| Реформы Петра Великого как будто и не касались непосредственно церковного пения. Все новшества, из которых самыми выдающимися и самыми судьбоносными были партесное пение и кант, приложенный к богослужебным текстам, трудами и дарованиями русских мастеров пения заняли прочное место в системе церковного пения до воцарения Петра I, ещё в Москве. Реформы Петра I не внесли, по-видимому, новых элементов в ту систему богослужебного пения Русской Церкви, которая сложилась к концу XVII в. реформы Петра Великого только ускорили окончательное укрепление и распространение того нового, что появилось в русском богослужебном пении во второй половине XVII в. Но вместе с тем еще более углублялось расхождение певческой практики государственной церкви и практики отделившихся от нее старообрядцев. И именно со времени перенесения государственного и церковного центра из Москвы в новооснованный Петербург можно говорить об истории русского церковного пения как об истории некоего отдела русской музыки вообще, включая и светскую музыку. Центр тяжести в понимании и восприятии этого искусства перемещается определенно и окончательно в сторону общей музыки. В конце этого периода церковное пение окончательно перестает пониматься как одна из форм самого богослужения. Такое понимание сущности богослужебного пения сохраняется в полной силе для монастырей, где главным нервом жизни остается, как и было прежде, богослужение – не как внешнее действие при пассивном присутствии предстоящих, а как общее, совместное дело не только для молитвы, но и для назидания в вере. В монастырях пение продолжает существовать как самое богослужение, а не как нечто факультативное, как некая роскошь, без которой можно и обойтись. У старообрядцев же пение сохранило всю свою богослужебную силу, и оставалось в силе стародревнее понимание богослужения как пения. Сохранение уставности не давало места всякого рода вставкам эффектных и развлекательных для слушателей хоровых партесных сочинений. И хотя оставался в силе и в синодальной («господствующей») Церкви общий, единообразный богослужебный устав и для приходских церквей, и для соборных храмов, и для монастырей (особенно после решительного запрещения многогласия), стало необходимым известное сокращение богослужений. Это тоже характерно для второй половины XVIII в. и особенно для конца первого периода второй эпохи. |
| Такое положение вещей имело следствием очень и очень поверхностные знания уставного богослужебного пения (нередко при жгучей ненависти к синодальным квадратнонотным изданиям и к гласовому пению!). Церковно-певческий вкус воспитывался нередко на сочинениях очень невысокого музыкального и стилистического достоинства, на «общелюбимых» произведениях середины XIX в. и на тех, в которых голосистому певцу давалась возможность блеснуть «перед публикой» своим голосом. Причиной такому положению вещей было недостаточное число специально образованных и стилистически воспитанных преподавателей церковного пения именно в духовных школах. Придворная певческая капелла поставляла хорошо технически музыкально подготовленных регентов и учителей пения, но эти регенты и учителя пения имели очень неопределенные и недостаточные сведения об элементах богослужебного пения. В течение XIX в. упущено было из вида главное назначение церковного пения, а именно – совершение пением богослужения, и настолько забыто, что стало непонятным очень многим, даже музыкально (но только музыкально) образованным регентам. К тому же русское литургическое музыковедение в конце третьего периода второй эпохи в истории в истории богослужебного пения Русской Православной Церкви было только еще в самом начале своего развития как науки, и теоретическая литература по этому вопросу, основывавшаяся на синтезе исторических, археологических и палеографических исследований, находилась почти что в зачаточном состоянии. Было неясно, к каким научным дисциплинам нужно отнести учение о богослужебном пении Русской Церкви: к теории ли музыки, к учению о композиции вообще или же к богословским дисциплинам, как , например, к практической литургике или к археологической литургике... иногда были склонны (да и теперь это еще очень часто наблюдается) смешивать пение мужского хора, особенно в духовно-учебном заведении, с монастырским пением. Однако это в корне ошибочно уже потому, что богослужебные требования в монастырях иные, чем в учебных заведениях, даже духовных. В монастыре хор составляет братия, и художественная тонкость исполнения не имеет большого значения: все предоставлено традиции. Поют, чтобы совершать богослужение. В мужских же хорах учебных заведений, не связанных обязательно ежедневным полным совершением всех предписанных уставом богослужений, в репертуар хора входили наряду с Обиходом (к сожалению, бахметевской) и некоторые свободные сочинения различных композиторов. |
| Начатки преобразований церковного русского пения относятся к концу же 16 и началу 17 века. В числе вновь возникших за это время распевов мы видим в Великой России малый знаменный распев, а в Юго-Западной России распев киевский. Тот и другой в своих музыкальных основаниях имеют тесную связь с большим знаменным распевом и, следовательно, с византийским осмогласием, но в мелодическом движении каждый имеет свои особенности. Осмогласные их мелодии кратки и в своем движений основываются более на музыкально установленных формах, чем на словесном ритме. Вместе с этим в Великой России является строчное (особенно троестрочное) пение с некоторыми гармоническими свойствами, а в Юго-Западной России и правильная гармонизация мелодических напевов, т. е. является новый способ украшений церковного пения гармонический взамен прежнего – мелодического. В Юго-Западной России, кроме того, становятся известными распевы греческий и болгарский, а вместе с тем и линейная нотопись. Но эти преобразования в церковном пении в первой половине 17 века были неполными и местными, а затем, постепенно расширяясь и в своем объеме, и в пределах своего распространения, в конце 17 и в начале 18 века они утвердились прочно, простерлись на весь круг церковного пения и распространились в России повсеместно. О преобразованиях русского церковного пения во второй половине 17 века должно заметить, что они с одной стороны стоят в связи с исправлением богослужебных книг, предпринятым со времен п. Никона , а с другой находятся под очевидным влиянием южно-русского киевского пения. Исправление богослужебных книг было обстоятельством, не только имевшим решительное влияние на преобразование церковного пения, но и определявшим его содержание. Оно поставило русскую Церковь в близкие сношения с прочими православными греко-славянскими церквами, а вместе с тем привело к единению с ними, как в богослужебных книгах и обрядах, так и в церковном пений; ибо пение это имеет тесную связь и с текстом богослужебных книг и с богослужебными священнодействиями. |
| О. Николай также очень чутко реагирует на качество исполнения песнопений. «Поют 3–е: Иоанн Кон и 2 девочки, учившиеся пению от Василия Такеда. Девочки поют хорошо, Кон же до того дурно, что во время богослужения я должен был попросить его перестать петь и удовольствоваться одним чтением; читает же он хорошо» (13/25 июня 1881 года). «Вечером было много катехизаторских писем; везде помаленьку дело идет вперед. Больше и больше открывается потребность в учителях пения; Роман Цибауслан на север, Яков Маедако — на юг, в приход о. Павла Таде, оттуда должен в Оосака, а пения и сам–то путем не знает; в Преображенской же Церкви слепец Александр Комагай обучает, и тому везде рады» (20 января/1 февраля 1882 года). Развитие проповеди означало также увеличение количества людей, способных исполнять церковные песнопения. Православные японцы эпохи Мэйдзи еще за 30 лет до введения Министерством образования программы пения в школах (которая начала распространяться около 1910 года) уже исполняли русские церковные песнопения, переложенные для пения на японском языке. Православное богослужение немыслимо без пения, поэтому умение владеть европейской техникой пения было насущной необходимостью. Таким образом, Православная Церковь вместе с проповедью веры способствовала также распространению среди японцев западного стиля пения и умения его воспринимать. Мало кто знает о церковных хорах Японской Православной Церкви, которые в действительности владели западной техникой пения настолько хорошо, что во второй половине периода Мэйдзи их искусством восхищались студенты Музыкального училища в Уэно, одного из первых музыкальных учебных заведений в Японии. Это означает, что в тогдашней Японии в этой области им не было равных. Репутация этих хоров была настолько высока, что послушать торжественные рождественские или пасхальные песнопения в соборе Николай–до в Токио собирались даже многие англичане и американцы. О. Николай с большой ревностью и в то же время строгостью относился к обучению церковному пению, что можно объяснить кардинальным отличием его позиции по этому вопросу от представителей других христианских конфессий. |
| Еще в дохристианскую эпоху, как свидетельствуют иностранные писатели, наши предки составляли хороводы и пели песни, в честь своих божеств 203 . По принятии христианства грузинская церковь использовала все разнообразие отечественных языческих мелодий. Всем известна та свобода, которая практиковалась относительно богослужебного пения в первенствующей церкви. По свидетельству Тертулиана, всякий член ея имел право выходить на средину храма и славословить Бога, как ему было угодно 204 . Наши предки вместе с христианством не приняли от греков их унисонного пения, как это сделали армяне, не имевшие своей национальной музыки, a руководились, при исполнении хвалебных гимнов, теми, самыми музыкальными сведениями и симпатиями, которые выработали и образовали в себе, еще будучи язычниками. Таким образом грузинское церковное пение развилось на почве народных религиозных мотивов грузинягрузин-язычников-зычников. Если издали послушать древнегрузинское хоровое пение, то трудно бывает иногда угадать: поют ли церковную песнь или народную, до того мотивы церковные сходны с народными, этим и объясняется; почему лучшие народные певцы в древней Грузии выходили из духовного звания 205 Под влиянием установившегося в России ложного мнения о происхождении церковнославянского пения из Византии, и у нас известный историк-археолог Пл. И. Иоселиани также неосновательно предполагал о заимство-вании нашими предками церковного пения от греков 206 . Сравнение нашего пения с с народным, ведущим своё начало с глубокой древности, древности превосходящей клинообразные надписи Вавилона и иероглифы убеждает нас, что наше настоящее церковно-богослужебное пение есть охристианизированное пение наших предков язычников, есть родное детище древнейшего до-христианского нашего национального пения. Грузинские церковные мелодии самобытны и выросли на почве народной поэзии. Следовательно, поэтические элементы грузинского церковного пения суть элементы родной грузинской поэзии. Достойно удивления, что у нас сохранился гимн в чест , солнца, который предки наши Khaldi распевали за несколько тысячелетий до Р. X., когда они жили в Месопотамии на берегах райских рек, Тигра Ефрата, распеваем и мы их позднейшие потомки, а нынешним жителям бывшего междуречья и Халдеи он неизвестен Как могло случиться, что этот гимн сохранился и расцвел там, где не был посеян, и исчез там, где он первоначально вырос? Очевидно, на далекий север этот гимн перешел вместе с тем самым музыкальным народом, который его сложил и впервые запел. О мотиве этого замечательнейшего гимна (солнцу), самого древнейшего в Мире, г. Корещенко отзывается так: «пленительный по изяществу, теплоте и искренности он является по истине перлом грузинской музыкальной народной поэзии» 207 |
| Это решение Государственного совета было утверждено государем 8 июня 1898 г. Это имело неоценимо большое значение не только для специального положения тех, кто окончил Синодальное училище, но и для всего хорового церковного пения в России. Можно сказать, что это знаменовало окончание третьего периода второй эпохи истории богослужебного пения Русской Православной Церкви и начало нового, четвертого периода. С.В. Смоленский. После смерти князя В.Ф. Одоевского († 1869) кружок церковно-певческих деятелей и мыслителей, группировавшийся вокруг князя, не распался; после смерти протоиерея Д.В. Разумовского († 1889) научно-исследовательская деятельность в области русского богослужебного пения не прекратилась. В этой области московская научная школа продолжала плодотворно развиваться. Теперь главным двигателем ее стал Степан Васильевич Смоленский (1848–1909). научная и административная деятельность его захватывает и начало 4-го периода второй эпохи в истории богослужебного пения Русской Православной Церкви. С.В. Смоленский унаследовал от протоиерея Д.В. Разумовского, после смерти последнего, кафедру истории русского церковного пения в Московской консерватории. А с осени 1899 г., оставаясь профессором консерватории, С.В. Смоленский был назначен директором Московского Синодального училища церковного пения. На том посту он пробыл до 1901 г., когда, по личному желанию государя Николая II, он был назначен управляющим Придворной капеллой. Но уже в 1903 г. он вышел в отставку и в 1907 г. основал в Петербурге собственное регентское училище. Самая главная научная работа С.В. Смоленского протекала в Москве. Эта работа выдвинула его в первые ряды научных деятелей по разработке истории, симиоргафии и стилистики русского богослужебного пения. Почти вся научная деятельность С.В. Смоленского протекала в том отрезке времени, который мы характеризуем как третий период второй эпохи. Об административной и музыкально-педагогической деятельности Смоленского мы скажем немного дальше; теперь же сосредоточим наше внимание на его научной работе, которая особенно характерна для конца третьего периода и подготовила и даже обусловила наступление следующего, четвертого периода 756 . |
| Духовность пения на клиросе… как ее понять, постичь, стяжать? Она обретается не в курсах по церковному пению, не на спевках, не в прослушивании звукозаписей. Как Царствие Божие не приходит видимым образом, но внутри человека есть ( Мф.17:21 ), так и духовность не внешне приобретается, но внутри души зарождается и совершенствуется. Человеку надо начать жить по-евангельски, искать прежде всего Царства Небесного, заняться очищением своего сердца, неуклонно исполнять правила христианской жизни, изживать в себе ветхого человека «со страстьми и похотьми», чтобы не он, но Сладчайший Иисус жил в нем, по слову Ап. Павла: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» ( Гал.2:20 ). Благодать Божия, вселяясь в очищенное от греховности сердце, просветит его, раскроет очи так, что человек станет совсем иначе зреть на жизнь, на ее смысл и именно со стороны вечности начнет переоценивать все окружающее. Поэтому просвещенная душа будет искать себе сродное, духовное. Все плотское, страстное предстанет уже в своем подлинном мрачном, отталкивающем образе. Духовно живущий человек уже способен распознать, что для души полезно, что вредно; что приближает к Богу, а что отдаляет. Закон духовности распространяется на всех христиан, жаждущих спасения души, в том числе, конечно, и на руководителей богослужебного пения. Их музыкальный талант становится слугою благочестия, духовности. Не гениальность таланта способна определить, насколько церковно то или иное песнопение, а духовный опыт регента, который не позволит ему, к примеру, исполнить за богослужением «Тебе Бога хвалим» Д. Бортнянского с его чисто оперной музыкой. Поскольку духовность достигается тернистым крестоношением и скорее познавалась живущими не в мipy, а в обителях, то и творцами богослужебных песнопений, их мелодий в глубоко молитвенном духе становились чаще всего монашествующие. Действительно, монастырские напевы ближе сердцу православного богомольца. Однако при всем превосходстве раздающихся ныне за богослужениями монастырских напевов (Оптинского, Валаамского и т. д.) над сочинениями мipckux церковных композиторов следует сказать, что каноническими нормами богослужебного пения издревле в Церкви были иные напевы, сложившиеся в ее недрах в период становления вообще храмового пения вместе с распространением и утверждением христианства в языческом мире. Основы богослужебного пения заложены были не гением человеческой природы, но силою, ниспосланною свыше на Церковь со времен Пятидесятницы. Христиане на протяжении многих веков бережно хранили богозданные основы церковного пения с эпохи первых христианских общин, когда пение по уровню одухотворенности соответствовало их высоте благочестия. |
| Следовательно, главным признаком церковного пения, отличающим его от вокальной хоровой музыки, является не “музыка”, а принадлежность этого музыкального явления богослужению. Музыка, даже вокальная хоровая, не сопровождаемая инструментом, вполне возможна без слов. Это будет пением лишь постольку, поскольку инструментом, издающим звуки музыкального порядка, является человеческий голос. Но под пением мы ведь разумеем музыкальную передачу слов. Мыслимо ли церковное пение без слов? Конечно, нет! Православное богослужение состоит из слов (неважно, сопровождаемых теми или иными богослужебными действиями или нет). Слова эти произносятся или в форме возгласов, или в форме чтения нараспев, или же в форме более или менее мелодически развитой, – то есть в форме пения. Сущность дела не меняется от того, поются ли богослужебные тексты одним псаломщиком или хором: один архиерей, большой знаток пения, выразился раз очень остроумно, сказав, что “хор – это умноженный псаломщик”. Понятно, что такой “умноженный псаломщик” имеет гораздо больше звуковых (музыкальных) возможностей, чем один “неумноженный”: но суть дела остается неизменной, в Православной Церкви нет общественного богослужения без пения. Современная практика многих русских церквей заменять чтением указанное уставом пение (ведь каждый текст, при котором указывается “глас”, предназначен тем самым для пения, так как “глас” означает лад – тональность, в которых предлагается петь данный текст) является сравнительным новшеством; даже кафизмы исполнялись в XVII веке (а некоторыми старообрядцами и до сих пор исполняются) певчески. Если интонацию возгласов причислить к категории пения, то и литургия, и вечерня, и молебны, да и вообще почти все службы нужно признать состоящими сплошь из пения, в той или иной форме. Поэтому мы вправе сказать, что пение церковное есть – одна из форм самого богослужения. Это обстоятельство проводит ясную границу между пением церковным и пением нецерковным. Церковное пение, как форма самого богослужения, зависит в первую очередь от общих литургических законов. |
| Уже продолжительное разобщение юго-западной Православной Русской Церкви в XVI–XVIII веках с великорусскою Церковью неминуемо должно было сопровождаться некоторыми разностями в их богослужебной практике. Но сверх того юго-западная Церковь во все это время была борима, как известно, католическою униею покровительствуемою явно или тайно местными гражданскими, а иногда и духовными властями; причем церковные обряды и христианские обычаи, а иногда и богослужебные книги и даже богословская мысль в ученых трудах того времени, не чужды были западного католическо-униатского влияния. 22 Юго-западное церковное пение имеет, как мы видели, также некоторые особенности от пения, бывшего в Великой России до половины XVII века. Отсюда в Великой России в первое же время появления в ней юго-западных напевов, способов и приемов пения (в половине XVII в.), среди ревнителей русской церковно-обрядовой старины возникли сомнения относительно чистоты православия и богослужебных достоинств юго-западного пения, а с другой стороны опасения, не служит ли оно в руках приверженцев латинства средством склонять православных к Унии. 23 Сомнения эти и опасения повели старообрядцев к порицанию юго-западного пения, к отвержению распевов киевского и болгарского, принесенных в Великую Россию юго-западными певцами, и к наибольшему их отчуждению от Православной великороссийской Церкви, усвоившей это пение и совместившей оное при богослужении со старым знаменным распевом, а беспорядки при исполнении композиций Галуппи, Сарти, Карцелли, еще более вооружили их против этого пения. («Средства к улучшению церковного пения», В. Ф. Комарова. М. 1890 года, стр. 8 (Прав. Обозр., март 1890 г.). Но недоразумения относительно юго-западного церковного пения и доныне никем еще не рассеяны, так что и ныне не бесполезно коснуться вопросов о том: 1) православно ли юго-западное церковное пение; 2) сохраняет ли оно достоинства истинно богослужебного пения; 3) находится ли в связи с древним пением Православной Церкви, и 4) не заключает ли в себе действительно элементов общих с пением инославно-западным, особенно же католическим, и не подготовляет ли пути к инославию? |
| Регенту надо знать, что пение первохристианских времен было общим, хоров не существовало. Это был идеал исполнения песнопения, т.к. каждое чадо Церкви призвано быть полнокровным ее «удом», т. е. членом, и органически соединяться с ней. Вот почему мы читаем в книге Деяний Св. Апостолов, что у первых христиан обреталось полное духовное единодушие: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» ( Деян.4:32 ). Отблеском изначального богослужебного пения в наши дни является пение молящимися в храме народом «Отче наш», «Достойно есть» и т. д. Если вслушаться в его общее пение на службе, то нельзя не признать, что именно в таком исполнении ощущается здоровый пульс церковной жизни народа Божия. Всмотритесь в выражения лиц поющих богомольцев, с каким вдохновением они возносят горе свои сердца. Когда народ поет «Да воскреснет Бог» на Пасху, сколько восторженных чувств вкладывается в это пение, дух захватывает при слушании такого пения. Собственно, это и есть настоящая полнота пения Церкви Божией и никакие хоры, самые знаменитые, несравнимы с народным пением в Доме молитвы по своему воздействию на душу человека. И скорее всенародному, а не хоровому пению присуще молитвенное обращение: «И даждь нам единеми усты и единем сердцем славити и воспевати пречестное и великолепое имя Твое, Отца, и Сына, и Святаго Духа». Возникновение отдельных групп певцов на богослужении произошло не сразу, но в дальнейшей истории церковного пения вследствие снижения уровня духовности христиан. Как далеко зашел процесс отделения и отдаления поющих профессионалов от народной массы, мы убеждаемся в нынешней реальности. Регенты, увлеченные концертными номерами, отбирают у честного народа последние крохи, исполняя нередко в оперной манере молитву Господню, Символ Веры и др. В наше сложное время, когда десятилетиями существовавшие хоры стали на глазах распадаться вследствие малоцерковности их состава, державшегося только на рублях, пришла необходимость возвращаться к утраченным принципам богослужебного пения. Есть храмы, где народным пением отправляется вся служба. Все зависит от настоятеля церкви, от его заботливости и ревности. В отдельных кафедральных соборах постепенно вводят в народное пение ектинии, «Величит душа моя Господа», начало Литургии. Народное пение в храме своим естественным исполнением служит в известной степени мерилом для регента хора. Простота народного пения, его репертуара удержит чуткого регента от поползновения к концертным или сольным произведениям, чуждым природе богослужения. Духовность руководителя хора воспрепятствует ему исполнить в храме, например, «С нами Бог» В. Зиновьева с его ариозными вступлениями солистов. |
|
|
