| Его ловили, устраивали на него целые облавы, – он, как угорь, сквозь пальцы у нас проскальзывал. И вот однажды мы получаем агентурные сведения, что Филонов опять собирается перейти границу, что идет он с очень важным и ответственным заданием в Москву и что у него явка на одном из хуторов в нашем районе. Между прочим, в то время я еще не знал, что Бобылева – родственница Филонова. Пограничник я был молодой, на заставе служил первый год. Но у меня уже и тогда были серьезные основания посматривать на эту женщину с подозрением. Бобылева жила на хуторе одна. Это была уже очень дряхлая старуха. Она ни с кем не виделась, никуда не ходила. И мы о ней до поры до времени ничего дурного не думали. Но один раз, возвращаясь из лесу с какого-то задания, я зашел к ней на хутор напиться воды. Поила она меня из особого стакана, из которого сама не пила. Такая посуда, для посторонних, у них называется «поганой». Стакан этот был завернут в старую скомканную газету. Случайно я взглянул на эти бумажные ошметки и увидел, что газета эта… ну, одним словом, не наша, иностранная. Спросил старуху, откуда у нее. Говорит: «Не помню, – кажется, в лесу нашла». В общем, это звучало правдоподобно. В деревне, как вы знаете, бумагой, даже каждым клочком ее, дорожат. А найти иностранную газету в лесу, где ходит всякая сволочь, в наших местах нетрудно. Все-таки я сообщил о своем «открытии» начальнику. Он тоже решил, что пустяки. Однако за этой Бобылевой мы стали с тех пор послеживать. Правда, ничего особенного не выследили, но подозрение как-никак осталось. А когда мы получили сведения, что у Филонова явка на нашем участке, и когда я узнал, что Бобылева – родственница Филонова, для меня вся картина сразу же стала ясной. Правда, в этом случае мне помогло еще одно маленькое обстоятельство, о котором я не имею права рассказывать. Но факт тот, что я пришел к точному и определенному заключению, что Филонов после перехода границы должен будет остановиться на хуторе у Бобылевой. И тут я, как говорится, угадал с точностью до одной сотой миллиметра… |
| Зная резкость и бескомпромиссность Тертуллиана, было бы неестественно предполагать, что он коснется темы реинкарнации лишь в миролюбивой интонации. «Если бы мы захотели рассуждать о том, кто в какого зверя должен преобразиться, то потребовалось бы много шуток и много праздного времени…» (Апология, 48). «Здесь нам необходимо сражаться с чудовищным вымыслом, именно с тем, что животные происходят из людей, и люди — из животных. Мы утверждаем, что души человеческие никоим образом не могут переселяться в животных, хотя бы они происходили из стихийных субстанций, как полагают философы» (О душе, 32 [ 142 ]). «Каким образом та душа, которая боится всякой высоты, которая тонет в рыбном пруде, потом может парить в воздухе как орел или погружаться в море как угорь? Как она, сознавая себя, может есть падаль, и притом человеческую, если войдет в медведя или льва? Каким образом душа человеческая может наполнить слона? Каким образом ее вместит комар? (О душе, 32). Последний аргумент, приводимый здесь Тертуллианом есть нечто большее, чем насмешка. Он базируется на аристотелевской критике Платона [ 143 ]. Для Аристотеля душа есть форма тела, и как таковая она не может быть изменена и перелита в другую. Татиан, Тертуллиан, Ириней, отчасти Ориген и Григорий Нисский «разделяли мнение, навеянное языческой философией: душа имеет форму, образ; она принимает образ тела, как и вода, влитая в сосуд, приобретает форму этого сосуда» [ 144 ]. Понятно, что сосуд емкостью в три меры не будет заполнен одной мерой воды, но окажется слишком маленьким для того, чтобы «одушевить», «оформить» пять мер материи, нуждающейся в оживотворении. Так и душа человека слишком велика для комара и слишком мала для того, чтобы одушевлять слона. Другой ряд тертуллиановых аргументов апеллирует уже к психологии: «Когда ты говоришь мне, что Пифагор — это Евфорб, то я знаю, что это не так. Хорошо известно даже из самой чести щита, посвященного богине, что у Евфорба душа была воинственная и солдатская, а Пифагор был миролюбив и не воинственен. Он, избегая тогдашних греческих войн, пожелал итальянского покоя, посвятив себя всецело геометрии, астрологии и музыке. Ему чужды были склонности и занятия Евфорба. Пирр занимался обманыванием рыб, а Пифагор не занимался и ядением их, потому что воздерживался от употребления в пищу животных. Эталид и Гермотим при повседневной пище нападали на бобы, а Пифагор учил своих учеников, чтобы они и не проходили по бобовым растениям. Каким образом возвещаются те же самые души, когда тождество их не подтверждается ни дарованиями, ни склонностями, ни образом жизни? Из столь огромного числа греков указывают только на четыре души. И почему только из греков? Почему не происходят ежедневно метемпсихосис и метенсоматосис из всякого народа, из всякого возраста и положения и наконец из всякого пола. Почему один только Пифагор знает, что он то тот, то другой? Почему я не знаю, кто я? Или это привилегия философов и притом греческих?» (О душе, 31). |
| В заключение осмелюсь заметить мисс Эвис Карлсон (чья статья во многих других отношениях содержит много ценной и продуманной информации), что ее пафос обусловлен вовсе не высокой моралью американских пуритан, но низкой моралью «добропорядочных» янки. На самом же деле, в многообразии и жесткости этических запретов проявляются крайняя моральная неразборчивость и ханжество. Не потому ли курение преподносится как крайняя форма распутства, а фляжка со спиртным — предел грехопадения? В этом бесцельном и абсурдном фанатизме заложена огромная потенциальная опасность американского темперамента. Раз уж мир устроен так, что один человек Должен преследовать другого, то пусть он преследует его хотя бы за его убеждения, а не за привычку курить сигары или прикладываться к бутылке. Говорят, жители Теннесси весьма озабочены, чтобы людей не путали с обезьянами , и всегда стараются подчеркнуть их отличие. Еще больше они озабочены тем, чтобы доказать отличие белых людей от негров, чтобы — упаси бог! — не спутали их. Но почему бы им в таком случае всерьез не задуматься, чт о же все–таки отличает хороших людей от плохих. ОБ ИЗВРАЩЕНИИ ИСТИНЫ Когда на днях мне попался на глаза газетный отклик на какое–то мое недавнее сочинение, меня вдруг осенило: я неожиданно понял, чт о происходит с современностью. Поймать эту гидру очень непросто: она скользка, как угорь, неуловима, как эльф. Но в тот момент мне показалось, что она все же попалась мне в руки. Не так давно я писал о том, что музыка за едой мешает застольной беседе . Вскоре после этого нашлись мудрецы, которые принялись всерьез дискутировать, не мешает ли музыка за едой процессу пищеварения. В этом, казалось бы невинном искажении моих слов я и усмотрел происки дьявола современности. Те, кто читал мой очерк, прекрасно помнят, что в нем нет ни слова о пищеварении. У меня и в мыслях не было писать об этом. Более того, я не задумываюсь о пищеварении, даже когда ем. Тем более, когда слушаю музыку. И уж подавно, когда сочинял это эссе. Сама по себе идея о том, что всякому, кто занят за столом серьезной беседой, непременно придет в голову мысль о пищеварении, представляется мне квинтэссенцией тупости, низости, пошлости и страха, из которых во многом состоит практическая философия нашего просвещенного века. |
| Участь и праведных была неравна. Цари и герои и по смерти занимали выдающееся положение. На судьбе людей, занимающих незначительное положение на земле греческая эсхатология не остановила своего внимания, как вообще этим людям уделяется мало внимания. Блаженная жизнь рисуется у греческих поэтов вообще так, как ее рисовали Гомер и Гезиод. Мучения грешников представлялись в чувственных образах. Обращают внимание на то, что супруга Аида называется πυρς δσποινα – владычица огня. В этом имени хотят видеть указание на то, что нечестивые в аду подвергались мучению от огня. Этот термин употребил Эврипид. В его произведениях фигурирует еще не выступающая у других трагиков Θνατος – смерть в черной одежде, с острым мечом, отводящая души умерших в преисподнюю в назначенный каждому срок. В трагедии Эврипида «Тезей» изображены ужасы ада. Гераклу угрожают страшная, с черным сердцем скала Стикса, кровоточивый утес Ахерона, бегающие псы Кокита, стоглавая Эхидна, которая растерзает его внутренности, тартезский угорь, который в его легкие вонзит свои зубы, титразские горгоны, которые раздерут его почки и обольют их кровью его же внутренностей. По отношению к загробному миру эллины, как и другие народы, понятно, интересовались лишь собственной судьбой. Вопроса о посмертной судьбе других существ кроме людей они касались лишь попутно и мимоходом. Но касаться его по необходимости приходились. Та эсхатологическая концепция, по которой загробная жизнь представляется подобной земной, implicite заключается в себе мысль, что бессмертие ожидает не одних людей, но и других существ. Если на могиле умершего закалывались его лошади и собаки, то ясно, закалывавшие руководились представлением, что эти лошади и собаки будут потом за гробом снова служить своему хозяину, значит, снова будут жить. Одиссей видел, как Орион гнал зверей по асфоделонскому лугу. Если Орион был тенью, то только тенью были и звери. Но если Орион был действительностью, то конечно, он и гнал действительных зверей. Из илиады мы знаем, что конь Ахиллеса владел духом прорицания. |
| 81 В комиссии Полковников делал доклад не один. Доклад дополняли, припомним, с.-д. Салтыков и с.-р. Роговский. Самая характеристика носит след некоторой искусственности и уж очень она напоминает черты другого «революционного генерала» Верховского, обрисованного пером того же Винавера. Несколько по иному характеризует Полковникова присутствовавший на заседании Гессен. По его словам докладчик, «как угорь», скользил «между настойчивыми вопросами, какие меры приняты против открыто подготовляемого восстания». Мемуарист ошибочно только относит заседание на канун восстания. 82 Приблизительно аналогичное засвидетельствовал и американский посол Фрэнсис перед Следственной Комиссией Сената Соед. Шт. в 1919 г. Он утверждал, что накануне восстания мин. ин. д. Терещенко выражал ему уверенность, что ожидавшееся в ближайшую ночь выступление большевиков будет ликвидировано. Впрочем, по словам Фрэнсиса, Терещенко добавил: «Надеюсь, что оно (восстание) произойдет – безразлично, сможем ли мы его подавить или нет. Меня истомила эта неизвестность». 83 Ночью 25-го была сделана еще запоздалая попытка арестовать редакцию «Рабочего Пути» и «Ленина», но отряд юнкеров во главе с каким то полковником был захвачен большевиками и препровожден в Петропавловскую крепость. 84 Характерно, что самокатчики в Петропавловской крепости накануне отказались принять участие в крепостном митинге. 24-го в цирке «Модерн» для них устраивался митинг, на котором выступила сама большевистская «примадонна» – Троцкий. Слабое противодействие оказывает ему эсерствующий ген.-квартирмейстер Штаба полк. Параделов. Самокатчики склонились к нейтралитету. По свидетельству Подвойского, в среде самих самокатчиков доходило чуть не до «поножовщины». Утверждение полк. Никитина, бывшего ген.-квартирмейстера Петр. воен. округа, что именно самокатчики штурмовали потом Зимний Дворец, совершенно не соответствует действительности. 85 В полном разногласии со своей позднейшей схемой на другой день после переворота на Съезде Советов, отвечая на реплику, поданную с места и указывавшую на противоречие между политической формулой восстания и его сущностью (переворот произведен до съезда), Троцкий говорил: «Если был Съезд оказался окруженным юнкерами, каким путем он мог бы взять власть в свои руки. Для того, чтобы эту задачу осуществить, нужна была партия, которая исторгла бы власть из рук контр-революционеров и сказала бы вам: вот власть, и вы обязаны ее взять. |
| От старославянского слова «гопан» произошли слова «пан» и «господарь», последнее в свою очередь дало два новых слова: господин – в значении владелец, собственник имущества и государь – рабовладелец, а от него уже пошло полушутливое «сударь». Скот, и особенно крупный рогатый скот, считался тогда главным богатством, но гопаны, как правило, владели не только стадами коров, овец и свиней, но также гаремами с женами и наложницами, рабами, боевыми конями, роскошной одеждой, ювелирными изделиями, дорогой домашней утварью; и самые их жилища, состоявшие из многих помещений, имели вид хоромов. Их кладовые были заполнены припасами, в том числе и теми, что ввозились с юга, – вином, изюмом, оливковым маслом. Характеризуя пищевой рацион древних славян, Г. В. Вернадский приводит пространный перечень слов, обозначающих съестные продукты, в том числе животных, чье мясо или молоко шло на стол славянам, опираясь при этом исключительно на общеславянскую лексику, иными словами, на славянский словарь эпохи языкового единства: «хлеб, мясо, мука, дрожжи, тесто, пиво, мед, квас... рожь, жито... овес, просо... яблоня, груша, слива, орех, горох, лук, репа... бык, вол, корова, теля... баран, овца, вепрь, порося... молоко, сыр, масло, гусь, кура... утка, яйцо... мед... олень, рыба, окунь, лосось, щука, угорь» 1274 . Одежда славянина состояла из льняной у словен и венедов или конопляной у антов рубахи, которая на праславянском языке называлась собственно роб, а также чехл и представляла собой подобие греческой туники, по длине она доходила до колен, имела ворот и рукава. Короткая рубаха с вышитой каймой называлась сракой или срачицей. На нижнюю часть тела мужчины надевали штаны, которые назывались ногавицами, гатями или портами. Их поддерживали бечевкой, позже ременным поясом, и подвязывали под коленами. У сарматов славяне, в основном, вероятно, анты, переняли обычай носить широкие штаны со складками, для которых употреблялось ираноязычное слово «шаровары». Верхней одеждой в осеннее и весеннее время, а также в прохладную погоду летом была сукня, сукно, или сукман, который шился из грубой шерстяной ткани. |
| Надежде Осиповне и самой хотелось завыть, она кусала платок, и Сергей Львович, не терпевший женского плача, как угорь вертелся в повозке. На первой же остановке Арина исчезла. Хватились – и увидели: увязав в платочке сухари, она идет по дороге. Ее догнали и привели. Сергей Львович растерялся. – Это есть побег и бунт, – говорил он тихо Надежде Осиповне. – Ты куда надумала? – спросила ее спокойно Надежда Осиповна. – В Петербург, – отвечала Арина, – Александра Сергеевича повидать, не затерялся б там один. – Вы рехнулись, Ирина? – спросил ее Сергей Львович, изумленный и выйдя из себя. Сам того не замечая, он стал называть ее на вы и Ириною. Арина вздохнула, уселась в повозку, и все поехали. Привыкнув к пути, Сергей Львович внезапно почувствовал радость, ему надоело московское жилье донельзя. Общая суета и неизвестность, полная возможность перемен и некоторое значение, которое он получал в глазах жены ввиду грозных обстоятельств, – нравились ему. Он, который бледнел при виде разбитой рюмки, теперь, когда утратил все, почувствовал удивление, и только. Дорожные встречи развлекали его: москвичи, кто в чем, бежали. Подводы тянулись. В Нижнем Новгороде грубая существенность сразу окружила его: грязная изба, которую удалось нанять, оскорбляла его. – C’est une скотная изба, mon ange, – говорил он Надежде Осиповне. Он – в своем лучшем платье, она – в вечернем наряде выводили кипятком клопов, сновавших по стенам. Впрочем, он, как и в Москве, охотно пропадал из дому. Он бродил по берегу Волги, в том месте, где Ока впадала в нее, встречался с московскими знакомыми, знакомился с нижегородскими обитателями. Он был человек не без значения и, по всему, состояния независимого. Сын его был в Царском Селе, в лицее, в этом полупридворном учебном заведении, находившемся в самом дворце. Сын часто писал ему письма. В Царском Селе теперь большое оживление: обе императрицы, двор. Конечно, бог знает, не двинется ли злодей на Петербург, – и тогда, несомненно, первым делом на Царское Село; но одно, что утешает родителей, – Иван Иванович Дмитриев печется о нем и всецело заменяет ему там отца. Находящийся во дворце, под попечением Дмитриева, отрок разделит судьбу своего государя. Que la volonte de Dieu soit faite! |
| Одно из переходных звеньев от амфибий к рептилиям. Одно из переходных звеньев от рыб к земноводным. Концепция Гольдшмидта широко известна также как гипотеза «hopeful monsters» — гипотеза «обнадеживающих уродов». Марков А.В.Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня: неожиданные открытия и новые вопросы. М.: Астрель: Corpus, 2011. – С. 343-345. Там же, с. 356-357, Берг Л.С. Номогенез, или эволюция на основе закономерностей//Теория эволюции. - Б. м., 1922. – Электронная версия: http://www.evolbiol.ru/paperlist.htm#classic Теория Л.С. Берга фактически была создана на базе трудов выдающихся отечественных критиков дарвинизма, сторонников целостного подхода в естественнонаучных исследованиях – Н. Я. Данилевского (1822–1885) и Н. Н. Страхова (1828–1896). Московский А.В. Существует ли научная альтернатива дарвиновской концепции эволюции//Рождественские чтения-2001. Христианство и наука. Сборник докладов. - М.: Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата, 2002. – С. 297-321. Иоанн (Вендланд), митр. Библия и эволюция. – Ярославль, 1998. - С. 74-85. Напомним, что вопреки широко распространенному мнению, термин «эволюция» этимологически не подразумевает идею спонтанного развития (лат. evolutio – «развертывание» свитка или «раскрытие» книги, т.е. того, что уже существует, в т.ч. – идеально). Рефрен мерона (класса частей систематической группы организмов): усложнение общей организации наблюдается сверху вниз, а конечностей – слева на направо (по: Чайковский Ю.В. Активный связный мир. Опыт теории эволюции жизни. – М.: Товарищество научных изданий КМК, 2008. – С. 322.) Класс Отсутствие или невидимый снаружи зачаток Развита только слабая передняя пара Многофаланговые плавники или ласты Орган для ползания планирующего полета активного полета костные рыбы мурена китовидка, угорь кистеперые морской нетопырь летучие рыбы клинобрюшка амфибии червяга некоторые ископаемые саламандры яванская лягушка не бывает рептилии змеи и безногие ящерицы |
| 154. Когда будем мы держаться в таком настроении, тогда за этим без всякого сомнения последует такое невозмутимое и неизменное состояние смирения, что, почитая себя низшими всех, самым терпеливым образом будем мы переносить все, нам причиняемое, сколь бы оно ни было напрасленно, оскорбительно или даже вредно, – так как бы то налагаемо было на нас от наших начальственных отцов (как послушание или испытание). И не только легко все такое будет нами переносимо, но и почитаемо малым и ничтожным, если притом постоянно будем содержать в памяти и чувстве страдания Господа нашего и всех святых, потому что тогда напраслины, нами испытываемые, будут казаться нам на столько легче, на сколь далеко отстоим мы от их великих дел и многоплодной жизни. Воодушевление к терпению, отсюда исходящее, еще будет сильнее, если при этом будем помышлять, что скоро переселимся и мы из сего мира и по скором конце нашей жизни тотчас станем соучастниками их блаженства и славы. Такое помышление губительно не только для гордости, но и для всех страстей. После этого следует нам крепко-накрепко держать такое смирение и пред Богом: что будет нами исполнено, если будем питать убеждение, что мы сами собою, без Его помощи и благодати, ничего не можем сделать, что относится к совершенству добродетели, и будем искренно верить, что и то самое, что успели мы уразуметь, есть Его дар. 6. Борьба с помыслами и чрез них со злыми духами, сопровождающая всякие другие борьбы и переживающая их все 155. Вопрос. Никакого не видим успеха в установлении внимания, при всем старании. Ума никак не удержишь от блужданий. Даже и тогда, как чувствуешь, что сердце сочувственно устремляется к определенному созерцанию, ум, нечувствительно оттуда спустившись, с безмерною быстротою впадает в обычные свои скитания. Так несчетное число раз каждый день отводится он в плен своими парениями туда и сюда. Потому берет даже отчаяние достигнуть когда-либо желаемого исправления сей немочи, и думается, что напряжение внимания на сие дело есть напрасный труд, когда видишь, что душа, несмотря на то, все же каждую минуту быстрыми полетами пускается блуждать. Привлечешь ее страхом Божиим к духовному созерцанию, но она, прежде чем установится в нем, опять мгновенно исчезает из вида. И тогда как упредив ее намерение бежать, схватишь ее в самом начале и опять повлечешь к созерцанию, от которого стала отступать, намереваясь, как бы какими узами связать ее папряженнейшим вниманием сердца, – она во время этого самого труда над нею успевает ускользнуть из внутреннего святилища быстрее, чем угорь из рук рыболова. Трудясь таким образом каждый день со всем усердием над хранением мыслей и не видя никакого в том успеха, невольно приходишь к заключению, что такие блуждания мыслей не от нас, а верно такова уж природа наша (Соб. 7, 3). |
| е. более строгого поста, именно: „помимо мясного питания нет никакой возможности удовлетворить потребностям организма в питательных веществах”. Так говорили, так думали, сему учили. Теперь же оказывается, что данное возражение пред лицом современной медицинской науки не выдерживает критики. Теперь многие видные учёные, доктора, профессора говорят, что рыбный стол не только вполне заменяет собою мясной, но даже превосходит его. Чтобы лучше видеть это, мы приведём сравнительную таблицу питательности рыбьего в животного мяса. В этих таблицах сопоставлены различные сорта рыбы и мяса теплокровных, близкие друг к другу по своему химическому составу в отношении азотистых веществ. Рыба % азотист. вещества % азотист. вещества Свинина Лосось Баранина Сельдь солёная Курица Корова жирная Треска солёная Бык тощий Треска сушёная Бык жирный Угорь речной Настоящие таблицы составлены по данным, приведённым профессором Мунком в его статье: „Питание масс”. См. Л. Эрато-Слуцкий: „Культ жизни”. Киев 1912 г., стр. 58. Выше мы говорили, что рыбный стол имеет преимущество пред мясным. Теперь скажем – в каком отношении. Во-первых, питание рыбой не влечёт за собой того бесчисленного множества вредных последствий, которое влечёт за собой питание мясом теплокровных. Во-вторых, рыбное мясо, – мясо водянистое, не возбуждающее, не столь концентрированное в отношении азотистых веществ и потому не располагает, как мясо теплокровных животных, к алкоголю и другим наркотическим средствам. В-третьих, рыбье мясо легче, чем всякое другое, допускает определение свежести его. Несвежая рыба, как в сыром, так и в приготовленном виде, всяким легче распознаётся, чем несвежее мясо. В-четвёртых, рыбьим мясом питаются сотни миллионов людей, не знающих другого мяса в являющихся образцом силы, выносливости и долголетия. Таковы: китайцы, японцы, тибетцы, индусы и миллионы прибрежных жителей всего земного шара. В-пятых, рыбье мясо более удобоваримо, чем всякое другое. Питательность пищевых продуктов всегда находится в зависимости от степени их удобоваримости. |
|
|
