| Мне кажется невероятным, что это часть храма для женского пола, который, стоя в ней, пением и словом мог пользоваться из настоящей церкви. Но для чего здесь трапеза, которую Вы хотите признать жертвенником? Быть ей жертвенником было бы очень далеко от Престола. Я думаю, что это место причащения женского пола. Вы знаете, что в древности Святые Дары раздавали народу под двумя видами порознь. Посему и по множеству причащающихся нужно было употреблять много священнослужителей. И так естественно было по освящении Даров в главной церкви отделить для той части храма, где стоял женский пол, пресвятаго Тела на особый дискос и пресвятыя Крови в особую чашу и с ними послать пресвитера и диакона или двух диаконов, которым для удобства и безопасности раздаяния нужна была в женском отделении храма особая трапеза. Мне кажется, это ясно. Впрочем, о катакомбах Римских, конечно, удобнее делать верные догадки в Риме, нежели в Москве. Извольте видеть, что я не без занимательности читал два путешественнические Ваши письма. Между прочим, приятно мне было получить их из Рима и быть уверенным, что это от слова до слова Римские письма, в которых нет ничего, что, родись после, принадлежало бы более воспоминанию и обдумыванию, нежели живому непосредственному впечатлению. Вы не запретите ли мне прочитать сии письма знакомым, а напечатать без разрешения Вашего не смею. Вот весна. По Вашему предположению мне надлежало быть в Киеве. А я, быв зван на обновление новоучрежденного посада за 70 верст, не нашел в себе довольно здоровья и для сего путешествия и отказался. Здесь сыро и холодно. Береза зеленеет, а яблони и липа еще мертвые. В других местах наводнения были велики и не безвредны. Впрочем, мы, Вас знающие и часто поминающие, милосердым Богом хранимы, безбедно продолжаем наше земное пришельствие. Мир душе Вашей. Филарет, м[итрополит] Московский Андрею Николаевичу мир. Катехизис посылаю. Желаю знать, лучше ли прежнего здравствуете и выходите ли сегодня или остаетесь дома. Вчера не мог я увидеть Вас, потому что утром ходил по соборам с Великим князем Константином Николаевичем под снегом и по снегу, и ноги мои за сие прогневались. |
| Оно пришло ко мне вместе с письмом Л Н шестого апреля, написанным второго числа. И мне немало прискорбно, что писем моих ни вы, ни Л Н не получили, хотя там было написано довольно существенного и полезного. Но пенять не на кого, сам виноват. В то время как написал их, были у меня мои родные Ферморы из города. Мне хотелось ускорить посланием их на почту, потому и поручил Ферморовой отослать; видно, посланы были с человеком, который не отдал их на почту. Что делать? Оплошал, простите старика меня глупого. Теперь того не напишешь, как там было написано кстати. Деньги пять рублей от С Л сейчас же тогда были переданы сторожу Тимофею, который и молится о ее вожделенном здравии и от души благодарит. Все это там было описано ладно и вам большая благодарность за то, что, по словам С Л , умеете мною ценить дорого, хотя чувствую, что и дешевой оценки не стою. Относительно Л Н надо молиться вам совокупно, да и его убедить, чтоб он пожелал и сам помолился очень простенько: Господи, дай мне веру в Тебя истинную, не по моему разумению, а по Твоей Святой воле. Тогда непременно дастся и будет ощутительно для самого убеждения разума человеческого. Так как вы пишете, что Л Н скоро сюда приедет, то и подожду отвечать ему. Его родитель скончался. Это слышал от Бутузова. Не пишу вам политических новостей, сами все узнали уже вероятно. Офранцузились русские скоро, только удача-то остается русская, та же медвежья. В том письме писано было и о матери Варсонофии [ 334 ], что скончалась, а на место ее управляет всем теперь мать Евстолия. Собственно, у нас в Обители новостей нет, на флот назначены двое: отец Леонид и отец Пахомий. Петр Александрович Брянчанинов был здесь, взял ваше описание жизни Преосвященного. Может быть мы из всего, говорит, составим нечто полное; он очень вам кланяется и сердечно рад, что вам теперь хорошо. У нас вся Святая неделя стояла прекрасною, а теперь пасмурная погода, сыро, часто дождь, иногда снег, а по утрам морозит. Все это предвещает хорошее будущее. А вас поздравляю с летом. |
| Нужно было их в каком-то порядке содержать. На домах висели доски «Здесь бывал Толстой», «Здесь Достоевский». Я то ли верил, глядя на все это… то ли не верил, сам не знаю. Во мне было очень много противоречивых чувств, которые потом вылились в одно стихотворение: Церковь около обкома приютилась незаконно, словно каменный скелет, кладка выложена крепко ладною рукою предка, простоит немало лет. Переделали под клуб – ничего не получилось, то ли там не веселилось, то ли был завклубом глуп. Перестроили под склад – кто-то вдруг проворовался, на процессе объяснялся: дети... трудности... оклад... Выход вроде бы нашли – сделали спортзал, но было в зале холодно и сыро – результаты не росли. Плюнули. И с этих пор камни выстроились в позу: атеистам не на пользу, верующим не в укор. Только древняя старуха, глядя на гробницу духа, шепчет чьи-то имена, помнит, как сияло злато, как с причастья шла когда-то красной дéвицей она. – Если я не ошибаюсь, это стихотворение упоминается в Вашей книге в том месте, где Вы вспоминаете митрополита Алексия, будущего Патриарха всея Руси. – Да, это было в Городне, уже перед самой перестройкой, 1984-85 год. Мои друзья художники Алеша Артемьев и Искра Денисова сказали, что в Городне будет обновление церкви. Они приложили свои таланты и свои знания, чтобы церковь в Городне привести в порядок. Я поехал, и там было уже много народу: митрополит Таллинский Алексий, будущий наш Патриарх, был митрополит Кашинский и Тверской и секретарь райкома, потом он стал министром культуры, я даже фамилию его забыл. Был Владимир Солоухин, кто-то еще был из писателей. Из Троице-Сергиевой лавры был целый отряд студентов из Академии. Церковь освятили, весь ритуал прошел, и потом пошли на ужин к священнику в дом. Все шло своим чередом. Вдруг кто-то, чуть ли не Солоухин прочитал стихи и сказал: «Вот тут еще молодой поэт сидит Станислав Куняев, давайте попросим его прочитать». Я прочитал это стихотворение, и вдруг секретарь райкома поднялся и сказал: «Что за безобразие, в наше советское время совсем было другое отношение к Церкви. |
| Понедельник, 2 февраля В 9 часов поехали встретить Папа душку. Николай Павлович был. В 9.46 поехали в лазарет. Перевязывала Потулова, Гординского, Ягмина и Емельянова. Заходила ко всем. Сидела опять у Карангозова. Поехали все в полковую нижнюю церковь , говеем 376 . Завтракали все вместе. Потом гуляли. Мама в саночках рядом. Поехали в Большой дворец. Чай пили и обедали с Мама и Папа. Были опять в церкви. Поехали вечером с Ольгой в лазарет. Сидели у Ани, потом у Карангозова. Заходили ко всем и нижегородцам. Из дневника Ольги Николаевны Понедельник, 2 февраля Ездили встретить Папу душку. Николая Павловича видели. Вернулись и около 10 часов в лазарет. Перевязала Сычева, Зеленого, Лисаневича, плечо, Матушкина, тоже, и Горбова, а Татьяна Емельянова. Немножко посидели с К. и другими. Емельянов тоже. В 11.30 в пещерную церковь и вечером в 6.30. Мама тоже. Днем с ней и Папа гуляли в саду, Мама в саночках. Тает, туманно, сыро. Были в лазарете Большого дворца. Вечером снова к нашим. Долго сидели с Аней, ей лучше, и веселая. Зашли ко всем и посидели с К., Гординским, Бадовским и другими. Емельянов, конечно, в другой. После 11 часов спать. Хорошо, что Папа дома. Вечером 1 тепла. Вторник, 3 февраля Как всегда, перевязки. Я – Кусова, Сачковского, ногу Кобылина и Зеленого. Утром и вечером в церкви. Ели семейно. Днем гуляла с Папа – снег шел, мокро, вечером же 5 мороза. Принимала 2 прапорщиков Николая Павловича, уч. в мой полк, Бернгофа и Чевахонского. Вечером мы 4, Папа и Мама к нашим. Аня именинница. С Емельяновым складывали puzzle задом наперед, потом так стояли, и с Сычевым и Потуловым. Зашла к К и другим. Он ходит. Рисовала их – уютно. После 11 спать. Среда, 4 февраля Перевязала Потулова, Гординского, Ягмина, Емельянова и Андреева. Снимались в палате К. Графы Фредрикс и Шереметев. Днем с Папа гуляли. Солнце, мороз, вечером 10 мороза. Утром и вечером в церковь . В 4 часа была в Большом дворце. Дмитрий Шереметев обедал. Вечером к нашим. Ане лучше. Вязала в коридоре с Емельяновым, Зеленым и Сачковским. Рисовала его потом в палате у К[арангозова]. После 11 часов спать. |
| В некоторых памятниках дух древней практики сказывается еще сильнее в том смысле, что там вообще отменяется пение полиелейных псалмов и отправляются лишь Непорочны с величаниями: «Тогож в 30-й день трем святителем вселеньским звоним во все и совершаем всенощное по обычаю. На полу-нощницы не чтут. На утрени „Хвалите имя Господне» не поем. После 2-й статии каф[измы] поют „Блажени непорочнии» всю с припевы, сиречь с величанием. Священник кадит з диаконом на всех 3-х „Славах» трапезу всю, промеж величаний паки нет, а „Славы» и „Аллилуиа» поют, а чтут после всех „Слав», потом степ[енны] и прочее по обыч[аю]» 808 . Описанное многообразие практики отправления Непорочных и полиелея, представлявшее собой результат влияния на русское богослужение чинопоследования песненной утрени, существовало у нас до конца XVII столетия. Официальной датой прекращения этой практики можно считать 1682 год, когда был издан типикон, указывавший в главе 17-й «О стихологиах, како должно есть глаголати во все лето» отмену пения Непорочных в зимнее время, т. е. от отдания Воздвижения до Недели сыропустной, за исключением дней от 20 декабря по 14 января. Указание прежних типиконов «прилагаем же полиелеос, сиречь „Многомилостиво» на бдениях неделных от Недели их по отдании Воздвижения Честнаго Креста и до Недели сыро-иустныя» 809 было истолковано как исключающее Непорочны. Отсюда в «Уставе о псалтири» было исключено упоминание о нении в зимнее время 17-й кафизмы. Вместо прежнего указания: «В неделю на утрени кафисма 2, 3, 17-я, прилагаем же и полиелеос, сиречь „Многомилостиво«», – появилось иное:: «В неделю на утрени кафисма 2, 3-я; прилагаем же и полиелей, сиречь „Многомилостиво»». В соответствии с этим была сделана вставка в текст: «Аще же прилучится в неделю праздник Господский, или Богородицы, или празднуемого святаго, по дву кафисмах полиелей и по величании, не певше „Слава, и ныне» и „Аллилуиа», поем тропари, „Ангельский собор " " 810 . Трудно сказать, чем руководствовались редакторы Типикона 1682 года, отменяя многовековую практику Церкви, обоснованную Иерусалимским же уставом в его древнейших редакциях. |
| По случаю освящения 26 сентября 1844 года в Свияжском Богородицком монастыре теплой Германо-Митрофаниевской церкви делегация Свияжска, включавшая городничего, городского голову и некоторых почетных граждан, высказала преосвященному Владимиру просьбу обратиться к благотворительнице Саврасовой за помощью в исправлении городского собора, пришедшего в крайне бедственное положение. Владыка похвалил усердие граждан о своем соборе и, обратившись к Надежде Ивановне, изложил просьбу делегации, добавив, что в этом он видит волю Божью. В ответ благотворительница изъявила свое полное согласие. В 1846 году, когда все только начиналось, храм имел ветхую кровлю, крытую с незапамятных времен тесом, уже заросшую кое-где мхом и травою. Внутренность была мрачной, тусклый иконостас и иконы, повсюду была сырость и плесень. Пристроенная к храму еще в 1732 году с северной стороны теплая церковь затеняла его, закрывая окна основного храма, поэтому там и было темно и сыро, а в теплой церкви мрачно и холодно. В зимней церкви от печей зимой бывало еще угарно и влажно так, что краски на иконах вздувались и облетали. Все это вместе взятое мало привлекало прихожан на службы, поэтому и церковные доходы упали. Нанятый Надеждой Ивановной в 1845 году казанский архитектор Петонди осмотрел ветхий собор и составил проект для его реконструкции, дополненный архитектором Ломановым. Проект представили в казанскую консисторию, которая в свою очередь направила его в правительствующий Синод. 24 августа 1845 года Государь Император утвердил проект на перестройку соборной церкви в городе Свияжске Казанской губернии. Проект предусматривал разобрать старую теплую церковь до основания, а вместо нее с обеих сторон храма пристроить два придела: с южной стороны – теплый во имя Введения в храм Пресвятой Богородицы, а с северной – холодный во имя апостолов Петра и Павла, соединив эти приделы внутри с главным храмом четырьмя большими открытыми арками. Реконструкцию начали в июне 1847 года и благополучно окончили все работы в 1849 году. Все работы велись за счет пожертвований Надежды Ивановны Саврасовой. |
| Когда я вышел из больницы и сел в трамвай, я вдруг увидел ту самую старушку: она стояла впереди спиною ко мне, держась за металлическую стойку, хотя в трамвае и были свободные места. Вот уж не могу понять — но я выскочил на следующей остановке, боясь, что она обернётся и узнает меня. На улице было ветрено и сыро. Отвернувшись от ветра, я разглядел впереди, куда ушёл трамвай, старое кладбище, посреди которого, возвышаясь над частыми деревьями, пока ещё тёмными, лишёнными листвы,— круглится жёлтая под серым куполом ротонда церкви. И меня потянуло туда — меня настигло нелепое желание: поставить свечку у какого-нибудь образа — и это (брезжило в туманном сейчас моём сознании) искупит мою вину... но какую вину — я и сам перестал понимать. До входа на кладбище пришлось идти целую трамвайную остановку — по сырому ветру небольшое удовольствие. Когда я вошёл в церковь, в ней было пусто, в тишине лишь чётко слышались звуки одинокой уборщицы, протиравшей пол мокрою тряпкой. А в самом углу, у какой-то тёмной иконы неприметно стояла та самая старушка, отрешённо и печально смотря куда-то в сторону. Я уже не боялся, что она меня увидит, но ставить свечку в пустом храме мне было неловко, стыдно — опять не пойму: кого и чего. Я вышел на стылый воздух, побрёл, задумавшись по какой-то дорожке,— и тут по самым нервам моим ударили трубы грянувшего похоронного марша. И мне стало жутко, я от ужаса сжался внутренне: я ощутил жестоко, что следом за мною движутся похороны и что я не должен видеть их, иначе произойдёт нечто страшное,— и я почти побежал прочь, вперёд, но дорожка сделала неожиданный поворот, и теперь я вынужден был идти навстречу надвигающемуся на меня гробу — я всё же успел свернуть куда-то вбок, и бежал, и снова поворачивал, и опять уклонялся в сторону, а музыка доносилась то с одной стороны, то с другой, и некуда было спрятаться от неё, и она настигала меня, и я опять и опять спасался бегством, а тёмная толпа обтекала меня то справа, то слева, и холодея от её завораживающего движения, я ринулся между могил, но вскоре оказался в тупике: так тесно, вплотную одна к другой, были поставлены передо мной могильные ограды — но хода назад не давала накатывающаяся страшная музыка, и я полез через ограды, цепляясь одеждой за острые наконечники прутьев,— продирался куда-то в невыразимом ужасе не разбирая дороги и вырвался наконец из окружения памятников и крестов — и далеко позади осталась тёмная музыка, а совсем рядом громыхнул на стыке рельсов трамвай. |
| 8 марта 1838 проект перестройки, сочиненный, вероятно, петербургским архитектором Ф. И. Руска, был Высочайше утвержден, а через три с половиной года, 2 ноября 1841, храм был освящен архиепископом Варшавским Антонием (Рафальским). Интерьер отличался оригинальной отделкой. Паникадило было украшено воинскими эмблемами — пушками, саблями, копьями, секирами; подсвечниками служили «зажженные гранаты». На стенах висели бронзовые доски с историей взятия русскими Варшавы, перечнем воинских частей и фамилий павших воинов. В 1834 было решено создать близ укреплений православное кладбище. Первым был погребен варшавский военный губернатор генерал Н. П. Панкратьев (1788–1836). В 1838 кладбище было передано в духовное ведомство, а его официальное открытие совпало с освящением церкви. В 1901, при долголетнем настоятеле прот. Иоанне Корженевском, храм был отремонтирован под смотрением арх. В. Н. Покровского и 14 октября того же года заново освящен. Однако церковь продолжала оставаться неудобной — в ней было холодно и сыро, она не отличалась внешней красотой, к тому же ее алтарь был обращен на запад. Необходим был новый храм. Поводом для его посторойки стал печальный случай — преждевременная кончина художника И. И. Экземплярского, сына архиепископа Варшавского и Привислинского Иеронима, последовавшая в августе 1902 в Пятигорске. Архиепископ задумал посвятить памяти сына новый храм в Варшаве. Он выбрал и приобрел участок площадью в один гектар, к востоку от старого кладбища. 28 июня 1903 состоялась закладка нового храма. В его основание была, после заупокойной литургии, положена серебряная доска «на вечное поминовение души усопшего раба Божия Иоанна». Проект здания на 200 человек с усыпальницей в нижнем этаже и крытой галереей составил в ростовском стиле XV–XVI веков епархиальный архитектор В. Н. Покровский. Он наблюдал за строительством, которое вел подрядчик Поплавский. Стоимость постройки составила около 40 тыс. руб. Небольшой храм, облицованный светлым кирпичом увенчан куполом покрытым медью. «Церковь издалека видна приближающимся к кладбищу и своим высоко возносящимся крестом как бы примиряет и умиротворяет скорбь провожающих своих покойников», — говорится в старом описании. В архитектуре храма использованы элементы русского стиля: кокошники в основании барабана, фигурные наличники, увенчанное щипцом крыльцо на массивных колонках, килевидные закомары, завершающие каждый фасад. В отделке широко использован светлый песчаник. Освящение храма Владыкой Иеронимом состоялось 15 октября 1905 и сопровождалось перенесением тела И. И. Экземплярского из временной усыпальницы в крипту. |
| — Помещения в Новодевичьем монастыре, — сказал Сталин, — товарищ Карпов уже посмотрел. Они совершенно неблагоустроенны, требуют капитального ремонта. Чтобы занять их, надо ещё много времени. Там сыро и холодно. Ведь надо учесть, что эти здания построены в шестнадцатом веке. Правительство вам может предоставить завтра же вполне благоустроенное и подготовленное помещение, предоставив вам трёхэтажный особняк в Чистом переулке. Здание великолепное. Ранее его занимал бывший немецкий посол Шуленбург. Но это здание советское, не немецкое. Так что вы можете совершенно спокойно в нём жить. При этом особняк мы вам предоставляем со всем имуществом, мебелью, которая имеется в этом особняке. А для того чтобы лучше иметь представление об этом здании, мы сейчас покажем план его. Пусть товарищ Поскрёбышев принесёт. Поскрёбышев принёс план особняка по Чистому переулку, дом пять, с его подворными постройками и садом. Этот план передали митрополитам. — А товарищ Карпов завтра предоставит вам возможность лично осмотреть это помещение, — сказал Сталин, довольный, что может вручить такой ценный подарок. Митрополиты смущённо благодарили. Сталин подхватил поток щедрости: — На рынке покупать продукты вам неудобно и дорого. И сейчас продуктов на рынок колхозник выбрасывает мало. Поэтому государство может обеспечить продуктами вас по государственным ценам. Кроме того, мы завтра-послезавтра предоставим в ваше распоряжение две-три легковые машины с горючим. Нет ли ещё каких-либо вопросов ко мне? — Кажется, всё, — молвил митрополит Сергий, размякший от таких нежданных даров. — Точно, что всё? — хитро улыбался Сталин. — Всё, Иосиф Виссарионович, — подтвердил митрополит Алексий. — А вы что скажете, владыко Николай? — Всё, Иосиф Виссарионович. Разве что ещё одно. — Что же? — Иногда на местах бывает переобложение духовенства подоходным налогом. — Товарищ Карпов, обратите внимание, — сказал Сталин. — В каждом отдельном случае предлагаю вам принимать соответствующие меры проверки и исправления. Ну, — обратился вождь снова к иерархам, — если у вас нет больше к Правительству вопросов, то, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам Русской Православной Церкви. Председателем Совета предполагается назначить товарища Карпова. Как вы смотрите на это? |
| Таков этот храм — носитель воспоминаний о прошлых годах обительской жизни. Под ним, по древнему обычаю, находится обширное подцерковье. В настоящее время там устроена церковь в честь Казанской Божией Матери. В древности же это подцерковье служило для склада монастырских припасов. Игумен Иосиф сделал там келии для иноков, а с 1763 г. до 1799-го там хранилось казенное вино. Только уже в 1803 году это подвальное помещение, усердием архимандрита Иннокентия, было обращено в церковь во имя преподобных Варлаама Хутынского и Нила Столобенского, а антиминс в нее был взят из упраздненного Кречева монастыря. Через пять лет (1808 г.) церковь эта была переименована в честь иконы Казанской Божией Матери. Четыре массивных столба поддерживают своды храма-подцерковья. Маленький одноярусный иконостас отделяет алтарь от храма, а иконы его украшены ценными приношениями доброхотных радетелей о храме, один из коих покоится под его сводами (Инженер-механик Гавриил Шахардин). Сыро в храме, не долго удерживается живопись на св. образах, а доски истлевают совершенно. Частые поновления мало помогают. Только одна храмовая икона Казанской Божией Матери сохраняется во всей целости, несмотря на неблагоприятные условия. В. Пылаев " Старая Русса " . - Сергиев Посад, Типография Св.-Тр. Сергиевой Лавры. 1916. http://russa.narod.ru/books/pilaev/005.htm В 1192 г. игуменом Мартирием была построена церковь одноэтажная, деревянная, которая вскоре сгорела… В 1196 г., будучи в сане архиепископа, Мартирий соорудил вместо сгоревшей деревянной церкви однопрестольную каменную, во имя также Преображения Господня. Эта церковь начата постройкою 21 мая и окончена 31 июля. По истечении более 200 лет и после разорительных литовских набегов, каменная церковь пришла в совершенную ветхость, поэтому Евфимий, архиепископ Новгородский, при вспомогательном содействии старорусских и новгородских граждан выстроил вновь в 1442 г. каменную же церковь, хотя на старом основании, но гораздо выше прежде бывшей, украсил оную иконописью. |
|
|
