| В некоторых описаниях морского змея поражает ещё одна, на первый взгляд нелепая, деталь — грива на спине. Ни у одного из современных морских животных нет никакой гривы. Но у вымерших морских ящеров — мозазавров и тилозавров, по мнению крупнейшего палеонтолога профессора О. Абеля, была такая грива! Доктор Эйвельманс считает, что существует не одно, а несколько неизвестных ещё науке больших морских животных змеевидной формы, встреча с которыми породила среди моряков легенду о морском змее. Пионер в научном исследовании этой легенды, профессор А. Удеманс предполагал, что морской змей — млекопитающее существо, что-то вроде огромного тюленя с шеей жирафы. По его мнению, «змеи» с гривой — это самцы, а без гривы — самки. Мид-Уолдо и Николлу также показалось, что виденное ими существо больше напоминало млекопитающее, чем рептилию. Но есть и противоположные точки зрения. Профессор Е. Буленжер, директор Лондонского аквариума, считает, что морской змей скорее всего гигантская рептилия, переживший свой век мезозойский ящер. Такое же предположение в общем делает и доктор Морис Бартон из Британского музея естественной истории. Есть ещё одна интересная и совсем особенная гипотеза. В 1930 году датская океанографическая экспедиция на корабле «Дана» поймала в Атлантическом океане (к западу от самой южной точки Африки) на глубине около 350 метров личинку гигантского морского угря. Длина её достигала 1 метра 84 сантиметров. Взрослые угри этого вида науке не известны. Если допустить, что гигантский угорь, личинка которого случайно была поймана датской экспедицией, растёт в таком же темпе, как и другие угри, то мы получим в результате этого процесса… гигантского морского змея! Ведь из двухметровой личинки должна вырасти змеевидная рыба длиной в 20—25 метров! Раз есть личинки — значит, существуют и взрослые угри, породившие их. Наука стоит на пороге этого замечательного открытия. Когда чудовищный угорь появлялся на поверхности моря, его могли принять за гигантскую морскую змею. Так по крайней мере считают такие видные учёные, как доктор Антон Брун, руководитель знаменитой датской экспедиции на «Галатее», а ныне директор музея Копенгагенского университета, и доктор И. Крумбигель. |
| — Погодите, — улыбаясь, отстранил их Биргер, потому что они готовы были своим напором раздавить столик, на котором распрямился лист пергамента, готовый вобрать в себя все шведское остроумие. — Сперва надо придумать, как мы обратимся к нему. — Предлагаю так: «Проклятый Богом копченый угорь!» — поспешил вставить свое Торкель Фольконунг. — Отчего же он угорь и почему копченый? — удивился епископ. — Да мы и не рыбаки, и пришли сюда не угрей ловить. — Тогда так: «Вшивый заморыш и слизняк!» — рявкнул благородный рыцарь Рогер Альбелин. Ему явно нравилось видеть своего врага вшивым. Видно, это было его больное место. — Если бы он был вшивым заморышем и слизняком, то с какой стати эдакое множество знаменитых рыцарей явилось сражаться с ним? — прокряхтел мудрый епископ. — Ну тогда напишите: «Продавший душу дьяволу», — предложил рыжий Аарон. — Это ближе к истине, — согласился Биргер. — Напишем так: «Утративший истинную веру Христову, от отцов и дедов своих оскверненную, беззаконный конунг Александр», — подытожил епископ Томас и начал красиво выводить на пергаменте буквы. — Да, — стал чесать себя во всех местах рыцарь Альбелин, — лучше и не скажешь. Не зря эти епископы берутся учить людей. Но дальше все-таки надо ему написать, что он вшивый. — И про червей хорошо бы, — пробормотал Мюрландик, с затаенным дыханием глядя на чудо появления букв и слов. — И про вонь, — добавил Хруордквист. — Ей-богу, я чую, как он там воняет в своем Хольмгарде. Меня сейчас вывернет наизнанку от этой вони. — И он стал всячески показывать свою тошноту, да так увлекся в лицедействе, что его и впрямь чуть не вырвало. К счастью, желудки у благородных рыцарей были еще пустые. Но всем очень понравилось выступление Ларса Хруордквиста, и многие стали требовать вписать в грамоту про Александрову вонь. — Да погодите вы со своей вонью! — возмутился Томас. — Теперь надо написать, от кого грамота. — Предлагаю так: от самого Иисуса Христа. Ибо Иисус Христос незримо присутствует в нас, — произнес Биргер, и в сие мгновенье ему и впрямь показалось, что он — не он, а сам Иисус. — Так и напишите, святой отец: «Я, Иисус Христос, незримо идя… ходя… словом, находя себя среди шведского воинства…» |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 49 голосов: 3.7 из 5) Глава VII. Оливер продолжает бунтовать Ноэ Клейпол стремглав мчался по улицам и ни разу не остановился, чтобы перевести дух, пока не добежал до ворот работного дома. Помешкав здесь с минутку, чтобы хорошенько запастись всхлипываниями и скорчить плаксивую и испуганную мину, он громко постучал в калитку и предстал перед стариком нищим, открывшим ее, с такой унылой физиономией, что даже этот старик, который и в лучшие времена видел вокруг себя только унылые лица, с удивлением попятился. — Что это случилось с мальчиком? — спросил старик нищий. — Мистера Бамбла! Мистера Бамбла! — закричал Ноэ с ловко разыгранным отчаянием и таким громким и встревоженным голосом, что эти слова не только коснулись слуха самого мистера Бамбла, случайно находившегося поблизости, но привели его в смятение, и он выбежал во двор без треуголки — обстоятельство весьма любопытное и примечательное: оно свидетельствует о том, что даже бидл, действуя под влиянием внезапного и сильного порыва, может временно потерять самообладание и забыть о собственном достоинстве. — О мистер Бамбл, сэр! — вскричал Ноэ. — Оливер, сэр… Оливер… — Что? Что такое? — перебил мистер Бамбл, глаза которого засветились радостью. — Неужели сбежал? Неужели он сбежал, Ноэ? — Нет, сэр! Не сбежал, сэр! Он оказался злодеем! Он хотел убить меня, сэр, а потом хотел убить Шарлотт, а потом хозяйку. Ох, какая ужасная боль! Какие муки, сэр! Тут Ноэ начал корчиться и извиваться, как угорь, тем самым давая понять мистеру Бамблу, что неистовое и кровожадное нападение Оливера Твиста привело к серьезным внутренним повреждениям, которые причиняют ему нестерпимую боль. Увидев, что сообщенное им известие совершенно парализовало мистера Бамбла, он постарался еще усилить впечатление, принявшись сетовать на свои страшные раны в десять раз громче, чем раньше. Когда же он заметил джентльмена в белом жилете, шедшего по двору, вопли его стали еще более трагическими, ибо он правильно рассудил, что было бы весьма целесообразно привлечь внимание и привести в негодование вышеупомянутого джентльмена. |
| Однако самое сильное и ни с чем не сравнимое впечатление на меня произвела книга отца Алексия Мороза «Исповедаю грех, батюшка» («Смирение», 2005). В отличие от большинства пособий по подготовке к исповеди, это не тоненькая книжечка или брошюрка. Прекрасно изданный фолиант в 576 страниц внушает доверие одним своим видом. Да и автор — священник, кандидат педагогических наук, член союза писателей России, автор нескольких книг… Более того, 16 января 2005 года отцу Алексию за это издание была присуждена 1-я Всероссийская православная литературная премия имени св. благ. князя Александра Невского в области популярной богословской литературы. Я не буду рассказывать о впечатлении, которое произвело знакомство с этой книгой. Приведу лишь отдельные цитаты, предоставив читателю возможность сформировать свое мнение о книге: «Скверноядение. Оно состоит: в принятии пищи и питья, которые запрещены в Законе Божием. Например, употребление в пищу чаек, тушканчиков или змей ( Лев. 11 ). Конечно, в России часть пищи, перечисленная в Левите, традиционно употребляется в пищу и вряд ли может считаться нечистой и приводить к осквернению. Это, например, заяц, кролик, свинья, угорь (Интересный выборочный подход — прим. И.С.). Осквернение также состоит в принятии пищи и питья из одной посуды с собаками и кошками; из невымытых и оскверненных сосудов. Принятие муки, соли или воды в колодце, которые осквернились прикосновением к ним нечистого животного. В этом случае сосуды, хлеб, и сами люди скверноядшие должны быть освящены по чиноположению церковному». «Приходя в квартиру, где находится собака, многие испытывают чувство дискомфорта и даже страха, ибо не привыкли к общению с подобными животными. В любом случае, христианину, живущему в городе, не подобает держать собаку в своей квартире как по гигиеническим, так и религиозно-нравственным мотивам (в Ветхом Завете, например, собака называется нечистым животным)». «Многосмотрение телевизора — телемания, порочная страсть разлагающая душу человека. Основные телевизионные передачи посвящены человеческим страстям, похоти, убийству, сребролюбию, гордости (суперменству) и тому подобному. Кто постоянно смотрит телевизор, тот незаметно для себя начинает жить жизнью выдуманных телегероев: блудить, убивать и пьянствовать вместе с ними». |
| Уживали молоко, сир і масло; багато мясної страви. Їли мясо найчастіш волове та овече, але споживали й коняче. З птиці держали: голубів, курей, качки, гуси, журавлів, лебедів. Про бжільництво нема чого й говорити, що в ньому кохались дуже, особливо в лісовій стороні: бжоли водилися в видовбаних в дереві дуплах, як в уліях; там і зімували. „Мед і скора " (шкура), „скора, віск, мед і челядь " – се головне багацтво Словян: головне, що вони продавали та чим платили дань. Крім того, меду багато уживали й дома – пили його й прості люде й пани. В багатих лісом та звіром краях своїх Словяне ловили чимало звіря й вивозили на продаж велику силу звірячих футер: з бобрів, соболів, лисів, білок (вивірок) та инше. Ловили багато риби (лосось, лин, щука, осетер, угорь, пструг, окунь). Дуже розвинуте було у Словян кушнірство та ткацтво. Полотно ткали товще й тонше, з узорами; обувя виробляли всяких фасонів. Гончарство теж було сильно розвинене – ще з часів новокамінної доби. Але поруч уживали й деревляний посуд: бочки, бодні, діжи, відра, збани, корита. Були вже цілі спілки, товариства „древоділів " , що будовали стіни, мости, а пізніш – як перейняли христіянство – церкви. Обробляли залізо, бронзу, мідь, срібло, золото – робили усячину, що треба в господарстві та зброю для войни. Поруч з тим були свійські майстрі, що уміли виробляти дуже делікатні речі для людей заможніх. Що їли тоді Словяне? Звичайна страва бідніщих людей була така: хліб (найбільш житній), сочиво (варений горох, квасоля та инша городина – певно якийсь борщ), або каша, та варена й помащена олією городина; в скоромний день сир, у пісний – риба (це вже пізніш, як зайшло христіянство); бувало мясо. Їли ще кисіль: муку розбовтували водою, варили і підливали „сити " – розведеного водою меду. Пили найбільш мед, пиво та сирівець. Вино зате було річ дуже дорога – тільки дуже заможні та значні люде могли уживати його. Одежа була проста й немудра. Тільки багатирі робили собі убрання з оксамиту. Убрання було таке: сорочка, свита, поверх того, мабуть тільки у заможнійших, керея, на ногах якісь панчохи, чоботи – „сапоги " або постоли, часом черевики; на голові „клобук " – шапка, плетена або шкуратяна. |
| – Мать Евдокия, назад! Здесь в пещере чудовище! Выбирайтесь скорей! – крича это, я уже карабкалась на скалу. Примостившись на камне возле наших полотенец, я нагнулась и поглядела вниз. Чудище выплыло на свет и оказалось огромной пятнистой рыбой-змеей с оттопыренным вверх спинным плавником. Она извивалась перед своей пещерой, недоумевая, куда вдруг исчезла добыча. А мать Евдокия еще только плыла к скале. Что делать, чтобы отвлечь мерзкую рыбину? Я завернула в камень полотенце и бросила его вниз. Чудовище резко бросилось к нему, ухватило зубами, дернуло, а потом отпустило – не заинтересовалось. А мать Евдокия еще только встала на дно и медленно, осторожно шла к скале. Рыба-змеюка, играя кольцами длинного тела, стала разворачиваться в ее сторону. Я поняла, что только настоящая добыча может ее отвлечь. Бежать к джипу за бутербродами уже не было времени. Я сообразила, что ее может привлечь запах крови. Я схватила мыльницу и, зажмурившись, изо всех сил резанула ее краем по левой руке. На счастье, край оказался достаточно острым – из длинного разреза сразу выплеснулась кровь и растеклась по мокрой руке. Я схватила полотенце матери Евдокии, стерла им кровь, а потом завернула в него камень и завязала узел. Это заняло всего несколько мгновений, и приманка полетела в воду между чудовищем и монахиней. Тварь бросилась к ней, схватила зубами и начала заглатывать полотенце вместе с камнем и моей кровью – ну и подавись! Пока она терзала полотенце, тряся башкой и мерзко извиваясь сама вокруг себя, мать Евдокия влезла па скалу и уселась рядом со мной, стуча зубами. Она уставилась круглыми глазами вниз, в бурлящую воду. – Холодно? – Нет, страшно! – А кто это? – Мурена. Морской угорь. Только очень уж крупная. – Надо запомнить, как она выглядит. Пригодится для Реальности, Пошли наверх, надо вытереться и согреться, я ведь оба наши полотенца мурене скормила… – Зачем же? – Отвлекала от вас. Мы поднялись к машинам, быстренько вытерлись насухо, взяв другие полотенца из наших запасов, и оделись. Мать Евдокия принялась готовиться к ужину, а я достала наш) " аптечку и стала искать в ней бинт, чтобы перевязать руку. Вдруг, совершенно случайно поглядев в сторону террасы, я увидела, как по скале, извиваясь всем своим безобразным пятнистым телом и помогая себе толстыми плавниками, с широко распахнутой страшной пастью к нам поднимается мурена. |
| Конечно, мы знаем, что человеческое предвидение ошибается. Мы знаем, что затмение наступает не из-за того, что его предвидят; потому его и предвидят, что оно наступит. Какое нам дело до такого предвидения? У пас речь идет о предвидении Божьем. Если ты, принимая это во внимание, не согласен с тем, что предвидение неизбежно существует, ты уничтожил веру и страх Божий, поколебал все обетования Божьи и угрозы, отверг даже саму Его божественность. Но и сама Диатриба, хотя долго она сопротивлялась и подвергала все сомнению, наконец, движимая силой истины, признала наше мнение, сказав: вопрос о воле и предопределении Божьем более труден. Потому что Бог желает того, о чем Он заранее знает. Как раз это и добавляет Павел, говоря: «Кто противостоит Его воле. если Он кого хочет — милует, кого хочет — ожесточает!» «Ведь если бы существовал царь, который делал бы все, что он хотел, и никто не мог бы ему противостоять, то и говорили бы, что он делает все, что хочет. Так и воля Божья из-за того, что в ней главная причина всего сущего, кажется, ставит перед нашей волей необходимость. Вот какова. И возблагодарим, наконец, Бога за здравый смысл Диатрибы. Только где же теперь свободная воля? Но она снова ускользает как угорь, говоря: «Павел не объясняет этого вопроса, но бранит рассуждающего: ,,О человек! Кто ты, что отвечаешь Богу? " » Какой прекрасный выход! Вот это и значит толковать слова Божьи по собственному усмотрению, по собственному разумению, не основываясь на Писаниях, без чудес разъяснять или даже искажать совершенно ясные слова Божьи? Павел не объясняет этого вопроса? Что же он тогда делает? Диатриба считает, что он бранит рассуждающего. А не в этой ли брани и заключается наиполнейшее объяснение? Ведь о чем спрашивалось в этом вопросе о воле Божьей? Разве не о том, не предписана ли нашей воле необходимость? И Павел отвечает, что да. «Кого хочет,—говорит он,— милует, кого хочет — ожесточает». Это зависит не от желающего и не от соперничающего, а от Бога милующего . И, недовольный своим объяснением, он приводит тех, которые выступают в защиту свободной воли, ропщут против этого объяснения, болтают, что тогда не существует никаких заслуг, что тогда нас карают не по кашей вине и тому подобное, приводит — дабы сдержать ропот и негодование — слова: «Ты, значит, говоришь мне: за что же еще Он взыскивает? Кто противустанет воле Его?» Видишь персонификацию? Услыхав, что воля Божья предписывает нам необходимость, богохульники ропщут, говоря: «За что же еще он взыскивает?» Будто бы мы, люди. |
| – Да, пойдем, - отвечал Фродо, - но не сейчас. Я пойду с тобой, как обещал. Я обещаю снова. Но не сейчас. Ты еще в опасности, я спасу тебя, но ты должен мне довериться. – Довериться хозяину? - с сомнением переспросил Горлум. - Почему? Почему не уйти сейчас? А где другой, злой, нехороший? Где он? – Вон там, наверху, - сказал Фродо, указывая на водопад. - Я не пойду без него. Мы должны вернуться к нему, - сердце у него сжалось. То, что он делал сейчас, было очень похоже на обман. Он не боялся, что Фарамир прикажет убить Горлума, но он велит схватить и связать его; и конечно, действия Фродо должны показаться верхом коварства этому жалкому, но тоже очень коварному существу. Бесполезно было доказывать, что Фродо спасает его от неизбежной смерти и что есть только один способ спасения. Что еще оставалось ему делать? Только сохранять по возможности верность обеим сторонам. – Идем! - повторил он. - Иначе Сокровище рассердиться. Мы должны вернуться наверх. Иди первым. Горлум пополз, держась ближе к краю подозрительно принюхиваясь. Потом он остановился и поднял голову. – Кто-то здесь есть! - сказал он. - Не хоббиты! - Потом вдруг обернулся с зеленым блеском в глазах. - Хозяин, хххозззяин! - прошипел он. - Злой! Он лжет! - зафырчав, потянулся к Фродо длинными руками с белыми шевелящимися пальцами. Но позади него уже вырос огромной тенью Анборн и схватил за шиворот. Горлум вывернулся, извиваясь, словно угорь, кусаясь и царапаясь, как кошка. Из тени вынырнули еще двое зеленых воинов. – А ну, тихо! - приказал один из них. - А то мы враз утыкаем тебя стрелами, как ежа. Тихо! Горлум обмяк и начал скулить и плакать. Они связали его и не очень-то церемонились при этом. – Осторожнее, - попросил Фродо. - Не ему бороться с вами. Не делайте ему больно, если можете, тогда он будет спокойнее. Смеагорл! Они не обидят тебя. Я пойду с тобой, и тебя никто не обидит, никто, пока я жив. Доверься хозяину. Горлум повернулся и плюнул в него. Воины подняли пленника, накинули ему на голову мешок и понесли. |
| Многие отцы не знают потребностей детей. Главная потребность детей – это любовь. Возможно, Оля уже забыла, как девочкой она пыталась ласкаться к отцу, доставить ему удовольствие, но он повелительным, безапелляционным тоном приказывал: «Теперь пора спать». Или, рассеянно взглянув на дочкин рисунок, замечал скороговоркой: «Хороший рисунок, но сейчас иди гуляй». Либо еще резче: «Я сказал тебе, не беспокой меня!» Самое болезненное чувство в детстве вызывают ситуации, когда мы чувствуем себя отвергнутыми теми, кого мы любим. Пережившие это чувство и в зрелом возрасте пуще огня боятся быть отвергнутыми, брошенными. В одних случаях, как с Олей, не утоленный с детства эмоциональный голод толкает девушку на странные на первый взгляд поступки. На чрезмерную и болезненную привязанность к своему избраннику. Желание принадлежать кому-то так сильно, что девушка буквально липнет к парню и терпит от него то, что терпеть не надо (высокая толерантность к оскорбительному поведению). Примечательно в этом смысле свидетельство Анастасии Ивановны Цветаевой. Читаю в ее книге «Воспоминания»: Отец нам был скорее – дед: шутливый, ласковый, недалекий. И в другом месте: Его трогательная в быту рассеянность создавала о нем легенды. Нас это не удивляло, папа всегда думает о своем Музее. Как-то сами, без объяснений взрослых, мы это понимали. Образ отца: добрый, трогательный, погруженный в свои дела – в годы детства Марины и Анастасии их отец был поглощен заботами о создании знаменитого теперь на весь мир Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. А для детей он был эмоционально недоступный человек. Вот Анастасия Ивановна рассказывает о своей первой пылкой влюбленности и вслед за ней скоропалительном, впоследствии несчастливом браке. Первая встреча на катке: Что-то ослепительное, несомненное, никогда не виденное, нужное было в этом подлетевшем и умчавшемся человеке. Все остановилось. Важным было только одно – его возвращение. И далее в том же тоне: Кто он, этот изумительный человек, до мозга костей насмешливый и – чую! – до глубины сердца лиричный, не поддающийся осознанию и описанию, из них рвущийся, как угорь из рук?! |
| Есть в индийских горах, там где произрастает их тростник, люди, численностью до тридцати тысяч. Женщины у них рождают раз в жизни, и у рождаемых уже есть зубы, и верхние и нижние, очень красивые. И волосы у них, и на голове и брови, у всех седые от рождения, и у женского пола, и у мужского. И вот до тридцати лет у каждого из тех людей волосы на всем теле белые, а затем они начинают чернеть. Когда же они достигнут 60 лет, то можно увидеть, что все волосы у них черные. У этих людей по восьми пальцев на каждой руке, точно так же по восьми пальцев и на ногах, как у мужчин, так и у женщин. Они очень воинственны, и царя индов сопровождают пять тысяч лучников и копейщиков от них. А уши у них, говорит он, такие огромные, что покрывают руки до локтей и сзади закрывают спину, а одно ухо касается другого 194 . При этих своих баснословных писаниях Ктесий говорит, что он пишет ис- тиннейшую (50а) правду, добавляя, что пишет то-то видев сам, то-то узнав от самих видевших, а многое из этого и другое почудеснее он опустил, чтобы не видевшим не показалось, будто он сочиняет невероятные вещи. На этом и всё. 185 Арриан в «Анабасисе» (V, 4:2), ссылаясь на Ктесия, указывает (соответственно) «сорок» и «сто». 186 червь – 26. р. 45а=(?) р. 49а (σκληξ). 11. IX, 46 (vermis). – По Ктесию 26), этот червь – диковинное огромное земноводное животное в Инде. По Плинию (=Статию Себосу), это черви, подобного же рода диковинные водные существа в Ганге. Т. е. у Ктесия и у Плиния это разные «черви». См. также одонтотиран. О версиях по Ктесию см.: Элиан. О животных. V, 3; Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. Ш, 1. См. также: Мела, III, 62; Солин, 52, 41. Обычно этих червей пытаются идентифицировать как реальных животных (крокодил, угорь, мурена, водяная змея, осьминог, спрут и т. д.). Некоторые пытаются найти источники этих легенд в индийской мифологии в связи с тем, что из червя в Инде добывали горючее, зажигательное масло. Шеша – космический змей, опора земли, на котором возлежит Вишну. Его обиталище – мифическая Патала (а именно, «Нагалока» – «мир нагов», т. е. змей), а эту Паталу связывали с географической Паталой (в дельте Инда). В конце каждой кальпы (циклы существования космоса) Шеша извергает ядовитый огонь, уничтожающий Вселенную. Баларама (Баладева), старший брат Кришны, считается аватарой (воплощением) Шеши (а частично и бога Вишну); после смерти Баларамы белый змей Шеша покинул его тело и ушел под землю. По легенде, Шеша, совершая Шеша покинул его тело и ушел под землю. По легенде, Шеша, совершая аскетический подвиг, висит с дерева 1000 лет, выделяя изо рта яд и так сжигая мир. И таким образом, предполагают, что червь представляет собой Балараму, Шешу, который был интерпретирован (Ктесием и другими) как жестокое водяное животное, и какую-то роль в этом сыграл крокодил (?). |
|
|
