| Среди позднепраслав. инноваций Д. М. отмечаются формы с особым рефлексом напряженного редуцированного типа широко представленные в старослав. и зависящих от них древнерус. церковнослав. памятниках XI в. Кроме частого и беспорядочного смешения и обычного почти для всех восточнослав. памятников юсового письма, к собственно древнерус. инновациям относятся единичные случаи 2-го полногласия ( ). В остальных случаях аналогичные формы соответствуют более распространенному общевосточнослав. узусу: и др. Среди морфологических особенностей Д. М. выделяется редкая форма (сущий), к-рая могла появиться как на древнерус., так и на западноболг. или даже на моравской почве. К числу морфологических черт Д. М., сближающих этот памятник с др. служебными Минеями древнейшей традиции, относятся глаголы вторичной имперфективации типа или производные от таких глаголов, как отмечается большое количество инновационных форм творительного падежа существительных муж. и ср. рода на - - типа вместо исконного вообще не употребляющегося в рукописи. Такие формы известны в некоторых старослав. памятниках. Лексика Д. М. не отличает памятник от большинства др. древнейших служебных Миней и характеризуется опорой на западноболг. (охридский) книжный узус, в памятнике присутствует большое количество новообразований, калек, копирующих греч. оригинал, к-рые не засвидетельствованы в др. источниках. По составу Д. М. является фрагментом Праздничной Минеи. С отдельными лакунами в рукописи сохранились службы вмч. Феодору Стратилату (8 июня), апостолам Варфоломею и Варнаве (11 июня), ап. Иуде (19 июня), св. Иоанну Предтече (24 июня). Греч. оригиналы атрибутированы и опубликованы М. Ф. Мурьяновым в его издании Д. М. Состав памятей святых в Д. М. соответствует среднеболг. праздничной Добриановой Минее (XIII в.; см. ст. Добриан Многогрешный ), которая представляет собой одну из редакций древнейшего перевода служебных Миней. Наибольшее количество общих чтений Д. М. имеет с теми новгородскими служебными Минеями XII в. из собрания Синодальной б-ки (ГИМ) и Софийского собрания (РНБ), к-рые отражают древнерус. редакцию перевода, сложившуюся во 2-й пол. XI в. на основе Студийско-Алексиевского устава . Имеющиеся языковые и текстологические данные поддерживают утверждение Мурьянова, что Д. М. является промежуточным звеном между служебными Минеями студийско-алексиевской редакции и в основном утраченным корпусом древнеболг. Миней. |
| Книжный глагол пригвоздить, широко употребительный уже в самых древних памятниках русской письменности и испытавший на себе глубокое влияние старославянской традиции (ср. пригвожденный, пригвождать), исстари оброс в высоком стиле русского языка переносными, отвлеченными значениями (но ср. загвоздить, загвоздка). Так, в древнерусском литературном языке слово пригвоздить выражало следующие значения: 1. Прибить гвоздями. 2. Прочно прикрепить, заставить твердо держаться чего-нибудь. В Несторовом «Житии Феодосия»: «Того поути, братие, дрьжимъся, на томь пригвоздимъ плесны и стопы». В «Слове о полку Игореве»: «Того стараго Владимира не лзб пригвоздити къ горамъ Киевьскымъ». 3. Привязать, увлечь, стать неразлучно соединенным с чем-нибудь. Например, в «Пандектах Никона»: «Пригвождени къ суетьнымъ» (см. Срезневский, 2, с. 1390). Таким образом, основные типы значений слова пригвоздить, укрепившиеся в книжном русском языке под влиянием языка старославянского, установились еще в древнейший период развития русского литературного языка. Позднее менялась лишь фразеологическая обстановка употребления этого слова, обозначались вокруг него новые метафорические узоры, новые оттенки значений, колебалась его стилистическая окраска. Но главные семантические линии в этом меняющемся рисунке сохранялись (см. сл. АР 1822, ч. 5, с. 286; сл. 1867–1868, 3, с. 974). Конечно, прямое активное значение этого слова «прикрепить гвоздями», в церковнославянском языке связанное с образом распятого Христа, не могло быть особенно продуктивным в силу необычайности самого действия в отношении личных объектов. Только в риторической фразе: пригвоздить кого-нибудь к позорному столбу – еще сохраняется живой отголосок этого старославянского активно-личного значения, которое для нас является устарелым. В бытовом же языке в применении к вещным объектам это значение чаще всего выражалось словосочетанием прибить, приколотить гвоздями. Правда, это значение «прибить гвоздями что-нибудь» еще было очень живуче у глагола пригвоздить в поэтическом языке первой половины XIX в. (в применении к вещам). Например, у А. С. Пушкина в стихотворении «Олегов щит»: |
| Твое. Притяжательное местоимение второго лица единственного числа, указывающее на соотнесённость Царства и Лица, к которому обращаются, то есть: на Царство Божие. Есть. Спрягаемая форма глагола «быти» в третьем лице единственного числа, выражающая не бытийность глагола, а связочность его, то есть здесь глагол «быти» выполняет функцию связки между подлежащим и именной формой сказуемого. Царство. См. выше. И. См. выше. Сила. Прот. Г. Дьяченко под «силой» понимает «свойство, достоинство, красота, мощь». Словарь старославянского языка различает два слова «сила»: сила 1 – 1) сила, способность, 2) физическая сила, выносливость, закалённость, 3) сила, мощь, могущество, 4) сила, добродетель, совершенство, 5) сила, мощь, 6) мощь, величие, 7) сила, насилие, 8) значение, смысл, 9) подвиг, чудо, 10) сила, силы, толпы, войско, 11) имущество, богатство; сила 2 – имя человека.: Сила. Словарь С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой называет следующие значения слова «сила»: 1) величина, характеристика интенсивности физических процессов, 2) способность, физическая или моральная возможность, 3) обычно мн.: материальное или духовное начало как источник энергии, деятельности, 4) могущество, влияние, власть, 5) сущность, смысл, 6) действенность, правомощность, 7) общественная группа, общественный слой, 8) вооружённые силы, 9) большое количество, множество. Словарь В. И. Даля приводит такие значения слова «сила»: 1) источник, начало, основная причина, 2) мочь, могута, способность, 3) механическая сила, крепость, 4) власть, имущество, влияние, владычество, 5) власть, воля (Божья власть, царева сила), 6) множество, несчётное число, пропасть, 7) войско, армия, рать, 8) обстановка, условия, 9) сущность дела, сама суть, причина, 10) смысл, разум, значенье, вес, истинная, подлинная важность, 11) мн.: один (второй) из чинов ангельских, лик, сонм их. И. См. выше. Слава. По прот. Г. Дьяченко , слово «слава» происходит от глагола «слыть», отсюда и слова: «слово», «слух» и «слава» (словый=славный); первоначальное значение этого слова будет «имя» (ср.: доброе имя, то есть слава), потом «известность, слава, мнение, суждение, слава, учение, вера». Словарь старославянского языка даёт следующие значения слова «слава»: 1) слава, честь, хвала, почесть, 2) хвала, благодарность, 3) величие, совершенство, 4) великолепие, 5) сияние, блеск, 6) мнение (синонимы: похвала, хвала, честь). |
| 4 . Учитывая, что все молитвы весьма древние по технике перевода и не содержат лексических преславизмов, мы думаем, что они были переведены с греческого в древнеболгарский период и появились в славянском богослужении в эпоху первых переводов, в конце ΙΧ в. § 5. Реконструкция древнеболгарских последований ЛИЗ и ЛВВ, лежащих в основе древнерусской редакции Мы проанализировали две древнейшие части литургии – анафору и основной состав последования (литургию Оглашенных и литургию Верных). Формирование этих частей окончательно сложилось в византийском богослужении к началу XI в. Данные части литургии переводились в старославянский период и, по-видимому, отразили вариативность греческих последований этого времени. Сохранившиеся славянские служебники по времени своего написания гораздо моложе своих греческих оригиналов, как минимум на 300 лет, и, конечно, реконструкция древнеболгарских типов последования литургии на их основании рискует быть ошибочной и натянутой. Тем не менее, на наш взгляд, можно уловить некоторые закономерности и тенденции в развитии ЛИЗ и ЛВВ на Руси, на основании которых такая реконструкция может быть сделана. Реконструкцию мы будем проводить, опираясь три основных параметра: 1) на данные греческих евхологиев VIII–XI вв., в которых ЛИЗ представлена в двух редакциях (по А. Жакобу); ЛВВ в этот период существенно не меняется; 2) на место конкретной молитвы в составе славянского последования, которое характеризуется по двум основным признакам: исконно/неисконное; устойчивое/неустойчивое; 3) на технику перевода молитвы и возможность соотнести ее на этом основании с восточноболгарской и западноболгарской книжной школой. Попробуем представить основной состав последования ЛИЗ и ЛВВ и попытаемся реконструировать архетипы литургий древнеболгарской эпохи, то есть конца IX–X в. Итак, мы предполагаем, что славянские ЛИЗ и ЛВВ в эпоху Первого Болгарского царства имели несколько типов чинопоследования. Как мы упоминали выше, южноитальянские греческие евхологии весьма разнообразны по составу и они не представляют собой строгого единства. Поэтому в старославянский период могло быть переведено несколько разных греческих последований. Опираясь на греческие евхологии этого времени, мы предполагаем, что в западном регионе Первого Болгарского царства литургии могли иметь самые разнообразные формы, а восточноболгарский тип, сформировавшийся в Преславе при царе Симеоне, был более однообразен, потому что опирался на константинопольские оригиналы, отличающиеся большей стабильностью и единообразием. |
| Итак, интересное предположение В. Даля о том, что слова стена, стень, тень и сень имеют общее происхождение, находит подтверждение в фонетически правомерном возведении всех этих слов к и.-е. корню »покрывать». Стьгда 151 В древнейших старославянских и древнерусских памятниках слово, соответствующее более позднему русскому стогна " городская улица, площадь», засвидетельствовано в формах стьгна, стегна и стъгна. И только в Супрасльской рукописи наряду с обычной формой стъгна (133, 6; 137, 13) один раз употреблена форма стьгда (397, 12). 152 Больше нигде эта форма не засвидетельствована. В тексте Супрасльской рукописи греческому ν τας τς πλεως πλατεαις α μαις соответствует въ градьныихъ стьгдахъ и междахъ (397, 11–12). А. Мейе, ссылаясь на соседство двух последних слов в тексте, предположил, что мы имеем здесь дело с опиской переписчика, вызванной тем, что конечная часть слова меж-дахъ была ошибочно перенесена на предшествующее слово. Поэтому, как полагает А. Мейе, данное слово правильно следует читать стьгнахъ, а не стьгдахъ (Meillet 1905: II, 321; Преображенский, II, 389). Это объяснение А. Мейе получило широкое признание. Оно выглядит достаточно убедительным и правдоподобным. И все же описка, которую предполагает А. Мейе в тексте рукописи, нам представляется маловероятной. Остановимся вкратце на некоторых фактах, которые, как нам кажется, говорят в пользу достоверности слова стьгда в Супрасльской рукописи. В тексте памятника слово стъгна засвидетельствовано дважды: (133,6) и на стъгны (137, 13). В обоих случаях этому слову в греческом оригинале соответствует γορ. Слову стьгда соответствует др.-гр. πλατεα. Таким образом, в Супрасльской рукописи словам стъгна и стьгда соответствуют разные греческие слова. Возможно, что мы имеем дело с попыткой разграничить два сходных по своему значению слова, вернее сохранить это разграничение в переводе. В отличие от случаев со словом стъгна, интересующее нас место имеет одну существенную особенность. Здесь речь идет о площадях и улицах (πλατεαις α μαις). Слово стъгна само по себе означало и «площадь», и »улицу»; в старославянских и древнерусских текстах этим словом, как известно, передается и греч. γορ, и πλατεα, и μη. В рассматриваемом нами месте Супрасльской рукописи следовало передать одновременно и греч. πλατεα и μη. Именно поэтому, быть может, в данном месте Супрасльской рукописи было употреблено не слово стъгна, а менее распространенное – стьгда (πλατεαις α μαις – стьгдахъ и междахъ). |
| Итак, для объяснения фонетических изменений, происшедших со словом невста, мы предлагаем следующую реконструкцию: > > > nevsta (или uedta > uesta > neuaesta > nevsta). 126 Таким образом, в обоих вариантах –- в слове невста оказывается восходящим к дифтонгу. 127 Разумеется, мы не считаем предложенное выше решение вопроса об этимологии слова невста очевидным и окончательным. Более того, предлагаемое нами объяснение происхождения корневого –- вряд ли будет всеми признано достаточно убедительным. 128 Возможно, что в дальнейшем будут выдвинуты новые, более убедительные гипотезы, касающиеся происхождения слова невста. Целесообразность поисков подобных гипотез и новых доказательств вряд ли следует подвергать сомнению. В настоящее же время из двух наиболее распространенных этимологических толкований этого слова нам, несмотря на некоторые фонетические затруднения, гораздо более правдоподобным представляется объяснение, связывающее слово невста с и.-е. корнем и, в частности, с литовским «двойником» славянского слова – с nauvedà. Наличие в древнеиндийском языке состоящего из тех же двух компонентов слова navavadh " молодая жена; новобрачная», кажется, устраняет последние сомнения, связанные с этимологией слова невста. Площадь 129 До сравнительно недавнего времени этимологическая связь этого слова с прилагательным плоскъ ни у кого не вызывала сомнений. Но вот известный итальянский языковед В. Пизани высказал предположение, что др.-рус. и церк.-слав. площадь представляет собой заимствование через старославянский из гр. – формы мн. ч. от существительного πλατεα» площадь» (Пизани 1956: 167–170). Эта этимология были принята авторами КЭСРЯ 2 (344). Между тем этимологию В. Пизани трудно отнести к числу удачных. Во-первых, реконструируемая В. Пизани греческая форма им. п. мн. ч. на -δες не засвидетельствована в греческом языке, а также в греческих церковных текстах, откуда анализируемое слово, скорее всего, могло бы проникнуть в старославянский язык. Во-вторых, формы мн. ч. на -δες распространились в греческом языке у основ на –- поздно, когда сочетание (ср. гр. -τεια-) не давало уже на славянской почве – щ – (тип > свща). Более того, в церковнославянских текстах, действительно, встречается слово, заимствованное из ср.-гр. πλατεα – плати «площадь». Это реальное, а не предполагаемое заимствование лишает гипотезу В. Пизани последней опоры. |
| Дополнительная литература по Псалтири 53 Издания и исследования греческих и славянских текстов Ундольский В. М. Описание греческого кодекса Псалтири IX–XII в., с современными изображениями, принадлежащего А. И. Лобкову. М., 1860. 17 с. [Отд. отт. из: Сборник Общества любителей древнерусского искусства.] Срезневский В. Древний славянский перевод Псалтири: Исследование его текста и языка по рукописям XI–XIV вв. Т. 1–2. СПб., 1877. 88, 111 с., илл. Амфилохий [Казанский-Сергиевский], архим. Древлеславянская псалтырь Симоновская до 1280 года, сличенная с рукописными псалтырями XI, XII, XIII, XIV, XV, XVI, XVII в. и старопечатными XV и XVII в., с греческим текстом X века из Феодоритовой Псалтири, сличенным с Псалтирью в Синайской Библии , Псалтирью 862 года, Псалтирью X века Норовскою и Псалтирью X–XI веков: 2-е изд., дополненное сличением: Из Псалтири Киприановской XIV в., с Толковой Феодоритовой Псалтирью по списку 1472 г., Псалтирью Толковою Максима Грека по списку 1592 г., Бруноновскою Псалтирью XVI в. и Псалтирью Фирсовою 1683 г. Т. 1–4. М., 1880–1881. Соколов И. И. Мукачевская псалтырь XV века//Сборник статей по славяноведению, сост. и изд. учениками В. И. Ламанского... СПб., 1883. С. 450–468. (Отд. отт. [СПб.,] 1883. 19 с.) Разбор и подробное описание. Jagi V. Словэнскаа псальтырь: Psalterium Bononiense. Vindonbonae etc., 1907. Погорелов В. А. Чудовская Псалтирь XI в.: Отрывок Толкования Феодорита Киррского на Псалтирь в древнеболгарском переводе. СПб., 1910 (Памятники старославянского языка. Т. 3. Вып. 1). V, 276 с. Он же. Толкования Феодорита Киррского на Псалтирь в древнеболгарском переводе. Варшава, 1910. 237 с. Синайская Псалтырь: Глаголический памятник XI в./Изд. С. Н. Северьянов. Пг., 1922. VIII, 392, с.; ил. 11с. (Памятники старославянского языка. Т. 4.) Psalterium Vindobonense: Der kommentierte glagolitische Psalter der Österreichischen Nationalbibliothek/Hrsg. von J. Hamm. Wien; Koln, 1967. XVI, 371 S. Болонски псалтир: Български книжковен паметник от XIII в./Фототип. изд. с увод и бележки от И. Дуйчев. София, 1968. |
| Татьяна Леонидовна Миронова Персональные сведения Публикации Радиоэфир Окончила филологический факультет МГУ. Более 15 лет преподавала церковнославянский язык в Свято-Тихоновском институте.Татьяна Миронова — автор учебника по старославянскому языку. Учебник несколько раз переиздавался. Публицистическая деятельность В книге «Из-под лжи» Миронова пытается доказать, что в 1917 году российский император Николай II не отрекался от престола. Большую часть книги также занимает разнообразная апологетика Григория Распутина. В книгу включена глава «Самое настоящее ритуальное убийство», подвергнутая критике в 2003 году, когда вышла в виде статьи в журнале «Родина». В статье в «Русском журнале» содержание этой книги Мироновой характеризуется как изложение теории «жидомасонского заговора». Библиография Основные труды Функционирование личных форм глагола в книжно-литературном языке древней Руси XII—XIII вв. (категории наклонения и времени) : автореф. дис.канд. филол. наук: 10.02.01/Т.Л. Миронова. -М.: б.и., 1989.-23 с. Эволюция графико-орфографических систем старославянских и древнерусских рукописных книг X-XI вв. Дис. д-ра филол. наук : 10.02.01 М., 1999 Графика и орфография рукописных книг Киевского скриптория Ярослава Мудрого. М., 1996. 78 с. Проблемы эволюции графико-орфографических систем древнеславянского книжного наследия. М.: Скрипторий, 1999. -150 Книги и учебники Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей. Изд.: Молодая гвардия : Роман-газета, 1994 г. ISBN 5-235-01898-2 Тираж: 50 000 экз. Изд.: Роман-газета, 1994 г. ISBN 5-7344-0033-5 Тираж: 25 000 экз.Изд.: Издательский Дом Мещерякова, 2011 г. ISBN 978-5-91045-279-8 Тираж: 3 000 экз. Язык живой и мертвый (аудиокнига MP3). Изд.: Техинвест-3, Благословение, 2005 г. Хронология старославянских и древнерусских рукописных книг X-XI вв./М.: Русская книга, 2001.– 416 С. ISBN 5-268-00440-9-Х Церковнославянский язык. Изд.: Издательство Московской Патриархии, 2010 г. Тираж: 10000 экз. ISBN 978-5-88017-161-3 |
| Размышляя о взаимовлиянии культур, русской и бурятской, вспомнил, что русский фольклор нам, русским студентам филологам и журналистам Иркутского государственного университета, преподавала профессор Надежда Осиповна Шаракшинова, труды которой стали явлением бурятской фольклористики. Не русской, а бурятской... Ранее, когда вначале семидесятых годов прошлого века довелось мне учиться в педагогическом институте имени Доржи Банзарова, курс старославянского языка читал известный бурятский ученый ...к сожалению, выпала из памяти его фамилия... исследования которого достойно были представлены на научных форумах даже и в гуманитарных вузах славянских республик. Бурятский филолог вспоминал, что на славянском научном форуме превосходил славянских ученых в знании старославянского языка. Взаимовлияние, взаимопроникновение русских и бурятский обрядов, обычаев, наречия я описал в своих повествованиях, что узрели свет в книгах «Не родит сокола сова», «Озерное чудо» (Издательство «Вече». Москва , 2011, 2013) ; а трехвековое взаимодействие бурятской народной этики и русской, кое выразилось даже в религиозно-мистическом сближении, я сподобился запечатлеть в повести «Белая степь». «...Похоже, за принятые муки, за бобылью старость степняки повеличали ее священной березой - онго хухан, и понесли на табисун , свои дары и шаманские мольбы; здесь буряты давали и себе, и коням отдышку; спешивались, сползали с телег и сёдел, привязывали к березовому суку тряпицу или клок волос с лошажьей гривы, потом, кинув под комель медный пятак, папиросу, садились, подмяв ноги под себя, и просили у небожителя, якобы незримо кружащего над берёзой, легкого пути и удачи. А уж после, плеснув на опутавшую комель иссохшую траву глоток огненной воды, сами выпивали с духом на пару; но перед тем, как пригубить медную чарку, макали палец в водку и брызгали на все четыре стороны степного света. Пошаманив, отпотчевав степноликого идола - бурхана-небожителя, трогались и тянули нескончаемую, как степь, бурятскую песнь, где поется обо всем, что тихо проплывает перед дремлющим взором. |
| Византия была многонациональной. В приграничье жило немало славян, исповедовавших христианство и перенявших греческую культуру. Император направил в Моравию Кирилла и Мефодия. Те разработали азбуку и стали переводить Священное Писание. Так в 866-м появилась Библия на славянском. На самом деле братья, по сути, создали искусственный язык — старославянский. В быту он не применялся. За основу взяли диалект, на котором говорили в окрестностях Салоников, добавив в него элементы греческого синтаксиса. © Public domain Ростислав (князь Великой Моравии) Позже старославянский эволюционировал в церковнославянский — на нем по сей день служат в Русской православной церкви . Талантливый ученик В течение нескольких столетий славяне пользовались двумя системами написания. Одна — всем знакомая кириллица, другая — глаголица. О том, какая более древняя, долго спорили. Глаголицу называли чуть ли не " истинным языком славян " : якобы в ее основе лежат утраченные руны — " черты и резы " . Однако ученые опровергли эту теорию. В XX веке исследователи предположили, что глаголица появилась после кириллицы. Находки археологов и исследования лингвистов не подтвердили гипотезу. Сегодня считается, что Константин и Мефодий изобрели не кириллицу, основанную на греческом алфавите, а глаголицу, в которой свои буквы. Их происхождение неясно. Есть исследования, указывающие на сходство с греческой скорописью, а также древнееврейской, самаритянской, грузинской письменностью. CC BY-SA 3.0 /Apostoloff/ National History Museum, Bulgaria, Sofia, kvartal Bojana Глаголица и кириллица в Национальном историческом музее Болгарии Автором кириллицы называют одного из учеников Константина — святителя Климента Охридского. Он разработал официальный, торжественно-парадный вариант славянского алфавита, способный конкурировать с лучшими образцами византийского уставного письма. Что называется, не для широкого пользования. Но со временем этот " шрифт " превратился в общеупотребительный. На Русь он пришел в X столетии вместе с болгарскими миссионерами. За тысячу лет кириллица распространилась на 108 языков. А глаголицу забыли. В отличие от ее создателей Кирилла и Мефодия, заложивших фундамент для просвещения славянских народов. |
|
|
