| Отчего вы, облака и мглы, так надуваетесь, будто собрались на весь мир потоп напустить, если в вас даже капли воды нет и если вас в один момент дыхание Духа Божия расточит и в ничто развеет? Вам нет дела до чистоты, поэтому валяетесь в плотских нечистотах; вам нет дела до порядка, поэтому вы презираете начальства; вам нет дела до чести, поэтому вы бесчестны и дерзки; вам нет дела до воли Божией, поэтому вы своевольны; вам нет дела до познания истины, поэтому вы хулите то, что не потрудились понять. Вам уготован мрак вечной тьмы. Это не Божия воля, а воля ваша. Такой путь не Бог определил, а вы сами избрали. Бог справедлив, и Он не погрешит, но каждому даст по грехам его и по нераскаявшемуся сердцу его. Братья, что такое плотские желания, как не безводные источники, сухие облака и мглы? Какие плоды вырастут и созреют от них, кроме репейника и терна, дождя не требующих? Люди с плотскими похотями равны своим плотским похотям, не видны из-за них и будут осуждены за них. О, Господи Создателю и душ, и тел наших, дай нам благодати Духа Твоего Святого, чтобы мы и тело, и душу в чистоте сохранили и в День Судный в чистоте их Тебе, Создателю и Богу, передали. Тебе слава и хвала вовеки. Аминь. 6 Августа. Поучение об апостольском святом предостережении Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении ( 2Пет.2:18 ) Святой апостол знает людей лучше, чем самые ученые книжники, потому что он святой и апостол. А святой и апостол проникает глубоко в сердце человеческое. О ком здесь говорит апостол? О людях нечистых, дерзких, бесчестных и своевольных, которых он ранее назвал безводными источниками, облаками и мглами. Нечистые, дерзкие, бесчестные и своевольные велеречивы и пышноречивы. Они говорят людям надутые и пустые слова. А произнося надутое пустословие, они и прячут, и проявляют содержание сердца своего: прячут перед невежественными и неразумными, однако содержание сердца их становится явным для утвержденных в вере и осиянных благодатию. |
| Яким бежал на коротких лыжах впереди саней, указывая дорогу. Леса были дивные и страшные. Сквозь стволы виднелись огромные каменные лбы, поросшие лесом. Выезжали на берег пустынного озера, — глазам было больно от снежной глади. Иногда слышался глухой шум падающей воды. Яким присаживался на отвод саней: — Здесь отроду людей не считали. Есть такие лешьи места, — один я знаю, как пробраться. Но только народ здесь жестокий, взять его будет трудно. На ночь сворачивали в зимовище или на починок, на берег речонки, где под снегом лежал поваленный лес, заготовленный к весенней гари. У покосившегося сруба распрягали лошадей. Солдаты рубили еловые ветки, втаскивали в избу. На земляном полу разводили огонь. Тихий дым валил из щели под крышей, поднимался над лесом в серое небо. Яким суетился, покуда не получал чарку водки. Успокоясь, присаживался на ветвях поближе к огню, — широкобородый, с большими губами, с большими дыхалами, глаза круглые, лесные: сам — чистый леший, — начинал рассказы: — Понимаешь, везде был, Выгу всю излазил, в Выговской обители по неделям живал, знаю такие пустыни, куда одна тропа, и той идешь опасаясь. Не могу добиться, где старец Нектарий скрывается. Прячут, не говорят. Любому раскольнику заикнись о нем, — замолчит, и — хоть ты режь. А для вашего дела его полезно повидать: глядь, он и отпустил бы с вами сотни две молодцов… Ох, сила… — Кто ж он у них, — спросил Алексей, — патриарх, что ли, вроде? — Старец. Его протопоп Аввакум в Пустозерске перед казнью благословил… Лет двенадцать назад сжег он в Палеостровском монастыре тысячи две с половиной раскольников. Подошли они ночью по льду, выломали монастырские ворота, монахов, настоятеля посадили в подвал, разбили кладовые, — всех он накормил, напоил. Казну взяли. В церкви иконы все вымыли святой водой. Свечи зажгли и давай служить по-своему. Мужиков с ним было не так много, а баб этих, ребят!.. Из Повенца идет по льду воевода со стрельцами. «Сдавайтесь!» Дня три мужики грозили боем, но у стрельцов пушка. Натащили в церковь соломы, смолы, селитры и в ночь, как раз под рождество, зажглись. Нектарий все-таки ушел оттуда, и с ним некоторая часть мужиков. Года через три он сжег в Пудожеском погосте тысячи полторы душ. Совсем недавно около Волозера в лесах опять была гарь. Говорят — он. Нынче пошли слухи про войну, про солдатский набор, — быть скоро большой гари… Поверьте. Народ к нему так и валит. |
| Что до меня, то мне едва удалось приложиться ко кресту, потому что верующие бабы, окружившие отца Иоанна, вдруг до того теперь его стиснули со всех сторон, что ему, как тогда в церкви, пришлось отступить в противоположный угол комнаты. – Ну зачем так?.. Ну, пустите! – кротко протестовал отец Иоанн. Но ничего не помогало, и общее смятение только усиливалось: одна баба пихала ему какие-то письма «из губернии, от болящих сродственников»; другая – рублевую бумажку на помин души какого-то «Кондратия», вероятно, покойного мужа; третья, по видимости, торговка, для чего-то совала целый узел с яблоками и т. п. Словом, без Матрены Марковны отцу Иоанну пришлось бы совсем плохо. Бесцеремонно расталкивая верующих баб и ласкательно приговаривая: «Милые, так нельзя! Так даже совсем невозможно!.. Дайте батюшке передохнуть! Дайте дорогому хоть чашечку чаю выкушать!» – она протискалась к дорогому батюшке, осторожно взяла его под локоть и провела благополучно до чайного стола. Расторопный псаломщик тем временем отбирал от баб письма и деньги и расспрашивал у каждой, в чем дело. Наконец, не без некоторой опасности, пронесен был над головами богомольцев кипящий самовар – и чай налит. Но не тут-то было. Едва отец Иоанн поднес чашку к своим губам, вся толпа, охваченная новым стихийным порывом, шарахнулась в его сторону и чуть не опрокинула чайный стол. Отец Иоанн тотчас же поставил чашку обратно, мигнул псаломщику и стремительно направился к выходу. Разумеется, толпа бросилась за ним следом, через кухню и коридор на луговину двора, где у ворот дожидались отца Иоанна одноконные дрожки. Боже мой, кого тут только не было! Весь просторный двор был буквально усеян публикой и притом самого смешанного характера, начиная от барынь и кончая кучкой полуголых и испитых бродяг, совершенно свободно прохаживавшихся перед воротами. Эта кучка босовиков среди остальной нарядной толпы оставляла глубокое впечатление. Невольно чувствовалось, что все эти отверженцы мира, едва осмеливающиеся показать на свет Божий свои нищенские лохмотья и прячущиеся в другое время в отдаленных и темных закоулках, здесь, под рукой отца Иоанна, как бы сознавали себя равными братьями по Христу, и в их исподлобья сверкающих глазах я улавливал радостную искорку мимолетного торжества. |
| На Глебовы книги покупателей не оказалось, да мать и не хотела бы их продавать – их укладывали тщательно в ящики, и комиссар Федор Степаныч, чья дочь Дунечка, как и Ксана, выросла под крылом бабушки в «господском доме», по давней дружбе и уважению согласился поставить всех Пушкиных, Данте и Соловьевых к себе в сарайчик до новых распоряжений из Москвы. А разные стулья, сундуки, комоды и диваны, кровати, табуретки, столики уплывали бесследно и безостановочно, возмещаясь пачками бумажек, на которые почти ничего нельзя было купить. Многое раздавала мать и даром, кое-что обменивала на съестное – надеялась провезти в Москву. Прасковья Ивановна была в волнении. По мягкости характера своего и нервности не могла так стоически, как мать, относиться к разорению Прошина, с которым для нее связано было многое. Ксана ходила тенью. При каждом удобном случае принималась плакать, за что получала сумрачные увещания «бабушки»: но все-таки не могла с собой совладать. И вот наступил, наконец, день, когда у крыльца почти уже голого дома остановилось двое розвальней – одними правил Кимка, в них запряжена была та самая кобыла, что вывезла-таки Собачку из метели, в других меринок Федора Степаныча и сам комиссар управлял им. Розвальни нагрузили последним скарбом, в передние села мать в своей шубке и бобровой шапке, в задние Прасковья Ивановна с Ксаной – они тоже переселялись к Собачке. Что можно и что нужно уже было отплакано, все-таки провожать вышло много народу из деревни. Для баб, детей, да и вообще для многих развлечение. Походило отчасти и на похороны Николая Петровича, тоже зимой, несколько уже лет назад. – Ну, с Богом, – сказала мать, усевшись в розвальнях. И хоть двуперстным знамением, как боярыня Морозова, увозимая в ссылку, себя не осенила, все же вид у нее был внушительный. Когда розвальни проезжали мимо баб, мужиков, детей, многие шапки безмолвно снимались. Мать ответно кланялась. День был тихий, серый, дорога ровная, только что запорошенная свежим снежком. Розвальни бесшумно плыли. Проехав Поповку и поднявшись в гору, где кладбище, мать велела приостановиться. Так же провожала она сюда мужа, тоже в зимний прошинский день. Здесь лежали, под замшелыми плитами, князья Вадбольские, прежние владельцы Прошина. Николай Петрович князем не был и скончался в год от Рождества Христова 1919й, когда ни о каких плитах говорить не приходилось. Он лежал тут же, под простым могильным холмиком, сильно сейчас занесенным снегом. Деревянный крест все-таки возвышался над ним. Мать подошла к могиле, постояла минуту, перекрестилась и опять села в розвальни. Летопись Земляного Вала |
| Богородицы, говорит один христолюбец, или св. миро Димитрия, и аще прилучится болезнь внутри, да повелит иерею пети литургию пресв. Богородице, и миро да будет на св. трапезе. По скончании литургии да вложит поп миро во уста больного, и да поглотит; аще же болезнь очима, тако же, по скончании литургии, помажет ерей малечко» 295 . Обличений, направленных против поединков, в древнем проповедничестве находим весьма мало. Несколько мыслей об этом предмете и о волшебстве встречаем в поучениях м. Петра и Фотия. В поучении к попам митр. Петр говорит: «учите их (детей), чтобы не баяли басней, не принимали лихих баб, узов (амулет), наговора, зелья, ворожбы; ибо за это грядет гнев божий. А куда приходят лихие бабы, учите их отставать от этого обычая и каяться; и, если не послушают вас, не благословляйте их. Заказывайте христианам, чтобы баб не держали и бегали от них... Если кто позовется в поле (на поединок) и захочет причаститься, св. причастия ему не давайте; а кто даст причастие, лишен будет сана. Убивший в поле именуется душегубцем, не входит в церковь 20 лет, не принимает св. причастия, ни богородицы хлеба (просфоры). Убитого в поле не хоронить, а выбросить его собакам; а кто похоронит его, лишится сана». В послании к новгородцам митр. Фотий внушал духовенству принимать меры против ворожей и судебного поединка. «Не слушать и не принимать ворожей... Идущему в поле (на поединок) не давать св. тайн. Убийцу отлучить от церкви на 18 лет, а убитого не хоронить» 298 . Следует обратить внимание на сходство мыслей и выражений в изложенных поучениях; факт, с которым мы часто встречались в нравственно-аскетическом проповедничестве, и еще чаще будем встречаться в практическом. Этот факт свидетельствует о скудости и малопроизводительности древнего проповедничества. Относительно похищения девиц, хождения с невестою около озера и дуба и разных мелких обрядов язычества в древнем проповедничестве мы не находим достаточных указаний. Мелочи этого рода легко ускользали от внимания проповедников. Еще менее находим обличений суеверных снов. Мы видели, что языческие поверья о снах заключались в так называемых «Сонниках». Эти поверья нашли сближение с христианским учением о силе чудесных снов, и потому весьма укоренились в древней Руси. Чудесные, в том числе и суеверные сны, как видно из предыдущего, особенно волновали народ во времена общественных бедствий, и нередко сопровождались пагубными следствиями. Обращая внимание на это суеверие и происходящее от него зло, один проповедник говорит: «иже веруяй сониям и мечтаниям, осудится с дьяволом , без иного греха, яко его в слуга; ничтоже бо не мерзко пред Богом, точию сия беды, еже веровати в мечтания» 299 . Во время моровой язвы в народе толковали о разных видениях и откровениях, Патр. Никон рассылал увещания, чтобы «подобным вракам и небылицам не верили». б) Обличение идолопоклонства инородцев, населявших окраины России с XV до XVIII века |
| Впрочем, ее никто не обегал, потому что она была и работница хорошая и из хорошего дома. О ее родных говорили, что они «первые хозяины», и Варьке по ним везде был почет, хоть и знали, что она баба гулящая. Ну да «у нас (как говорят гостомльские мужики) из эвтого просто», — ворон ворону глаза не выклюет. У нас лягушек очень много в прудах, так как эти лягушки раскричатся вечером, то говорят, что это они баб передразнивают: одна кричит: «Где спала! где спала!» — а другая отвечает: «Сама какова! сама какова!» Впрочем, это так говорят, а уж на самом деле баба бабу не выдает: все шито да крыто. Только стариков так иной раз выводят на чистую воду. Зато уж старики и молчат, не урекают баб ничем, а то проходу не будет от них; где завидят и кричат: «Снохач! снохач!» У нас погудка живет, что когда-то давненько в нашу церковь колокол везли; перед самою церковью под горой колокол и стал, колесни завязли в грязи — никак его не вытащить. Припрягли еще лошадей, куда только можно было цеплять; бьют, мордуют, а дело не идет, потому что лошади не съезженные: одна дернет, а другая стоит. Никак не добьешься, чтобы все сразу приняли. Бились, бились и порешили, что лучше взвести колокол на гору народом. Собрался весь народ, подцепили за передок колесней веревки, крикнули: Первой, другой Разом! Еще другой Котом! Ухха-ху-о! Колокол пошел; но на половине горки народ стал отдохнуть. Тут, разумеется, сейчас смехи да пересмешки: кто как вез, да кто надюжался, кто лукавил. Шутили так, отдыхаючи. — Ну, будет! — крикнул дьячок. Молодой был парень и шутник большой. — Будет, — говорит, — стоять-то да зубы скалить, принимайся опять. Народушка опять взялся, опять пропел «первой-другой» и потянул. — Что-то тяжело стало! — крикнул дьячок. — И то, малый, словно потяжелело! — отозвался кто-то из ребят. — Верно, снохач какой-нибудь есть промеж нас, — крикнул дьячок. — Снохачи долой! — гаркнули молодые ребята и бабы. Все мужики, этак лет за сорок, так сразу и отскочили, а остальные не удержали колокола, и он загудел опять книзу. |
| Кстати, эту традицию ночного крестного хода на Рождество вокруг села застал ещё и маленький Витя. Вместе с братом они носили в ведре свечу, а за ними шли человек пятнадцать женщин всё с той же иконой святой Варвары — наверно, потому что эта икона была единственной сохранившейся после войны святыней в их доме. — Когда местные власти решили бороться с религиозным дурманом, — продолжал свой рассказ отец Виктор, — они послали участкового разобраться с молитвенниками. К нам пришёл наш сосед через дом. Когда-то бабушка присматривала за всеми соседскими детьми, пока их родители работали в поле, участковый и был одним из тех бывших её воспитанников. Он пришёл к нам в дом, сел за стол и принялся, было, составлять протокол: — Так, Мария Николаевна, — с важным видом начал милиционер, — до каких пор будете народ смущать вашим Богом? Разве вы не знаете, что Бога нет? Бабушка в это время тёрла тряпкой большой казан на печи. — Что ты сказал?! — встрепенулась старушка. — Бога няма?!! И гэта ты мне говоришь, забыв, поганец, как я тебе … вытирала?! И тряпкой, что была в её руке, давай хлестать участкового! Тот, уворачиваясь от ударов, мухой вылетел из хаты. — Баб Маш, — извиняющимся тоном начал парень, — я что? Я ничего. Это начальство распорядилось, а я ничего, баб Маш, не сердись. На Пасху бабушка красила яйца, пекла кулич и за три дня до праздника шла пешком в Могилёв. Возвращаясь домой, одаривала детей крашенками и куском освящённого кулича. Как-то мы с братом расшалились и стали кидать в бабушку пасхальными яйцами, а она села на стул, смотрит на нас и говорит с такой болью: «Што же ж гэта з вас вырастет, хлопчики?..» Дядя Цыба к этому времени, похоронив мать, женился и работал приёмщиком стеклянных бутылок и прочего вторсырья. Отстроил себе большой каменный дом и жил зажиточно. А у нас случилась беда, ночью загорелся дом. Помню, как отец выхватил нас, спящих, из кровати, посадил верхом на коника, ударил того ладонью, и коник помчал вперёд, вынося нас с братом на себе из огня. Всё сгорело, страшное это дело, пожар. Дядя Цыба пришёл на пепелище и забрал всех нас в свой дом, а сам с женой и недавно родившимся маленьким сыном перебрался жить в баньку. Так этот дом за нами и остался. И вообще он нас никогда не забывал, постоянно помогал деньгами, учил, лечил. |
| Кстати, эту традицию ночного крестного хода на Рождество вокруг села застал еще и маленький Витя. Вместе с братом они носили в ведре свечу, а за ними шли человек пятнадцать женщин все с той же иконой святой Варвары — наверно, потому что эта икона была единственной сохранившейся после войны святыней в их доме. — Когда местные власти решили бороться с религиозным дурманом, — продолжал свой рассказ отец Виктор, — они послали участкового разобраться с молитвенниками. К нам пришел наш сосед через дом. Когда–то бабушка присматривала за всеми соседскими детьми, пока их родители работали в поле, участковый и был одним из тех бывших ее воспитанников. Он пришел к нам в дом, сел за стол и принялся было составлять протокол: — Так, Мария Николаевна, — с важным видом начал милиционер, — до каких пор будете народ смущать вашим Богом? Разве вы не знаете, что Бога нет? Бабушка в это время терла тряпкой большой казан на печи. — Что ты сказал?! — встрепенулась старушка. — Бога няма?!! И тэта ты мне говоришь, забыв, поганец, как я тебе … вытирала?! И тряпкой, что была в ее руке, давай хлестать участкового! Тот, уворачиваясь от ударов, мухой вылетел из хаты. — Баб Маш, — извиняющимся тоном начал парень, — я что? Я ничего. Это начальство распорядилось, а я ничего, баб Маш, не сердись. На Пасху бабушка красила яйца, пекла кулич и за три дня до праздника шла пешком в Могилев. Возвращаясь домой, одаривала детей крашенками и куском освященного кулича. Как–то мы с братом расшалились и стали кидать в бабушку пасхальными яйцами, а она села на стул, смотрит на нас и говорит с такой болью: «Што же ж тэта з вас вырастет, хлопчики?..» Дядя Цыба к этому времени, похоронив мать, женился и работал приемщиком стеклянных бутылок и прочего вторсырья. Отстроил себе большой каменный дом и жил зажиточно. А у нас случилась беда, ночью загорелся дом. Помню, как отец выхватил нас, спящих, из кровати, посадил верхом на коника, ударил того ладонью, и коник помчал вперед, вынося нас с братом на себе из огня. Все сгорело, страшное это дело, пожар. Дядя Цыба пришел на пепелище и забрал всех нас в свой дом, а сам с женой и недавно родившимся маленьким сыном перебрался жить в баньку. Так этот дом за нами и остался. И вообще он нас никогда не забывал, постоянно помогал деньгами, учил, лечил. |
| Привели ко мне баб бешаных (двух), и я, по обычаю, сам постился и им не давал есть, молебствовал и маслом мазал, и, как знаю, деЬйствовал: и бабы о Христе целоумны и здравы стали. Я их исповедал и причастил. Живут у меня и молятся Богу; любят меня, и домой нейдут. Сведал Пашков (который прислал к Аввакуму этих баб), что мне учинилися дочери духовныя, осердился на меня опять пуще старого, — хотел меня в огне жжечь: ты де вывдываешь моей тайны! А как ведь-су причастит, не исповдывав? А не причастив бешеного: ино беса совершенно не отгонишь. Бес-от ведь не мужик: батога не боится; боится он креста Христова, да воды святые, да священного масла, а совершенно бежит от тела Христова. Я, кроме сих таин, врачевать не умею». Такими же точно приемами Аввакум исцелял и больных курочек. «У боярыни (жены Пашкова) куры все переслепли и мереть стали: так она, собравше в короб, ко мне их прислала, чтоб-де батко пожаловал, — помолил о курах. И я су подумал: кормилица то есть наша; детки у ней: надобно ей курки! Молебен пел, воду святил, куров кропил и кадил; потом в лес сбродил, — корыто им сделал, ис чего есть, и водою покропил, дп к вей вес и отослал. Куры, Божиим моновением, исцелели и исправилися по вере ея» (Мат. V, 37—42.) ] За свои резкие обличения, за свое настойчивое, ни пред чем неостанавливающееся стремление заставить весь при ход жить так, как хотел этого ревностный по благочестию молодой, а в то же время крайне суровый, неуступчивый и слишком рьяный священник, Аввакум был изгнан из Лопатицы и направился в Москву, где познакомился с Стефаном Вонифатьевичем и Нероновым, которые по достоинству оценили великую ревность по благочестию молодого священника и оказали ему поддержку. Стефан Вонифатьевич «благословил его образом Филиппа митрополита, да книгою св. Ефрема Сирина, себя пользовать прочитал и люди». Но Аввакум никак не мог ужиться с своими прихожанами, которые так озлобились на его обличения, на его деспотическое стремление во что бы то ни стало перестроить весь прежний порядок жизни по своему, что он, наконец, принужден был совсем выехать из села и снова направился в Москву. |
| Вот такая политика кадастровой мафии - начиная от мелкой кадастровой ипешечки и заканчивая начальников всея кадастра всея Руси - а жизнь идет, и и люди видят как шикуют кадастровая мафия под ручку с администрацией - вот ведь богом помазанные, не так ли. Ну да ладно, надо опять бежать, занять денег и отдать на очередную переделку и будь они прокляты кадастровая мафия нищеголовых хамок - и флаг им в руки, ведь так. Желаю Путину всё " хорошо " как у моих родителей и у меня всё, что случалось по хитрой воле властей за все годы его присутствия и действительно Бог им судья. Слава Богу 2016/10/11, 04:25:52 Старой Руси суждено было погибнуть. Все по промыслу Божьему, однако не надо забывать милосердие Божье ! Фатальные настроения - так должно быть и мы ничего не можем - это мы уже прожили в 90-е годы (распад СССР и т.д.), но как только мы сказали мы можем, мы смогли (и фашистов победить и с террористами воевать) Если вам попадется моя книга " Диктатура импотентов " , то вы, вероятно, установите тот факт, что я занимаю самый крайний фланг непримеримости по адресу всякого социализма. Ну да, ну да " капитализм " любите - езжайте на Украину! Я призываю людей следовать украинскому лозунгу : " Волим под Царя московского православного " , ???? Телевизор хотя бы смотрите - :) Василий 2014/06/22, 07:29:15 Спаси Господи Всех! Как необходимо на Руси сегодня истинное просвещение и воспитание от мала до велико! Господи, дай нам всем разуметь истину и правду в вере Православной , и в истории Святой Руси, во всем! Только на таком фундаменте можно устоять и процветать, жить в мире и любви! Я, люблю Святую Русь, хотя она сейчас обманута ,разграбленна, расподанна, оболганна, отравленна и истребляема ... Но, встают уже с колен русские и другие народы России, отрезвляются от гипноза жидомасонского. Теперь уже нас не остановить ! Возрождение Русского мира в Новороссии - это доказательство того,что мы возраждаемся, мы готовы ради этого умереть, но вернуть все что потеряли за последние сто лет! Святая Русь ожила в наших душах и генах. Поэтому слова исторической правды и православной истины- это главное наше оружие и хлеб наш насущный ! 2014/03/07, 04:29:12 Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать — В Россию можно только верить. Ф. И. Тютчев А еще Россию нужно любить, как любил Николай II, повенчанный с Россией на царство. Если допускается категория - Старой Руси -, которой суждено было погибнуть,то следующей категорией будет Русь Новая и, можно напрочь забыть, что Русь может быть только Святой . Чуть-чуть переписанной истории, чуть-чуть подтасованных фактов,чуть-чуть оболганных православных святых и православного вероисповедания, чуть-чуть предательства интересов государства и можно протащить в нашу жизнь любые общечеловеческие ценности. |
|
|
