| Они желали присутствовать при распятии, чтобы лично увидеть, как Он умирает. Такая ошибка была бы просто немыслима. 4) Подобные теории не объясняют надлежащим образом свидетельства о явлениях Иисуса очевидцам после распятия, так как эти свидетельства говорят и о прославленном теле, и об исцеленных ранах. Неудивительно, что у этой альтернативной гипотезы очень мало приверженцев даже среди критиков христианства. Поздние даты источников, подмена, которую не заметили (даже на очень близком расстоянии) ни последователи, ни враги Иисуса, а также Его явления после распятия в прославленном, но несущем следы ран теле – все это делает гипотезу неприемлемой для ученых. 3. Отсутствие исторического правдоподобия Третье важное возражение против тезиса о путешествиях Иисуса по миру после распятия состоит в том, что эти теории лишены исторического правдоподобия. Каждый из тезисов страдает от отсутствия твердых исторических фактов. Например, помимо того, что в основе японской легенды лежат очень сомнительные слухи, она еще и появилась в Японии не раньше 500 г. н. э. 202 Разрыв в четыре с половиной века, конечно же, заставляет усомниться в исторической достоверности этой легенды. Тезис Джойса, что Иисус умер в возрасте восьмидесяти лет, сражаясь с римлянами в Масаде, имеет под собой, пожалуй, еще более сомнительную историческую основу. Джойсу не было известно настоящее имя профессора, и он даже признает, что вынужден прибегать к свидетельству, «основанному на слухах». Более того, свиток с тех пор исчез, и никому неизвестно местонахождение ни самого документа, ни «профессора», чьи слова и составляют свидетельство! Любопытно, что Джойс даже написал Игаэлю Ядину, известному археологу, возглавлявшему масадскую экспедицию. Ядин ответил Джойсу, что «всякий, кто хоть что-то знает о найденных в Масаде свитках и их состоянии, сразу заметит несуразность этой истории» 203 . Можно не сомневаться, что история о потерянном свитке совершенно бесполезна для выявления исторических фактов о последних годах земной жизни Иисуса. |
| Только в редких и наиболее затруднительных случаях были употребляемы для обозначения гласных i u y, е и о знаки родственных им звуков jod u vav; а поздние Aleph u He. Затруднения, которые естественно возникали при чтении писаний, вследствие недостатка гласных знаков, были устраняемы, в то время когда ещё язык не замер, живым его пониманием, хотя нельзя не признать, что такой невокализованный текст и тогда должен был служить источником очень многих недоразумений для малоопытных читателей. – О способе распространения и сохранения текста в древнее время сведений решительно нет никаких. На этот счёт существуют лишь предположения, но такие, с которыми невозможно согласиться. – Так Капеллус, Фогель, Эйдехорн, де-Ветте и другие полагают, что еврейский текст ветхозаветных священных книг потерпел немало повреждений и искажений вследствие небрежности и произвола переписчиков и вообще находился в самых неблагоприятных условиях, пока священные ветхозаветные книги не были собраны в канон и не пользовались тем уважением, с каким стали относиться к ним евреи в позднейшее время. Но предположение это не имеет, однако же, достаточных оснований. Оно опирается главным образом на тех уклонениях, которые представляют собой параллельные места различных ветхозаветных книг, сравниваемые между собой. Но уклонения эти никак не могут быть объяснены небрежностью и произволом переписчиков и никак не свидетельствуют о повреждении священного еврейского текста ещё до времени возникновения ветхозаветного канона. Они доказывают лишь то, что ветхозаветные писатели свободно и самостоятельно пользовались находившимися в их распоряжении источниками до тех пор, пока в теократии было сознаваемо действие животворящего и всем руководящего Духа Божия, нимало не сомневались перерабатывать и свои собственные и чужие произведения сообразно с потребностями времени. – Капеллус, а вслед за ним и его последователи, при рассмотрении параллельных мест в ветхозаветных писаниях, придерживались следующего положения, как руководительного критического начала: „только одно из двух параллельных мест может быть признано первоначальным, подлинным, на другое же затем следует смотреть как на неподлинное, сомнительное”. |
| Какое издревле было правление Изборских Кривичеей, о том нет достоверных известий в Летописях. Отрывок так называемой Иоакимовой Новогородской Летописи, Татищевым в первой части своей Истории помещенный, повествует о Князьях Изборских, задолго якобы до пришествия Трувора здесь княживших. Он производит их от какого-то Северного Князя Вандала, который, якобы сынам своим Избору и Владимиру построил города по их именам, назвав Изборск и Владимир, А подробная летопись от начала России до Полтавской баталш (изд. 1798 года в С. П. Б ) говорит, что якобы “Славенск, сын „Гостомыслов, отшед от отца своего в Чудь, и там постави град на месте нарицаемом Сходница, и нарече граду имя Славенск, и княжи в нем три лета и умре, сын же его Изборск премени тому граду Славенску имя, и нарече во имя свое Изборск: а сей Князь Изборск змием уяден умре.” Но все эти сказания, как поздние и в древних Летописях не обретающиеся, сомнительны. Гораздо вероятнее можно полагать, что Изборские Кривичи первоначально управлялись своими избранными Старшинами и общим советом, наподобие Республики, как обыкновенно было вообще у Славянских племен, по описанию Византийских Историков, и у Северных народов по описанию Тацита и других. По крайней мере согласно с сим свидетельствует и Псковская, хотя не древняя Летопись. От начала Русския Земли, говорит она, град Псков ни коим же Князем владом бе, но на своей воле живяху в нем сущии людие. Вместо Законов письменных, конечно управлялись они, как говорит Нестор о всех Славянах, обычаями своими и законом отец своих и преданиями. В нравах он полагает Кривичей сходными c Радимичами, Вятичами и Северянами. А сии народы, по его же описанию, жили в лесахъ, якоже и всякий зверь, ядуще все нечисто, и срамословие в них пред отцы и снохами, и браци не бывают в них, но игрища меж сел. Схождахус на игрища, на плясания и на вся бесовские песни, и ту умыкаху жены себе, с неюже кто совещашеся; имеяху же и по две и по три жены. И аще кто умираше, творяху тризну над ним, и по сем творяху кладу велику, и возложати на кладу мертвеца и сожигаху, и по сем собравше кости, влагаху в сосуд мал, и постпавляху на столпе на путех. |
| 103). 6 Характерно, что многие богословы полагают, что Дельфийский оракул произносился непременно «экстатической речью» или что пифии «говорили в экстатической манере». 7 Здесь характерно, что Энгельсен активно настаивает, что Павел различает осмысленную и бессмысленную речь. Многие авторы некритически следуют за ним. Форбес приходит к следующему выводу: «Попытка Энгельсена отождествить христианскую глоссолалию и феномены эллинистических религий растворяется в море ошибок как метода, так и способа интерпретации, и его выводы во многом не состоятельны». Дио Хр. Форбес, стр. 36. 8 Харрисвил, с. 41, обнаружил один случай употребления glossa lalein в светском греческом. Этот единичный пример находится в реконструированной строчке гимна, посвященного Асклепию. 9 Есть некоторые ученые, которые на основании анализа Деян. 2 утверждают, что более прозрачен смысл 1-Кор. 14. Они стремятся на этой основе следовать от 1-Кор. 14 к Деян. 2 . Они утверждают, что в Деян. 2 во многом разложилась традиция, а нетленный смысл этого места в большей степени идентичен, по их мнению, глоссолалии в 1-Кор. 14. Объяснение в том, что более поздние редакторы подправили Деян. 2 так, чтобы дар выглядел как осмысленный язык (см. ниже гл. IV). Этот подход упускает из виду простейший смысл текста Деян. 2 , не учитывается традиция древних манускриптов, и его основная опора на шаткие современные реконструкции слишком сомнительна, чтобы иметь ценность. Лучше использовать подход «тщательного чтения». 10 Мы не имеем ввиду хронологию обнаружения документальных источников, но хронологию развития новозаветной Церкви. 11 Мк. 16 9–20 содержится в большинстве греческих манускриптов, но отсутствует в Синайском, Ватиканском (старолатинском), Синаитском (старо-сирийском) и в некоторых других текстах. И Евсевий, и Иероним свидетельствуют, что эти стихи отсутствовали в большинстве известных им текстов. Следы этих стихов мы находим у Юстиниана Мученика (Apol. i 45), но самое раннее надежное свидетельство о «длинном окончании» Евангелия от Марка мы находим у Иеринея (iii 10.6). |
| Некоторые современные исследователи (де Любак, Даниелу, Бертран), желая восстановить Оригена в достоинстве величайших христианских учителей, подчеркивают, что в своей экзегезе он придавал большое значение богословию истории и центральное место отводил при этом Христу. Однако Peri arcwn, как, впрочем, и многие экзегетические отрывки, все же свидетельствует о том, что учение Оригена о человеке, его понимание Воплощения и его эсхатология могут быть поняты только в рамках спиритуалистического монизма, по существу платонистического. Эта метафизическая система сделалась для многих монахов Палестины и Египта основанием сомнительной духовности и привела некоторых оригенистов к самым крайним взглядам. Какие бы изменения ни привносили они впоследствии в учение Оригена, несомненно, что в своих наиболее характерных чертах оно восходит к Peri arcwn. Следовательно, осуждение оригенизма неизбежно включает и самого александрийского учителя. Недавние исследования пролили новый свет на личность Евагрия Понтийского , который в IV в. был для египетских и палестинских монахов крупнейшим Истолкователем идей Оригена . Недавняя публикация «Гностических глав» Евагрия (в сирийской редакции, поскольку оригинальный греческий текст был утрачен) дает возможность ясно увидеть истинное происхождение учений, осужденных Пятым Собором; это – христология Евагрия, дополняющая то, что справедливо называют оригенизмом. Его имя не встречается собственно в тексте анафематизмов, провозглашенных в 553 г., но многие современные ему и более поздние источники, в которых были использованы подлинники Деяний Собора, упоминают об осуждении Евагрия на Соборе. Не считая пятнадцати анафематизмов, принятых в 553 г., богословскую проблему, поставленную оригенизмом в VI в., освещают также два важных послания Юстиниана. Первое из них, адресованное (в 543 г.) пяти патриархам, но более известное как «Послание к Мине» (Мина был патриархом Константинопольским), представляет собой настоящий богословский трактат, составленный императором по поводу палестинских споров, и оканчивается десятью анафематизмами. Это послание получило в том же году одобрение поместного Константинопольского собора. Второе послание императора было адресовано собору 553 г. и содержало те основные положения, которые были утверждены пятнадцатью анафематизмами соборного решения. |
| Таким образом, сокрытие Мессии на земле после рождения представляет нечто сходное с тем состоянием, в котором находился Моисей до своего призвания к делу избавления народа; оно не имеет ничего общего ни с домирным предсуществованием Мессии, ни с безвестным пребыванием Иисуса Христа в Назарете, в течение которого Спаситель растяше и крепляшеся духом. Определенных указаний на это учение мы не встречаем в иудейских апокалипсисах, где, впрочем, и вообще ничего не говорится об обстоятельствах рождения и явления Мессии на землю; однако и здесь можно находить некоторые намеки на это скрытое состояние; так, в книге Еноха говорится: «Сын человеческий был прежде сокрыт, и Всевышний сохранял его пред Своим могуществом, и открыл его избранным» (Ен. 63:7), Конечно здесь может идти речь о домирном предсуществовании Мессии, который по словам той же книги Еноха «был избран и сокрыт пред Богом» до творения мира (Ен. 48:6–7); но автор книги Еноха вместе с домирным существованием Мессии мог допускать и скрытое его состояние на земле после рождения. Таким же намеком, и даже менее сомнительным, являются все те выражения 3 книги Ездры и Апокалипсиса Варуха, где явление Мессии обозначается словом revelatio – открытие ( 3Ездр. 7:28; 13:32 ; Вар. 29:3; 39:7 ); так как там учение о домирном предсуществовании Мессии почти совершенно отсутствует или по крайней мере выражено крайне туманно, то выражение – revelari (открываться) правильнее всего понимать в смысле указания на выход Мессии из скрытого состояния, тем более что слово revelatio служит прямым противоположением слову occultatio (сокрытие) 684 . Но если в апокрифических произведениях, написанных в период от маккавейских войн до разрушения Иерусалима римлянами, учение о скрытом состоянии Мессии до его выступления на служение выражено крайне неопределенно, то более поздние памятники иудейской письменности не оставляют решительно никакого сомнения в том, что иудейству было присуще мнение о пребывании Мессии в неизвестности до своего явления народу. |
| Со временем такие феномены, как «передача» писем, стали предметом ожесточенных разногласий в Теософском Обществе. Многие сторонники Блаватской допускали, что некоторые производимые ею феномены действительно ловкие трюки, но настаивали на том, что большинство ее демонстраций – подлинные оккультные явления, и что четкую грань между ними провести невозможно. Вопрос не в том, считали они, шарлатанка ЕПБ или нет; вопрос в том, прибегает ли она к дешевым трюкам на потребу публике, компрометируя свои истинные силы? Сама Блаватская в поздние годы выдвигала два предположения: либо что среди ее демонстраций действительно были как истинные, так и фальшивые, и что фальшивые порождала низменная часть ее натуры, а истинные возникали под руководством Учителей; либо что сомнительность некоторых ее трюков была частью некоего общего, недоступного пониманию простых смертных плана. В чем заключается этот план, она не уточняла, и все ее притязания неизменно наталкиваются на опровергающие свидетельства. К примеру, брошка, обнаруженная на клумбе, была отдана в залог неким жителем Бомбея, а ЕПБ выкупила ее. Хотя Блаватскую обычно не приглашали на большие официальные собрания, поскольку с нее так и не было снято подозрение в шпионаже, мало-помалу она приобрела множество связей и влиятельных знакомств (среди них был и майор Хендерсон, следивший за нею и Олькоттом в первые недели их пребывания в Индии). Блаватской удалось даже завоевать некоторую славу среди англичан и местных жителей. И этой славой она во многом была обязана Альфреду Перси Синнетту (1840–1921) и Аллану Октавиану Хьюму (1829–1912). Альфред Синнетт прежде работал журналистом в Лондоне и Гонконге, а теперь был редактором главной индийской газеты – аллахабадского «Пионера». Его дом в Аллахабаде был настоящим интеллектуальным салоном, и в числе его друзей был отец Редьярда Киплинга. Синнетт и его жена Пэйшнс были увлеченными спиритуалистами, обожали спиритические сеансы и манифестации духов. Они отличались определенным снобизмом, и Синнетт, любивший представлять ЕПБ как «графиню», с готовностью предоставил ей место в своей газете (по мнению его работодателей, этого места оказалось слишком много, и в конце концов они уволили его за то, что по его вине в газету попадали весьма нежелательные во всех отношениях теории). В декабре 1879 г. Олькотт и Блаватская навестили Брайтлэнд – дом Синнеттов в Симле. Олькотт вел себя сдержанно и любезно, но у Блаватской сложились искренне дружеские отношения с обоими супругами. На протяжении следующего десятилетия она вела с ними переписку и снабжала Альфреда материалами для своей биографии. |
| Сострадательное, совестливое обращение с природою должно проявляться и в нашем отношении к низшим животным, что особенно надлежит принять к сердцу естествоиспытателям. Об одном знаменитом естествоиспытателе рассказывают, что он однажды долго и тщательно рассматривал одно насекомое под микроскопом, а потом опять с осторожностию положил его на лист. Этот поступок служит примером самого нежного сострадания, соответствующего как достоинству человека, так и природе (именно живых тварей). Этот ученый (Лейбниц) даже сознавал, что он от этого насекомого получил благодеяние, кое-чему научившись от него. Пользоваться животными как средством для наших удовольствий, конечно, позволительно, если удовольствия не жестоки и не безчеловечны, что не всегда достаточно взвешивается. Хотя, наприм., охота безусловно допустима, насколько она имеет целию уничтожение вредных животных или удовлетворение человеческих потребностей, за то при ближайшем обсуждении могло бы показаться сомнительным, можно ли охоту, устраиваемую ради охоты, оправдать как достойное человека удовольствие, что особенно относится к так называемым охотам чрез собак (травле собаками). Один великий писатель в свои более поздние годы сказал о себе самом: «теперь я уже не хожу на охоту, хотя я прежде был хорошим стрелком, но в некотором отношении я чувствовал себя при этом удовольствии не совсем хорошо.У меня было всегда неприятно на душе, когда я убивал какую-нибудь бедную птицу, которая, когда я поднимал ее, устремляла на меня свой умирающий глаз, как будто желая упрекнуть меня в убийстве ея. Не хочу изображать себя жалостливее, чем другие люди; но никакая привычка не могла изгладить во мне этого сострадательного к животным чувства. Теперь же, когда я могу уступить своему чувству, без боязни сделаться смешным, теперь я скажу совершенно свободно, что мне доставляет гораздо больше радости видеть, как птицы весело порхают надо мною на вольном воздухе, чем убивать их» (См. «Христ. уч. о нравственности», Мартенсена, т. II, стр. 288–289). |
| К концу XX века стало очевидно, что поиск «исторического Иисуса», продолжавшийся более двухсот лет, потерпел фиаско. Тем не менее предпринимаются все новые и новые попытки реанимировать этот процесс. Каждый год на полках книжных магазинов появляются очередные «революционные биографии» Иисуса, авторы которых делают фантастические открытия, основанные не столько на новых научных данных, сколько на личных интересах, вкусах, симпатиях или антипатиях этих авторов. Христос Искупитель. Гора Корковаду (Рио-де-Жанейро, Бразилия). 1926, 1931 Стремление найти новые, оригинальные подходы к старой проблеме «исторического Иисуса» привело в последние десятилетия к появлению теорий, согласно которым Иисус был странствующим иудейским раввином, философом-киником и революционером, апокалиптическим пророком. Каждая подобного рода теория основывается либо на тенденциозном прочтении канонических источников, либо на чрезмерном увлечении неканоническими, либо на иных ошибочных методологических предпосылках, уводящих читателя все дальше от реального Иисуса, каким Он раскрывается на страницах Евангелий: Современные ученые и писатели в бесконечных поисках чего-то нового и сенсационного, стремясь подкрепить свои смелые теории хоть какими-нибудь доказательствами, искажают новозаветные Евангелия или пренебрегают ими, что уже привело к фабрикации целой армии псевдо-Иисусов. К таким результатам приводит множество факторов, а именно: 1) неуместная вера и необоснованные подозрения; 2) неверные отправные точки и чрезмерно суровые критические методы; 3) сомнительные поздние тексты; 4) обращения к контексту, чуждому реальной обстановке, в которой жил и действовал Иисус; 5) анализ изречений в отрыве от всякого контекста; 6) отказ принимать во внимание сотворенные Иисусом чудеса; 7) использование сочинений Иосифа Флавия и других позднеантичных источников в сомнительных целях; 8) анахронизмы или преувеличения; и, наконец, 9) историческое жульничество и изготовление подделок. Короче говоря, едва ли не все искажения, какие можно себе вообразить. Некоторые авторы в одной книге умудряются наступить почти на все эти грабли. |
| Тем не менее, не следует абсолютизировать вражду между свободными консерваторами, охранителями и консервативными либералами: их всех объединяло желание найти компромисс между пока ещё сильными остатками традиционного общества и вызовом Модерна. Впрочем, и сам XIX век был переходным между «цветущей сложностью» допетровской России и кризисом XX столетия. В этом была и сила либерального консерватизма (гибкость его родоначальников и мощность их интеллектуального потенциала превосходно показана В.Н. Шульгиным, по крайней мере, на материале первой половины XIX века), и его роковая слабость. Эта слабость заключалась в том, что по мере усиления модернизационных процессов и размывания старого порядка с каждым годом, с каждым десятилетием искомый компромисс между «стариной и новизной» всё больше сдвигался в сторону обыкновенного умеренного либерализма. Ранние славянофилы были либеральнее, чем Карамзин и Пушкин, а поздние славянофилы - либеральнее ранних. Между 1905 и 1917 гг., когда государственный строй России стал близок конституционному, позднее славянофильство вступило в эпоху угасания, а первенствующую роль стали играть националисты (М.О. Меньшиков, П.И. Ковалевский, П.А. Столыпин, П.Б. Струве, В.В. Шульгин), близкие правым либералам-октябристам. В эмигрантской мысли грань между либеральным консерватизмом и консервативным либерализмом продолжила стираться (Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, И.Л. Солоневич). То же может быть сказано и о «консервативном» крыле советского диссидентства (ВСХСОН, А.И. Солженицын). В наше время под лозунгами либерального консерватизма чаще всего выступают умеренные либералы (аналогичные «консервативным» партиям западных стран), а то и вовсе сомнительные политиканы. Таков закономерный итог истории свободного консерватизма, первые шаги которого столь ярко показаны в монографии В.Н. Шульгина. К сожалению, приходится констатировать: двухсотлетняя история отечественного либерального консерватизма была историей деградации от гениев Карамзина и Жуковского через выдающихся славянофилов и представителей русской религиозной философии к ряду современных маловразумительных фигур. |
|
|
