| Первым из урбанистических центров региона следует назвать Дамаск – столицу обширного пашалыка и резиденцию антиохийского патриарха. Налоговые реестры отмечают с 1543 по 1569 г. удвоение (в том числе и за счет миграции из округи) христианского населения Дамаска, насчитывавшего в 1569 г. 1021 дом при 7054 мусульманских и 546 иудейских домах города. В пересчете на число обитателей количество христиан оценивается в 6290 человек – 12% от всего 52–тысячного населения. 380 Та же пропорция сохранялась и полтора века спустя: в 1700 г. христиане составляли 11% из 60–65 тыс. жителей города. 381 На этом фоне несомненным преувеличением выглядят приводимые у Т. Филипа данные 1730 года о 25 тыс. христиан Дамаска. 382 Издавна христиане селились компактно в северо-восточных кварталах у ворот Баб Шарки и Баб Тума. В османское время появились очаги христианского расселения в новом предместье Мейдан, вытянувшемся длинной лентой от юго-западного края города вдоль дороги на Мекку. Христиане Дамаска состояли из 5 общин (джама ‘ат) – православных, сиро-яковитов (150 семейств на 1719 г.), маронитов (50 семей в 1710 г.), армян (в XVI века, по разным данным, от 13 до 30 домов) и франков (колонии европейских купцов). 383 Православные составляли крупнейшую христианскую общину города. Они имели три церкви – кафедральный собор Богоматери с множеством приделов, церкви св. Николая и св. Киприана и Иустины, все весьма древней постройки, периодически обновлявшиеся. 384 Григорович-Барский в 1728 г. оставил описание патриаршей церкви, отметив, что она велика в длину и ширину «и от вне и сверху не лепа, понеже не имат ни глав, ни инаго украшения... внутрь же иконо-писанием, столпами, полиелеями и кандилами украшена». 385 Среди множества престолов церкви выделялись два главных – зимний храм Введения пресвятой Богородицы, с 20 колоннами, довольно мрачный, «понеже храм обретается между иными домами... и сего ради помрачается», 386 и летний храм св. ап. Анании. В начале османской эпохи христианам в Дамаске принадлежала еще одна церковь – св. Анании, – подземный склеп, похоже, объединенный в одном здании с мусульманской мечетью, случай редкий, но не уникальный на Ближнем Востоке. Впоследствии церковь была утрачена христианами, это произошло между серединой XVI и серединой XVII века. 387 Из позднейших авторов о ней упоминал, в частности, В. Григорович-Барский, который описал уже заброшенное строение: «тот храм от ветхости весь врос в землю и опусте и обретается в едином дворе агарянском». 388 |
| О святости Христовой Церкви § I. Я приехал в село Незнамово на третий день после Покрова. Народ всё еще «гулял у праздника». По улицам бродили пьяные толпы мужиков и баб. Всюду слышались звуки гармоники, песни. Казалось, конца не будет этому народному гулянью. Призываю сельского старосту. Прошу его оповестить жителей о моем приезде. Назначаю беседу к вечеру. Староста переминается с ноги на ногу. – Что? – Отложить бы беседу на завтра. Не собрать нам ныне народа. Смотрите, какие гульбища идут. Нешто с этаким народом можно столковаться?.. Поворачиваюсь к окну. Вижу, действительно, невероятную картину: прямо против нас остановилась большая толпа мужиков, баб и ребятишек. Какой-то пьяный старик бил в дно ведра палкой. Парень проделывал то же с жестяным тазом. Мужики, обнявшись с бабами, плясали под дикие, дребезжащие звуки.... Боже мой! И это христиане «справляют» так праздник Покрова Пресвятой Богородицы?.. Беседу, разумеется, пришлось отложить. На другой день, под влиянием старостиной повестки, утомленный народ остепенился. Село опять как бы вымерло. Около кабаков и лавок не было ни души. Послышался протяжный звон большого колокола. С разных концов мужики медленно потянулись к храму. За ними степенно шли женщины. У всех лица серьезные, грустные... Староста докладывает, что «всё готово». Сектанты «привалили» большой кучей. Идем и мы с приходским священником, о. Константином открывать беседу. Подле церкви нас встретили православные. Низко они кланялись нам и как-то виновато улыбались. Штундисты стояли в стороне от православных. Завидев нас, и они поклонились, но не тронулись с места. Они ждали особого приглашения. «Пускай мол позовут нас. Посмотрим еще, какое будет обхождение с нами»!.. Я назвал некоторых вожаков по именам. Штундисты размякли: подошли и стали ласково здороваться с нами. Мне бросилась в глаза их худоба и какая-то лихорадочная бледность. Спрашиваю «пресвитера»: от чего он так похудел? Говорит: «Работа доняла. Трудов по земноте много...» – Работа доняла... Эх, Григорий, не гневил бы Господа Бога! – возразил «пресвитеру» бойкий православный начетчик. – Нешто все мы меньше твоего работаем? Тоже, малый, из мозолей не выходим, а ничего – выглядим, как люди... Видно, не труды иссушили тебя. Он, Бог-то, кормилец, метит иуд-христопродавцев... Вот пока ты был православным, читал в храме, пел с нами – и на лице твоем было Божие Сиянье; а как ушел в эти оглашенные штундисты, запродал себя Мазаеву, – разом всё куда девалось. Вишь, каким убивцем выглядишь! – погорячился не в меру бойкий начетчик. |
| Когда отец Иоанн произнес свое заключительное слово громко и отчетливо, стул, баррикадировавший соседнюю дверь, задвигался, половинки двери как-то жалобно заскрипели и, вдруг совершенно неожиданно – так, что я едва успел подхватить стул, чтобы он не упал под ноги батюшке,– с шумом распахнулись, и на пороге стеснилась многоголовая разноголосая толпа, жадно следившая за малейшим словом и движением отца Иоанна.– Батюшка... скоро ли к нам?– вырвался из толпы женский вопль.Отец Иоанн встал, встряхнул головой и прошел в общую горницу.Начался молебен.Но толпа так теперь стеснилась вокруг отца Иоанна, что совершенно его от меня заслонила, и все время молебна мне не пришлось его видеть, а только слышать. Впрочем, я не терял надежды еще раз повидать близко отца Иоанна и, когда молебен окончился и поверх голов молящихся показалась знакомая рука с кропилом и стала кропить вокруг святой водой, я стал протискиваться, чтобы приложиться ко кресту. Как по Евангелию, первые всегда бывают последними, так и я очутился теперь в хвосте богомольцев одним из последних.Мне едва удалось приложиться ко кресту, потому что бабы, окружавшие отца Иоанна, до того его стиснули со всех сторон, что ему, как тогда в церкви, пришлось отступить в противоположный угол комнаты.– Ну, зачем так?.. Ну, пустите! – кротко протестовал отец Иоанн.Но ничего не помогало, и давка только усиливалась: одна баба пихала ему какие-то письма " из губернии, от болящих сродственников " ; другая – рублевую бумажку на помин души какого-то Кондратия, вероятно, покойного мужа; третья, по видимости торговка, для чего-то совала целый узел с яблоками и тому подобное. Словом, без нашей хозяйки отцу Иоанну пришлось бы совсем плохо. Бесцеремонно расталкивая верующих баб и ласкательно приговаривая: " Милые, так нельзя! Так даже совсем невозможно!.. Дайте батюшке передохнуть! Дайте дорогому хоть чашечку чаю выкушать! " – она протискалась к батюшке, осторожно взяла его под локоть и провела до чайного стола. Псаломщик тем временем отбирал от баб письма и деньги и расспрашивал у каждой, в чем дело. |
| Более симпатичную ветвь шиитов составляют бабиды. Эта секта появилась уже в позднейшее время и именно в первую половину 19 столетия. Основателем ее был энергичный, образованный и красноречивый перс Хаджи-Али-Мохаммед, считавший себя потомком пророка Мохаммеда. Исходя из учения о скрытом существовании имама Махди, он стал выдавать себя за великого учителя истины, через посредство которого имам Махди должен открывать свою волю людям; он усвоил себе наименование Баб («врата истины»), почему его последователи и стали называться бабидами. По учению бабидов, откровение Аллаха возвещается через бесконечный ряд пророков; по мере того, как человечество развивается и совершенствуется, и самое откровение получает все большую высоту: если на низших ступенях развития человек удовлетворяется элементарными истинами, то в состоянии зрелости он не нуждается в тех чувственных представлениях, из каких состояла его детская вера. Как новый великий пророк, Баб стал объяснять учение о будущей жизни, рае и аде, воскресении тел и т. д. в чисто духовном смысле; по его учению, нужно более всего заботиться о том, чтобы в здешней жизни водворилось царство мира, любви и свободы, между народами прекратились бы войны и все люди были бы как братья. Вообще учение бабидов стоит на стороне этического и культурного прогресса: оно расширяет права женщины, дозволяя им быть деятельными сотрудницами в распространении бабидского учения, и решительно высказывается против ношения ими покрывал, ограничивает многоженство, затрудняет развод, смотрит очень высоко на образование и т.д. Характерную особенность бабидского учения составляет то, что здесь число 19 признается священным, так как буквы одно из наименований Аллаха hai (источник жизни) при переводе их на цыфы дают число 18; присоединяя сюда единого Аллаха, получается число 19; поэтому у бабидов признается 19 месяцев в году, 19 первосвященников или руководителей царя в осуществлении нравственного добра, 19 апостолов во главе с Бабом и т. д. Секта бабидов терпела страшные преследования со стороны персидского правительства; гонения особенно усилились после покушения одного из бабидов на жизнь шаха. Эти репрессии заставили бабидов, расколовшихся на два толка, переселиться в Сирию и на остров Кипр, где они существуют и до настоящего времени. |
| Один из здешних арабских старшин, Юсуф, сопровождавший меня из Яффы, угостил меня скромным, но радушным завтраком, состоявшим из меда, молока и фиников; он же провожал меня отсюда в Рамлэ. На половине нашего пути встречены мы были некоторыми другими арабскими старшинами Лидды; они возвращались из Рамлэ, куда они ходили встречать патриарха; они окружили меня и единогласно просили меня быть их предстателем пред патриархом для сооружения им церкви, которая могла бы удовлетворить их довольно значительное население. При великолепном освещении заходящего солнца, позлащавшего полуразрушенные башни и минареты Рамлэ, с высящимися вокруг них пальмами, мы прибыли в Рамлэ и присоединились к свите патриарха, который ожидал наст, к ужину. Украшением этого ужина были необычайной величины арбуз и столь же необычайной величины апельсины с полей и садов Рамлэ. Мы должны были часа за два до восхождения солнца отправиться в Иерусалим. В 4 часа утра мы были уже в пути. Ночь была теплая (6 ноября); безоблачное небо, усыпанное яркими звездами, позволяло ясно различать предметы. Через два часа, с мерцающим рассветом, мы были уже перед селением ел-Кубаб, расположенным на горе; оно еще не существовало в 1835 г., в первое мое путешествие. Очерки гор, в которые мы начали проникать, живописно рисовались по темной лазури неба. Через час, уже при восшедшем солнце, мы были перед Латруном, против которого виден Амвас на развалинах Никополиса. Через 40 м., проехав мимо колодца Бир Эюб, мы сделали привал возле развалин бывшей церкви, называемых Дейр Эюб (монастырь или церковь Иова) и находящихся перед въездом в горный дефиле, называемый Баб-ел-Вади (ворота ложбины) 31 . Весь караван расположился у подошвы гор и все занялись приготовлением кофе и трубками. Я заметил на нашей лужайке растение, похожее на мяту; греки называют ее αλησακι, a арабы – мериеме. После часового отдыха, мы готовы были на тот трудный, всем известный путь, через дефиле Баб ел-Вади, по грудам камней, то пускаясь, то поднимаясь. Минут через двадцать мы находились на половине пути от Рамлэ до Иерусалима. |
| В конце 70-х годов (1877) в семью Толстого поступил учитель, начавший преподавать математику Сергею Львовичу. Этот учитель – Василий Иванович Алексеев – разрушил в Толстом и те малые, чисто внешние связи с Православной Церковью , которые еще оставались у него, как следствие увлечение православной внешней церковностью на народнической почве 5 . „Я застал А. Н–ча в период искреннего православия, – рассказывает Алексеев. – Я же был тогда атеистом, и тоже откровенным и искренним. Как мне казалось, одним из главных мотивов этого православие было народничество Λ. Н–ча, желание участвовать в народной жизни, изучать, понимать ее и помогать ей. Тем не менее, в беседах со Л. Н–чем я нередко выражал ему мое удивление, как он со своим развитием, пониманием и искренностью мог посещать церковь , молиться, соблюдать обряды. Помню, как один из таких разговоров происходил в гостиной яснополянского дома в один ясный морозный день. А. Н–ч сидел против окна, замерзшего и пропускавшего сквозь узоры мороза косые лучи заходящего солнца… Выслушав меня, A. Н. сказал: „Вот, посмотрите на эти узоры, освещенные солнцем. Мы видим только изображение солнца на этих узорах, но знаем вместе с тем, что за этими узорами есть где-то далеко, настоящее солнце, источник того света, который и производит видимую нами картину. Народ в религии видит только это изображение, а я смотрю дальше и вижу, или, по крайней мере знаю, что есть самый источник света. И эта разница нашего отношение не мешает нашему общению: мы оба смотрим на это изображение солнца, только разум наш до различной глубины проникает его“. Но я замечал, что время от времени в его душу закрадывалось чувство неудовлетворения. Раз, возвратившись из церкви, он, обращаясь ко мне сказал: „Нет, не могу, тяжело; стою я между ними, слышу, как хлопают их пальцы по полушубку, как они крестятся и в то же самое время сдержанный шепот баб и мужиков о самых обыденных предметах, не имеющих никакого отношение к службе. Разговор о хозяйстве мужиков, баб и сплетни, передаваемые шепотом друг другу в самые торжественные минуты богослужения, показывают, что они совершенно бессознательно относятся к нему“. Я, конечно, относился к совершавшемуся в нем процессу со всевозможнейшей деликатностью и только тогда, когда он спрашивал меня, откровенно выражал свое мнение. |
| Османский Д. заметно выделялся на фоне др. провинциальных городов империи. Это был один из важнейших центров торговли Ближ. Востока с Европой. В городе проживало значительное количество европ., прежде всего франц. предпринимателей, чьими торговыми партнерами и посредниками часто выступали местные христиане. При османах было построено множество «ханов» - торговых комплексов, сочетавших черты рынка, склада и гостиницы для приезжих торговцев. В не меньшей степени процветанию Д. способствовала его роль в организации хаджа. Город был местом сбора паломников из европейских и азиатских областей османского гос-ва, следовавших в Мекку. Дамасский паша лично возглавлял паломнический караван в Мекку. В Д. паломники закупали продукты перед долгой дорогой через пустыню, на обратном пути продавали товары, приобретенные в Аравии. Из подробных переписей населения и налогооблагаемого имущества, проводившихся османскими властями с XVI в., можно заключить, что количество жителей увеличилось с 52 до 57 тыс. и в XVII-XVIII вв. оставалось примерно на том же уровне. К юго-западу от средневек. города, вдоль дороги хаджа, длинной лентой вытянулся новый квартал Майдан. Основные памятники османской архитектуры - мечети Дервишия (1574) и Синан-паши (1591) - были построены за городскими стенами, что подчеркивает дальнейшее разрастание пригородной застройки и смещение центра религ. и экономической активности. Христ. община Д. в XVI в. увеличивалась быстрыми темпами, в т. ч. и благодаря миграции христиан из сельской округи. В раннеосманское время христиане составляли 12% населения Д., иудеи - 6%. Перепись 1569 г. зарегистрировала в городе 1021 дом христиан, что соответствует 6290 чел. Помимо традиц. зоны расселения у ворот Баб-Тума и Баб-Шарки в старом городе христ. районы появились в квартале Майдан. В городе действовало 5 общин: православных, яковитов (150 семейств в 1719), маронитов (50 семейств в 1710), небольшого числа армян и «франков», т. е. выходцев из Европы. С сер. XVII в. появились миссии католич. орденов, к-рым удалось обратить в унию часть православных. После 1724 г. из правосл. Антиохийского Патриархата выделилась униатская церковь, последователи к-рой приняли самоназвание мелькиты. Ввиду того что правосл. иерархия в Д. имела сильные позиции и пользовалась поддержкой османских властей, сторонники унии мигрировали из города в прибрежные районы Сирии и православные оставались преобладающей группой среди дамасских христиан. |
| Мемуаристами и исследователями романа указан ряд возможных реальных прототипов, душевные свойства или детали биографии которых были творчески преломлены автором при разработке характера и биографии различных персонажей романа. Выше анализировалось предположение Л. Ф. Достоевской о возможном отражении некоторых черт М. А. Достоевского (последних лет жизни) в характере Федора Павловича, — предположение, которое наглядно свидетельствует о том, что Достоевский пользовался при создании каждого из своих персонажей не одним, а множеством прототипов, черты которых служили ему лишь точкой отталкивания при решении его художественных задач. Указывалось выше и на возможность сближения характера Мити с психологическим обликом Ап. Григорьева, и на ту роль, которую сыграла при обдумывании основной сюжетной коллизии романа судьба мнимого отцеубийцы Д. Н. Ильинского. Часть других прототипов, автобиографических штрихов и реальных, жизненных мотивов, творчески преломленных писателем в „Карамазовых“, раскрыты А. Г. Достоевской в ее воспоминаниях и заметках о романе. Так, ряд характерных фразеологических оборотов в речах старца Зосимы, по ее сообщению, восходит к аналогичным словам „старца Амвросия (оптинского подвижника, с которым Достоевский встречался во время своего посещения монастыря летом 1878 г. — Ред.) в беседе с Федором Михайловичем“. Отразились в разговорах баб и жалобах матери, потерявшей сына, в первой книге романа, по свидетельству жены писателя, и собственные переживания мужа и жены Достоевских после смерти сына Алеши, и слышанные писателем реальные разговоры баб в монастыре, и случай с нянькой в семье Достоевских, Прохоровной, которая год не получала писем от сына и спрашивала у писателя, не помянуть ли ей сына за упокой (ср.: наст. т. С. 58). В Зосиме и главном герое романа Алексее Карамазове А. Г. Достоевская отметила автобиографические черты, а в отношении к Алеше Зосимы, который говорит, что видит в нем своего воскресшего брата, — отражение сходного отношения Достоевского к молодому Вл. С. Соловьеву, душевным складом своим напоминавшему ему друга юности И. Н. Шидловского. Вдова писателя указала также, что с внешности петербургского домохозяина купца И. М. Алонкина, по ее мнению, „нарисован купец Самсонов, покровитель Грушеньки, в «Братьях Карамазовых““. Настойчивые просьбы Илюши, обращенные к отцу, подарить ему лошадку навеяны аналогичными просьбами сына Достоевского Феди, с детства пристрастившегося к лошадям. |
| 7. Напомнить пастырям о том, что в своем отношении ко второму браку Православная Церковь руководствуется словами апостола Павла: «Соединен ли ты с женою? не ищи развода. Остался ли без жены? не ищи жены. Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит… Жена связана законом, доколе жив муж ее; если же муж ее умрет, свободна выйти, за кого хочет, только в Господе» (1 Кор. 7:27–28, 39). Среди священников есть и те, кто утверждает, что Православная Церковь не допускает второго брака. Из слов апостола Павла мы видим, что это не так. Православная Церковь настаивает на единственности брака, но в тех случаях, когда первый брак фактически уже не существует, в особенности в случае смерти одного из супругов, Церковь благословляет и второй, а в особых случаях даже третий брак, и в таком случае над брачующимися совершается венчание. 8. Напомнить пастырям о необходимости соблюдения особого целомудрия и особой пастырской осторожности при обсуждении с пасомыми вопросов, связанных с теми или иными аспектами их семейной жизни. Случается, что во время исповеди священник начинает расспрашивать прихожанина или прихожанку о различных деталях их супружеской жизни. Подобные расспросы могут стать для исповедающегося таким шоком, что потом он будет вообще бояться подойти к священнику. Это грубейшее, недопустимое нарушение со стороны духовника. Священник не должен расспрашивать прихожан об их брачном общении, о различных аспектах и деталях их семейной жизни. Человек, пришедший на исповедь, должен сам сказать о плотских грехах, если он их совершил, но со стороны священника в высшей степени нецеломудренно задавать вопросы о каких бы то ни было подробностях, которые исповедующийся не назвал и не раскрыл. Более того, бывают случаи, когда священник начинает сам спрашивать, не делал ли человек того- то и того-то. Мне известен случай, когда юноша, целомудренный, не знавший физической близости с женщинами, пришел на исповедь, а духовник поставил перед ним вопрос, что называется, ребром: «Сколько баб у тебя было?» — на что изумленный и потрясенный молодой человек ответил: «У меня не было баб». Однако священник настаивал: «Не ври, говори правду: сколько было — три, пять, семь?» Такое отношение — просто кощунство, преступление со стороны духовника. Если вам попался такой духовник, такой священник, бегите от него, как от огня. |
| 266 Порог ворот Барклея при раскопке оказался разбитым. По мнению К. Шика, порог разбили во время Омара, чтобы дать выход застаивавшейся в проходе дождевой воде. 267 «Это те традиционные ворота, в проходе которых можно было видеть разом заходящее солнце – в западном выходе и луну в первой четверти – сквозь отдушину подземелья, ныне цистерны». (Шик, Beit el Makdas, 98). 268 Вильсон замечает но поводу этой цистерны: «покрывающая ее арка хотя не имеет таких больших камней, как арка Вильсона, но она была древним ходом на площадь храма и, вероятно, есть сооружение римское» («The Recovery of Jerusalem», 17). 269 Впрочем, граф Вогюэ в этом пункте только развивает давнее предположение Вильямса (The Holy City, 1845:324). 270 Северная амбразура называется у арабов ворота покаяния, Баб ет-Тубе, а южная – ворота милосердия, Баб ер-Рахмэ. 271 Мусульманское предание связывает эти колонны с именем Савской царицы и Соломона. Сделанные джинами, они были привезены в Иерусалим Савскую царицею и подарены Соломону. 272 Арабские историки XV века свидетельствуют, что уже Омар-Ибн-Каттаб (в седьмом веке) заключил золотые ворота, для того, замечает Меджир-ед-Дин, чтобы обезопасить харам и город от неприятельского вторжения. 273 На основании низменного подземного положения золотых ворот, Вогюэ приходил к мысли, что это не были действительные ворота, а только христианская часовня, построенная в воспоминание чуда апостола Петра (Le Temple. 64). Как будто в храме не было других подземных ворот! И как будто часовне более идет вид подземного сооружения, чем воротам!!.. 274 По мнению Шика не только большие камни воротных косяков, но и все стены воротной башни с их пилястрами, как отличающиеся слишком значительною толщиною, и большие срединные колонны при- надлежать царю Соломону. 275 Римский христианский поэт. Родился в 348 году в Испании. «Диттохеон» («Двойной завет») – 49 четверостиший, предназначенных для подписи к фрескам базилики в Риме. 276 Указание на эту искусственную отделку горы строевыми камнями можно видеть в арабской надписи, найденной Ганно на наружной стене харама, в расстоянии 133 метров от юго-восточного угла. Надпись гласит: «кто раскопает здесь землю, тот найдет много камней, годных для постройки» (Quarterly Reports, Р. Expl. Fund, 1874:136). |
|
|
