важнее, в том пространном символе, к-рый здесь же предлагает сам свт. Епифаний (Ancor. 119; Παπαδπουλος. Σ. 727), и являются достаточно грубой позднейшей интерполяцией, заменившей в тексте свт. Епифания Символ 325 г. на Символ Собора 381 г. (Спасский. С. 594-596). В Символе 381 г. отражены и интенсивные тринитарные споры 341-360 гг., когда многочисленные Соборы пытались заменить Никейский Символ новыми символами, к-рые, будучи более или менее арианскими, часто включали вполне правосл. выражения. Переработка Символа в 381 г. опиралась и на частные изложения Символа 325 г., сделанные в предшествующие десятилетия православными - не с целью заменить Никейский, но для того чтобы дать ответ на возникавшие новые вопросы. |
| Какое непосредственное влияние оказало это послание на ход заседаний Римского Собора, ничего нельзя сказать положительного за совершенным отсутствием актов этого Собора. Известно только, что Запад остался в прежнем отрицательном отношении к антиохийской схизме. Отказавшись принять в общение Флавиана, Римский Собор вместе с тем лишил общения и двух епископов, рукоположивших его, – Диодора Тарсийского и Акакия Вероейского 1038 , а Папа Дамас свое послание на Восток, написанное вскоре после этого Собора, адресовал Павлину 1039 . В ближайшей связи с догматическими памятниками изучаемого исторического момента стоит 5-й Канон, дошедший до нас в списках Правил Собора 381 г. Этот Канон является очень спорным в науке, как по вопросу своего происхождения, так и содержания. Отсутствие Канона в древних латинских переводах, именно: Prisca 1040 , Дионисия Малого и Исидора 1041 , а также в луценском кодексе 1042 , дало повод Гефеле 1043 заключить, что Канона не было в древних греческих рукописях и что этот Канон принадлежит Собору 382 г. До последнего времени это воззрение на происхождение 5-го Канона было одним из самых прочных. Напротив, Шварц 1044 и, дополняя его, пр. Гидулянов 1045 на основании греческих рукописей, а особенно сирийской рукописи 501 г., утверждают о принадлежности 5-го Канона Собору 381 г. Необходимо заметить, что в пользу мнения проф. Гидулянова отчасти и говорит связь 5-го и 6-го Канонов, а последний Канон, более вероятно, принадлежал именно Собору 381 г. 1046 Оставляя вопрос о происхождении 5-го Канона открытым, мы назовем его Каноном 381–382 гг., так как с одинаковым успехом Канон мог быть издан и Собором 381 г. и 382 г. Что же касается теперь содержания 5-го Канона, то оно не менее темно, чем происхождение его. Канон гласит: περ το τμου τν δυτικν κα τος ν ντιοχε πεδεξμεθα τος μαν μολογοντας πατρς κα ιο γου πνεματος θετητα. Обычно Канон, вслед за Гефеле 1047 , переводят: «о томе западных постановлено: мы приняли (в общение) и находящихся в Антиохии, коль скоро они исповедуют единое Божество Отца и Сына и Св. |
| “Для уяснения соображений, какими руководствовались в этом деле, можно строить лишь гипотезы. Я могу сказать, замечает Гарнак, только следующее: несомненно, что собор 381 года действительно выдал определение касательно учения о Духе Св. в своем догматическом тоне, до нас не дошедшем, а также повторил Никейский символ в его неизменном виде. Впоследствии неполноту Никейского символа стали чувствовать все сильнее и сильнее. Возникло желание привнести в символ истинное учение о Духе Св., а равно в противоапполлинаристические положения, и чем более росло это желание, тем более чувствительней становилась неполнота Никейского символа”. Это желание в особенности ясно высказывалось по различным причинам в Константинополе. Вследствие этого и решились здесь провозгласить символ Иерусалимский в его переработанном виде, символ Кирилла, символом Константинопольского собора 381 года. „Должно предполагать, что между символом Иерусалимским и собором этим имелись какие-либо отношения. Кирилл присутствовал на соборе Константинопольском 381 года, но его православие не было несомнительным, на Западе сильно сомневались в его православии. Нерасположение западных к собору 381 года существенно основывалось на том, что на нем заседали, и даже с большим почетом, лица, которые на Западе считались подозрительными. Так, прежде всего, Мелетий Антиохийский , который прнсутствовал на соборе с величайшим торжеством, почитался на Западе за человека не совсем православного. На Востоке очень хорошо знали о настроении Запада. Поэтому нет ничего невероятного в том, что Кирилл, чтобы доказать на соборе свое православие, произнес здесь исповедание веры, прочел, это так естественно, свое в Никейском духе пересмотренное вероизложение, какое было в употребленин в Иерусалимской церкви. Этот документ принят был в акты Константинопольского собора 381 года, заслужив одобрение от отцов, – принят подобно тому, как приняты в акты Никейского собора Кесарийское вероизложение Евсевия, а в акты III вселенского собора – филадельфийское вероизложение Харисия. |
|
|
.jpg)
